Вечера в их квартире наступали с одинаковой неотвратимостью — как сезон простуд в ноябре. Семейный ужин в пятницу уже стал чем-то вроде обязательной повинности, особенно после того, как Андрей пригласил свою маму пожить «на недельку, пока ей делают ремонт в ванной». Эта «неделька» длилась уже третий месяц. В ванной у Галины Петровны давно всё высохло, включая здравый смысл и чувство меры.
— Ну и чем это у нас пахнет? — с подозрением протянула она, морщась, заглянув в кастрюлю. — А, это опять твоя эта… киноа? Я лучше себе гречку сварю. Проверенное, советское.
Лия молча разложила салфетки. У неё сегодня была вымотанная неделя — три клиента в один день, один из которых до сих пор пишет в WhatsApp с вопросом, как настроить фильтры в Excel, хотя она продала ему онлайн-курс три месяца назад.
— Угу. Киноа. Богатые тоже варят, — устало буркнула она и поставила миску на стол.
Андрей, как всегда, пытался быть буфером между двумя женщинами своей жизни. Он развел руками:
— Ма, это модная штука, говорят, полезно для сосудов. И вкусно, кстати. Особенно с соусом.
— У меня сосуды от твоей Лии уже третий месяц в стрессе, — съязвила Галина Петровна, усаживаясь за стол. — То у неё киноа, то кефир в кофе. Утром встала, а в холодильнике ни одного нормального продукта. Колбасы нет! А хлеб — какой-то резиновый… лавандовый. Это вообще законно?
— Галина Петровна, хотите, я вам булку батона куплю? Или целый батон. Даже два. Только перестаньте выискивать у меня в холодильнике причины для сарказма, — с иронией бросила Лия, наливая себе воды.
— Вот, вот, послушайте, как она со мной разговаривает, Андрей. А я ведь ради вас стараюсь, между прочим. Вон даже салфетки гладить пыталась.
Андрей, не глядя, ковырял киноа. Было видно, что он не хочет принимать ничью сторону. Но Лия уже знала — если что, он будет на её. По крайней мере, надеялась.
— А у нас, кстати, новость, — ни к селу, ни к городу вбросил Андрей, — Лия закрыла третий месяц на фрилансе подряд с прибылью. Представляешь, ма? У неё там теперь заначка больше, чем у меня на накопительном счёте.
Тишина.
Такая, которую в фильмах обычно обрамляют звуком падения вилки на пол. Вилка не упала, но Галина Петровна замерла.
— Что ты сказал?.. — голос стал подозрительно ровным.
— Да просто, говорю, Лия молодец. Отложила немного. Ну, знаешь, на чёрный день.
— Какой ещё чёрный день, когда у собственной свекрови белые дни — последние. Пенсия, Андрей. Мизер. А вы тут с накоплениями, понимаешь… гуляете.
Лия отложила вилку. Сердце кольнуло. Знала, знала, что этот день настанет. Прямо чувствовала, как это затягивается в комедию абсурда.
— Подождите, — холодно начала она, — вы хотите сказать, что я должна…
— Ну не должна. Просто логично было бы, если у тебя есть, а у меня нет, — перебила её свекровь, — то ты могла бы, как невестка, помочь. Например, я мечтала об Абхазии. Воздух там — сказка. Да и путёвка смешная — тысяч шестьдесят. Для тебя это, судя по всему, мелочь.
— Для меня это мои деньги. И я, между прочим, не собираюсь спонсировать чужие мечты только потому, что у меня получилось заработать.
— Чужие мечты? — свекровь обидчиво всплеснула руками. — То есть я для тебя чужая?
— Нет, но и не фонд социальной помощи пенсионерам, — отрезала Лия. — Я пахала. Сама. Пока вы считали, что я «дома сижу и делаю непонятно что».
Андрей закашлялся, но было поздно. Галина Петровна встала.
— Ты неблагодарная. Я сына на ноги поставила, а теперь ты, фрилансерша, указываешь мне, что я могу просить, а что нет. У меня давление, кстати! И колени! Я в этом доме — как в общежитии!
