Юбилей – вещь неоднозначная. С одной стороны, это вроде бы торжество. Мой персональный день, дата, отмеченная в календаре, цифра, обведенная красным. Но с другой, эта радость хрупка, как яичная скорлупа: надави слегка – и треснет. Пятьдесят пять. Мне казалось, к этому возрасту в душе воцаряется умиротворение, штиль, гармония. Но оказалось, жизнь может перевернуться в один миг.
Я поднялась с постели рано, до рассвета. Подушка приятно холодила щеку, занавеска колыхалась от ветерка, чайник закипал на кухне… Ощущала себя почти юной – словно мне не пятьдесят пять, а снова пятнадцать. Обуревало волнение: всё-таки юбилей, гости, хлопоты, и втайне теплилась надежда на некое чудо. Или хотя бы на добрые слова…
Мой муж, Володя, еще спал, свернувшись калачиком на своей половине кровати, как послушный щенок, которому скомандовали «лежать, не мешать». Я осторожно поднялась, стараясь не разбудить его раньше времени. Мы вместе двадцать два года. Не скажу, что путь был усыпан розами. Кто может похвастаться безоблачной жизнью? Но тем не менее… В такие дни хочется верить, что всё было не напрасно, что всё сложилось правильно.
На кухне забурлил чайник. Я налила себе чашку любимого зеленого чая с чабрецом, в кружку с крышечкой-цветочком, сделанной внучкой из пластилина. В окно проникала тонкая полоска солнечного света, тень играла на подоконнике, а я, глядя на поднимающийся пар, подумала: «Пусть сегодня всё пройдет хорошо».
В восемь утра пришло первое сообщение. От школьной подруги, Антонины. Затем еще: от дочери, сестры, даже восьмилетняя племянница прислала смайлик-сердечко. Улыбка невольно расплылась на лице – обо мне помнят, значит, я кому-то нужна.
Когда зазвонил телефон в очередной раз, я не сразу посмотрела на экран. Подумала, что это опять кто-то из знакомых, может быть, соседка Валя. Но… номер показался до боли знакомым. Его номер – бывшего. По телу пробежали мурашки, сердце забилось чаще. Мы не общались больше семи лет. Он ушел… Нет, не ушел – оставил меня. Другой город, другая жизнь. Было очень больно, но та боль давно утихла, оставив лишь тяжелый осадок воспоминаний.
Он прислал короткое сообщение:
– С юбилеем, всего наилучшего. Будь счастлива.
Я смотрела на экран около пяти минут. Пальцы дрожали. Что делать? Ответить или проигнорировать? Вроде бы ничего особенного… Просто знак вежливости. Поздравление – что в этом может быть плохого? Напечатала короткое: «Спасибо».
Телефон тихо пискнул, и я вдруг ощутила тревогу. Словно нарушила некую негласную договоренность. Но ведь я ничего такого не сделала – всего лишь поблагодарила за поздравление.
Володя к тому времени уже проснулся. Он вошел на кухню, сонно почесывая затылок.
– Уже собираешься? – проворчал он, глядя на меня с подозрением.
Я кивнула, натянуто улыбнулась и принялась готовить бутерброды. Сколько раз я так же нервно улыбалась ему, чтобы не спровоцировать ненужную ссору, не дать повода для придирок. Я хорошо его знаю: по глазам вижу – когда он молчит и наблюдает, значит, что-то задумал. Или подозревает. Или копит в себе какую-то тревогу.
Я попыталась переключиться, вспомнила про торт, про праздничные блюда, про всё… В такие моменты особенно остро ощущаешь себя женщиной – вечно между плитой, столом и мужским взглядом, устремленным в спину.
Но сердце уже сжалось от дурного предчувствия. Словно знала, что-то случится.
***
День словно застыл в патоке, время еле двигалось. Я ощущала себя потерянной, как будто смотрела на свою жизнь со стороны. Бесконечные дела, разговор с дочерью по телефону, попытки скрыть слезы (я притворилась, что порезалась, готовя ужин, и дочь поверила)… Ирония судьбы, правда? Юбилей, круглая дата, а плакать нельзя. Нужно быть «в лучшей форме», развлекать гостей, улыбаться.
