В квартире пахло несвежим бельем и перегаром. Карина стояла посреди гостиной, сжав кулаки, и смотрела на своего мужа Илью, который лежал на диване в одних трусах и мятой майке. Рядом с ним устроилась его мать, Нина Николаевна, — дама лет шестидесяти с крашеными в пепельный цвет волосами и маникюром цвета фуксии.
— А не пошёл бы ты куда подальше, дорогой, и мамулю с собой забирай, я вам не кошелёк на ножках! — заявила Карина, её голос звенел от ярости.
Илья даже не повернул головы. Только махнул рукой, как мухе назойливой.
— Да брось ты, Карина… Мам, налей ещё пивка.
Нина Николаевна поднялась с дивана, поправила кофту и направилась к холодильнику. Двигалась она с той особенной грацией, которую приобретают женщины, привыкшие быть центром внимания в любой компании.
— Карина, доченька, — сказала она, доставая из холодильника бутылку, — не нервничай так. Плохо для здоровья. Вот я на море была недавно, так там одна женщина говорила…
— На море?! — Карина почувствовала, как внутри всё закипает. — На море за мои деньги!
Вспомнилось то утро, когда она обнаружила, что с карты исчезли тридцать тысяч рублей. Те самые деньги, которые она копила три месяца на новый пылесос. Илья тогда мямлил что-то про срочную нужду, а через неделю Нина Николаевна уже загорала на пляже в Сочи.
— Ну и что? — Свекровь открыла бутылку с характерным хлопком. — Семья — это семья. Я же не чужая тебе. Я мать твоего мужа.
— Мать алкаша и тунеядца! — выпалила Карина.
Нина Николаевна поставила бутылку на стол чуть резче, чем следовало. В её глазах мелькнула холодная злость.
— Следи за языком, девочка.
— Девочка? — Карина шагнула вперёд. — Мне тридцать пять лет, и я работаю на двух работах, чтобы содержать вас обоих! А ты… ты что делаешь?
Картины последних недель проносились в голове, как кадры плохого фильма. Нина Николаевна, распоряжающаяся в её доме, как в своём. Переставляющая мебель, выбрасывающая цветы, которые Карина любила. Приглашающая в гости своих друзей — тётю Дусю и дядю Витю, которые оставляли после себя горы посуды и окурков.
— Я воспитываю сына, — важно ответила Нина Николаевна. — А ты его портишь. Делаешь из мужчины тряпку.
— Тряпку? — Карина засмеялась, но смех получился истерический. — Да он и так тряпка! Последний раз работал… когда это было, Илья? Напомни мне!
Илья наконец повернулся к жене. Лицо его было одутловатое, глаза мутные.
— Да достала ты меня со своими упрёками. Работа, работа… А жить когда? Мужик должен отдыхать.
— Отдыхать? — Карина почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Ты уже два года отдыхаешь! На мои деньги!
— Не кричи на моего сына, — вмешалась Нина Николаевна. — Или я тебя отсюда выгоню. Это квартира нашей семьи.
— Нашей семьи? — Карина медленно повернулась к свекрови. — Это моя квартира! Я её покупала! На свои деньги!
Воспоминания о том, как она год снимала углы у чужих людей, экономила на еде, брала дополнительные смены, чтобы накопить на первоначальный взнос. Как оформляла ипотеку одна, потому что у Ильи не было справки о доходах. Как подписывала документы дрожащими от волнения руками.
— Документы на мне, — сказала она тихо, но в голосе звучала злость. — Я хозяйка. И я принимаю решения.
Нина Николаевна фыркнула.
— Да ты что, милая? Сыночек мой здесь прописан. Значит, и я имею право…
— Ты не имеешь никаких прав! — Карина шагнула к свекрови. — Никаких!
Вспомнилось, как месяц назад она пришла домой после двенадцатичасовой смены и обнаружила, что Нина Николаевна устроила в гостиной застолье. Тётя Дуся и дядя Витя сидели за столом, уставленным едой из холодильника Карины. Пили водку, курили, хохотали. А когда Карина попросила их вести себя потише, Нина Николаевна заявила: «Это не твой дом, это дом моего сына!»
— Знаете что, — Карина взяла со стола ключи. — Собирайтесь. Оба.
— Куда это? — Илья наконец подался вперёд.
— В общежитие. Я вам комнату сниму. На месяц. Дальше — как хотите.
— Ты что, спятила? — Нина Николаевна всплеснула руками. — Я не поеду ни в какое общежитие! Я привыкла к комфорту!
