— Я заберу твоё наследство, дорогая невестка, ведь ты же всё равно пустоцвет! — эти слова свекрови прозвучали как выстрел посреди семейного ужина.
Наталья замерла с вилкой в руке. Кусок мяса застрял в горле. Она медленно подняла глаза на Валентину Петровну, которая сидела напротив и улыбалась. Улыбка была сладкой, почти материнской, но глаза оставались холодными, как два осколка зимнего льда.
Дмитрий, сидевший между ними, уткнулся в тарелку. Его плечи напряглись, но он молчал. Как всегда молчал, когда его мать переходила все границы.
— Простите, что? — Наталья аккуратно положила вилку на край тарелки. Её руки не дрожали. Три года брака научили её контролировать эмоции в присутствии свекрови.
Валентина Петровна промокнула губы салфеткой с нарочитой медлительностью.
— Ах, милая, неужели Дима тебе не рассказал? Твоя бабушка ведь оставила тебе квартиру. Двухкомнатную, в центре. Мы с нотариусом всё обсудили. Раз у вас с Димочкой детей нет, и, судя по всему, не предвидится, логично будет переписать эту квартиру на меня. Я же всё-таки мать единственного наследника рода Соколовых.
Наталья почувствовала, как кровь отливает от лица. Квартира бабушки была её единственной собственностью, единственным, что связывало её с семьёй, которой больше не было. Бабушка растила её после смерти родителей, и эта квартира была не просто недвижимостью — это был дом, полный воспоминаний.
— Валентина Петровна, эта квартира — моё наследство. Бабушка оставила её мне. При чём тут дети?
Свекровь откинулась на спинку стула, и её улыбка стала ещё шире.
— Ну как же при чём? Ты же понимаешь, что семейное имущество должно оставаться в семье. А какая ты семья без детей? Временная жиличка, не более. Сегодня ты здесь, завтра — нет. А квартира останется.
— Мама, перестань, — наконец подал голос Дмитрий, но его протест прозвучал вяло, без убеждения.
— Димочка, я о твоём же благе забочусь! — Валентина Петровна повернулась к сыну с выражением оскорблённой невинности. — Ты же знаешь, как я мечтаю о внуках. А что я вижу? Три года прошло! Три! И ничего!
Она снова посмотрела на Наталью, и в её взгляде было торжество охотника, загнавшего добычу в угол.
— Я даже врача хорошего нашла. Говорят, бесплодие сейчас лечится. Правда, дорого. Но если ты согласишься с квартирой, я оплачу лечение. Видишь, какая я добрая свекровь?
Наталья встала из-за стола. Движение было резким, стул с грохотом отъехал назад.
— Я не бесплодна, — произнесла она тихо, но в голосе звенела сталь. — И квартиру бабушки я никому не отдам. Ни за какие деньги.
— Наташ, ну что ты так остро реагируешь? — Дмитрий тоже встал, пытаясь взять её за руку. — Мама просто переживает за нас.
Наталья отдёрнула руку и посмотрела на мужа. В его глазах она искала поддержку, понимание, хоть каплю солидарности. Но там была только привычная растерянность человека, который всю жизнь лавировал между желаниями матери и потребностями окружающих.
— Она переживает? — Наталья покачала головой. — Твоя мать только что назвала меня пустоцветом и потребовала отдать ей моё наследство. И ты называешь это переживаниями?
— Да что ты в словах-то цепляешься! — воскликнула Валентина Петровна, вставая со своего места. Маска доброжелательности окончательно слетела. — Пустоцвет — это медицинский термин! Означает женщину, которая не может родить! И что, я неправду сказала? Где дети? Где продолжение рода?
— Мама, хватит! — Дмитрий повысил голос, но тут же сник под её взглядом.
— Не смей на меня кричать! Я твоя мать! Я тебя родила, воспитала, всю жизнь тебе посвятила! А ты ради этой… ради жены на родную мать голос повышаешь?
