— Ты не поняла, Лена. Это не просьба. Мама сказала, что нам нужно переехать к ней после свадьбы, — Павел стоял посреди их маленькой кухни, избегая встречаться со мной взглядом. Его пальцы нервно барабанили по столешнице, выдавая внутреннее напряжение. За окном догорал майский закат, окрашивая стены в тревожные багровые тона.
Я замерла с чашкой чая в руках. Горячая керамика обжигала пальцы, но я даже не заметила этого. В голове прокручивались его слова, каждое из которых било как молотом по нашим планам, по нашей мечте о собственном гнёздышке.
— Павел, мы же договаривались. Снимем квартиру, будем жить отдельно. Ты сам говорил, что хочешь независимости от родителей, — мой голос дрогнул. Три года отношений, полгода до свадьбы, и вот такой сюрприз.
Он наконец поднял глаза, и в них я увидела странную смесь вины и упрямства.
— Мама права, Лен. Зачем платить за съём, когда у неё огромная квартира? Мы сэкономим кучу денег. И потом, ей одиноко одной. После смерти отца прошло уже пять лет, она до сих пор не оправилась.
Я поставила чашку на стол с таким стуком, что чай выплеснулся на скатерть. Тамара Ивановна. Моя будущая свекровь. Женщина с железной хваткой и медовым голосом, которая с первой встречи смотрела на меня как на временное недоразумение в жизни своего драгоценного сына.
— Павел, твоей маме пятьдесят два года. Она работает главным бухгалтером в крупной фирме, у неё полно подруг, она ездит на йогу три раза в неделю. Какое одиночество? — я старалась говорить спокойно, но внутри всё кипело.
— Не смей так говорить о моей матери! — он вдруг вспыхнул. — Ты её совсем не знаешь! Она всю жизнь посвятила мне, а теперь ты хочешь, чтобы я её бросил?
Бросил? Я не верила своим ушам. Мы говорили о нормальной взрослой жизни, а не о том, чтобы бросать родителей.
— Паш, я не прошу тебя бросать маму. Мы будем навещать её, помогать. Но жить… Жить мы должны отдельно. Это нормально для молодой семьи.
Он отвернулся к окну, засунув руки в карманы джинсов. Майский вечер за стеклом казался таким мирным, таким далёким от бури, разыгравшейся в нашей крохотной кухне.
— Мама уже всё решила. Она освободила для нас комнату покойного отца. Купила новую мебель, сделала ремонт. Потратила кучу денег, Лена. Как я ей теперь скажу, что мы не приедем?
Комната покойного отца. Меня передёрнуло. Я представила, как мы будем жить в этом мавзолее памяти, под неусыпным контролем Тамары Ивановны. Как она будет заходить к нам без стука, давать советы, как правильно складывать носки Павла и в какое время готовить ужин.
— А меня ты спросил, прежде чем твоя мама начала ремонт? — мой голос стал ледяным. — Или моё мнение вообще не имеет значения?
Павел резко развернулся. Его лицо исказила злость.
— Конечно, имеет! Но ты должна понимать — это моя мама! Единственный близкий человек, который у меня был все эти годы!
— А я? — слова вырвались прежде, чем я успела их остановить. — Я для тебя кто, Павел? Случайная попутчица?
Он замер, словно я ударила его. Потом медленно подошёл, попытался взять меня за руки, но я отстранилась.
— Лена, не начинай. Ты же знаешь, что я тебя люблю. Но мама… Она столько для меня сделала. Я не могу просто взять и уйти. Она рассчитывает на нас.
Рассчитывает. Это слово повисло между нами тяжёлым грузом. Я вспомнила все наши встречи с Тамарой Ивановной. Как она с милой улыбкой интересовалась, почему я так поздно прихожу с работы — «порядочные девушки к семи дома». Как невзначай замечала, что я слишком худая — «мужчины любят, когда есть за что подержаться». Как удивлялась моей профессии дизайнера — «ну это же не серьёзно, так, для души».
— Знаешь что, Павел? — я встала из-за стола. — Давай отложим свадьбу.
Он побледнел.
— Что? Лена, ты с ума сошла? Всё уже готово! Ресторан заказан, платье куплено, гости приглашены!
— И квартира твоей мамы отремонтирована, — добавила я с горькой усмешкой. — Только вот невесту забыли спросить, хочет ли она там жить.
— Это шантаж! — он стукнул кулаком по столу. — Ты шантажируешь меня!
— Нет, Павел. Это называется самоуважение. Я не собираюсь начинать семейную жизнь под крылом твоей мамы. И если ты не можешь понять таких элементарных вещей, то какой из тебя муж?
Его лицо стало багровым. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент раздался звонок в дверь. Мы оба замерли. Я взглянула на часы — половина десятого вечера. Кто это может быть?