— К комфорту? — Карина горько усмехнулась. — К моему комфорту! За мои деньги!
Вспомнилось, как она рассказывала Нине Николаевне о своём детстве. Как мама работала на трёх работах, чтобы поднять её одну. Как она с четырнадцати лет подрабатывала, чтобы помочь семье. Как мечтала о своём доме, где будет тепло и уютно. И как эти мечты превратились в кошмар.
— Илья, скажи что-нибудь своей жене! — Нина Николаевна повернулась к сыну.
Илья встал с дивана, покачиваясь.
— Карина, не дури. Мы никуда не поедем. Это наш дом.
— Ваш? — Карина достала из сумки документы на квартиру. — Видишь эту фамилию? Это моя фамилия! И квартира моя!
— Это… это нечестно, — пробормотал Илья.
— Нечестно? — Карина рассмеялась. — А что честно? Пить на мои деньги? Содержать твою мать? Слушать, как она в моём доме говорит мне, что я здесь не хозяйка?
Нина Николаевна села на диван, изображая обиду.
— Я думала, мы семья. Я думала, ты меня любишь, как родную мать.
— Родная мать не выкинула бы мои цветы в мусорку, — сказала Карина. — Родная мать не пригласила бы в мой дом людей, которые курят в детской комнате.
Детская комната. Пустая детская комната, которую Карина готовила три года назад. Покупала кроватку, обои с мишками, игрушки. А потом… потом доктор сказал, что детей у неё не будет. И эта комната стала напоминанием о несбывшейся мечте. А тётя Дуся курила там, стряхивая пепел на пол.
— Всё, — Карина взяла телефон. — Я вызываю такси. Собирайтесь.
— Мы не поедем, — упрямо сказал Илья.
— Поедете. Или я вызову полицию. Это моя квартира, и я могу выселить любого, кто здесь не прописан.
— А я прописан! — Илья выпятил грудь.
— Ты прописан. Но без работы и с долгами по алиментам бывшей жене. Интересно, что суд скажет о твоих правах на жильё?
Илья побледнел. Он забыл, что Карина знает о его долгах. О той женщине, с которой он жил до неё. О ребёнке, которого он не видел уже три года.
— Карина… — начал он.
— Поздно, — отрезала она. — Я дала вам шанс. Год назад, когда твоя мать въехала к нам «на неделю». Полгода назад, когда она начала тратить мои деньги. Месяц назад, когда устроила тут притон. И сегодня утром, когда она сказала мне, что я в этом доме лишняя.
Утром Карина проснулась от звука разбивающейся посуды. Вышла на кухню и увидела, что Нина Николаевна выбрасывает в мусорное ведро её любимые чашки. «Старьё какое-то, — сказала она, — я вчера видела в магазине красивый сервиз». И тогда что-то оборвалось в душе у Карины.
— Такси через десять минут, — сказала она, убирая телефон. — Советую не опаздывать.
— Карина, дочка, — Нина Николаевна встала с дивана. — Давай поговорим по-человечески. Я понимаю, ты устала…
— Устала? — Карина повернулась к свекрови. — Знаешь, от чего я устала? От того, что после двенадцати часов работы я прихожу домой убираться за вами. От того, что мои деньги тратятся на ваш алкоголь. От того, что в моём доме мне говорят, что я здесь чужая.
Вспомнилось, как вчера она нашла в мусорке свои фотографии. Те самые, где она с мамой на даче. Нина Николаевна «наводила порядок» и решила, что эти фотографии не нужны. Карина тогда заплакала впервые за много месяцев.
— Я не хотела тебя обидеть, — вдруг сказала Нина Николаевна, и в голосе её послышались слёзы.
— Но обидела. Каждый день. Каждым словом. Каждым поступком.
Илья подошёл к жене.
— Карина, ну что ты как маленькая? Мать старая, ей тяжело одной…
— Тяжело? — Карина оттолкнула его. — А мне легко? Мне легко содержать троих взрослых людей? Мне легко слушать, как твоя мать рассказывает соседям, что я плохая жена?
Соседка тётя Клава рассказала на прошлой неделе, как Нина Николаевна жаловалась ей на Карину. Говорила, что невестка жадная, не даёт сыну денег на развлечения, заставляет его мыть посуду. Тётя Клава сначала поверила, а потом увидела, как Карина в шесть утра идёт на работу, а Илья в это время курит на балконе.
— Всё, решено, — сказала Карина. — Через час вас здесь не должно быть.