Наталья стояла и смотрела на эту сцену со стороны. Сколько раз она уже видела подобное? Валентина Петровна мастерски манипулировала сыном, переключаясь с агрессии на роль жертвы за считанные секунды. И Дмитрий каждый раз попадался на эту уловку.
— Я пойду, — сказала Наталья, направляясь к выходу из столовой.
— Вот и правильно! — крикнула ей вслед свекровь. — Иди, подумай! И про квартиру подумай! Рано или поздно ты поймёшь, что я права! Какой толк от квартиры, если некому её передать?
Наталья не стала подниматься в спальню. Она прошла в гостевую комнату — маленькую комнатку в конце коридора, которая служила ей убежищем в особенно тяжёлые дни. Здесь она хранила вещи бабушки: старый фотоальбом, шкатулку с украшениями, вязаные салфетки. Всё то, что делало холодный дом Соколовых хоть немного похожим на дом.
Она села на узкую кровать и открыла фотоальбом. Вот бабушка в молодости, красивая и гордая. Вот они вместе у моря — Наталье тогда было лет десять. А вот последняя фотография, сделанная за месяц до смерти. Бабушка улыбается, несмотря на боль, и держит Наталью за руку.
«Не давай никому себя сломать, девочка моя», — говорила она тогда. — «Ты сильная. Помни это».
Слёзы потекли по щекам. Наталья не пыталась их сдержать. Здесь, в одиночестве, она могла позволить себе быть слабой.
Дверь тихо скрипнула. Дмитрий вошёл, осторожно, словно боялся спугнуть. Он сел рядом, не прикасаясь к ней.
— Наташ, прости. Мама перегнула палку.
— Перегнула? — Наталья вытерла слёзы и посмотрела на него. — Дима, твоя мать только что потребовала, чтобы я отдала ей квартиру бабушки. Единственное, что у меня осталось от семьи. И ты говоришь — перегнула?
Он потёр лицо руками. В свете настольной лампы были видны ранние морщины — следы постоянного напряжения человека, разрывающегося между двумя женщинами.
— Она не со зла. Просто очень хочет внуков. Ты же знаешь, для неё это больная тема.
— А для меня? — Наталья встала, альбом упал на пол. — Для меня это не больная тема? Ты хоть раз подумал, что я чувствую, когда твоя мать каждый день напоминает мне, что я не могу родить?
— Но ты же можешь! Врачи не находят никаких проблем!
— Именно! — Наталья всплеснула руками. — Никаких проблем! Но твоя мать убеждена, что проблема во мне. Не в тебе, конечно же. Её золотой сынок не может быть причиной. Это всё я, пустоцвет!
Дмитрий поморщился от этого слова.
— Не называй себя так.
— Это не я себя так называю. Это твоя мать. При тебе. А ты молчал.
— Что я должен был сделать? Накричать на неё? Выгнать родную мать из дома?
Наталья устало покачала головой. Они столько раз проходили через этот разговор. И каждый раз он заканчивался одинаково — Дмитрий просил понять и простить, обещал поговорить с матерью, но ничего не менялось.
— Ты должен был защитить меня. Свою жену. Но ты никогда этого не делаешь.
— Это несправедливо! Я пытаюсь сохранить мир в семье!
— В чьей семье, Дима? В нашей с тобой или в твоей с мамой?
Он не ответил. Молчание затягивалось, становилось тяжёлым, почти осязаемым. Наталья подняла упавший альбом, бережно стряхнула пыль.
— Я не отдам квартиру, — сказала она тихо, но твёрдо. — Что бы твоя мать ни говорила, ни делала. Это память о бабушке, и я её сохраню.
— Она не отстанет, — предупредил Дмитрий. — Ты же знаешь маму. Если она что-то решила…
— Знаю. Но и я кое-что решила.
На следующее утро Наталья проснулась от звука голосов в коридоре. Валентина Петровна приехала рано, что не предвещало ничего хорошего. Обычно она появлялась ближе к обеду, но если приезжала с утра — значит, задумала что-то серьёзное.
Наталья быстро оделась и спустилась вниз. В гостиной она застала неожиданную картину: за столом сидели Валентина Петровна, Дмитрий и незнакомый мужчина в строгом костюме. Перед ними лежали какие-то бумаги.
