— Дом ты построил на мои деньги! На мои нервы! И на моей земле! А теперь шевелись отсюда по добру по здорову.

На кухне пахло кофе, жареным хлебом и катастрофой. Алексей сидел за столом, сутулясь над кипой документов, как школьник над контрольной, только вместо двойки ему грозило что-то явно покруче — судя по лицу Марины.

Татьяна Сергеевна стояла у плиты и деловито шебуршала половником в кастрюле. Вид у неё был тот ещё: улыбка на пол-лица и глаза, полные вселенской заботы. Словно у неё на плите варилась не банальная гречка, а какое-то зелье из категории «подпишешься — пожалеешь».

— Лёша, ну давай сюда эти бумажки, я за тебя всё оформлю! — весело сказала Татьяна Сергеевна, вытирая руки о полотенце, как хирург перед операцией.

Алексей неохотно подвинул к ней папку.

— Там в основном ерунда… Перепланировка, узаконить крышу, что-то там ещё… — буркнул он, пытаясь выглядеть умнее, чем чувствовал себя.

На самом деле он в этих бумагах разбирался примерно как кошка в высшей математике. Но ему хотелось верить, что жена и тёща, люди домашние и практичные, сделают всё правильно. Ну как верить… Примитивный инстинкт самосохранения, не более.

Марина, до этого молча тёршая яблоко на тёрке, вдруг резко поставила миску на стол. В глазах её плясали такие молнии, что в комнате ощутимо потеплело.

— А может, мы сами разберёмся? Без мамы? — тихо, но с заметным поддёвом сказала она.

— Ой, Мариночка, не начинай! — вздохнула Татьяна Сергеевна, закатывая глаза так, будто собиралась косплеить экзорциста. — Кто тут у нас с юридическим образованием? Правильно. Я. А вы тут… детский сад на выезде!

Алексей усмехнулся. Вечно у тёщи «я умная, вы — дети малые». Хотя, справедливости ради, однажды её хватило ума на трёхкомнатную квартиру в ипотеку на себя и зятя одновременно записать. Потом, правда, выяснилось, что и платить придётся тоже одновременно.

Так что да, с интеллектом там всё было в порядке. Вот только совесть… уехала в отпуск, не оставив адреса.

Алексей подписал доверенность. Под натиском гречки, материнской заботы и тупого желания не вникать. Ну подписал и подписал. Дом уже почти достроен, участок куплен, деньги вбуханы… Что могло пойти не так?

Оказалось — всё.

Через три недели Алексей стоял в Регистрационной палате, чувствуя себя героем анекдота, где заяц приходит в аптеку за морковкой.

— Вы собственник дома? — вежливо спросила девица в очках, печатая что-то со скоростью автомата Калашникова.

— Ну да, конечно, — пожал плечами Алексей.

— Очень жаль, — вздохнула она и протянула бумагу.

В графе «Собственник» стояла жирная фамилия — Татьяна Сергеевна Полянская. Ни тебе Алексея, ни даже Марины.

Только Полянская. Как знак на кладбище: фамилия, имя, годы жизни…

Алексей на секунду почувствовал, что стоит не на твёрдой кафельной плитке, а на тонком льду. И под этим льдом булькает ледяная вода и тонут его последние нервные клетки.

Он вышел из здания, хлопнул дверью машины так, что заскрипели стёкла, и набрал Марину.

— Марина. Ты дома? — голос его был спокойным, как у киллера в кино.

— Дома. А что случилось? — Марина напряглась.

— Сейчас приеду. Разговаривать будем.

Без матов, по возможности, добавил он мысленно, включая заднюю передачу.

Марина встретила его в коридоре в спортивках и с хвостиком на макушке. Вся такая домашняя, тёплая. Как котёнок. Только котёнок с миной замедленного действия в глазах.

— Ты почему мне ничего не сказала?! — начал он с места в карьер, не снимая обуви.

— А ты что, думал, мама просто так бесплатно всем помогает? — тихо, но зло сказала она.

— Бесплатно? Мать твою… — Алексей сжал кулаки так, что костяшки побелели.

Татьяна Сергеевна появилась в дверях кухни, вытирая руки о полотенце. Тот самый жест. Символ их краха.

— Ой, ну что вы как маленькие! Надо было оформить дом на меня, пока ваши долги не повесили на дом! Это ради вашей же безопасности!

— Нафиг мне такая безопасность, когда я без дома остался?! — взорвался Алексей.

— Не истери! — отрезала тёща. — Будет у тебя дом. Когда жену нормальную найдёшь!

Марина побледнела. Алексей шагнул вперёд, но остановился за долю секунды до того, как сделать то, о чём потом пришлось бы жалеть. Он умел контролировать себя. Ну, почти всегда.

— Я тебе дом построил, а ты меня за спину подсидела, как мышь в продуктовом складе!

— Слушай, герой! — огрызнулась Татьяна Сергеевна. — Дом ты построил на мои деньги! На мои нервы! И на моей земле! А теперь шевелись отсюда по добру по здорову, пока я тебе ещё и машину не отжала!

