— Я тебя спрашиваю в последний раз, Наташа, где деньги?! — Вера Ивановна стояла в дверях кухни с таким выражением лица, как будто сейчас вызовет участкового. — Деньги Ромы пришли, зарплата твоя капнула, а в холодильнике — шаром покати. Что вы жрёте, голуби с балкона?
Наталья подняла глаза от тетрадки. В ней, аккуратным почерком, были записаны все расходы за месяц: коммуналка, школа, лекарства, бензин, телефон, собака… Вера Ивановна, впрочем, к тетрадке относилась как к кулинарной книге с ядовитыми рецептами.
— Всё расписано, Вера Ивановна. Если хотите, я вам сейчас покажу каждую покупку. Ваша сметана, кстати, сто двадцать три рубля. Не желаете посмотреть чек?
— У меня глаза не слепые! — свекровь зашипела. — Это ты Ромку моего обуваешь. А он, бедный, даже носки себе купить не может — всё на твои модные кремы да шампуни уходит. Вон, вся ванна забита!
Наталья захлопнула тетрадку.
— Хотите — сами ведите бюджет. Мне не жалко. Только потом не говорите, что “не знала, сколько стоит туалетная бумага”.
— Вот и прекрасно! — торжествующе сказала Вера Ивановна. — Ромочка, иди сюда! Пусть мужик в доме разберётся, а не это вот твоя бухгалтерия.
Роман появился в проёме, как всегда, в носках разного цвета. Один был зелёный с дыркой, второй — явно её, в цветочек. Оценивая обстановку, он почесал затылок и попытался улыбнуться.
— Мам, Наташа… ну чего вы опять?
— Вот чего! — свекровь резко повернулась к сыну. — Пусть теперь ты деньгами заведуешь. Посмотрим, сколько у тебя на месяц выйдет. А Наташа — отдыхай! Красоту свою сохраняй! — с издёвкой добавила она, оглядев невестку сверху вниз.
Наталья, чувствуя, как внутри всё вскипает, промолчала. Она знала: отвечать сейчас — себе дороже. Только в груди сдавило так, что хотелось закричать.
А ведь я же старалась. Ради них обоих… Но видно, у каждого свои весы — у кого-то они на голову, у кого-то на сердце.
Вечером Роман сидел на диване и разбирался с тетрадкой. На лбу у него выступил пот.
— Слушай, а что такое “техобслуживание котла”? Это обязательно?
— Нет, можно, конечно, и подорваться, — Наталья вздохнула, наливая чай. — Но тогда и кремами можно не мазаться, с таким-то исходом.
— А тут вот “бензин — 3200”, а ты ж вроде на работу пешком ходишь?
— Пешком, да. А ты, кстати, на чём в гараж ездил в воскресенье?
— А… понятно.
Он замолчал.
— А это “аптечка для мамы — 1600”? Это ты моей маме покупала?
— Нет, себе. Просто с возрастом у меня начала проявляться аллергия на наезды свекровей.
Роман хмыкнул.
— Наташ… ну ты же знаешь, мама… она просто…
— Просто живёт у нас четвёртый год, орёт с утра, и считает, что я должна кормить вас на двести рублей в неделю. Я в курсе. Слышу.
Он помолчал.
— Она просто боится, что ты тратишь много.
— А я боюсь, что скоро потрачу последние нервы.
Через неделю Наталья ушла в “отпуск по бюджету”. Больше не считала. Не писала. Только смотрела, как Роман ходит по дому с видом налогового инспектора.
— Триста пятьдесят за хлеб?! — возмущался он в магазине. — Это с маком, что ли?
— Это с мозгами, — устало отвечала Наталья. — Или без, как повезёт.
А на ужин была яичница. Без гарнира. Без хлеба. Потому что “мы ж экономим”. А вишнёвый компот был заменён “фильтрованной водой, богато насыщенной кислородом”.
