— Машину ты купила, Светлана, это никто не спорит. Но ты замужем. А в браке, извини, всё общее. Даже если оно тебе нужнее, чем Вере на фотозону.
— Тогда продай свои почки, Андрей. Они у тебя две. А мне — одна машина. И то не новая.
Кухня, утро, кофеварка бурлит как старая сплетница, Андрей сидит в майке, в которой он однажды красил стены и с тех пор считает её «удобной». Светлана, аккуратная, собранная, в гладкой рубашке и брюках, размазывает по тосту авокадо — не для понтов, а потому что давление скакнуло.
— Свет, присядь, — Андрей зевает. — Надо обсудить важное.
— Только не про глисты у Вали и не про то, что курица подорожала. — Светлана ставит чашку с кофе. — Что-то посерьёзнее, да?
— Вера выходит замуж, ты знаешь.
— О, серьёзно? А что, уже нашла нового спонсора?
— Свет… — Андрей почесал затылок. — Нам надо помочь.
— Это она вам помогает — своей свадьбой. Хоть на один день отвлечёт от вечной тоски у вашей мамаши.
Андрей закашлялся, потом вдруг встал, подошёл к окну, будто он в кино. Светлана почувствовала — сейчас будет бред.
— Вера мечтала о «Золотом Бумере».
— Пусть и дальше мечтает. Я вот мечтала о муже с позвоночником.
Он вздохнул с таким трагизмом, будто она предложила ему продать его PlayStation.
— Свет, у тебя машина. Неплохая. Мы её можем продать. Купим Вере подарок от всей семьи.
— От всей семьи? Ты серьёзно? Мою машину — и ей? С чего вдруг?
Андрей покраснел. Начал мяться.
— Ну… ты же понимаешь. Вера — младшая. У неё никогда ничего не было.
— У неё было: папа — твой отец, мама — твоя мама, а потом ты. И вы все ей пели дифирамбы с детского сада. Ещё одна кукла — и психика Веры окончательно рухнет.
Он сел. Потупился.
— Мама говорит, что ты слишком эгоистична. Что ты никогда не делилась.
— Мама твоя говорит много. Особенно, когда ей не затыкают чайником. — Светлана встала. — Я вкалывала три года, чтобы купить эту машину. Без твоих «одолжи до зарплаты». Она — моя. Как и моё решение: нет.
Андрей замолчал. Лицо у него стало деревянным.
— Тогда ты сама вынуждаешь меня выбирать.
— О, давай, выбирай. Между женой и человеком, который выклянчил у мамы на ботокс.
Тут он встал, хлопнул ладонью по столу:
— Вера — семья. Настоящая. А ты — просто…
— Договори, Андрей. Очень хочется услышать, что я «просто баба с машиной». Вот прямо скажи.
Он отвернулся, будто осознал. Светлана смотрела на него с таким же выражением, как врач на пациента, который в третий раз сунул вилку в розетку.
— Ну и как ты это себе представляешь? Я продаю свою машину, чтобы на свадьбе блеснуть золотым БМВ, а потом еду на маршрутке с кульком картошки?
Андрей молчал. Неловко почесал живот.
— Ты не понимаешь. Это важно для Веры. Ей обидно, что никто не помогает.
— А мне не обидно? Что муж у меня — без хребта. Что мама твоя, Нина Петровна, зовёт меня «эта» даже после восьми лет брака?
Молчание. Кофеварка прыснула остатки. Светлана схватила ключи.
— Знаешь что, Андрей? Раз ты не муж, так хоть таксистом поработаешь. Подвези до работы.
— Свет, не начинай…
— А я и не начинала. Я заканчиваю.
Вечером Светлана пришла домой поздно. Андрей сидел в зале. Тишина была такая, что можно было услышать, как у соседей справа опять упал шкаф.
— Ну и что? — спросила она, проходя мимо. — Уже заказали банкет? Или ждёте, пока я перекину деньги с продажи?