— Так может, пора и съехать? — тихо, но внятно произнесла Лия.
Повисла ещё одна пауза. Уже не тишина. Тишина — это, когда просто молчат. А здесь молчание звенело, как провода под током.
Галина Петровна медленно села обратно. С иронией:
— То есть ты предлагаешь мне уйти?
— Я предлагаю решить: мы тут семья или банк с выдачей путёвок по степени родства.
Андрей поднялся и, наконец, заговорил:
— Ма, никто тебя не выгоняет. Но ты реально перегибаешь. Лия права — она заработала. Это её право, как тратить деньги. Не превращай нас в мыльную оперу.
— Вы уже в ней, — огрызнулась мать. — А я, видимо, персонаж второго плана, которому надо хлопать в ладоши и стоять у кастрюли.
— Да никто этого от вас не просил! — Лия повысила голос. — Мне не нужны хлопки. И если честно, мне уже не нужен этот постоянный контроль. Вы приходите в спальню без стука, комментируете мои продукты, теперь ещё и деньги считать начали.
— Ты неблагодарная. Ты не женщина, а менеджер с графиком. А моему сыну нужна тёплая жена, а не бухгалтер с лицом, как у налогового инспектора.
— А вашему сыну нужна мать, которая не разваливает его брак.
Андрей хлопнул по столу:
— Всё, хватит! Обе — стоп. Лия, ты… — он помедлил, — …ты не обязана давать деньги. Ма, ты не в праве их требовать.
— Ах вот как, — Галина Петровна сжала губы. — Тогда я завтра съеду. Только потом не зовите. И учтите, если что случится — сама виновата. У вас ведь тут… как там? Финансовая независимость?
— Прекрасно, — Лия встала. — А если что-то случится — мы вызовем скорую. И заплатим за такси до Абхазии. В одну сторону.
Когда дверь её спальни захлопнулась, Лия опустилась на стул и прикрыла глаза. Андрей подошёл, обнял за плечи.
— Прости, не хотел… Я просто…
— Знаю, — перебила она. — В следующий раз не озвучивай мои финансы в присутствии человека, который сравнивает мой сыр с «вонючей плесенью из кладовки».
— Ты всё равно у меня лучшая, — улыбнулся он. — Даже с вонючим сыром.
Лия усмехнулась.
— А ты всё равно у меня бухгалтер. Даже если иногда со скидкой на здравый смысл.
Галина Петровна уехала на следующее утро. Без театра. Без истерик. Просто встала в шесть утра, как на работу в школу, сварила себе яйца всмятку (в одной кастрюле с Линым органическим овсяным печеньем — демонстративно), и ушла с чемоданом, который всё это время стоял у двери «на случай, если». Оставив только клейкую записку на холодильнике:
«Не переживайте. Я справлюсь. И научусь жить с тем, что теперь у меня — только пенсия и кот Василий».
Кота у неё, к слову, не было. Зато чувство вины после таких записок было устойчивее кедра в Сибири.
— У неё нет кота, да? — уточнила Лия, стоя у холодильника с чашкой кофе.
— Ну… был у соседки. Может, она его арендует, — пожал плечами Андрей, ещё не до конца проснувшийся.
— Так. Всё. Довольно. Мне надо сменить обстановку. Я сейчас с ума сойду в этом доме.
— Ты же говорила, что обожала эту квартиру. — Он зевнул. — Типа, «второй шанс», «новая жизнь», «старый фонд с высоким потолком»…
— Да, но теперь в каждом углу слышу её голос: «А у вас мука нормальная есть?» — передразнила Лия, взмахнув рукой. — Пойду к Катьке. Она как раз звала на чай.
