— Ой, ты представляешь, Люсь, они снова приехали! С чемоданами! Без звонка, без предупреждения. Словно это не мой дом, а их дачный филиал! Я ж чуть в драку не полезла…
— Ну ты же понимаешь, это же родовое гнездо! — Анна Павловна громко втянула носом воздух, оглядываясь на деревянную террасу. — Алексей тут вон каким рос! Его отец своими руками здесь…
— Стоп, — Ольга подняла ладонь, словно гаишник на трассе. — Здесь — это не тут. Дом, где он «вот каким» рос, был в Сызрани. А это — дом в Подмосковье. У озера. Который я купила. На свои деньги. В прошлом мае. Помнишь?
— Ну-ну, — свекровь дернула плечом и сунула на стол мокрый зонт, оставив разводы на свежем дереве. — Купила… Это ты пока при бумажках. А по совести — это семейное.
Ольга стиснула зубы. Она уже пожалела, что предложила кофе. Хотя, честно говоря, и не предлагала — это Алексей, как всегда, между двух огней, пролепетал: «Мам, ты пока посиди, Оля сейчас кофейку сделает». Вот и стоит теперь на кухне — молчит, как каменный идол, греет чашки в микроволновке, как будто от них зависит его личное счастье.
— Слушай, — Ольга наклонилась ближе к Анне Павловне, — давай без этих цирков. Это не квартира на Преображенке, которую нам «переписали по доброте». Это мой личный загородный дом. Я его купила, оформила, я за него плачу. Всё. Конец. Дальше начинается территория личных границ, которых, кажется, у некоторых — катастрофически не хватает.
Анна Павловна задышала громче, как старая стиральная машина на отжиме.
— С тобой невозможно разговаривать, — процедила она сквозь зубы. — У тебя всё деньги да документы. А у нас, между прочим, семья! Сын. Внуков, между прочим, ты не родила — так хоть бы в дом пустила нормально.
С этого места Ольга встала. Медленно, демонстративно, со скрипом стула.
— Вот это сейчас было… сильно. Прям как по учебнику пассивной агрессии. Но ты знаешь что, Анна Павловна? Если ещё раз кто-то скажет мне, что я что-то «должна» за свои же деньги — я просто возьму и выставлю счёт. На проживание. Справедливо же?
— Ах ты!.. — свекровь аж покраснела. — Да ты вообще с ума сошла! Кто тебя воспитан-то так?!
— Мама, хватит! — наконец-то подал голос Алексей, но таким тоном, как будто просит обе стороны помолчать, а не чётко занимает позицию. — Ну зачем вы ссоритесь? Это же глупо. Мы же семья…
— Ну да, — фыркнула Ольга, — «мы же семья», когда удобно. А когда нужно заткнуться и отдохнуть в своём доме — так и начинается: «родовое гнездо», «семейное», «сын вырос». Пусть тогда и ипотеку платили всей «семьёй», раз так. Или ты мне скинулась на кухню, Анна Павловна?
— Ты вообще неблагодарная, — свекровь резко встала. — Всё у тебя — бумажки, границы, личное пространство! А вот у нас раньше… мы жили одной большой семьёй! И никому в голову не пришло выгонять мать мужа!
— А у нас сейчас не раньше. У нас сейчас — Ольга Викторовна. И свой закон. И терпение, между прочим, не бесконечное.
Дом у озера был Ольгиной мечтой ещё с двадцати пяти. Тогда, правда, казалось, что будет кто-то рядом, кто эту мечту поймёт, поддержит, кто сам возьмёт рулетку, будет спорить с мастером по веранде, ругаться с сантехником… Но в реальности всё было иначе: рулеткой мерила она, спорила она, а Алексей… ну, он же художник по жизни. Он «не про это».
Ремонт длился полтора года. И когда наконец-то всё застеклили, поставили кухню, уложили доску на террасе — она заплакала. От усталости и от счастья. А потом приехала Анна Павловна. Без звонка. С пирожками (да-да, пусть без этого слова, но увы). И с Иринкой — сестрой Алексея.
— Ой, ну дом-то у вас шикарный! — сразу с порога начала Ирина, будто уже писала объявление для Авито. — Участок ровненький такой. Слушай, а ты его на кого оформила? На себя? Или на Алексея? А то у меня знакомая в похожей ситуации — потом всё через суд делила…
— На себя, конечно, — спокойно ответила Ольга, — я же покупала. Кредит, налоги, расписка от продавца — всё на моё имя. Алексей не возражал.