Он не ответил. Только протянул листок. Письмо от мамы. В нём было всё: «Ты обязан», «Она заслуживает», «Светлана не та женщина, которая тебя понимает».
— Ты серьёзно? — Светлана прошла на кухню, развернула письмо, прочитала вслух:
— «Машина — это всего лишь железо. А сестра — кровь. Светлана пусть поймёт, что в браке есть жертвы.»
Она повесила письмо на холодильник, прикрепив магнитом с Кисловодска.
— Отлично. Пусть Вера читает. Когда наедается икрой в новом БМВ.
— Ты не оставляешь выбора, Свет. — Андрей смотрел в пол.
— И не надо. Выбор я сделала за тебя.
Светлана пошла в спальню, схватила сумку. Пакет с документами. Достала один — копию ПТС.
— Машина записана на меня. Всё. Закрыли тему. Хочешь подарить Вере что-то ценное — отдай ей себя. С потрохами. С маминым мнением и твоим вечным «ну мы же семья».
Он побледнел.
— Свет…
— Завтра я съеду. Мама твоя будет в восторге. Одним невесткой меньше — одним золотым БМВ больше.
Ночью Светлана не спала. Слушала, как в соседней комнате Андрей что-то набирает по телефону.
— Да, мам… Нет, она совсем с ума сошла…
— Да не знаю, где искать деньги…
— Да, если продаст — подаёт на развод…
И вот тогда она поняла: он не потеряет её. Он потеряет единственную женщину, которая всю жизнь его вытаскивала — морально, материально, эмоционально. Но так этого и не осознает.
Утром она написала заявление о разводе.
***
Утро после заявления на развод — это не кофе с круассаном, а звонок из ЖЭКа с напоминанием о задолженности за капремонт. Светлана встала не потому, что выспалась, а потому что рядом на подушке был пустой след. Андрей уехал к маме — предсказуемо, как реклама «Флебодиа» в вечернем кино.
В квартире стало… легче. Тихо. Чисто. Даже тапки его вонючие — и те исчезли. Но на полке осталась чашка: скол на краю, тёмный ободок, и странный, въевшийся запах обиды. Она взяла её, выкинула в ведро. Громко. С удовольствием.
В дверь позвонили. Светлана открыла — на пороге стояла Нина Петровна. Во всём чёрном. Будто на похороны шла. Хотя, может, так и есть — провожать остатки здравого смысла.
— Где он? — холодно, как в морге.
— У себя на коленках, — не моргнув, ответила Светлана. — А вы что, по привычке — проверку делать?
— Свою квартиру, между прочим, я отдала ему!
— Так забирайте его с квартирой. И повесьте прямо над телевизором. Пусть кланяется вам каждый час.
Нина Петровна зашла без приглашения — в лучших традициях командиров СМЕРШа. Встала в центре, глянула на стены.
— Холодно как у собаки. Не по-женски.
— Не по-женски — это требовать продать машину ради понтов на свадьбе.
— Тебя никто не заставлял! Ты сама довела до развода!
Светлана засмеялась — нервно, громко, даже чуть хрипло.
— Ага. И сама же вложила в него восемь лет, платила за ипотеку, за его долги, выслушивала его нытьё, вытирала вам нос, когда вы снова забывали, как зовут мою мать!
— Ты никогда не была частью нашей семьи! — вскинулась свекровь. — Ты была как будто… гостьей!
— Ага. Только гостья, между прочим, туалет вам чинила, когда прокладка потекла.
Нина Петровна подошла ближе. В её глазах — смесь презрения, жалости и вечного чувства превосходства.
— Ты просто завидуешь. У Веры — семья, свадьба, забота. А ты — что? В сорока лет ближе к одиночеству, чем к счастью.
Светлана посмотрела в глаза и вдруг сказала:
— А знаешь, что страшнее одиночества? Быть с человеком, и всё равно чувствовать себя одной.