Володя бесцельно бродил по дому, то выходил на балкон, то что-то искал в кладовке. В его взгляде читалась мрачная тень. Я заметила, что он бросает взгляды на мой мобильный, каждый раз, когда он оказывался на столе. У него вошло в привычку проверять телефон, даже без спроса. Берет чужой телефон, просматривает сообщения, оставляя отпечатки своих пальцев на экране. Это началось пару лет назад… Когда доверие стало хрупким и редким. Но я привыкла к этому, думала, это просто особенность его характера.
Приближаясь к полудню, начали съезжаться гости. Сначала приехала дочь с внуками, затем сестра, а потом соседка Люда, принеся с собой пирог. Все оживленно беседовали, обменивались фразами, звучали тосты, обсуждали жизнь. Все ждали чего-то особенного от этого дня рождения, как будто юбилей – это повод для поздравлений и теплых слов. В душе было тепло, но внутри таилась какая-то необъяснимая тревога. Зачем этот праздник, если в глазах мужа только мрак и холод?
— Мам, на сколько лет ты хочешь выглядеть? — засмеялась внучка, хлопая ресницами. — На двадцать пять?
— На десять! — воскликнула соседка Люда, доставая вишневый пирог и хлопоча рядом. — Оля, у тебя нос маленький, значит, и возраст небольшой!
Смех разливался по комнате, словно сладкий сироп. Я старалась удержать это ощущение, надеясь, что оно заглушит мою тревогу. Но взгляд Володи прожигал меня. Казалось, он намеренно следовал за мной по пятам, ожидая чего-то.
К счастью, тосты были обычными, без лишнего пафоса. После нескольких тостов все перешли к разговорам «по душам»: кто где побывал, что кому подарили, как живут дети. Никто не затрагивал личные темы, которых я всегда боялась. Воспоминания о прошлом могли вызвать молчание Володи.
После торта гости стали расходиться. Дочь помахала мне на пороге, внук поцеловал в щеку, оставив запах карамели… Дом погрузился в острую, гнетущую тишину.
Мы остались одни.
Володя сидел за полуубранным столом, уставившись в тарелку.
— Ну, поздравили… — произнес он, словно речь шла о школьном собрании. — Довольна?
Мне стало не по себе от его ледяного, стального голоса.
— Я просто рада, что все пришли… И что забыли прежние обиды, — неожиданно для себя сказала я, почувствовав смелость. Фраза вырвалась сама собой, вероятно, от усталости скрывать свои чувства.
— Обиды… — Володя выпрямился и посмотрел на меня. — А чего телефон-то у тебя разрывается весь день? Что там такого? Опять с кем-то переписываешься?
— Я ни с кем не переписываюсь… Просто поздравили, ну…
— Кто?
Внутри все замерло. Мне хотелось выпрямиться и сказать правду, не лгать и не увиливать. С другой стороны, я знала этот тон — предвестник беды. Но промолчать не получилось.
— Ну, бывший написал. Поздравил с юбилеем.
Тишина повисла в воздухе, напряженная, как натянутая струна.
— И что? — тихо спросил он, поднимаясь из-за стола.
Я сжала пальцы. Мне хотелось сказать, что отвечать на поздравления – это нормально. Хотела упомянуть о правилах приличия — нужно быть благодарной, если человек не враг. Но слова застряли у меня в горле.
Он приблизился ко мне. Его тень упала на скатерть, словно темное пятно. Его кулаки сжались, губы побелели.
— Ты что, совсем страх потеряла?.. Я тебе кто?.. — его голос был приглушенным, с хрипотцой. Это означало, что он изо всех сил сдерживается.
Ужасно… Прожили всю жизнь, вырастили дочь, воспитываем внуков — и вдруг такое. За ответ. За смс… Унижение подступало к горлу скользким комом. Я старалась не поднимать глаза и не дышать громко.
— Я просто… воспитание… — тихо проговорила я, но мой голос почти не слышно.
Внезапная резкая боль обожгла мою щеку.
Я не сразу поняла, что произошло. Словно что-то захлопнулось, и меня оглушило. В глазах появились слезы, сердце упало куда-то вниз.
Рука мужа застыла в воздухе. Он смотрел на меня с каким-то странным удовлетворением.
— Вот как, значит? За бывших? — крикнул он. — Ты моя жена, ты должна знать свое место!