Катя — её подруга со времён первого развода. Вернее, со времён до развода. Они вместе выбирали Лие платье на свадьбу с Игорем — тем самым, бывшим мужем, о котором Лия предпочитала не говорить. Особенно с Андреем. Особенно потому, что у них до сих пор была… ипотека. Невозвращённая. С застрявшими на старой квартире документами. С имуществом, которым никто не пользовался, но формально оба считались собственниками. А значит, Игорь иногда напоминал о себе. Коротко. Чётко. Юридически безукоризненно.
Лия позвонила Кате и уже через час стояла на её кухне с кружкой чая и тарелкой пельменей. Не киноа — вот оно, настоящее возвращение в родные берега.
— Так. Значит, свекровь съехала. Ну, аплодисменты, — с иронией протянула Катя. — Сколько ты держалась?
— Почти три месяца.
— Ого. Я бы неделю не продержалась. Она ведь у вас с утра начинала затирать про вот в наше время было лучше, да?
— Угу. И ещё — почему у Лии нет детей, если ей почти тридцать. Представляешь, каждый раз с «почти».
— Классика. — Катя рассмеялась. — Слушай, кстати… Я вот чего тебя спросить хотела.
Она замялась.
— Только ты не бей меня, ладно?
— Катя…
— Игорь в городе.
Пауза.
— Что?
— Ну… Он ко мне заходил. У него с женой… ну, не срослось. Говорит, разведены. И квартира та — та самая, которую вы покупали вместе, — ему снова нужна. Говорит, хочет жить там. Спрашивал, как с тобой связаться, но я не дала. Сказала: пиши через суд.
Лия встала и прошлась к окну.
— Почему ты сразу не сказала?
— Потому что знаю тебя. Ты начнёшь переживать, думать, накручивать. А потом ещё Андрею скажешь, и всё — понеслась.
— Я и так переживаю. — Лия выдохнула. — Он хочет жить в той квартире?
— Да.
— Угу. А я, значит, кто? Просто подпись в реестре?
— По документам — да. По жизни — решай сама. Только, Лий… Ты ведь его не ждёшь, правда?
— Я? — она усмехнулась. — Я жду отпуск. Без людей. Без свекровей. Без бывших. Без реестров.
— Тогда и держи оборону. Он, если что, сказал, что напишет.
И он написал. В тот же вечер.
Привет, Лия. Надо бы поговорить. Про квартиру. И… не только. Можем встретиться?
На встречу она пришла в джинсах и в свитере, который Андрей называл «антисексуальным». На всякий случай.
Игорь сидел в кофейне, как будто и не прошло шести лет. Всё такой же. Только волосы седые у висков, и взгляд — спокойнее. Или просто усталый.
— Привет, — он встал, притянул к себе стул. — Ты не изменилась.
— Ты врёшь. Я теперь медитирую и пью матча. Это уже диагноз.
Они засмеялись.
— Как Андрей? — Игорь взял себе американо. Без сахара. Всегда пил так. Вспомнилось мгновенно.
— Хорошо. Работа. Бюджеты. Устал, как все.
— А у вас?
— Тоже устали. Мать его у нас жила. Почти квартал.
— Крепкие у тебя нервы, — усмехнулся Игорь.
Повисла пауза.
— Я хочу вернуться в ту квартиру, Лия. Та, что в ипотеке. Я не могу сейчас брать новую — после развода там всё сложное. А мы же не жили там… Я бы выкупил твою часть. Или ты — мою. Но надо решить.
Она кивнула.
— Я понимаю. Но ты точно туда хочешь? Там же всё с нами связано.
— Я больше никуда не хочу. Я хочу просто жить. Без драм.
— Ты сказал, не только про квартиру. Это что?
Игорь опустил глаза.
— Мне сорок один, Лия. Я развёлся, остался без жилья, без нормальной работы. Я вспоминаю, как у нас всё пошло прахом, и понимаю — ты была права. Тогда. Я был мудаком. Я тебя не слышал. Знаешь, у меня было чувство, что ты у меня всегда под рукой. А потом ты ушла. И всё, как домино: звонки, суд, делёжка. Три года — и тишина.