— А если мы не поедем? — нахально спросила Нина Николаевна.
— Тогда завтра утром слесарь поменяет замки. И вы останетесь на улице.
Карина чувствовала, как внутри неё что-то крепнет. Впервые за долгое время она ощущала себя хозяйкой собственной жизни. Впервые она не уступала, не шла на компромиссы, не жалела никого.
— Карина, ну ты чего? Мы же любим друг друга! — Илья попытался взять её за руку.
— Любим? Не говори глупости! Любви нет уже давно! — Она отдёрнула руку. — Когда в последний раз ты спрашивал, как у меня дела на работе? Когда в последний раз…
Она не договорила. За окном загудел автомобиль.
— Такси приехало, — сказала она. — Собирайтесь.
Нина Николаевна медленно направилась к шкафу. Илья стоял посреди комнаты, растерянный и непонимающий.
— Карина, — сказал он. — А как же мы? Как же наша семья?
— Какая семья? — Карина посмотрела на него внимательно. — Семья — это когда люди друг о друге заботятся. А у нас что? Ты не работаешь, пьёшь, отдаёшь мои деньги матери. Твоя мать командует в моём доме и тратит мои сбережения на свои развлечения.
Она вспомнила, как раньше мечтала о семье. О детях, которые будут бегать по квартире, о любимом муже. О свекрови, которая будет помогать с внуками. Но реальность оказалась совсем другой.
— Мы можем всё изменить, — сказал Илья. — Я найду работу…
— Сколько раз ты это говорил? — Карина устало покачала головой. — Сколько раз я тебе верила?
Нина Николаевна появилась с сумкой в руках.
— Ну что ж, — сказала она, — если мы тебе не нужны, то и ты нам не нужна. Мы как-нибудь обойдёмся.
— Обойдётесь, — согласилась Карина. — Только без моих денег.
— Карина, — Илья сделал шаг к ней. — Дай мне последний шанс. Я изменюсь.
— Последний шанс? — Она посмотрела на него долго и внимательно. — Я дала тебе сто последних шансов. Хватит.
Внизу снова загудел автомобиль. Водитель торопился.
— Пошлите, — сказала Карина. — Не заставляйте человека ждать.
Они спустились во двор молча. Илья и Нина Николаевна сели в машину. Карина подошла к окну водителя.
— Адрес общежития по улице Строителей, — сказала она. — Вот деньги за проезд.
Машина уехала. Карина стояла во дворе и смотрела ей вслед.
Впервые за много месяцев она чувствовала покой. Тишину. Впервые в её доме никто не кричал, не требовал, не командовал. Впервые она была одна в собственной квартире.
Общежитие на улице Строителей было местом особенным. Здесь жил разный контингент: студенты, рабочие, одинокие пенсионеры.
— Удобства в конце коридора, — сказала администратор. — Кухня общая. Тишина после одиннадцати вечера. Алкоголь на территории запрещён.
Нина Николаевна окинула комнату презрительным взглядом. Две железные кровати, стол, стул, шкаф-купе с отклеившейся дверцей.
— Это что за нищета? — спросила она.
— Это то, что вы можете себе позволить, — ответила администратор. — Или ищите другое место.
Илья молча сел на кровать. Матрас просел под его весом и жалобно скрипнул.
— Мама, — сказал он. — Что мы наделали?
— Что мы наделали? — Нина Николаевна повернулась к сыну. — Это твоя жена нас выгнала! Твоя жена разрушила семью!
— Мама, но она же права… Я действительно не работаю…
— Не работаешь? — Нина Николаевна села рядом с сыном. — Сынок, работа — это не главное в жизни. Главное — это семья. А семья должна поддерживать друг друга.
Илья вспомнил, как Карина уходила на работу в шесть утра. Как приходила усталая и всё равно готовила ужин. Как он лежал на диване и смотрел телевизор, пока она мыла посуду.
— Мама, может, мне действительно пора найти работу?
— Найти работу? — Нина Николаевна всплеснула руками. — Сынок, да ты что! Какая работа? Ты же образованный человек! Тебе не пристало работать где попало!
Илья закончил институт десять лет назад. Раньше работал программистом в небольшой фирме, но потом уволился и больше ничего не хотел искать. Так и сидел дома, бездельничал.
— Но, мама, деньги же нужны…
— Деньги? — Нина Николаевна махнула рукой. — А для чего тебе жена? Пусть работает. Женщина должна обеспечивать семью, а мужчина — быть главой семьи.