— Наташа, слушай, ты точно на всё это тратил? — Вера Ивановна хмурилась, листая тетрадь Романа. — А где продукты? Где мясо?
— Ну… я как бы считал… — мялся Роман. — На акциях покупал… но что-то не хватает…
— А вон, на бензин ушло опять три с лишним! — взвизгнула свекровь. — Ты на машине катался? Куда?!
— Мам, я… в налоговую ездил. Разбираться с квартплатой. Там же путаница была.
— И ты бензина больше, чем на работу, сжёг?!
— Ну я туда-сюда…
Наталья стояла у раковины, спиной к ним. Но слышала каждый звук. Каждое слово. И даже… каждую паузу. Потому что тишина в этой семье всегда была громче крика.
— Наташ, ну… может, ты обратно возьмёшься за финансы? — тихо спросил Роман вечером. — Ну… ты же умеешь.
Она посмотрела на него внимательно.
— А ты умеешь говорить своей матери “нет”?
Он замер.
— Вот именно, — сказала Наталья. — А я умею. Только больше не хочу.
Он встал. Сел рядом. Взял её за руку. Молчал.
А потом обнял. Неловко, как будто не жену, а соседку утешал. Наталья даже не ответила. Просто сидела. С закрытыми глазами. Слушала, как в кастрюле закипает пустая вода. Потому что из еды в доме был только сахар. И пара старых яиц.
Вера Ивановна на следующий день заговорила другим тоном.
— Наташа, милая, я тут подумала… Может, ты действительно лучше всё это умеешь… У тебя и правда… талант…
— Спасибо, Вера Ивановна. Только теперь, если что, — к Роману. Я — в декрете. От ваших истерик.
— Наташа, у тебя курица сбежала? Или это опять экономия? — ехидно спросила Вера Ивановна, заглянув в кастрюлю. — Я просто понять не могу, это суп или парфюм? Такой тонкий аромат… почти прозрачный.
Наталья вздохнула. Она варила бульон на куриных шейках, купленных по акции. В холодильнике было пусто, как в кошельке перед зарплатой. Только теперь — это уже не её вина. Это Ромочка “распределяет”.
— Хотите — добавьте туда свои колготки. Может, бульон станет гуще, — не поднимая глаз, ответила Наталья.
— Фу, какая грубость, — всплеснула руками свекровь. — Женщина должна быть мягкой, доброй. А ты… у тебя всё в тетрадках, в цифрах. Всё по линейке. А семью линейкой не построишь!
— Семья — это не тряпка. Она не живёт на соплях. А на деньгах. И на уважении, между прочим, — Наталья обернулась, держа половник как меч. — Вот когда я зарабатываю — вы недовольны. Когда отдыхаю — голодно. Так определитесь уже, чего вы от меня хотите: бульон или банкротство?
Вера Ивановна отвернулась, бурча что-то себе под нос. В последнее время она всё чаще молчала не от обиды, а от замыслов. Наталья это чувствовала. В доме, как в комнате после ссоры, витал холод. Ходили на цыпочках. Говорили через “Ромочку”. И чем тише было снаружи, тем громче — в мыслях.
Однажды Наталья пришла с работы и заметила на кухне новый предмет — аккуратно заламинированную папку с документами. На ней красовался стикер: «Рома. СРОЧНО».
Интересно. Документы с ореолом тайны на кухонном столе — это уже почти по-политически.
Она не трогала. Но взглядом прицелилась. Через двадцать минут пришёл Роман.
— Привет… — сказал он как-то неуверенно. — Слушай… там… мама немного взволнована…
— Это как? Сердце, давление, чего испугалась?
— Ну… не совсем. Она говорит, что пока всё в порядке, надо бы… ну… оформить кое-что. На всякий случай. Мало ли…
Наталья опустила ложку в раковину.
— Что “кое-что”? Я? Или квартира?
— Ну… она говорит, что если мы разойдёмся… ну… чтобы жильё осталось за мной.
Наталья резко развернулась. Она не кричала. Но голос её стал как лёд.