Она смотрела на него. И в груди что-то дёрнулось. Не любовь. Нет. Но тепло. Сложное, мутное, как будто старое письмо с запахом духов, которое хранилось в ящике.
— Игорь, ты сейчас не по любви говоришь. Ты — по обстоятельствам.
— А ты, Лия? Ты по любви вышла за Андрея?
Она вздрогнула.
— Не смей.
— Прости. Просто… Ты ведь сильная. Независимая. Но у тебя в глазах тоска. Я это вижу. Я тебя когда-то знал.
Она встала.
— Я уже другая. Ты знал Лию до нервных срывов, до курсов терапии, до фриланса, который ест мозг с утра до вечера. Сейчас я — женщина с опытом и с приветом.
— Но ты всё ещё — ты.
— А ты всё ещё — мой бывший. И у нас с тобой одна квартира на двоих. Это всё, что нас объединяет.
Она ушла. Он не удержал. Просто смотрел в спину. Не бежал за ней. И правильно.
Вечером дома Андрей смотрел в экран, явно пережёвывая какие-то сложные расчёты. Лия подошла сзади, обняла его и положила подбородок на плечо.
— Ты представляешь, у меня сегодня был кофе с бывшим.
Он обернулся, прищурился.
— Добровольно?
— У нас с ним квартира. Он хочет вернуться туда. Жить.
— А ты?
— А я хочу с тобой на юг. В сентябре. Снять жильё. Купить вино. И не брать с собой ни свекровь, ни бывших, ни даже ипотеку.
— А я хочу, чтобы ты это прямо сейчас записала на диктофон. Чтобы, когда я предложу поехать к маме в октябре, ты это включила мне под ухо.
Они рассмеялись. А потом замолчали.
Всё было сложно. Всё было по-настоящему. Но в этой тишине не было напряжения. Было… какое-то мы.
Если бы Лия знала, что всё завертится в пятницу в 11:07, когда она просто вышла в магнит за хлебом и минералкой — она бы, возможно, сделала макияж. Или хотя бы надела лифчик.
Но жизнь не терпит подготовки. Ей нравятся внезапные премьеры без грима и репетиций.
Андрей стоял посреди кухни с перекошенным лицом. У телефона на громкой связи что-то истерично визжало. Лия зашла и, даже не снимая кроссовки, замирает в прихожей.
— Что происходит?
— Мама… — Андрей выключил громкую связь и уставился в экран, как будто там было написано «Вы проиграли эту жизнь». — Мама… попала в аварию.
Лия резко подошла ближе.
— Что с ней?
— Ничего серьёзного. Ушиб. Но… она в больнице. И ей некуда идти после выписки. И она… сказала, что к нам.
— А нет. Нет-нет-нет. — Лия отступила назад, будто её ударили. — Она съехала. Ушла. Дала обещание. Записку на холодильник. Всё. Мы вышли из этого сериала.
— Лий, ну… она же мать.
— Она — манипулятор с педагогическим прошлым. Я не хочу опять ходить на цыпочках, проверять, не прокомментирует ли она мой бюстгальтер, сорт туалетной бумаги и мои утренние чаи.
Андрей молчал. Это был тот самый момент, когда выбирают сторону. Когда нельзя оставаться нейтральным. Как в шахматах — или ты белыми, или чёрными. Серых фигур не существует.
Он вздохнул:
— Я поеду за ней.
— Тогда вези её не ко мне. Хочешь — в гостиницу. Хочешь — к тебе на работу. Но в наш дом — нет.
— Лия…
— Я серьёзно. У меня сейчас на горизонте встреча с риелтором, потому что Игорь всё-таки подал заявку на выкуп моей части квартиры. Я в стрессе. У меня болит шея. У меня болит жизнь.
— Это ты сейчас со мной разговариваешь? — Андрей нахмурился. — Или с кем-то из отдела по продажам?
— С тобой. С мужем. Который считает, что чужое давление можно постоянно приносить в дом, как газету — раз в день, и желательно с кофе.
— Она не чужая!
— А я, значит, кто? Персонал?