Логика у Нины Николаевны была своеобразная. Она считала, что мужчина должен быть главой семьи, но при этом не работать. Что женщина должна зарабатывать деньги, но при этом подчиняться мужу. Что свекровь имеет право командовать в доме невестки.
— Мама, но Карина устала…
— Устала? — Нина Николаевна фыркнула. — А я не устала? Я всю жизнь тебя растила! Одна! Твой отец сбежал, когда тебе было три года. И я не жаловалась!
Это была любимая песня Нины Николаевны. Она действительно растила сына одна. Но при этом забывала упомянуть, что отец сбежал именно из-за её характера. Что она всю жизнь искала мужчину, который будет её содержать. Что работала она только тогда, когда совсем не было денег.
— Мама, давай завтра я пойду поищу работу…
— Не смей унижаться перед этой выскочкой! — Нина Николаевна встала с кровати.
Она достала из сумки бутылку коньяка.
— Мама, здесь нельзя пить…
— Нельзя? — Нина Николаевна откручивала пробку. — А кто нам запретит? Мы взрослые люди!
Она налила коньяк в стакан, который тоже достала из сумки.
— За нашу независимость! — сказала она и выпила.
Но тут в коридоре послышались шаги.
— Немедленно открывайте! — раздался строгий голос.
Илья открыл дверь. На пороге стояла администратор.
— Что у вас здесь происходит? — спросила она. — Я же сказала — алкоголь запрещён.
— Какой алкоголь? — невинно спросила Нина Николаевна, пряча бутылку за спину.
— Я чувствую запах, — сказала администратор. — Или вы убираете алкоголь, или ищите другое место.
— Хорошо, хорошо, — Илья попытался улыбнуться. — Мы поняли.
Администратор ушла. Нина Николаевна выждала минуту и достала бутылку.
— Подумаешь, — сказала она. — Мы же не дети малые.
Она налила себе ещё.
— Мама, может, хватит?
— Хватит? — Нина Николаевна посмотрела на сына. — Сынок, а что мне ещё остается? Жена твоя нас выгнала, живём в этой дыре…
Она начала плакать. Слёзы были настоящими — Нина Николаевна действительно жалела себя. Но жалела не за то, что довела ситуацию до такого состояния, а за то, что её планы рухнули.
— Мама, не плачь…
— Не плачь? — Она всхлипнула. — А я так хотела нормальную старость! Я думала, ты женился на хорошей женщине, и мы будем жить одной семьёй…
Одной семьёй в понимании Нины Николаевны означало, что Карина будет работать и содержать её с сыном, а она будет управлять домом и тратить чужие деньги.
— Мама, может, мне позвонить Карине? Извиниться?
— Не смей! — Нина Николаевна резко выпрямилась. — Не смей перед ней унижаться! Мы ей покажем!
— Покажем что?
— Покажем, что мы можем быть счастливы и без неё! — Нина Николаевна допила коньяк. — Завтра я позвоню тёте Дусе и дяде Вите. Пусть приедут. Устроим праздник!
Илья представил, как тётя Дуся и дядя Витя будут веселиться в их маленькой комнате, и ему стало не по себе.
— Мама, здесь же нельзя шуметь…
— Нельзя? — Нина Николаевна рассмеялась. — А мы тихо будем! Культурно!
Культурно в её понимании означало, что музыка будет играть не на полную громкость, а на три четверти.
За стеной кто-то стукнул.
— Тише там! — раздался мужской голос. — Люди спят!
— Спят? — Нина Николаевна посмотрела на часы. — Да ещё только десять вечера! Что за люди такие?
Она подошла к стене и стукнула в ответ.
— Сами тише! — крикнула она.
— Мама, не надо…
— Не надо? — Нина Николаевна повернулась к сыну. — Сынок, нас уже из одного дома выгнали. Неужели и здесь мы будем терпеть?
Логика у неё была железная: если их выгнали из одного места за плохое поведение, то в другом месте нужно вести себя ещё хуже.
За стеной снова стукнули, но уже сильнее.
— Да что такое! — Нина Николаевна подошла к стене и начала стучать обеими руками. — Мы имеем право жить!
— Мама, прекрати!
— Не прекращу! — Она стучала всё сильнее. — Пусть знают, что мы не какие-то там тихони!
Через пять минут в дверь снова постучали. Илья открыл. На пороге стоял сосед — мужчина лет сорока с усталым лицом.
— Вы что, обалдели? — спросил он. — Люди работают, детей укладывают спать, а вы тут концерт устраиваете!