— Да какая разница! — встряла Анна Павловна. — Он же муж. Значит, по сути, всё общее. Я вот считаю, что вы обязаны нас сюда звать. Это же дача. Общая. Тут даже место для мангала так и просится.
— Мангала не будет, — сухо ответила Ольга. — И приглашать мы обязаны только тех, кого хотим видеть. А вы приехали без предупреждения. Это не ок.
— Что за «не ок»? — Анна Павловна почти зарычала. — Это ещё что за манеры? Это не хостел тебе и не отель! Это — дом семьи! Тут Алексей — глава. А ты — должна…
— Всё. Хватит, — Ольга подняла руки, — Алексей, иди сюда. Скажи: ты глава семьи?
— Ну, я… — замялся он. — Ну, мы же вместе…
— Хорошо. Тогда, как глава, объясни своей матери, что она не может приезжать сюда без предупреждения. А сестре — что это не «общая» дача. Или сам собирай вещи и езжай с ними в Сызрань.
— Оль, ну ты чего… — он растерянно посмотрел то на неё, то на мать. — Ну зачем так жёстко…
— Потому что мягко уже не работает.
— Ты ведь знала, за кого выходишь, — Анна Павловна выстрелила эту фразу на прощание, уже стоя в дверях. — Алексей у нас мягкий. Его сломать легко. А вот я — не дам. Учти.
— А я знала. — Ольга чуть улыбнулась. — И поэтому дом купила сама. Чтобы не быть ни от кого зависимой.
— Сама, говоришь? — свекровь кивнула. — Посмотрим, как ты сама справишься, когда начнётся настоящее. Когда не пирожки, а суды. Не семейные посиделки, а делёж. Вот тогда и посмотрим, чья ты.
После их ухода в доме повисла тишина. Алексей пошёл разбирать капсулы для кофемашины — нервничал. Вечером он промямлил, что «мама не со зла», а Ира «просто хотела как лучше». Ольга промолчала.
А через неделю… Они снова приехали. С сумками. Без звонка.
— У тебя ж, вроде, отпуск, — бодро сообщила Анна Павловна, — мы решили на недельку остаться. Я супа наварила, Ира полотенца привезла. Куда нам тут разложиться?
Ольга смотрела на них молча. Потом, не говоря ни слова, подошла к шкафу, достала спортивную сумку, вывернула на пол плед, зубные щётки, старые газеты. Расстегнула молнию. Подошла к Анне Павловне.
— Собирайтесь. У вас десять минут. Или вызываю полицию — за самозахват жилой собственности.
Анна Павловна побледнела.
— Ты это… серьёзно?..
— Абсолютно.
Дверь хлопнула. Алексей сидел на краю кровати, держась за голову. Ольга мыла полы — с остервенением, как будто оттирала не грязь, а следы прошлого. Она больше не собиралась прогибаться. Даже если придётся остаться одной.
Ольга швырнула в сумку ноутбук, зарядку, два платья, кеды и хлопнула молнией, как будто ставила точку в предложении «Хватит жить как сожительница в собственном доме».
Алексей лежал на диване и смотрел в потолок. Молча. Даже не шевельнулся, когда она хлопнула дверцей шкафа и вытряхнула из ящика его трусы, чтобы освободить место под своё бельё.
— Ты вообще собираешься что-то сказать? — спросила она, не поворачиваясь. — Или опять промолчишь, пока твоя мать будет командовать парадом?
Он шевельнул плечом.
— Я не знал, что они приедут.
— А когда узнал — что сделал?
— Ну… я не успел. Они уже были в электричке.
— Конечно. А ты в это время опять капсулы для кофемашины разбирал?
Он не ответил. Просто встал и пошёл на кухню. Типичная стратегия Алексея: спрятаться на другой территории, где разговор невозможен — либо потому что чайник шумит, либо потому что «вода закипает», либо потому что у него «мозги кипят».
Когда Ольга уехала, было глухо. Ни прощаний, ни истерик, ни громких фраз. Просто вышла и поехала к подруге Люське — той самой, что ещё в университете предупреждала:
— Он не будет против. Он просто не будет ЗА. Это хуже.
Люся жила в двухкомнатной, с мужем-аллергиком и рыжим котом, который царапался за просто так. Но когда Ольга с чемоданом появилась у двери, подруга даже не задала лишних вопросов.
— На сколько? — только и спросила она, убирая одеяло с дивана.
— Пока не уберут табличку «Проезд родственникам открыт» с моего крыльца.
— То есть навсегда?