Страх разлился по моему телу обжигающей ртутью. Я попятилась и споткнулась о табуретку. Кровь стучала в ушах, все гудело.
Мне показалось, что я смотрю на себя со стороны — чужая, глупая, старая. Беззащитная в собственной кухне.
Он наклонился ко мне и прошептал:
— Не смей… больше… Поняла?
Я кивнула, лишь бы он отстал. Я стояла в осколках собственной жизни. За что? За то, что не промолчала? За простое «спасибо» человеку, который когда-то называл меня любимой?
***
Той ночью сон обошёл меня стороной. Я просто лежала неподвижно, лицо утопало в подушке, прислушиваясь к своему дыханию. В нём чувствовалась вязкость от слёз – долго рыдала, стараясь не издавать ни звука, чтобы даже за современными окнами никто не услышал. Говорят, с годами наши слёзы становятся более солёными, как будто каждая частица прожитого растворяется в каждом вздохе.
Он заснул быстро и шумно, с храпом – у Владимира всегда так: стоит выпустить нервы наружу, и сон приходит легко. Столько лет рядом, а всё равно – чужой. Чужой, опасный, сильный, что даже любое движение вызывает дрожь. Страшит не удар… Не он сам, а внезапное, абсолютное одиночество в доме, который одновременно и твой, и нет.
В голове вновь и вновь всплывал этот эпизод на кухне, словно кошмар. Вот я беру нож – нет, вовсе не для этого… Просто нарезать хлеб. Вот наши взгляды пересекаются в узком дверном проёме, где всегда чувствуется запах сырости. Вот его рука… Невозможно вспомнить без содрогания.
Утро встретило меня синяком под глазом. Небольшим, но коварно заметным. Я стояла перед зеркалом в ванной и думала лишь об одном: «Лишь бы никто не заметил, только бы не дочь». Вроде бы взрослые люди, а всё равно больше всего стыдно перед детьми, чем перед остальными. Не за себя, а за то, что допустила это.
Я торопливо схватила тональный крем, надела рубашку с длинными рукавами – привычные меры предосторожности. Забавно… вспомнилось, как в начале наших отношений Владимир носил меня на руках. Был когда-то парень – крепкий, весёлый, добрый. Но годы идут, и люди меняются. Или просто снимают маски.
Сегодня он был особенно предупредителен. Позавтракал и сухо произнёс:
— Да ладно, чего дуться. Забыли.
А мне хотелось закричать во весь голос. Или, наоборот, уйти в себя навсегда. Жизнь с человеком, который хоть раз поднял на тебя руку – это всегда балансирование на краю бездны. Даже если «забыли». Сердце разрывается от страха и боли, разрывается и ноет.
В памяти всплывали воспоминания о пережитом вместе: переезды, ремонты, увольнения, рождение ребёнка, болезни родителей… Неужели всё это может быть перечёркнуто одним-единственным поступком? Так просто – вычеркнуть?
Я наливала кофе, когда неожиданно позвонила дочь.
— Мам, а что ты хочешь на день рождения? – весело спросила она.
Голос мой дрогнул, в горле встал ком.
— У меня уже всё есть, милая… Хотелось бы немного покоя и чтобы ты была счастлива.
Ложь. В тот момент я мечтала только об одном – сбежать. Хотя бы на рынок, куда угодно, лишь бы оказаться подальше и не чувствовать его взгляда. Но я осталась. Как всегда. Быт, привычка, дом, где я знаю каждую вещь наизусть. Всё это удерживало меня сильнее, чем его удары.
Он был дома и днём, и вечером. Я передвигалась осторожно, стараясь не спровоцировать ни его, ни собственные нервы. Казалось, каждая тарелка звенела от страха.
Прошёл день, за ним – другой. Молчание между нами становилось всё более тягостным. Я старалась делать всё как обычно: готовила, убирала, даже гладила его рубашки. Только избегала смотреть ему в глаза. Мне казалось, он может увидеть в них моё желание исчезнуть.
К вечеру воскресенья я осознала, что больше… не люблю его. Не испытываю ни уважения, ни надежды на поддержку или тепло. Остался только страх. Но вместе с ним – и капля злости на себя.
Всё, что было – напрасно? Или всё-таки во мне ещё осталось хоть немного самоуважения?..
