— Елена, милая, завтра к десяти утра мы с тобой идём к нотариусу, — свекровь вошла в кухню без стука, как всегда. Её голос звучал приторно-сладко, но в глазах плясали холодные искорки. — Надо кое-какие документы подписать. Формальности.
Елена замерла с тарелкой в руках. Вечер пятницы, она только что вернулась с работы, мечтая о горячем душе и тишине. А вместо этого — очередной сюрприз от Галины Петровны.
— Какие документы? — спросила она осторожно, ставя тарелку в раковину.
Свекровь махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.
— Да так, мелочи. Дима в курсе. Где он, кстати?
— На совещании задержался, — Елена повернулась к ней лицом. За три года совместной жизни она научилась читать свекровь как открытую книгу. И сейчас все инстинкты кричали об опасности. — Галина Петровна, я не понимаю. Какие документы? Зачем нотариус?
Свекровь прошла к столу и уселась, не дожидаясь приглашения. В этой квартире она чувствовала себя полноправной хозяйкой, хотя Елена и Дмитрий купили её сами, без копейки помощи от родителей.
— Ну что ты как маленькая? Бабушка Димочки завещание оставила. Дом в деревне, земля. Оформлять надо правильно, чтобы потом проблем не было.
Елена нахмурилась. О бабушке мужа она слышала мельком — та умерла за год до их знакомства. О наследстве Дима никогда не упоминал.
— Но при чём здесь я? Это же наследство Димы.
Галина Петровна улыбнулась. Эта улыбка всегда предвещала неприятности.
— Вот именно. Димочкино. А ты, дорогая, должна подписать отказ от любых претензий. Чисто формально. Мало ли что в жизни бывает.
Слова повисли в воздухе, как удар хлыста. Елена почувствовала, как к щекам приливает кровь. Три года брака, общая квартира в ипотеку, планы на детей — и вот так, походя, ей дают понять, что она чужая. Временная. Та, от которой в любой момент можно избавиться.
— То есть вы хотите, чтобы я подписала документ о том, что не имею прав на имущество мужа? — её голос звучал спокойно, но внутри всё кипело.
— Ну зачем ты так грубо? Это просто предосторожность. Все нормальные люди так делают. Ты же понимаешь, это семейное имущество. Оно должно остаться в семье.
«А я, значит, не семья», — мысленно закончила за неё Елена.
— Я подумаю, — сказала она ровно.
Брови свекрови поползли вверх.
— Что тут думать? Завтра утром встречаемся у нотариуса. Адрес я Диме скину.
— Я сказала, что подумаю, — повторила Елена твёрже. — И сначала поговорю с мужем.
Галина Петровна поднялась, её лицо приняло обиженное выражение.
— Вот так всегда с тобой. Из простого дела трагедию устраиваешь. Ладно, поговори со своим мужем. Только помни — завтра в десять мы должны быть у нотариуса. Он специально время для нас выделил.
Она вышла, хлопнув дверью. Елена осталась стоять посреди кухни, чувствуя, как дрожат руки. Она достала телефон и набрала номер Димы. Гудки, гудки, гудки. Сброс.
Она попробовала ещё раз. Снова сброс. На третий раз он не взял трубку вообще.
Интуиция, которая редко её подводила, забила тревогу. Елена прошла в спальню, открыла шкаф. На верхней полке, за коробками, лежала папка с документами. Она достала её и начала листать. Свидетельство о браке, договор купли-продажи квартиры, страховки… Ничего про наследство.
Телефон зазвонил. Дима.
— Привет, солнышко. Извини, совещание затянулось. Мама заходила?
— Заходила, — Елена села на кровать. — Дима, что за история с наследством твоей бабушки?
Пауза. Слишком долгая пауза.
— А… она тебе сказала? Я хотел сам, просто всё времени не было…
— Она сказала, что завтра мы идём к нотариусу, и я должна подписать отказ от претензий на это наследство. Это правда?