Он смотрел на неё. Глаза были растерянные. И — обидно — немного испуганные.
— Лия… ты говоришь так, будто я выбираю между вами.
— А ты и выбираешь. Просто не хочешь признать.
В тот же вечер Лия вышла из дома. Без крика. Без сбора вещей в спортивную сумку. Просто накинула куртку, взяла ноутбук, и ушла. В коворкинг на ночь. Такое с ней бывало, когда всё «не помещалось» в четырёх стенах.
Через полтора часа она уже сидела за стойкой, в наушниках, с пустой чашкой кофе и пустым взглядом в экран. За окном мокрый июль. Плескались машины, как будто осень.
Раздался звонок.
Игорь.
Лия вздохнула. Хотела сбросить. Но ответила.
— Ты выбрала, да? Будешь продавать?
— Буду.
— Уверена?
— Уверена. Я хочу навсегда избавиться от призраков. И от тебя — в том числе.
— Справедливо, — сказал он после паузы. — Я всё равно хотел тебе кое-что отдать.
— Ключи?
— Нет. Письмо. Ты писала его, когда мы расставались. Забыла на комоде. Я только недавно нашёл. Хочешь — привезу?
— Нет.
— Лия, там…
— Не надо. Я уже другая. Мне не нужно письмо от той себя. Пусть она останется там. В той жизни.
Она отключилась.
На следующий день Андрей позвонил сам. Голос был грубее, чем обычно. Не злой. Просто… усталый.
— Мы с мамой у неё дома. Я помог ей вернуться. Она обещала не вмешиваться. И она извинилась, Лия. По-настоящему.
— Только потому, что упала под колёса и не смогла встать. Ну да. Удобный момент для раскаяния.
— Я не прошу тебя прощать. Я просто хочу, чтобы мы были вместе. А ты ушла. Опять.
— Я не уходила. Я вышла. Подышать. Ты меня не догнал. Значит — тебя всё устраивало.
Молчание.
— Знаешь, я ведь не герой, Лия. Я просто человек между двух огней. И иногда я ошибаюсь.
— Мы все ошибаемся. Но кто-то возвращается — а кто-то пишет письмо, которое никто не читает.
— Это о чём?
— Не важно.
Спустя неделю Лия подписала договор. Она вышла из квартиры, где всё началось с Игорем, и больше туда не вернулась.
Она переехала. Не к Андрею. Не к матери. Не в новую жизнь. А просто — в себя.
Прошёл месяц.
Серый сентябрь хлюпал под ногами. В воздухе — запах печёных яблок, и крика детей, которые возвращались из школы. Осень снова начиналась с чистого листа.
Лия сидела в маленьком кафе, пила чай и листала план — свой бизнес-план. Маленький, но только её.
Раздался звонок.
Андрей.
— Привет, — тихо сказал он. — Не помешаю?
— Пока нет. Что случилось?
— Ничего. Просто… я тебя вспоминаю. Часто. Я уже всё обдумал. Мама теперь в частном пансионате, у неё даже йога по расписанию.
— Серьёзно?
— Да. И она туда сама пошла. Сказала — «лучше, чем у вас».
— Умно.
— Я нашёл квартиру. Ту, где мы можем начать без чужих голосов. Без прошлого.
Пауза. Лия посмотрела в окно. Там шёл дождь. Медленно, спокойно. Как будто тоже обнулялся.
— Андрей…
— Да?
— Начнём с кофе?
— С киноа.
Они оба рассмеялись. И в этом смехе было что-то настоящее.
ФИНАЛ
Галина Петровна так больше и не вернулась. Игорь выкупил квартиру, женился через полгода на своей коллеге из налоговой. Лия с Андреем начали всё с нуля — без накоплений, без претензий, но с честным договором: если кто-то начинает тащить чужой багаж — второй не должен становиться грузчиком.
Иногда именно потеря даёт возможность построить заново. Без драмы. Без иллюзий. С юмором. И с выбором — в сторону себя.