***
Бессонная ночь обычно отступает под напором утренней прохладной воды, словно стирая следы. Лишь кровоподтёк под глазом служит неприятным напоминанием, что это была не просто кошмарная грёза. В понедельник я передвигалась по квартире на цыпочках, стараясь не издавать ни звука. Эхо малейшего шороха болезненно отдавалось в голове.Как только дверь закрылась за ушедшим на работу Володей, тишина обрушилась на меня с силой, превосходящей любой шум. В этой оглушительной пустоте я вдруг осознала, что продолжать делать вид, будто ничего не произошло, больше не получится.
Я опустилась на стул у кухонного стола – того самого, над которым вчера пронеслась его рука. Просто сидела, не отрывая взгляда от пустой чашки, ощущая внутреннюю надломленность. Как будто после сильных морозов на стенках посуды образовались трещины, хотя внешне всё выглядит как прежде.
Вспоминала себя в день нашей свадьбы. Тогда у меня были длинные волосы, сияющий взгляд и безграничные мечты, которые бесстрашно неслись вперёд. Мне казалось, что присутствие близкого человека – гарантия тепла и уюта. А сейчас… От этого тепла осталась лишь остывающая плита.
Вдруг в голове промелькнула мысль: «Ты сильная, Оля. Ты столько пережила – неужели сейчас сломаешься?» Возникло острое желание позвонить кому-нибудь и попросить о помощи, но кому? Дочери? Ни в коем случае, у неё своя жизнь и свои заботы. Подруге Тоне? Она лишь скажет: «Держись, всё наладится». Но я не хочу, чтобы «наладилось», я хочу жить БЕЗ НЕГО. Без этого постоянного чувства угрозы.
По телевизору говорили о сильных женщинах, борющихся за свои права, протестующих и легко разводящихся. Но мне не нужна показная сила, я просто хочу жить в мире, где не нужно бояться за свою безопасность. Хочу спокойно сидеть на кухне и не ожидать удара за обычное поздравление.
Я машинально крутила на пальце обручальное кольцо. Старое, потёртое, но я никогда не снимала его. Вспомнила, как он надевал его на мою руку, дрожащую от волнения. Мы смеялись и верили в безоблачное будущее.
Но нельзя жить только прошлым! И я вдруг ясно осознала, что будущее с ним гораздо страшнее любых воспоминаний. Значит, пора что-то менять.
Я подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в своё отражение. Под глазом расплывалось коричневое пятно, а кожа казалась тонкой, как бумага. Неужели это и есть моя жизнь? Она казалась чужой и отвратительной. Меня охватило такое чувство брезгливости к себе, что перехватило дыхание.
Я вернулась на стул и набрала номер полицейского участка.
– Алло… здравствуйте. Я хотела бы узнать… Если муж меня избил… куда мне обратиться?
На другом конце провода, как и положено, зашуршали бумагами:
– Приезжайте, напишите заявление, мы разберёмся.
Но для женщины, прожившей с этим человеком большую часть жизни, всё не так просто! Заявление – это не формальность, это удар по сердцу, крик души. Но я уже сделала выбор: либо жить в страхе, либо свободно дышать.
Прошла неделя. Всё это время Володя старался быть тихим и покладистым, разговаривал спокойно, как будто ничего не произошло. Но я чувствовала, что он либо забыл о случившемся, либо притворяется. А может, и хуже – уверен, что теперь я «знаю своё место».
Однажды вечером он зашёл на кухню. Я разливала чай, и руки у меня дрожали. Он подошёл ко мне и, взяв мои руки в свои, сказал:
– Прости меня, если что… Наверное, я перегнул палку. Просто волнуюсь, переживаю, ты же знаешь, нервы на работе.
Наверное, каждая женщина хотя бы раз в жизни слышала подобные слова, произнесённые тихим, виноватым голосом. Но вместо прощения они вызывают ужасное подозрение: а вдруг это повторится? И ощущение безнаказанности на кончиках его пальцев.
Я ответила:
– Не говори ничего. Пока не поздно, остановись. Я больше не буду терпеть. Я – не твоя собственность.
Он замолчал. А я впервые за долгие годы почувствовала себя не жертвой, а живым человеком. Возможно, не самой сильной, но имеющим право на уважение, даже если в этом доме оно больше никому не нужно.