— Лен, ну это же формальность. Мама перестраховывается, ты же её знаешь. Подпишешь и забудем.
Елена закрыла глаза. Внутри поднималась волна гнева, обиды и разочарования.
— Формальность? Дима, твоя мать хочет, чтобы я подписала документ, фактически признающий, что я не член вашей семьи. Что я временный человек, от которого в любой момент можно избавиться. И ты называешь это формальностью?
— Да ты что! Никто так не думает! Просто дом и земля — это семейное. Прабабушкино ещё. Мама хочет, чтобы всё было по закону.
— По какому закону, Дима? По закону я твоя жена. У нас общее имущество. Мы вместе платим ипотеку. Планируем детей. А твоя мать требует, чтобы я расписалась в собственной неполноценности!
— Лена, ну не драматизируй. Это просто бумажка.
— Если это просто бумажка, то зачем её подписывать? — Елена встала и начала ходить по комнате. — И почему ты мне ничего не рассказал? Почему я узнаю от твоей матери? Сколько ещё секретов ты от меня скрываешь?
— Никаких секретов! Просто… я знал, что ты так отреагируешь. Из мухи слона раздуешь.
Эти слова стали последней каплей.
— Я раздуваю? Я? Твоя мать врывается в НАШ дом, требует, чтобы я подписала непонятные документы, ты об этом знал и молчал, а виновата я?
— Лена, давай не будем ссориться. Завтра сходим к нотариусу, подпишем и забудем. Мама от нас отстанет.
— Нет.
— Что «нет»?
— Я не пойду к нотариусу. И ничего подписывать не буду.
— Лена, ну ты же понимаешь, мама не отстанет. Она будет звонить, приходить, доставать нас обоих.
— Это твоя мама, Дима. Твоя проблема. Разбирайся сам.
Она отключилась, не дожидаясь ответа. Телефон тут же начал разрываться от звонков, но Елена выключила звук и пошла в ванную. Горячая вода смывала усталость, но не могла смыть горечь разочарования.
Когда она вышла, в квартире сидел Дима. Он выглядел растерянным и немного испуганным.
— Лена, давай поговорим спокойно.
Она прошла мимо него на кухню, налила себе чаю.
— Говори.
— Послушай, я понимаю, ты обиделась. Мама правда иногда перегибает. Но она желает нам добра. Этот дом… он правда семейная реликвия. Там мой прадед родился. Мама просто хочет, чтобы он остался в роду.
— А я не род? — Елена повернулась к нему. — Я твоя жена, Дима. По идее, твоя семья. Но твоя мать думает иначе. И ты, похоже, тоже.
— Да не думаю я так! Ты всё передёргиваешь!
— Тогда почему ты не сказал матери, что это неприемлемо? Почему не защитил меня?
Дима опустил голову.
— Потому что… потому что проще согласиться. Ты же знаешь, какая она. Если что не по её — скандал, слёзы, сердце прихватит. А так подпишем бумажку и живём спокойно.
— Спокойно? — Елена поставила чашку на стол с такой силой, что чай выплеснулся. — Ты думаешь, после этого всё закончится? Нет, Дима. Это только начало. Сегодня отказ от наследства, завтра брачный контракт задним числом, послезавтра ещё что-нибудь. Твоя мать проверяет границы. Смотрит, как далеко может зайти. И ты ей показываешь, что может зайти сколько угодно далеко!
— Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Поссорился с родной матерью? Она у меня одна!
— А жена у тебя сколько? — тихо спросила Елена.
Повисла тишина. Дима смотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Но только мелькнуло.
— Лена, давай найдём компромисс. Может, поговорить с юристом? Составить документ так, чтобы и мама была спокойна, и ты не чувствовала себя ущемлённой?
— Компромисс? — Елена покачала головой. — Дима, твоя мать хочет документально закрепить, что я не имею прав на семейное имущество. Какой тут может быть компромисс? Подписать отказ только от половины дома?
Раздался звонок в дверь. Настойчивый, требовательный. Они переглянулись.