— А, вот и наша Наталья! — воскликнула свекровь с фальшивой радостью. — Иди сюда, дорогая. Знакомься, это Игорь Владимирович, нотариус. Мой хороший знакомый.
Мужчина встал, протянул руку:
— Игорь Владимирович Крылов. Рад познакомиться.
Наталья машинально пожала протянутую руку, но её взгляд был прикован к бумагам на столе. Сердце ухнуло вниз, когда она узнала знакомый почерк бабушки на одном из документов.
— Что происходит? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Садись, садись, — засуетилась Валентина Петровна, придвигая стул. — Игорь Владимирович любезно согласился проконсультировать нас по вопросу наследства. Оказывается, есть нюансы!
Наталья села, не сводя глаз с нотариуса. Тот откашлялся и начал:
— Видите ли, Наталья… простите, не знаю вашего отчества…
— Сергеевна.
— Наталья Сергеевна, ваша свекровь обратилась ко мне с вопросом о возможности оспаривания завещания. Дело в том, что по закону существуют категории наследников, которые имеют право на обязательную долю в наследстве, независимо от воли завещателя.
— Бабушка оставила квартиру мне, — перебила Наталья. — Это её воля, оформленная по всем правилам.
— Безусловно, — кивнул нотариус. — Но есть статья 1149 Гражданского кодекса. Если бы у вашей бабушки были нетрудоспособные дети или супруг…
— У неё никого не было. Я единственная внучка и единственная наследница.
— В данном случае — да. Но, — нотариус замялся, покосившись на Валентину Петровну, — существуют и другие основания для оспаривания. Например, если наследник признан недостойным.
Наталья почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Недостойным? На каком основании?
Валентина Петровна наклонилась вперёд, и её глаза блеснули торжеством.
— Видишь ли, дорогая, Игорь Владимирович объяснил мне интересную вещь. Если наследник не заботился о наследодателе, не оказывал помощи, это может быть основанием для признания его недостойным.
— Это ложь! — Наталья вскочила со стула. — Я заботилась о бабушке! Я была с ней до последнего дня!
— Были? — Валентина Петровна достала из сумочки блокнот. — А давайте посмотрим. Последние полгода жизни твоя бабушка провела в больнице. Сколько раз ты её навещала? У меня есть информация от медсестёр. Очень разговорчивые оказались, кстати.
— Я приезжала каждую неделю!
— Каждую? А вот 15 марта где ты была? И 22-го? И весь апрель?
Наталья замерла. Март и апрель были самыми тяжёлыми месяцами. Валентина Петровна устроила настоящий террор, требуя ежедневного присутствия невестки дома, устраивала скандалы, если Наталья уезжала надолго. А в апреле был юбилей свекрови, подготовка к которому отнимала всё время.
— Это вы, — прошептала Наталья, глядя на свекровь. — Вы специально не давали мне ездить к бабушке.
— Я? — Валентина Петровна приложила руку к груди. — Да как ты смеешь! Я просто просила помощи в домашних делах! Разве это преступление — попросить невестку помочь? Если бы ты действительно любила бабушку, ты бы нашла время!
— Дима! — Наталья повернулась к мужу. — Скажи же что-нибудь! Ты помнишь, как твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я собиралась в больницу!
Дмитрий сидел, уставившись в стол. Его молчание было красноречивее любых слов.
— Димочка подтвердит, что я никогда не препятствовала твоим поездкам, — сладко пропела Валентина Петровна. — Правда, сынок?
— Я… я не помню деталей, — пробормотал Дмитрий.
Наталья смотрела на него, и в груди разрасталась пустота. Он знал. Помнил. Но выбрал сторону матери. Как всегда.
— Позвольте, — вмешался нотариус, явно чувствующий себя неловко. — Я должен подчеркнуть, что это всего лишь теоретическая возможность. Для признания наследника недостойным нужны веские основания и решение суда. Несколько пропущенных визитов — это не основание.