Марина стояла в углу кухни, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Губы её дрожали.

— Мама, хватит… — прошептала она.

— Что хватит?! — зарычала Татьяна Сергеевна. — Она же тебе жизнь спасла, дурочка! А ты…

Алексей посмотрел на Марину. И вдруг понял — у неё внутри происходит ровно то же самое, что у него. Предательство, потеря, боль. Только выражала она это по-другому: молча, скукожившись, словно желая исчезнуть.

Он повернулся и вышел, хлопнув дверью так, что на пол с грохотом слетела ваза.

И впервые в жизни Алексей понял: семья — это не стены. Это люди. И иногда люди оказываются хуже разбитой вазы.

Прошло два дня. Два. Гребаных. Дня.

Алексей всё это время шлялся по городу, как привидение в командировке. Спал в машине, мылся на заправках, питался буррито из «Пятёрочки» и медленно, но уверенно превращался в существо, на которого санитар в белом халате посмотрел бы с жалостью.

Звонил Марине. Сначала просто звонил. Потом орал в гудок. Потом тупо смотрел на экран. Она не брала.

Татьяна Сергеевна, судя по всему, переживала тяжело — в сторис её Инстаграма появились фотки с ресторана: шампанское, устрицы, подпись «Новоселье!».

Ну да, логично. Чё грустить, когда зятя выписала из жизни как кота из подъезда.

На третий день Алексей сломался. Под дождём, на пороге их дома — уже не его — он давил в звонок с таким упорством, как будто хотел выцарапать себе право на разговор.

Дверь открыла Марина. Вид у неё был такой, что у любого нормального человека первая мысль была бы: «Жив он ещё?..»

Глаза опухшие, волосы как после электрического стула, футболка наизнанку.

— Что тебе надо? — тихо спросила она, голосом, который мог бы заморозить лаву.

— Поговорить. Без третьих лиц, — буркнул Алексей, оглядываясь на случай, если тёща решит выскочить из-за угла с ружьём.

— Проходи, — выдохнула Марина и отошла в сторону.

Алексей шагнул в дом. Тот же запах — кофе, жареный хлеб… и кислое послевкусие предательства.

Они молча сели на кухне. Вторая ваза на полу всё ещё лежала разбитая. Символ их семьи — трогательно истрепанный и никому не нужный.

— Я не знала, что она так сделает, — первой заговорила Марина. — Правда не знала.

Алексей молчал.

Он умел ждать. Особенно, когда на кону было его чёртово достоинство.

— Она сказала, что это временно. Что пока идёт стройка и долги не закрыты, дом нельзя на нас оформлять. И что потом она всё вернёт. Клянусь тебе, я не думала, что она… — Марина вдруг захлебнулась и замолчала.

— Ты мне веришь? — спросила она через секунду.

Алексей медленно поднял глаза.

— Марина. Я теперь даже в ценник на молоке не верю.

Она отвернулась, пытаясь спрятать слёзы, но получилось как-то плохо. Крупная капля скатилась по щеке, и Марина, не вытирая, продолжила:

— Она всегда так делала. С детства. Если я выигрывала конкурс — это потому, что мама «помогла». Если я поступала в универ — это потому, что мама «договорилась». Даже когда мы с тобой встречаться начали, она три дня мне мозг выносила, что ты слишком… — Марина скривила губы. — Слишком простой.

Алексей усмехнулся криво.

— Ну да, я же не олигарх. Даже не блогер.

— Она хотела для меня лучшего, — печально сказала Марина.

— А получилось как всегда, — закончил за неё Алексей.

Минуту стояла тишина.

Густая, как манная каша, в которой застряли все их слова, надежды и обиды.

— Что теперь? — спросила Марина почти шёпотом.

Алексей откинулся на спинку стула. Промокшая куртка с противным звуком шлёпнулась об спинку.

— Теперь всё просто. Либо ты выгоняешь свою мамочку из дома, оформляешь всё на себя, и мы живём нормально. Либо я исчезаю из твоей жизни, как ремень из штанов подростка.

Марина побледнела.

— Ты ставишь мне ультиматум?

— Да. — Алексей смотрел прямо. Без улыбок, без фальши. — Потому что я не хочу быть «приживалой» в доме, который мне обещали. Я хочу быть мужем. Или никем.

Марина закрыла лицо руками.

— Она не уйдёт… Ты её знаешь. Она здесь хозяин. Всегда была. Даже когда мы поженились — ты видел, кто заказывал ресторан, кто решал, в каком платье я буду…

— Видел, — кивнул Алексей. — Тогда я думал: да ну, мелочи. Главное — что ты со мной. А теперь понимаю — главное было другое. Главное — чтобы ты хотела быть со мной, а не с мамой в комплекте.

Марина вскинула голову. Глаза налились слезами, но голос стал жёстким:

— И что ты предлагаешь? Забрать меня в подвал и кормить хлебом и водой?

Алексей фыркнул.

— Нет. Я предлагаю тебе сделать выбор. Либо твоя жизнь — твоя. Либо живи дальше в режиме «мама лучше знает». Но без меня.

Он встал.