Нина Петровна отступила. Молча. Потом вдруг резко:
— Машину всё равно отсудим!
— Попробуйте. Сначала найдите судью, который сочувствует «золотым бумерам». Удачи. Если что — у меня документы в порядке. Как и голова.
Свекровь ушла. На ходу задела вазу, та упала и разбилась. Светлана не подняла. Пусть валяется. Символично.
Прошло три недели. Светлана сняла однокомнатную — маленькую, но свою. Без «маминой кухни» и бесконечных напоминаний о том, кому она должна быть благодарна. Переезд был шумный, с носильщиками, с коробками, с выкриками «осторожно, хрупкое!». Один из грузчиков, парень лет тридцати, усмехнулся:
— А бывший поможет с мебелью?
— Бывший помогает только с разрушениями, — ответила она. — А с мебелью я сама справлюсь.
Первую ночь она заснула с мыслью: Свобода — это когда никто не ждёт, что ты сожжёшь себя ради чужого удобства.
На выходных она поехала за продуктами. У торгового центра — роскошный золотой BMW. С бантом. С ленточкой. И с ВЕРОЙ — в коротком белом пальто и на каблуках, как будто её растили для показа свадеб в кредит.
Светлана притормозила, вышла из своей машины — пусть старенькая, зато своя. Прошла мимо. Не останавливаясь. Но Вера заметила.
— А! Светка! Привет! — выкрикнула она, как будто окликала дворнягу.
Светлана обернулась, медленно подошла. Вера сияла.
— Ну чё, как тебе, а? Это Андрей мне взял!
— Он тебе машину подарил? — удивилась Светлана. — Ну, поздравляю. А самому на чём ездить?
— Да он пока пешком. У него… сложный период.
— Ага. Восемь лет «сложного периода» — не каждый выдержит.
— Свет, ты не обижайся. Ты просто… не подходишь ему. Ты слишком…
— Независимая? С характером? С машиной? — усмехнулась Светлана.
— Вот-вот, — оживилась Вера. — Слишком с характером.
Светлана кивнула. Потом сказала:
— Ты только аккуратней с ним. Он любит давить. Особенно, когда что-то хочет.
— Он просто… романтик. Он хочет, чтобы всё было красиво.
— Он хочет, чтобы всё было за счёт других.
С этими словами Светлана пошла обратно к своей машине. Села. Закрыла двери. И — впервые за месяц — включила музыку погромче. Танцевальный трек девяностых. Глупый. Весёлый. Освобождающий.
На следующей неделе пришло письмо — от адвоката Андрея. «Имущественные претензии. Машина — спорный актив, нажитый в браке.»
Светлана посмотрела на лист. Взяла ручку. Подписала встречное заявление: «Претензии не признаю. Все документы — в наличии. Желаю удачи в жизни и в суде.»
Потом добавила приписку от руки:
«И передайте Вере — БМВ не спасает брак, если за рулём — тряпка.»
Следующая встреча с Андреем состоялась в суде. Он пришёл с мамой. Она — с адвокатом.
— Ты ради машины всё это затеяла? — прошипел он перед заседанием.
— А ты ради машины всё потерял, Андрей. Даже себя.
Он попытался улыбнуться. Жалко. Жалобно. Но всё, что осталось — это мятая рубашка и взгляд человека, который сам себя поставил на распродажу, но скидку никто не дал.
На выходе из суда Светлана почувствовала, что дышит по-другому. Глубже. Свободней.
И тут раздался звонок. Номер незнакомый.
— Алло?
— Светлана? Это Елена, подруга по универу. Слушай, я тут развод пережила. И знаешь, как говорят? Женщина, которая смогла уйти от идиота, — непобедима. У тебя как?
Светлана улыбнулась.
— Я? Я только начала побеждать.