— Какой концерт? — Нина Николаевна подошла к двери. — Мы просто разговариваем!
— Разговариваете? — Сосед посмотрел на неё внимательно. — Да вы пьяная!
— Я не пьяная! — Нина Николаевна выпрямилась. — Я слегка приняла для здоровья!
— Для здоровья? — Сосед покачал головой. — Слушайте, здесь живут нормальные люди. Если вы не можете вести себя прилично, ищите другое место.
— Другое место? — Нина Николаевна возмутилась. — Да мы платим деньги! Мы имеем право!
— Право на что? На то, чтобы мешать другим?
Сосед развернулся и ушёл. Нина Николаевна захлопнула дверь.
— Вот видишь, — сказала она сыну. — Везде одно и то же! Везде к нам придираются!
Илья начинал понимать, что проблема не в окружающих. Проблема в них самих. Но сказать этого матери он не мог.
— Мама, может, всё-таки потише?
— Потише? — Нина Николаевна села на кровать. — Сынок, а что мне делать? Я привыкла к нормальной жизни. А здесь… здесь как в тюрьме.
Нормальной жизнью она называла существование за счёт невестки. Возможность тратить чужие деньги, командовать в чужом доме, устраивать застолья для своих друзей.
— Мама, может, нам действительно стоит извиниться перед Кариной?
— Извиниться? — Нина Николаевна вскочила с кровати. — За что извиниться? За то, что мы её семья? За то, что она обязана нас содержать?
— Но, мама, она же не обязана…
— Как не обязана? — Нина Николаевна замахала руками. — Она жена моего сына! Значит, обязана! Это её долг!
Илья вспомнил лицо Карины сегодня утром. Усталое, измученное. Глаза, полные отчаяния. И её слова: «Я вам не кошелёк на ножках».
— Мама, я думаю, мы зашли слишком далеко…
— Зашли? — Нина Николаевна налила себе ещё коньяка. — Это она зашла слишком далеко! Выгнала нас из дома!
За стеной снова начали стучать. Теперь стучали с двух сторон.
— Да что такое! — Нина Николаевна подошла к стене и начала стучать в ответ. — Достали со своим стуком!
— Мама, не надо!
— Надо! — Она стучала всё сильнее. — Пусть знают, что мы не дадим себя в обиду!
Через минуту в коридоре послышался топот. К двери подошли сразу несколько человек.
— Открывайте! — раздался знакомый голос администратора. — Немедленно!
Илья открыл дверь. На пороге стояла администратор и трое соседей.
— Что здесь происходит? — строго спросила администратор.
— Ничего особенного, — попыталась улыбнуться Нина Николаевна. — Мы просто… обустраиваемся.
— Обустраиваетесь? — Администратор почувствовала запах алкоголя. — Покажите документы.
— Какие документы?
— Паспорт. И договор об аренде.
Нина Николаевна полезла в сумку. Руки дрожали — не от страха, а от выпитого.
— Вот, — она протянула паспорт.
Администратор открыла документ и нахмурилась.
— Нина Николаевна Петрова, — прочитала она. — Шестьдесят два года. А договор где?
— Договор… — Нина Николаевна растерялась. — А что за договор?
— Договор на аренду. Без договора вы здесь находитесь незаконно.
Карина оплатила проживание на месяц вперёд, но договор оформить не успела.
— Но мы же заплатили! — воскликнула Нина Николаевна.
— Заплатили? — Администратор достала блокнот. — Кто именно заплатил?
— Ну… невестка…
— Невестка? — Администратор посмотрела на Илью. — А где она?
— Она… — Илья замялся. — Она дома осталась.
— Дома? — Один из соседей, тот самый мужчина лет сорока, шагнул вперёд. — Значит, вас выгнали из дома, и теперь вы хотите устроить здесь бардак?
— Какой бардак? — возмутилась Нина Николаевна. — Мы культурные люди!
— Культурные? — Сосед указал на бутылку. — Культурные люди не пьют в общежитии!
— А где мы должны пить? — Нина Николаевна выпятила грудь. — У нас есть право!
— Право? — Администратор покачала головой. — У вас есть право искать другое место. Собирайтесь.
— Как собирайтесь? — Нина Николаевна не поверила своим ушам. — Мы же только приехали!
— И сразу же нарушили все правила. — Администратор была непреклонна. — Алкоголь, шум, нарушение покоя. Вы здесь больше не живёте.
— Но куда мы пойдём? — впервые растерялся Илья.