— Не открывай, — попросила Елена.
Но Дима уже шёл к двери. Конечно, это была Галина Петровна. Она ворвалась в квартиру как ураган.
— Димочка! Я звоню, звоню, а вы трубки не берёте! Я уже подумала, не случилось ли чего!
Она прошла в гостиную, даже не взглянув на Елену.
— Мам, мы разговариваем, — попытался остановить её Дима.
— О чём тут разговаривать? — Галина Петровна уселась на диван. — Завтра в десять у нотариуса. Я договорилась, заплатила. Если не придёте — деньги пропадут.
— Галина Петровна, — Елена вышла из кухни. — Я не буду подписывать эти документы.
Свекровь посмотрела на неё как на пустое место, потом перевела взгляд на сына.
— Димочка, объясни своей жене, что к чему.
— Мам, может, правда не стоит торопиться? — неуверенно начал он.
Галина Петровна резко встала.
— Что?! Димитрий, ты в своём уме? Это наследство твоей бабушки! Твоей крови! А она, — она ткнула пальцем в сторону Елены, — она тут ни при чём! Три года всего как женаты, а уже на семейное имущество претендует!
— Я ни на что не претендую! — не выдержала Елена. — Я просто не хочу подписывать унизительные бумаги!
— Унизительные? — Галина Петровна повернулась к ней. — Да ты знаешь, сколько девиц за моим Димочкой бегало? И все только и мечтали, как бы урвать кусок пожирнее! А ты чем лучше?
— Мам! — попытался вмешаться Дима, но обе женщины его уже не слышали.
— Я лучше тем, что вышла замуж по любви, а не за имущество! — Елена чувствовала, как внутри поднимается ярость. — Я работаю, зарабатываю не меньше вашего сына! Половину ипотеки за эту квартиру плачу я! Какое имущество я могу у вас отнять?
— А вот это мы завтра и выясним! Если ты такая честная и бескорыстная, то и подписать отказ тебе ничего не стоит!
— Знаете что? — Елена сделала шаг вперёд. — Я вам не девочка на побегушках. И не бесплатное приложение к вашему сыну. Я личность. Со своими правами и достоинством. И я не позволю себя унижать!
— Ах ты, неблагодарная! — Галина Петровна всплеснула руками. — Димочка, ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Дима стоял между ними, бледный, растерянный. Его взгляд метался от матери к жене и обратно.
— Мам, Лена… давайте все успокоимся…
— Успокоимся? — Галина Петровна была в ярости. — Твоя жена оскорбляет твою мать, а ты предлагаешь успокоиться? Выбирай, Димитрий! Или она подписывает документы, или… или я не знаю, что я сделаю! Сердце не выдержит таких переживаний!
Она схватилась за грудь, покачнулась. Дима кинулся к ней.
— Мама! Мама, тебе плохо?
— Вот! — Галина Петровна ткнула дрожащим пальцем в Елену. — Вот до чего она меня довела! Скорую вызывайте!
Елена смотрела на этот спектакль с холодным спокойствием. Она видела такое уже не раз. Стоило Диме в чём-то возразить матери, как у той тут же начинались «сердечные приступы».
— Дима, с твоей мамой всё в порядке. Это манипуляция.
— Как ты можешь?! — взвился он. — Ей плохо, а ты…
— А я говорю правду. Посмотри на неё. Румянец во всю щёку, дыхание ровное. Если бы ей действительно было плохо, она бы не могла так кричать.
Галина Петровна выпрямилась, забыв про «приступ».
— Вот! Вот какую змею ты привёл в дом! Бессердечную, расчётливую!
— Уходите, — сказала Елена тихо, но твёрдо. — Уходите из моего дома. Сейчас же.
— Из ТВОЕГО дома? — взвизгнула свекровь. — Это дом моего сына!
— Это НАШ дом. Наш с Димой. И я имею право решать, кого я хочу здесь видеть. А вас — не хочу. Уходите.
Она прошла к двери и распахнула её.