***
— Это ты продала мою гитару?! — истерично кричал Андрей, стоя на пороге её новой квартиры, с волосами, как будто он боролся с феном и проиграл.
— Она твоя? — Светлана медленно подняла бровь. — Ты на ней играл три раза за восемь лет. Два из них — на Новый год, когда был пьян.
— Это была память! Это был ПОДАРОК от дяди Вити!
— Ну, может, тогда пусть дядя Витя приедет и заберёт тебя тоже? Я теперь ничего лишнего не храню.
Он стоял в куртке, в мятом свитере, с глазами, полными паники. Неужели только сейчас дошло? Что всё. Что некуда возвращаться.
— Я не понимаю, — пробормотал он. — Как ты могла вот так просто всё оборвать?
— Не просто. Медленно. Годами. Каждый раз, когда ты спрашивал: «Ты чего опять злишься?» — и я молчала.
Андрей опустил глаза. Было что-то жалкое в том, как он теребил ремень своей сумки, как будто ждал, что сейчас всё вернётся обратно.
— А если бы я… ну… не просил про машину? — выдохнул он, будто хватался за последнюю мысль.
— Тогда был бы другой повод. Ты всегда находишь способ сломать всё, что строим. Ты и твоё «мамочка сказала».
Он шагнул вперёд.
— Я скучаю.
— По кому? По мне? Или по машине, которая тебе больше не светит?
Светлана посмотрела на него. Долго. Сколько лет она верила, что он просто «потерянный», что можно «вдохновить», «поддержать», «переждать кризис»? Оказалось — она просто жила в чужом сценарии, где её роль была — обслуживать чужие желания.
Он пошёл на кухню без приглашения. Старые привычки — как тараканы, не умирают. Увидел новый холодильник.
— Это тебе кто купил?
— Свобода. Знаешь, хорошая штука. Платит лучше, чем ты.
Андрей шумно выдохнул. Повернулся, облокотился о стену. Минуту молчал.
— Ты ведь не выйдешь замуж снова, да? — спросил, не глядя.
— Уже боишься, что не у кого будет попросить холодильник к юбилею мамы?
Он смотрел на неё с таким взглядом, будто она у него последний бутерброд отобрала. С икрой. С красной.
— Свет, а вдруг ты пожалеешь?
— Жалеют те, кто не попробовал. А я попробовала жить с тобой. Спасибо, больше не надо.
И тут случилось странное. Он улыбнулся. Как-то гадко. Снисходительно.
— Всё равно ты одна останешься. Такие, как ты — с характером, с амбициями — их боятся.
— Ну вот и замечательно, — Светлана взяла свою чашку с кофе. — Значит, в следующий раз точно не ошибусь.
Он хлопнул дверью.
Она не побежала. Не всплакнула. Не позвонила подруге, не кинулась жаловаться в чат поддержки брошенных жен. Она просто… допила кофе.
Прошёл месяц. Светлана сменила фамилию. На девичью. Отрезала волосы. Устроилась на новую работу — с перспективой, хоть и в 47 лет.
Иногда ей звонила Вера. Просила «не давить на брата в суде».
— Он, между прочим, начал пить, — с укором говорила она, будто Светлана продала не машину, а печень.
— Тогда ты знаешь, что подарить ему на день рождения. Алкотестер и справочник психотерапевтов.
И вот — финал.
Светлана сидела в машине. В своей. На парковке нового офиса. Открыла окно. Дышала.
На соседнем сидении лежал пустой конверт — от суда. Развод оформлен. Всё. Пункт.
В телефоне — сообщение:
«Ты правда всё ещё считаешь, что поступила правильно?»
Она нажала удалить. Не ответила. Зачем? Ответ она уже себе дала.
Сзади посигналили. Кто-то спешил. Она тронулась с места.
А в голове крутилась только одна фраза:
«Когда ты отпускаешь тех, кто тебя не ценит — ты не теряешь. Ты возвращаешь себе себя.»