— То есть… она уже решила, что мы разойдёмся?
— Нет-нет! — всполошился Роман. — Просто… ну… маме спокойнее будет, если жильё оформлено на меня. Ты же понимаешь… вдруг…
— Вдруг я — хитрая ведьма, которая после развода откусит от квартиры твоей маменьки кусок обоев?
Он молчал.
— Ты в курсе, что эту квартиру ты получил после смерти отца? И что уже больше четырёх лет мы платим за неё, ремонтируем, обставляем — на мои деньги, кстати?
— Ну да…
— А ты в курсе, что я отказалась от своей однушки ради “жизни вместе”?
— Да, Наташ, ну ты же знаешь, мама просто…
— …Боится меня больше, чем своего одиночества. Знаю.
Вечером, когда Вера Ивановна легла спать, Наталья тихо открыла папку. Там был черновик заявления: «О передаче права собственности супругу». Сразу видно — дело рук не нотариуса, а интернета и материнского давления. Даже подписи её не было — только пустая строчка с намёком: “подпиши, дорогая, и живи спокойно”.
— Значит, это теперь называется “спокойствие”, да?.. — прошептала Наталья.
Наутро она накрасилась. Надела пиджак. И ушла.
— Ты куда это? — спросила Вера Ивановна, отрываясь от “Пусть говорят”.
— К юристу. Хочу тоже оформить кое-что. Мало ли…
— Что?! — всполошилась свекровь. — Наташенька, да ты не подумай, мы ж просто хотим… как лучше! Ты же у нас своя…
— Угу, пока не надо делить диван.
Роман смотрел растерянно. Он как будто и сам не знал, на чьей стороне. Хотя ответ был прост: пока сидишь между двух стульев — рано или поздно приземлишься на пол.
Через три дня Наталья вернулась домой с документом — она официально зарегистрировала совместную собственность. По закону. Без скандала. Без истерик. Но и без иллюзий.
— Вот, Рома. Я сделала это, чтобы мама твоя могла спать спокойно. Теперь у неё хоть что-то будет своё. Например, мнение.
— Наташа, ну ты же понимаешь, она…
— Я всё понимаю. Но больше я не на шнурке. Ни у тебя, ни у неё.
Вера Ивановна молчала. Даже телевизор не включала.
— Вы с ней поговорили? — спросил Роман, подходя к Наталье вечером.
— Нет. Я с ней не живу. Я живу с тобой. Пока ещё.
Он медленно кивнул.
— И что теперь?
— А теперь ты решаешь. Не я. Не она. А ты. Потому что семья — это не “две женщины делят мужика”. Это взрослые люди, которые умеют быть благодарными, а не подозрительными.
К концу недели в доме стало тихо. Не напряжённо, а по-настоящему. Вера Ивановна стала заходить на кухню “после девяти” и перестала комментировать цены в чеке. Иногда даже мыла за собой кружку.
— Наташа, ты не обиделась?.. — спросила она однажды. — Просто мне кажется, ты слишком много на себя берёшь. А я… боюсь, что однажды ты уйдёшь, и Рома опять останется… как тогда.
— Как тогда — это не я была, Вера Ивановна. Это он женился на вашей подруге по работе. Мне до такого ещё далеко.
Свекровь усмехнулась.
— А ты с характером, Наташка… Но теперь хоть понятно, что не за “ремонтом в ванной” пришла.
— Нет. Я пришла за мужем. А не за одобрением его мамы.
— Так, я больше это терпеть не собираюсь! — Наталья хлопнула ладонью по столу так, что даже соль рассыпалась. — Или ты, Рома, встаёшь с дивана и начинаешь жить, или я вычеркиваю тебя из своего бюджета. Навсегда!
Роман сидел в кресле, как комок теста. Он третий день «искал себя» в интернете, одновременно глядя в потолок и попивая чай из кружки с надписью «Лучший сын года». Кружка, к слову, была подарена мамой. После того, как Наталья отказалась брать кредит на ремонт её дачи.