— О, мы понимаем! — Валентина Петровна улыбнулась. — Мы просто консультируемся. Но знаете, Игорь Владимирович, ведь есть и другой вариант. Добровольный.
Она повернулась к Наталье.
— Подумай хорошенько, дорогая. Судебные тяжбы — это так утомительно. И дорого. И грязно. Все узнают, что ты бросила умирающую бабушку. Соседи, коллеги… Оно тебе надо? А если ты добровольно подаришь квартиру семье, никто ничего и не узнает. И я, как я и обещала, оплачу тебе лечение. Самую лучшую клинику найду.
Наталья медленно выпрямилась. Ярость, которая клокотала внутри, вдруг схлынула, оставив после себя ледяное спокойствие.
— Игорь Владимирович, — обратилась она к нотариусу. — Скажите, а если человек пытается путём шантажа и психологического давления заставить другого отказаться от наследства, это законно?
Нотариус неловко поёрзал на стуле.
— Э-э-э… Любые сделки, совершённые под давлением, могут быть признаны недействительными.
— Прекрасно. Тогда я прошу вас засвидетельствовать: Валентина Петровна Соколова пытается принудить меня отказаться от наследства, используя ложные обвинения и угрозы. Вы это засвидетельствуете?
— Что ты несёшь? — взвилась свекровь. — Какие угрозы? Я просто предлагаю полюбовный вариант!
— Вы угрожаете опорочить мою репутацию ложными обвинениями. При свидетелях. Это, кажется, называется клеветой?
Нотариус встал, собирая бумаги.
— Я думаю, мне лучше уйти. Валентина Петровна, если вы решите обращаться в суд, вам понадобится адвокат. Я занимаюсь только нотариальными вопросами.
Он быстро попрощался и вышел, оставив их втроём. Валентина Петровна смотрела на невестку с плохо скрываемой злобой.
— Ах ты, неблагодарная! Я о твоём же благе пекусь!
— Нет, — отрезала Наталья. — Вы печётесь о своей выгоде. Но знаете что? Я вам благодарна.
— Что? — опешила свекровь.
— Благодарна за то, что вы наконец показали своё истинное лицо. Без масок, без притворства. И за то, что помогли мне принять решение.
Наталья повернулась к Дмитрию, который всё это время молчал.
— А тебе я благодарна за окончательную ясность. Когда ты промолчал, не защитил меня, я всё поняла.
— Наташ, что ты… — начал он, но она подняла руку, останавливая его.
— Я ухожу. Из этого дома. От тебя. Вы с мамой прекрасно справитесь вдвоём.
— Вот и прекрасно! — выкрикнула Валентина Петровна. — Уходи! Найдём Димочке нормальную жену, которая родит ему детей!
Наталья пошла к двери, но обернулась на пороге.
— Знаете, почему у нас нет детей, Валентина Петровна? Не потому, что я не могу родить. А потому, что я не хочу. Не хочу, чтобы мои дети росли в этом токсичном болоте, где властвует тиран в юбке, а мужчины не имеют собственного голоса. Не хочу, чтобы они видели, как их отец пресмыкается перед бабушкой. Не хочу, чтобы они учились тому, что любовь — это манипуляции и шантаж.
Она перевела взгляд на застывшего Дмитрия.
— Я любила тебя. Но ты сделал свой выбор давно. И это была не я.
Последнее, что она услышала, выходя из комнаты, был визг свекрови:
— Димочка! Не смей её останавливать! Пусть уходит, эта неблагодарная тварь!
И тихий, едва слышный ответ сына:
— Хорошо, мама.
Через неделю Наталья сидела в квартире бабушки. Солнечные лучи проникали сквозь кружевные занавески, создавая причудливые узоры на стене. Здесь всё дышало покоем и теплом. На столе стояла чашка чая и лежали документы о разводе.
Дмитрий пытался звонить первые дни, но она не отвечала. Потом пришло сообщение: «Мама сказала, что так будет лучше для всех. Прости».
Прости. Одно слово, вмещающее в себя три года пустых обещаний, молчаливого предательства и выбора не в её пользу.