Павел пошёл открывать, а я осталась на кухне, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Из прихожей донёсся знакомый голос, и у меня всё оборвалось внутри.
— Павлуша, сыночек! Я так волновалась! Ты трубку не брал, я подумала, может, что случилось…
Тамара Ивановна. Конечно, кто же ещё. Материнский радар засёк неполадки в paradise её сына.
Она вплыла на кухню — высокая, стройная, с идеальной укладкой и в элегантном плаще, который, я знала, стоил половину моей зарплаты. Её взгляд скользнул по мне — по моим растрёпанным волосам, домашним спортивным штанам и старой футболке.
— Мам, мы просто разговаривали, — Павел засуетился, доставая из шкафа чашку. — Чай будешь?
— Спасибо, сыночек. — Она села за стол, не сводя с меня изучающего взгляда. — О чём же вы разговаривали в такой поздний час? Молодым людям пора бы уже отдыхать. Особенно невесте — до свадьбы нужно хорошо выглядеть.
Я стиснула зубы. Очередной камешек в мой огород.
— Мы обсуждали наши планы после свадьбы, — сказала я как можно спокойнее.
— О, как замечательно! — её глаза заблестели. — Павлуша уже рассказал тебе про комнату? Я так старалась! Выбрала такие красивые обои — нежно-голубые, как Павлуша любит. И шторы под цвет. Правда, мебель я выбирала сама, надеюсь, тебе понравится. Хотя что там может не понравиться — я же со вкусом!
Она говорила и говорила, расписывая, как чудесно нам будет жить все вместе. Как она будет помогать мне по хозяйству — «молодые девушки сейчас совсем не умеют готовить». Как научит меня правильно ухаживать за Павлом — «у него же такой чувствительный желудок, не всякая еда подходит». Как будет вставать пораньше, чтобы приготовить нам завтрак — «какая же жена отпустит мужа на работу голодным».
С каждым её словом я чувствовала, как во мне нарастает глухая ярость. Она уже всё решила. Распланировала нашу жизнь до мелочей. И Павел сидел рядом и молча кивал, впитывая каждое слово своей мамочки.
— Тамара Ивановна, — перебила я её монолог. — Мы не будем жить с вами.
Наступила тишина. Тамара Ивановна медленно повернулась ко мне, и в её глазах я увидела сталь.
— Что ты сказала, деточка?
— Я сказала, что мы с Павлом планируем снять отдельную квартиру. Это нормально для молодой семьи — жить самостоятельно.
Её лицо на мгновение исказилось, но она быстро взяла себя в руки.
— Павлуша, — она повернулась к сыну, демонстративно игнорируя меня. — Ты же говорил, что всё решено. Что вы переезжаете ко мне после свадьбы.
Павел беспомощно переводил взгляд с матери на меня и обратно.
— Мам, понимаешь… Лена считает…
— Лена считает? — голос Тамары Ивановны стал ядовито-сладким. — А что считает мой сын? Или теперь за тебя думает эта… девушка?
— Мама! — Павел покраснел. — Не надо так!
— А как надо, сыночек? — она встала, опираясь на стол. — Я всю жизнь тебе посвятила! После смерти отца жила только тобой! А теперь какая-то девица, которая и готовить-то не умеет, решает, где тебе жить? Да она тебя просто использует! Ей нужна отдельная квартира, чтобы вить из тебя верёвки!
— Хватит! — я тоже вскочила. — Вы не имеете права так со мной разговаривать!
— Права? — она расхохоталась. — Да какие у тебя права, милочка? Ты ещё не жена моему сыну! И знаешь что? Может, и не будешь!
— Мама! — Павел наконец-то вмешался. — Прекрати сейчас же!
Но Тамара Ивановна уже не могла остановиться. Маска заботливой мамочки окончательно слетела, обнажив властную женщину, привыкшую, чтобы всё было по её правилам.
— Я прекращу, когда ты одумаешься! Посмотри на неё, Павел! Худая как щепка, работает непонятно кем, семья у неё — мать-алкоголичка и отец, который сбежал, когда ей было пять лет! Это тебе нужно? Это?!
Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Она копалась в моём прошлом. Собирала грязь. Моя мама действительно пила после ухода отца, но уже много лет как завязала. А то, как она это преподнесла…
— Откуда вы это знаете? — мой голос прозвучал глухо.
Тамара Ивановна самодовольно улыбнулась.
— У меня есть друзья, деточка. И я должна знать, что за человек собирается войти в нашу семью. Кстати, а что там с твоей кузиной? Которая родила в шестнадцать и не знает, кто отец? Яблочко от яблони, как говорится…
Это было слишком. Я схватила свою сумку и направилась к выходу.