— Это не мои проблемы, — ответила администратор. — У вас есть полчаса, чтобы собраться.
Дверь захлопнулась. Нина Николаевна стояла посреди комнаты с открытым ртом.
— Вот видишь, — сказала она наконец. — Везде к нам придираются. Везде нас не понимают.
— Мама, — Илья сел на кровать. — Может, дело не в них?
— Не в них? — Нина Николаевна повернулась к сыну. — А в ком же?
— В нас, — тихо сказал Илья. — Мама, мы действительно ведём себя плохо.
— Плохо? — Нина Николаевна всплеснула руками. — Мы ведём себя нормально! Это все остальные ненормальные!
Илья посмотрел на мать. Пьяную, растрёпанную, кричащую. Посмотрел на себя — небритого, в мятой майке, без работы, без денег. И понял, что они действительно выглядят не очень.
— Мама, а может, нам стоит что-то изменить?
— Изменить? — Нина Николаевна села рядом с сыном. — Сынок, мы не должны изменяться. Мы должны найти людей, которые нас поймут.
Она обняла сына за плечи.
— Слушай, — сказала она. — У меня есть идея. Помнишь тётю Дусю?
— Помню.
— Так вот, у неё есть дача. Заброшенная, конечно, но крыша есть. Мы можем там пожить.
— На даче? — Илья представил себе зиму в неотапливаемом доме. — Мама, сейчас же октябрь!
— Ну и что? — Нина Николаевна махнула рукой. — Мы же не сахарные! Потерпим до весны.
Она достала телефон и начала набирать номер.
— Дуся? — сказала она в трубку. — Это Нина. Слушай, нам нужна помощь…
Разговор длился минут десять. Нина Николаевна то умоляла, то требовала, то плакала.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Завтра утром будем.
— И что? — спросил Илья.
— Тётя Дуся сказала, что можем жить на даче. Но только до весны. И чтобы дом не развалили.
Илья представил себе зиму на даче без отопления, без удобств, без интернета. Но выбора не было.
— Мама, может, всё-таки позвоним Карине?
— Не смей! — Нина Николаевна резко повернулась к сыну. — Не смей её жалеть! Она нас выгнала!
— Но, мама, она же не просто так…
— Не просто так? — Нина Николаевна встала и начала ходить по комнате. — Сынок, она разрушила нашу семью! Она меня, старую женщину, выгнала на улицу!
Илья молчал. Он понимал, что мать не хочет признавать свою вину. Что она привыкла обвинять всех вокруг.
— Собирайся, — сказала она. — Завтра рано утром едем к тёте Дусе.
Они начали складывать вещи в сумки. Илья молча укладывал свою одежду, а Нина Николаевна продолжала возмущаться.
— Вот увидишь, — говорила она. — Карина ещё пожалеет. Она поймёт, что без нас жить не может. И приползёт к нам на коленях.
Илья не отвечал. Он думал о том, как будет жить на даче без удобств. Как будет объяснять знакомым, что он, взрослый мужчина, живёт с матерью в заброшенном доме.
— Мама, — сказал он наконец. — А что, если мы попробуем жить самостоятельно?
— Самостоятельно? — Нина Николаевна остановилась. — Как это?
— Ну, я найду работу, сниму комнату…
— А я что, должна жить одна? — Нина Николаевна всплеснула руками. — Сынок, я старая! Мне нужна помощь!
Помощь в её понимании означала, что кто-то должен её содержать.
— Но, мама, я же не могу всю жизнь быть при тебе…
— Можешь! — Нина Николаевна села рядом с сыном. — Сынок, мы же семья! Мы должны держаться вместе!
Илья вспомнил, как его одноклассники женились, заводили детей, покупали квартиры. А он всё сидел с матерью, которая не хотела его отпускать.
— Мама, но у меня должна быть своя жизнь…
— Своя жизнь? — Нина Николаевна обиделась. — А я что, чужая? Я тебя родила, вырастила, всю жизнь тебе посвятила!
Это была её любимая манипуляция. Каждый раз, когда Илья пытался стать самостоятельным, она напоминала ему о своих жертвах.
— Мама, я понимаю, но…
— Никаких но! — Нина Николаевна встала. — Мы едем на дачу. Вместе. И будем жить вместе, пока я не умру!
Илья понял, что спорить бесполезно. Мать не отпустит его никогда.
За дверью послышались шаги. Кто-то постучал.
— Время вышло, — сказал голос администратора. — Выходите.