— Наташ, ну ты опять заводишься… Я же просто отдыхаю. После напряжённой недели…
— Какой недели, Рома? Ты увольнялся “на пару дней” полтора месяца назад! Я одна тащу всю семью, включая твою маму, у которой аппетит, как у футбольной команды!
Из кухни, как по команде, донёсся звон ложек и приглушённый стон Веры Ивановны:
— Ну вот… опять я виновата… Только хотела суп доесть, теперь, значит, и обжора…
— Я не говорила “обжора”, — сухо бросила Наталья, — я сказала “аппетит”. Это разные вещи. Хотя, по сути, результат один.
Роман встал и нервно прошёлся по комнате.
— Может, хватит скандалить? Я вообще-то за семью! Просто мама…
— Вот именно! — резко перебила его Наталья. — Ты “за семью”, но живёшь с мамой. Мама для тебя — центр мира, а я — бухгалтер на побегушках. Так ты определись уже: ты сын или муж?
— И то, и другое!
— Не получится, Рома. Одной задницей на двух стульях не усидишь. Особенно если один — с подлокотниками от мамы.
К вечеру Наталья собрала чемодан. Маленький. Только личное.
— Это что? — Роман смотрел на неё, как на взрывоопасную кастрюлю.
— Это я. Уезжаю к себе. В свою однушку. Помнишь такую? Ту, что я когда-то продала ради “счастья вдвоём”.
— Наташ, ты серьёзно?
— Более чем.
— Но у нас же… всё наладилось!
— Наладилось у тебя в голове. Ты наконец понял, что я не трачу — я управляю. Но ты не понял главного: уважение — это не когда “потерпим до следующей сцены”, а когда не допускаем её вообще.
Вера Ивановна вышла из комнаты и, как всегда, влезла без спроса.
— Наташенька, ты же умная… Ну чего тебе не хватает? У тебя всё есть: квартира, муж, стабильность…
— У меня было. Всё, кроме самого главного — чувства, что меня здесь ждут, а не проверяют под лупой. Я устала быть “посторонней с доступом к холодильнику”.
Свекровь нахмурилась.
— То есть ты… бросаешь сына?
— Нет. Я возвращаюсь к себе. Потому что себя я за эти годы где-то потеряла. А он пусть ищет свою жену. Ту, что будет слушаться маму и варить борщ без цифр и расчётов.
Роман пытался обнять, остановить. Обещал всё исправить. Говорил, что любит.
— Поздно, Рома, — сказала Наталья мягко, но твёрдо. — Любовь — это не “прости”, а “спасибо”. А у нас, к сожалению, не роман, а бухгалтерский отчёт, где всё в минусах.
Через три месяца Наталья сидела в своей новой квартире — съёмной, но такой тихой. Никаких ложек, никаких утренних наушников Ромочки с Ютубом, никаких упрёков о цене капусты.
Она работала удалённо, вела пару курсов, даже нашла время на маникюр и занятия пилатесом. В холодильнике — порядок, в голове — ясность.
Однажды вечером раздался звонок. На экране — “Ромочка”.
— Привет… — голос был тихий, почти растерянный. — Слушай, а можно мы встретимся?
— А ты с кем?
— Один.
— Это уже прогресс. Только не в кафе. Я кофе дома сама себе наливаю. И плачу за него тоже сама.
Он замолчал.
— Наташ… ты не скучаешь?
— Скучаю. Но больше — по себе. По той, которую никто не учил, как жарить котлеты за 5 рублей.
— Я всё понял…
— Надеюсь. Только не поздно ли?
— Можно я хотя бы… попробую заново? Уже без мамы. С кредитной картой и мозгами. С полным отчётом.
Наталья усмехнулась.
— Попробуй. Только теперь — всё по моим правилам. Хочешь жить по любви — готовься платить уважением. Это и есть настоящая валюта семьи.