— Лена, стой! — Павел бросился за мной. — Не уходи! Мама, извинись сейчас же!
— Я? Извиняться? — голос Тамары Ивановны звенел от возмущения. — Перед этой нищенкой, которая хочет сесть тебе на шею?
Я остановилась в дверях и медленно повернулась. Павел стоял между нами, растерянный, жалкий. Маменькин сыночек, который так и не смог вырасти.
— Знаешь что, Павел? Твоя мама права. Мы слишком разные. Я действительно из простой семьи. Моя мама работает продавцом, и да, у неё были проблемы с алкоголем. Но она справилась. Сама, без чьей-либо помощи. А моя кузина — прекрасная мать, которая растит чудесную дочку и заканчивает университет. Мы не идеальные, но мы умеем бороться. А ты? Ты даже решение о собственной свадьбе не можешь принять без мамочки.
— Лена… — он протянул ко мне руку, но я отступила.
— Свадьба отменяется. Можешь жить с мамой хоть всю жизнь. Уверена, она найдёт тебе более подходящую невесту. Из хорошей семьи, с правильным воспитанием. Которая будет счастлива прислуживать вам обоим.
— Вот и правильно! — торжествующе воскликнула Тамара Ивановна. — Наконец-то ты поняла своё место!
Я посмотрела на неё с жалостью.
— Моё место? Знаете, Тамара Ивановна, моё место там, где меня уважают. Где ценят не за фамилию или счёт в банке, а за то, какой я человек. И уж точно моё место не в вашей золотой клетке, где вы будете дёргать за ниточки, управляя жизнью своего великовозрастного сына.
Я в последний раз взглянула на Павла. Он стоял бледный, с дрожащими губами. Мальчик, который так и не стал мужчиной.
— Прощай, Паша. Желаю тебе счастья. С мамой.
Я вышла, тихо закрыв за собой дверь. Спускаясь по лестнице, я слышала, как наверху разразилась истерика. Тамара Ивановна что-то кричала, Павел пытался её успокоить. Знакомая песня.
На улице было свежо. Майский вечер окутывал город сиреневыми сумерками. Я глубоко вдохнула и вдруг почувствовала невероятную лёгкость. Словно сбросила с плеч тяжёлый груз.
Достав телефон, я набрала номер лучшей подруги.
— Оль, это я. Свадьба отменяется. Нет, всё в порядке. Более чем. Приезжай ко мне, расскажу. И захвати вина. Хорошего. Мне есть что отпраздновать.
Я улыбнулась, глядя на звёзды, начинающие проступать на темнеющем небе. Где-то там, в душной квартире, Павел сейчас утешает свою маму, обещает, что всё будет хорошо, что он найдёт другую, правильную девушку. А я иду домой, в свою съёмную однушку, где никто не будет указывать, как мне жить.
И знаете что? Я счастлива.
Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Я накинула халат и, зевая, пошла открывать. На пороге стоял Павел — помятый, с красными глазами, небритый.
— Лена, впусти. Нам надо поговорить.
Я молча отошла в сторону. Он прошёл в квартиру, огляделся, словно видел её впервые.
— Кофе? — спросила я машинально.
— Да, спасибо.
Мы молча прошли на кухню. Я включила кофеварку, достала чашки. Обыденные действия помогали сохранять спокойствие.
— Лена, прости меня, — выпалил он, едва мы сели за стол. — Мама была не права. Она не должна была говорить те ужасные вещи. Я всю ночь с ней разговаривал, объяснял…
— И что? — я отпила кофе. — Она согласилась, что мы будем жить отдельно?
Он замялся.
— Ну… Не совсем. Но она обещала не вмешиваться в наши дела. Сказала, что будет приходить только по приглашению. И готовить не будет. И вообще…
— Павел, — я подняла руку, останавливая поток его слов. — Ты сейчас слышишь себя? Твоя мама милостиво разрешила не вмешиваться в нашу жизнь. В нашей квартире. Которая, напомню, принадлежит ей.
— Но она обещала! — в его голосе звучало отчаяние. — Лена, ну что мне сделать? Выгнать родную мать на улицу?
— Никто не говорит о том, чтобы выгонять. Но жить мы должны отдельно. Это принципиально.
Он опустил голову.
— Она не отпустит меня, Лен. Она… она пригрозила лишить наследства. Сказала, что перепишет квартиру на двоюродную сестру. И фирму отца тоже. Я останусь ни с чем.
Вот оно. Истинное лицо заботливой мамочки. Шантаж чистой воды.
— И что ты выбираешь? — спросила я, хотя ответ уже знала.
Он поднял на меня глаза, полные слёз.
— Я люблю тебя. Но это же всё, что у меня есть. Отец строил эту фирму всю жизнь. Я не могу просто так от неё отказаться. И квартира… Мы же можем там жить, правда? Просто потерпеть немного, пока мама привыкнет…
Потерпеть. Привыкнет. Я покачала головой.