Медленно, тяжело. Словно каждое движение давалось через силу.

— А ты что выбрал? — спросила Марина вдруг, хрипло.

Алексей обернулся в дверях.

— Я выбрал себя. Потому что если я сам себя не выберу — никто не выберет.

И ушёл.

На улице всё ещё моросил дождь. И было так противно и холодно, что Алексей подумал: если в аду есть своё метео-отделение, то оно примерно такое.

Он зашагал к машине. Спина болела, голова раскалывалась, а в груди ныло так, как не ныло даже в день, когда отец ушёл к соседке.

Тогда он тоже понял: если хочешь, чтобы тебя любили, сначала сам себя не теряй.

Через три дня Алексей снова стоял у этого дома.

Нет, не «своего». И не «нашего». Теперь он честно называл его в голове берлогой Татьяны Сергеевны.

Стоял и курил, хотя бросил ещё два года назад. Но сейчас было наплевать. Потому что внутри всё горело, и эта маленькая смердящая сигарета хотя бы делала вид, что помогает.

Марина позвонила сама. Голос у неё был странный: сухой, будто выжатая тряпка.

Она сказала: «Приходи. Нужно поговорить».

Ага. Конечно. Щас мы тут все усядемся за круглый стол, возьмёмся за руки и запоём гимн здравому смыслу… — мрачно подумал Алексей и затушил окурок о подошву.

Дверь открыла сама Татьяна Сергеевна. В халате цвета «я молода и успешна», с улыбкой крокодила на пол-лица.

— О, кто к нам пришёл! Бездомный по объявлению! — пропела она, скрестив руки на груди.

Алексей посмотрел на неё так, что у нормального человека волосы бы выпали в тапки.

— Пустите Марину, — коротко бросил он.

— Она сама решит, что ей делать, — холодно отрезала Татьяна Сергеевна и сделала театральный жест в сторону кухни. — Проходи. Поговорим.

Алексей зашёл. Его словно окатило ледяной водой.

Марина сидела за столом. Перед ней — два пакета. Один — с её вещами. Второй — с его. Всё было уложено аккуратно, как на конкурс «Лучшее изгнание года».

— Я решила, — тихо сказала Марина, не поднимая глаз.

— Я остаюсь здесь. С мамой.

Щелчок. Внутри у Алексея что-то отломилось.

— Серьёзно? — голос его был странно спокойным. — То есть мы — вот это вот всё… — он махнул рукой, обрисовывая годы вместе, свадьбу, рождение сына — это было так, побаловаться?

— Не побаловаться… Просто… я боюсь, — прошептала Марина.

Татьяна Сергеевна снисходительно улыбнулась, словно уже начала планировать, где поставит новый комод из ИКЕА.

— Боится она! Правильно делает! С тобой только в коммуналку и ехать!

Алексей встал перед ней. Близко. Так близко, что мог разглядеть мелкие морщинки у глаз — следы от бесконечной злобы, выгоревшей на солнце лет.

— Вы гордитесь собой, да? — тихо спросил он.

— Очень. — Татьяна Сергеевна приподняла подбородок. — Я спасаю дочь от жизни с человеком, который ничего не может дать.

Алексей усмехнулся.

Так, что мороз пробежал бы даже по коже с бронзовым загаром.

— А вы когда-нибудь слышали про бедность душевную? Вы в ней чемпион, поздравляю.

Тёща захлопала глазами. Обида вскипела на лице, как суп на плохом плите.

— Проваливай, Алексей. Ты нам больше не нужен. — сказала она с напускным спокойствием, но в голосе дрожал ледяной укол.

Алексей повернулся к Марине.

— Ты правда так думаешь?

Девушка медленно кивнула.

И тогда Алексей, не раздумывая, взял свой пакет, развернулся и вышел.

Он не хлопнул дверью. Не закричал. Не разбил посуду о стену, хотя очень хотелось.

Нет. Он просто ушёл.

Навсегда.

Прошло три месяца.

Алексей снял квартиру в старом доме на окраине. Делал ремонтик сам, матерясь на всё на свете и вспоминая, как он раньше строил свою жизнь, как дом из песка.

И знаете что? Постепенно стало легче.

Он завёл собаку. Купил себе новые ботинки. И впервые за долгое время почувствовал, что живёт для себя, а не для кого-то, кто будет потом бросать его, как старую перчатку.

Марину он видел случайно — в супермаркете.

Она шла с пакетами, а рядом вцепилась в её руку Татьяна Сергеевна, которая раздавала ценные указания:

«Возьми майонез жирный, твой вонючий диетический всё равно никто есть не будет!»

Марина выглядела постаревшей лет на десять.

Но Алексей даже не остановился.

Пусть теперь сама варится в том, что выбрала.

Он шёл дальше.

Прямо. Без оглядки.

Финал.

Оцените статью
— Дом ты построил на мои деньги! На мои нервы! И на моей земле! А теперь шевелись отсюда по добру по здорову.
«Она давно потеряла упругость фигуры»: Певице Могилевской 46 лет, она похвасталась перед поклонниками фотографией в боди