***
Спустя долгое время я достала из шкафа свой любимый алый шарф. И пусть все видят, пусть спрашивают, я больше не хочу прятаться. Впервые мне было безразлично, что подумают соседи о моём синяке – я не виновата, это не мне должно быть стыдно за чужие поступки. Надела тёплую куртку, взяла старую сумку, которую годами берегла для особого случая. Пока собиралась, руки слегка дрожали, но это был не страх, а предвкушение. Волнение от того, что впервые за долгие годы я делаю что-то важное для себя. Даже под куртку надела простое платье – захотелось вспомнить ту Олю, которой я была когда-то, до него, до того, как страх сковал меня.
Вышла во двор: поздняя осень, воздух наполнен запахом увядающей листвы и лёгким дымком от костра, который жгли в частном секторе. Бабушки, кутаясь в цветастые платки, сидели на скамейке. Остановилась, глубоко вдохнула и подумала: хватит ли у меня сил дойти до конца? Или снова отступлю, вернусь домой, к вечно текущему крану, неубранной постели, к привычной серой безысходности?
Маршрутка резко захлопнула двери, словно отчитывая меня за малейшее проявление слабости. Я поехала в центр города, в паспортный стол. Ирония судьбы: обычно женщины идут туда, чтобы сменить фамилию, а я пришла, чтобы изменить свою жизнь. Не на другую фамилию, а на свободу, на возможность снова стать собой.
В кабинете сотрудница с широко открытыми глазами долго молчала, услышав мою просьбу.
– Вы хотите развестись? – тихо спросила она, словно боялась спугнуть моё решение.
Я утвердительно кивнула.
– Муж… поднимал руку. Не в первый раз… Просто больше так не могу.
Она медленно перебирала моё заявление, бросила взгляд на синяк.
– Я вам сочувствую…
– Не нужно сочувствовать. Просто сделайте свою работу.
Она подписала бумаги. Аккуратно, от руки, чётко. Словно каждая буква, каждый росчерк – новая трещина в моей старой оболочке. Я вышла на улицу другим человеком, словно сбросила старую кожу.
Володя не звонил весь день. Вечером я позвонила дочке:
– Дочь, я тут… развестись решила…
– Мам? Что случилось?!
Я рассказала ей всё в общих чертах, только самое главное: нельзя жить с человеком, который поднимает руку на женщину, даже если она его жена на протяжении 22 лет.
Мы долго молчали. Затем она тихо произнесла:
– Ты правильно сделала, мам. Я горжусь тобой.
Горжусь… Это слово… Я почувствовала, как что-то тёплое разливается по сердцу, словно компот, щедро сдобренный ягодами. Хоть кто-то поверил, что я способна что-то изменить.
Вечером Володя появился на пороге. Усталые шаги, потухший взгляд, в руках пакет с продуктами. Открыл дверь, увидел меня и сразу всё понял.
– Что, всё? – устало спросил он.
– Всё. Я подала заявление.
– То есть, ты больше не хочешь жить со мной? А как же вся наша жизнь? Мы же семью строили…
Он что-то говорил, обижался… А я слушала, как его голос уходит в никуда. Это уже не моё. Уже НЕ МОЁ.
Я больше не боялась. Даже когда он хлопнул дверью, схватил куртку и быстро ушёл, внутри меня стало легче. Словно что-то сдвинулось с мёртвой точки, и воздух в доме стал чище. Свежий такой, октябрьский, с запахом нового начала.
Да, было больно. Но это была боль не отчаяния, а, скорее, свежая боль после перелома, которая вот-вот начнёт заживать, открывая дорогу новой жизни.
***
Первая ночь без него прошла почти в полном забытьи, но уже не из-за гнетущего страха, а от внезапной дезориентации. Я лежала в одиночестве, устремив взгляд в потолок, а в голове роились тихие, словно ведущие переговоры, мысли: «Ну что, Ольга, вот она – свобода… и вот она – пустота». С одной стороны ощущался холод, с другой – дышалось свободнее. Больше никто не шумит шагами по полу, не ворчит и не укоряет взглядом. Лишь запах старинных книг, исходящий от шкафа, и мерное тиканье часов на стене напоминали о былой, добрачной тишине.
Необычно начинать все с чистого листа, когда тебе почти шестьдесят. Но, возможно, именно в этом и заключается настоящее взросление – осознание того, что твоя жизнь принадлежит только тебе, даже если кажется, что пройденный путь уже предопределен.