Валентина Петровна тоже не осталась в стороне. Она распускала слухи среди общих знакомых, рассказывая, какая неблагодарная невестка бросила семью. Но Наталью это больше не трогало. Мнение людей, которые верили сплетням, не принимая во внимание другую сторону, ей было безразлично.
Она устроилась на новую работу, подальше от мест, связанных с прошлой жизнью. Коллеги оказались приятными людьми, не лезущими в личную жизнь. Начальница, узнав о ситуации, только покачала головой:
— У меня тоже была такая свекровь. Только я двадцать лет терпела, пока муж не умер. А потом поняла — жизнь-то прошла. Ты молодец, что вовремя ушла.
По вечерам Наталья перебирала бабушкины вещи. В старой шкатулке нашлись письма деда с фронта, пожелтевшие фотографии, вырезки из газет. На одной из фотографий бабушка была совсем молодой, с решительным взглядом и гордо поднятой головой.
«Мы, женщины нашего рода, не сдаёмся», — написано было на обороте её рукой.
Наталья улыбнулась. Нет, не сдаёмся.
В дверь позвонили. Она не ждала гостей, поэтому посмотрела в глазок. За дверью стоял Дмитрий. Один, без мамы. Он выглядел осунувшимся и постаревшим.
Наталья открыла, но не пригласила войти.
— Что ты хотел?
— Поговорить. Наташ, можно я войду?
— Нет. Говори здесь.
Он вздохнул, опустил голову.
— Я подписал документы о разводе. Принёс тебе.
Он протянул папку. Наталья взяла, не прикасаясь к его руке.
— Спасибо.
— Наташ… Я хотел сказать… Мама была неправа. Я это понимаю.
— Теперь понимаешь?
— Я всегда понимал. Просто… не знал, как быть. Она же моя мать.
— А я была твоей женой. Но это, видимо, весило меньше.
Дмитрий поднял на неё глаза, полные боли.
— Ты думаешь, мне легко? Я разрываюсь между вами двумя все эти годы!
— Нет, Дима. Ты не разрывался. Ты всегда выбирал её. Просто делал вид, что мучаешься выбором. Это разные вещи.
— Что мне теперь делать?
Наталья пожала плечами.
— Жить. Как жил. С мамой. Она найдёт тебе новую жену. Покладистую, которая будет рожать детей и молчать. Всё будет хорошо.
— Ты же не думаешь так на самом деле.
— А какая разница, что я думаю? Ты сделал выбор. Живи с ним.
Она начала закрывать дверь, но он придержал её рукой.
— Наташ, а если бы… если бы я тогда тебя защитил? Встал бы на твою сторону?
Наталья грустно улыбнулась.
— Тогда мы бы не стояли сейчас по разные стороны этой двери. Но история не знает сослагательного наклонения. Прощай, Дима.
Она закрыла дверь, оставив его стоять в подъезде. Через окно видела, как он медленно пошёл к машине, сел и долго сидел, не заводя мотор. Потом уехал.
Наталья вернулась к столу, взяла чашку с остывшим чаем. На стене бабушкины часы мерно отсчитывали секунды новой жизни. Жизни, где она сама принимала решения. Где никто не называл её пустоцветом. Где квартира бабушки оставалась домом, полным любви и воспоминаний.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: «Это Валентина Петровна. Ты ещё пожалеешь о своём решении. Димочка заслуживает лучшего».
Наталья усмехнулась и удалила сообщение, не отвечая. Пусть думает, что победила. Пусть ищет сыну новую жертву. Пусть дальше правит своим маленьким королевством, где все танцуют под её дудку.
А она будет жить. По-настоящему. Свободно. Как учила бабушка — с гордо поднятой головой.
За окном садилось солнце, окрашивая небо в розовые и золотые тона. Где-то внизу смеялись дети, лаяла собака, жизнь шла своим чередом. И в этой жизни у неё теперь было своё место. Не пустоцвета, не недостойной наследницы, не плохой жены. Просто Натальи. И этого было достаточно.