— Она не привыкнет, Паша. И ты это знаешь. Она будет держать тебя на коротком поводке до самой смерти. А может, и после — завещание с условиями напишет.
— Не говори так! — он вскочил. — Ты не понимаешь! У тебя нет ничего, тебе легко рассуждать! А у меня есть ответственность! Перед памятью отца, перед фирмой, перед мамой!
— А передо мной? — я тоже встала. — Перед женщиной, на которой ты собирался жениться? Или я в этом списке не значусь?
Он открыл рот и закрыл, не найдя слов.
— Всё ясно, — я устало улыбнулась. — Иди, Павел. Иди к маме. Она тебя ждёт.
— Лена, дай мне время! Я что-нибудь придумаю! Может, сниму квартиру сам, буду жить на две семьи…
— На две семьи? — я расхохоталась. — Боже, Павел, ты слышишь, что говоришь? Какие две семьи? Есть ты и твоя мама. А я — так, временное увлечение, которое мамочка скоро уберёт с дороги.
— Это не так!
— Это именно так. И знаешь что самое грустное? Ты хороший человек, Павел. Добрый, заботливый. Но ты никогда не станешь мужчиной. Потому что твоя мама не даст тебе вырасти. Ей не нужен взрослый сын. Ей нужен вечный мальчик, которым можно управлять.
Он стоял передо мной — красивый, несчастный, потерянный. И мне было искренне жаль его.
— Уходи, Паша. И не возвращайся. Для нас обоих будет лучше.
Он ещё постоял, словно хотел что-то сказать, потом развернулся и вышел. Я слышала, как хлопнула входная дверь, как затихли его шаги на лестнице.
Вернувшись на кухню, я увидела на столе ключи. От нашей будущей квартиры. Той самой, которую мы присмотрели месяц назад и собирались снимать после свадьбы. Он оставил их, даже не попрощавшись.
Я взяла ключи, повертела в руках. Обычные металлические ключи, а сколько надежд с ними было связано. Наш дом. Наша крепость. Наше счастье.
Открыв окно, я размахнулась и выбросила их. Пусть летят. Вместе с иллюзиями.
Прошло три месяца. Я погрузилась в работу, взяла несколько крупных проектов. По вечерам ходила на курсы французского — давно мечтала выучить этот язык. По выходным встречалась с подругами, ездила к маме в пригород.
Жизнь потихоньку налаживалась. Боль отступала, оставляя после себя лёгкую грусть и чувство правильности принятого решения.
И вот однажды, сидя в кафе с подругой, я увидела их. Павел и Тамара Ивановна. Они сидели за столиком у окна. Она что-то оживлённо рассказывала, он кивал, ковыряясь в тарелке. Выглядел он неважно — похудел, осунулся, под глазами тёмные круги.
— Это же твой бывший? — Ольга проследила за моим взглядом. — Ого, а что с ним?
— Живёт с мамой, — я пожала плечами.
— И как, счастлив?
Я посмотрела на Павла ещё раз. Он поднял глаза и увидел меня. На секунду его лицо оживилось, он даже привстал, но Тамара Ивановна что-то резко сказала, и он снова сел, опустив голову.
— Как видишь, — я отвернулась. — Пойдём отсюда?
Мы расплатились и вышли. На улице Ольга взяла меня под руку.
— Знаешь, а ты молодец. Вовремя соскочила.
— Знаю, — я улыбнулась. — Просто иногда жалко его. Он же не плохой человек. Просто слабый.
— Слабый — это тоже плохо, — философски заметила подруга. — Со слабым мужчиной ты сама становишься его мамой. А тебе оно надо?
Я рассмеялась.
— Нет, не надо. Мне надо партнёра, а не ребёнка.
— Вот именно! Кстати, помнишь, я говорила про своего коллегу? Так вот, он спрашивал о тебе…
Я слушала Ольгу, улыбалась, но мыслями была далеко. Где-то там, в уютном кафе, сидел мужчина, которого я когда-то любила. Сидел со своей мамой, которая никогда не отпустит его. И будет он сидеть с ней до самой её смерти, а потом будет жить с её призраком, потому что она приучила его к зависимости, к тому, что без неё он — никто.
А я шла по осенней улице, свободная, самостоятельная, готовая к новым встречам и новым чувствам. И знаете что? Я была благодарна Тамаре Ивановне. Если бы не её визит в тот майский вечер, я бы вышла замуж за Павла. И прожила бы жизнь в золотой клетке, борясь с его мамой за каждый кусочек свободы.
Но я выбрала другой путь. Трудный, порой одинокий, но мой собственный. И ни о чём не жалею.