— Очень может быть.
Первые два дня были даже почти хорошими. Ольга высыпалась, ела по расписанию, читала. Потом начались звонки.
Сначала Алексей.
— Оль, ну ты где вообще? Дома пусто.
— Где я — там и дом, — спокойно ответила она.
— Это же наш дом…
— Вот и иди спроси у «наших», как они там устроились. Ключи у них, чай — свой заваривают.
— Ты же понимаешь, что мама теперь разнесёт всем, что ты нас выгнала?
— Пусть. Главное, чтобы разнесла себя из моей спальни.
Через день позвонила Анна Павловна. Звонок с неизвестного номера. Но голос — знакомый до дрожи.
— Ну ты и устроила цирк, — процедила она. — Позор на всю округу.
— Анна Павловна, вы понимаете, что залезли в чужой дом без разрешения?
— Ты — не чужая! Ты жена моего сына! Это ты чужая — себе. Холодная, карьеристка, эгоистка.
— А вы — гостья без приглашения. Кстати, можете нагуглить статью по самозахвату. Будет вечернее чтиво.
— Ты угрожаешь?
— Нет. Я предупреждаю. В следующий раз будет участковый.
— Неблагодарная… — буркнула свекровь и повесила трубку.
А на третий день позвонил нотариус.
— Ольга Викторовна? Вы по-прежнему интересуетесь покупкой соседнего участка?
— Ну, в целом да. А что?
— Была встреча с Анной Павловной. Она пыталась узнать, на кого оформлен ваш дом. Под предлогом, что у вас «семейный конфликт и она хочет разобраться, чтобы избежать суда».
— Суд?.. — переспросила Ольга, но внутренне не удивилась.
— Я ей, конечно, ничего не сказал. Но считаю нужным вас предупредить. Вам стоит быть осторожнее.
На пятый день в дом снова приехала Ирина. На этот раз — с мужем и двумя детьми. Все с вещами.
— Мы решили пожить немного, — бодро сообщила она Алексею. — Воздух хороший. Озеро. Простор. Мы тут поняли, что давно хотели отдохнуть. Всё равно это же «ваш» дом.
Алексей только кивнул. Он уже не спорил. Он смирился. Как человек, которого вытащили в море на матрасе и оставили без вёсел.
Именно тогда Ольга и решила: будет суд. Если они хотят поиграть в «а кому что принадлежит» — не вопрос. Она в этом бизнесе зубы съела.
На шестой день она вернулась. Не одна. С адвокатом.
— Господа, добрый день, — вежливо сказала она, входя в дом, — у вас есть пятнадцать минут на сборы. Ирина, Андрей, дети — все. Списки жильцов — вон туда. Фотофиксация пошла. Вас уведомили.
— Ты что творишь?! — заорала Ирина. — Это самоуправство! Это наш семейный дом!
— Нет. Это моя частная собственность. И вы в ней — незаконно.
— Алексей, скажи ей! — закричала она. — Это же твой дом тоже! Ты муж!
Он встал. Помедлил. И тихо сказал:
— Я ей помогал с проектом. Но покупала она. Все документы на неё. Я в них не значусь. И я… я не против, чтобы вы уехали.
Тишина повисла в воздухе, как до грозы. Густая, липкая, почти гудящая.
— Ах вот как… — выдавила Анна Павловна, — значит, ты… подкаблучник… Свою мать предал?
— Я просто устал, мама. — Алексей опустил голову. — Я хочу жить. Без скандалов. Без внезапных вторжений. С женой. В покое.
— Понятно. — Свекровь схватила сумку и рванула к двери. — Вот и живите. Пока не разведётесь.
— Не разведёмся, — отчётливо сказала Ольга. — Но теперь я точно знаю, с кем мы больше не встретимся в моём доме.
Когда машина с Анной Павловной и Ириной скрылась за поворотом, Ольга стояла на крыльце и курила. Да, она не курила уже семь лет. Но сейчас — позволила. Потому что внутри был вулкан. Она не проиграла. Но и не победила. Потому что битва только начинается.
— Так ты теперь с участковым живёшь? — фыркнула Анна Павловна по телефону через неделю. — Это у тебя новый стиль общения с семьёй?
— Да, Анна Павловна, — с ледяным спокойствием ответила Ольга. — Участковый, адвокат, и теперь ещё охрана. Надеюсь, всё устраивает.
— А ты не боишься, что одна останешься? Что тебя просто бросят, когда ты станешь никому не нужна?
Ольга на секунду замерла. Не от страха — от раздражения.