Они взяли сумки и вышли в коридор. Соседи выглядывали из дверей и провожали их неодобрительными взглядами.
— Идите, идите, — говорила администратор. — И больше здесь не появляйтесь.
На улице было прохладно. Октябрьский вечер, моросил дождь.
— Куда теперь? — спросил Илья.
— На вокзал, — сказала Нина Николаевна. — Переночуем в зале ожидания, а утром поедем к тёте Дусе.
Они пошли по тёмным улицам. Илья нёс две сумки, Нина Николаевна — одну.
— Мама, — сказал он. — А что, если Карина права?
— Права? — Нина Николаевна остановилась. — В чём права?
— Ну, что я должен работать. Что мы слишком много от неё требуем.
— Сынок, — Нина Николаевна взяла его за руку. — Не слушай её. Она просто жадная. Не хочет делиться.
Илья молчал. Он начинал понимать, что проблема не в жадности Карины. Проблема в том, что они с матерью привыкли жить за чужой счёт.
— Мама, может, мне всё-таки стоит найти работу?
— Работу? — Нина Николаевна фыркнула. — Сынок, ты же образованный человек! Программист! Тебе не пристало работать где попало!
— Но, мама, денег же нет…
— Найдутся, — уверенно сказала Нина Николаевна. — Карина ещё вернётся. Увидишь.
Илья не был в этом уверен. Он помнил лицо жены, когда она говорила: «Хватит». В её глазах была не злость, а усталость. Усталость от того, что её использовали.
— Мама, а что, если она не вернётся?
— Вернётся, — Нина Николаевна была непреклонна. — Куда ей деваться? Она же нас любит.
Любит. Илья задумался. Когда он в последний раз говорил жене, что любит её? Когда в последний раз интересовался её делами? Когда в последний раз помогал ей?
Они дошли до вокзала. В зале ожидания было душно и накурено. На скамейках сидели пассажиры, ожидающие поездов.
— Посидим здесь, — сказала Нина Николаевна, устраиваясь на скамейке. — Утром поедем.
Илья сел рядом. Посмотрел на часы — половина двенадцатого. До утра ещё целых семь часов.
— Мама, — сказал он. — А что мы будем делать на даче?
— Жить, — просто ответила Нина Николаевна. — Дышать свежим воздухом. Отдыхать от городской суеты.
Отдыхать. Она всю жизнь отдыхала. За счёт других людей.
— Но там же холодно будет…
— Не замёрзнем, — Нина Николаевна достала из сумки термос. — Вот, чай взяла. Согреемся.
Она налила чай в крышку-стаканчик. Чай был крепкий, горячий.
— На, сынок, выпей. Легче станет.
Илья выпил чай. Действительно, стало теплее.
— Мама, — сказал он. — А помнишь, как мы с Кариной познакомились?
— Помню, — Нина Николаевна поморщилась. — В кафе каком-то.
— Не в кафе. В библиотеке. Она читала Достоевского, а я подошёл спросить, где отдел компьютерной литературы.
Илья вспомнил тот день. Карина сидела у окна, солнце освещало её волосы. Она была сосредоточенная, серьёзная. И очень красивая.
— Она сразу мне понравилась, — продолжил он. — Умная, начитанная. Мы проговорили до закрытия библиотеки.
— И что с того? — Нина Николаевна пожала плечами.
— Она мне рассказывала о своих планах. Хотела купить квартиру, создать семью. Мечтала о детях.
Дети. Илья вспомнил, как они с Кариной планировали детскую. Как она покупала игрушки, готовила кроватку. А потом врач сказал, что детей у неё не будет.
— Мама, помнишь, когда Карина не могла забеременеть?
— Помню, — Нина Николаевна нахмурилась. — Истерики устраивала.
— Не истерики. Она плакала. Каждый месяц. Она так хотела ребёнка.
Илья помнил, как поддерживал тогда жену. Как обнимал её, когда она плакала. Как обещал, что они будут счастливы и без детей.
— А теперь что? — спросил он у матери.
— Что теперь? — Нина Николаевна не поняла.
— Теперь она одна. В пустой квартире. Без мужа, без детей, без семьи.
— А мы что, виноваты? — Нина Николаевна возмутилась. — Мы её заставляли нас выгонять?
— Не заставляли. Но довели до этого.
Илья впервые за долгое время видел ситуацию со стороны. Видел, как они с матерью медленно, но верно разрушали жизнь Карины.
— Мама, я хочу позвонить ей.
— Не смей! — Нина Николаевна схватила сына за руку. — Не смей её жалеть!