Утро встречает меня звуком закипающего чайника и эхом гулких мыслей: что же будет дальше? Как теперь жить одной? Не нужно никого кормить, ждать с работы, гладить рубашки – последнее, кстати, оказалось самым сложным, руки машинально тянулись к начатому флакону с крахмалом. Я даже невольно улыбнулась сквозь слезы: кто бы мог подумать, что после развода скучаешь не по самому человеку, а по привычке ощущать себя необходимой.
Невольно в памяти всплывают картины молодости, когда все было впервые – и радостные моменты, и терзающие страхи, и Володя был совсем другим человеком. Возможно, мы оба изменились – я стала менее терпимой, а он, наоборот, привык к тому, что женщина должна все выносить. Но я ведь не крепостная! Я – личность, женщина, мать, бабушка, в конце концов! Почему же именно мне должно быть стыдно за причиненную боль?
Подруги, одна за другой, стали звонить.
– Оля, неужели это правда?! Вот так просто – и все кончено?
– Ты просто героиня, честно… Я бы ни за что не решилась…
– А давай сходим в кино, пока еще свежи воспоминания?!
Некоторые искренне удивлялись – как же так, столько лет вместе, и все рухнуло из-за какой-то мелочи? А я вдруг осознала: не из-за какой-то одной мелочи, не из-за смс-ки, не из-за бывшей, а из-за систематического отсутствия любви и элементарного уважения. Разве это так сложно – не поднимать руку на женщину?
В тишине новой квартиры я ощущала себя не столько счастливой, сколько честной с самой собой. Ключи от собственного жилища в моих руках, мысли в голове – мои собственные, без постоянной борьбы и страха. Иногда накатывала волна сожаления: неужели не жаль тех лет, той юности, того быта, из которого я бежала, словно ночью? Жаль, конечно. По-человечески. По-женски. Но еще больше жаль ту молодую девушку, которая так мечтала о любви и защите, а в итоге вынуждена была защищаться самостоятельно…
Прошло уже несколько недель с тех пор, как Володи не стало в моей жизни. Посуды стало меньше, пыли меньше, и суеты почти не осталось. Я просыпалась раньше – жизнь словно заново стучится в мою дверь. Иногда вспоминаю прошлое. Приходит стыд – почему я не решилась на это раньше? Почему столько терпела? Ответ прост… Потому что боялась. Потому что вся моя жизнь – это терпение и привычка. Да и еще потому, что казалось, будто остаться одной гораздо страшнее, чем жить с человеком, который меня обижает.
Но теперь, глядя на свое отражение в зеркале, я вижу другие глаза – они уставшие, немного опухшие, но в них больше нет того ужаса, с которым я просыпалась много лет подряд. Я могу приготовить завтрак не для него, а для себя. Могу слушать музыку, которую не слышала уже очень давно – поставила старую пластинку Людмилы Зыкиной и расплакалась – от счастья, а не от боли.
Иногда звонит дочь. Я говорю ей:
– Живи так, чтобы никому не позволять посягать на твою свободу, даже если этот человек – твой муж на протяжении двадцати лет.
Вокруг стало больше воздуха. Я почти не боюсь пустоты – я нашла в ней маленькие радости: вечерний чай, телефонные разговоры, улыбки внуков. Даже соседка Людмила стала заходить чаще – мы болтаем о всякой ерунде, смеемся, жалуемся на пенсию, вспоминаем молодость.
Однажды, помню, я встретила на улице старую знакомую, и она спросила:
– Оля, тебе не жаль потраченного времени?
А я вдруг спокойно ответила:
– Все, что было – пусть останется в прошлом. Самое главное, что я снова чувствую себя живой.
Я не знаю, что ждет меня впереди. Возможно, одиночество. Возможно, новые знакомства, новые простые радости. Но теперь я точно знаю: у женщины всегда есть выбор. Даже если очень страшно. Даже если кажется, что уже слишком поздно.
Я никогда не прощу ему тот удар. Не из-за синяка, не из-за боли, а за то, что он заставил меня бояться собственного дома.
И, как бы тяжело ни было, я больше никогда не позволю себя унижать. Это моя жизнь. Даже если она начинается заново – такая, какая я есть, почти накануне шестидесятилетия.