— Это вы про себя? — уточнила она. — Или прогнозируете мою старость?
Свекровь захлопнула трубку.
Тишина продержалась ровно десять дней.
На одиннадцатый пришло заказное письмо. Из МФЦ. Запрос на «совместную собственность» от Анны Павловны. Приложения: справка о браке Ольги и Алексея, распечатка фотографий с семейных праздников, и — внимание — свидетельство о рождении Алексея. Мол, «сын имеет равные права на имущество супруги».
— Да что же это за маразм, — выдохнула Ольга, листая бумаги. — Они реально думают, что если я замужем, то у них теперь абонемент на всё, что я покупаю?
— Они не думают, — ответил адвокат. — Они давят. Это такая стратегия: достать, сломать, вынудить отдать. Добровольно или по глупости. Типичная схема.
— Ну, пусть подавятся, — процедила она. — Но я эту войну выиграю.
Алексей тем временем пытался наладить быт. Впервые за долгие годы он сам мыл посуду, выносил мусор и даже постирал — по ошибке запустив белое с красным. Получился лёгкий розовый гардероб. Ольга промолчала. Потому что ей уже было всё равно, кто и как там стирает.
— Я не хочу терять тебя, — тихо сказал он однажды ночью, когда она сидела с ноутбуком и листала проекты.
— Поздно. Ты уже потерял что-то важное. Моё доверие.
— Но я ведь с тобой…
— Ты со мной, когда удобно. А когда твоя мама с чемоданами — ты в кустах. Или на кухне.
Он не ответил. Просто ушёл спать.
Кульминация наступила внезапно.
В субботу, в девять утра, в дверь позвонили. Ольга открыла — и увидела Анну Павловну. В костюме. С косметикой. С адвокатом.
— Мы пришли обсудить имущество, — заявила свекровь, словно речь шла о разделе шкафов на даче, а не о посягательстве на чужую собственность.
— А вы точно не ошиблись адресом? Здесь нет имущества. Здесь есть мой дом. Купленный на МОИ деньги. Без вашей фамилии в документах.
— Ты забываешь, что это семья! — повысила голос Ирина, которая появилась из-за спины. — У нас общие дети, традиции, корни!
— А ещё у нас есть уголовный кодекс и понятие «нарушение частной собственности», — резко сказала Ольга, нажимая кнопку на пульте охраны.
Через семь минут приехал наряд. Анна Павловна кричала, Ирина снимала на телефон, адвокат хлопал папкой и что-то бурчал себе под нос.
Ольга стояла у калитки и держалась за спинку скамейки. Её трясло. Не от страха. От усталости. От тошноты. От того, что человек, которого она когда-то уважала, сегодня пытался отнять у неё не просто дом — а право на свою жизнь.
— Вы в своём уме? — спросил один из охранников. — Это же её частная территория. Уходите, иначе будем оформлять.
— Мой сын там живёт! — заорала Анна Павловна. — Он имеет право!
— Её имя в ЕГРН. Её деньги. А сын ваш — просто муж. Это не даёт права привозить сюда весь табор.
— Да пошли вы все! — заорала Ирина, хватая мать под руку. — Пошли, мам, тут одна сектантка.
Вечером того же дня Ольга сидела на полу в зале, пила крепкий чай и смотрела в окно. Алексей сидел напротив. Молчал.
— Завтра я подаю на развод, — сказала она.
Он вскинул голову.
— Что?
— Я устала быть опекуном тряпки. Мне нужен партнёр, а не человек, который всё время «не знал» и «не вмешивался». Ты сам не живёшь — и другим не даёшь.
— Оля, но…
— Не надо. Не унижайся. Мы прожили несколько лет. И всё это время ты жил с мамой в голове. Не со мной. Я хочу быть одна. Хотя бы в своём доме. И хотя бы без посторонних чемоданов.
Он встал. Помедлил. Подошёл. Хотел взять её за руку — она отдёрнула.
— Собери вещи к утру. Без сцен. Я не выгоняю. Я отпускаю.
Через неделю он съехал. Снял квартиру в городе. Позже звонил. Писал. Извинялся. Но было поздно. Потому что в какой-то момент женщина понимает: хуже одиночества — только жить в стае, где ты — добыча.
Весной, уже через полгода, Ольга снова поставила в доме новое кресло. Солнечное, жёлтое, как лимонный сорбет. И больше никто, кроме неё, не открывал эту дверь без звонка. И никто не называл этот дом «семейным». Он был её. И это было лучше любого брака.