— Я не жалею. Я хочу извиниться.
— Извиниться? — Нина Николаевна не поверила своим ушам. — За что?
— За то, что не работал. За то, что позволил тебе командовать в её доме. За то, что не защищал её.
Защищал. Илья вспомнил, как мать критиковала Карину, а он молчал. Как она тратила жены деньги, а он не возражал. Как она выбрасывала Каринины вещи, а он делал вид, что не замечает.
— Сынок, — Нина Николаевна села ближе. — Ты же понимаешь, что я всё делала для тебя?
— Для меня? — Илья посмотрел на мать. — Или для себя?
— Как для себя? — Нина Николаевна обиделась. — Я же о тебе заботилась!
— Заботилась? — Илья горько усмехнулся. — Мама, ты сделала из меня инвалида. Я не умею жить самостоятельно. Не умею принимать решения. Не умею быть мужем.
Это было правдой. В свои тридцать пять лет Илья был как большой ребёнок. Всё за него решала мать.
— Не говори так! — Нина Николаевна всплеснула руками. — Я тебя люблю!
— Любишь? — Илья встал со скамейки. — Мама, если бы ты меня любила, ты бы хотела, чтобы я был счастлив. А не держала бы меня при себе.
Он пошёл к выходу.
— Куда ты? — испугалась Нина Николаевна.
— Домой. К жене. Просить прощения.
— Не смей! — Нина Николаевна побежала за сыном. — Она тебя не примет!
— Может быть, — сказал Илья. — Но я должен попробовать.
Он вышел из вокзала. Нина Николаевна стояла в дверях и кричала ему вслед:
— Сынок! Вернись! Не оставляй меня!
Илья обернулся. Увидел свою мать — растрёпанную, пьяную, одинокую. И впервые не пожалел её.
— Мама, — сказал он. — Пора учиться жить самостоятельно. И мне, и тебе.
Он пошёл по тёмным улицам к дому. К своей жене. К своей последней надежде.
Карина сидела на кухне с чашкой чая и впервые за много месяцев слушала тишину. Никто не требовал ужина, никто не включал громко телевизор, никто не командовал. Только тиканье часов и шум дождя за окном.
В половине второго ночи раздался звонок в дверь. Карина замерла. Через глазок увидела Илью — мокрого, растрёпанного, одного.
— Карина, — сказал он, когда она открыла дверь. — Можно войти?
— Где твоя мать? — спросила она, не двигаясь с места.
— Осталась на вокзале. Завтра поедет к тёте Дусе на дачу.
— А ты?
Илья опустил голову:
— Я хочу попросить прощения. Ты была права. Во всём. Я вёл себя как ребёнок, а не как муж.
Карина смотрела на него долго и внимательно. Потом отошла от двери.
— Входи. Но это не значит, что всё вернётся как было.
Они сели за кухонный стол. Илья рассказал, как провёл вечер, как понял, что они с матерью разрушили их семью.
— Я найду работу, — сказал он. — Завтра же начну искать. И больше не позволю маме вмешиваться в нашу жизнь.
— Илья, — Карина поставила чашку. — Ты это говоришь уже не в первый раз.
— Знаю. Но теперь я понимаю, что могу потерять тебя навсегда.
Карина молчала. Потом встала и достала из шкафа подушку и одеяло.
— Спи на диване. Утром поговорим.
Это было не «да» и не «нет». Это был шанс. Маленький, хрупкий, последний шанс.
Через неделю Илья устроился работать в небольшую IT-компанию. Зарплата была скромная, но это были его собственные деньги. Нина Николаевна звонила каждый день, жаловалась на жизнь на даче, требовала, чтобы сын приехал. Илья отвечал коротко: «Мама, я работаю. Увидимся на выходных.»
Карина наблюдала за переменами в муже, но доверие возвращалось медленно. Слишком много было разочарований, слишком много обещаний, которые не выполнялись.
Прошёл месяц. Потом второй. Илья исправно ходил на работу, помогал по дому, не пил. Постепенно они начали разговаривать не только о бытовых вещах, но и о жизни, о планах, о том, что их связывало раньше.
Весной Нина Николаевна вернулась с дачи. Но теперь она жила в съёмной комнате на окраине города, на пенсию и редкие переводы от сына. Она так и не поняла, что была не права, но больше не могла влиять на жизнь молодой семьи.
А Илья и Карина медленно, осторожно, но верно строили свою жизнь заново. На этот раз — только вдвоём.