— Димочка! — Галина Петровна смотрела на сына. — Ты позволишь ей так со мной обращаться?
Дима стоял как парализованный. Его взгляд метался между двумя самыми важными женщинами в его жизни. Мать, которая растила его одна, жертвовала всем ради него. И жена, которую он любил, с которой строил будущее.
— Дима, — голос Елены был спокойным. — Сделай выбор. Сейчас. Потому что я больше не буду терпеть унижения. Не буду жить под постоянным контролем твоей матери. Не буду доказывать, что я достойна быть твоей женой. Либо ты муж и глава нашей семьи, либо ты маменькин сынок. Третьего не дано.
Галина Петровна ахнула.
— Димочка, она тебе ультиматумы ставит! Шантажирует! Вот показала своё истинное лицо!
Дима молчал. Его лицо было мучительно напряжённым. Елена видела, как в нём борются привычка подчиняться матери и любовь к жене. Как рушится выстроенный годами баланс, где он мог усидеть на двух стульях.
— Лена… мама… я…
— Выбирай, — повторила Елена. — Кто уходит. Она или я.
Минута тянулась как вечность. Галина Петровна уже открыла рот, чтобы снова взять «приступом», но Дима опередил её.
— Мам, — его голос дрогнул. — Мам, иди домой. Пожалуйста.
— Что?! — она смотрела на него как на предателя. — Димочка, ты… ты гонишь родную мать?
— Я не гоню. Я прошу. Нам нужно поговорить с Леной. Вдвоём.
— Поговорить? О чём тут говорить? Она тебе мозги запудрила! Настроила против матери!
— Мам, пожалуйста. Иди домой. Я позвоню.
Галина Петровна смотрела на него долгим, тяжёлым взглядом. Потом перевела глаза на Елену.
— Ты пожалеешь об этом. Запомни мои слова. Разрушить всегда легче, чем построить. Ты разрушаешь нашу семью.
— Нет, — ответила Елена. — Я строю свою.
Свекровь вышла, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла. В квартире повисла звенящая тишина.
Дима медленно опустился на диван. Он выглядел опустошённым, постаревшим на десять лет.
— Что я наделал… — прошептал он.
Елена села рядом. Не близко, но и не далеко.
— Ты сделал выбор. Первый раз в жизни.
— Она моя мать, Лена. Она всю жизнь для меня… всем жертвовала…
— Нет, — мягко возразила Елена. — Она всю жизнь тебя контролировала. Это разные вещи. Любящая мать хочет счастья своему ребёнку. А твоя мать хочет, чтобы ты всегда оставался её маленьким мальчиком. Чтобы зависел от неё. Чтобы каждое решение согласовывал.
Дима закрыл лицо руками.
— Может, ты и права. Но мне от этого не легче. Я чувствую себя предателем.
— Ты не предатель. Ты взрослый мужчина, который имеет право на свою жизнь. На свою семью. На свои решения.
Они сидели молча. За окном начинало темнеть. Город зажигал огни.
— Лена, — начал Дима тихо. — Прости меня. За всё. За то, что не рассказал про наследство. За то, что не защищал тебя. За то, что позволял матери… всё это.
— Я не знаю, смогу ли простить, — честно ответила она. — Слишком много накопилось. Но я готова попробовать. Если ты готов меняться.
— А как же документы? Нотариус?
— Забудь. Мы не пойдём. И вообще, знаешь что? Давай сходим к семейному психологу. Нам обоим нужна помощь.
Дима посмотрел на неё с удивлением.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Мы оба выросли в непростых семьях. У тебя гиперопекающая мать, у меня родители, которым всегда было не до меня. Мы тащим эти проблемы в нашу семью. Пора с этим разбираться.
Он кивнул. Потом неуверенно взял её за руку.
— Лена… а мы справимся?
Она сжала его пальцы.
— Не знаю. Но попробовать стоит. Только давай договоримся — больше никаких секретов. Никаких решений за моей спиной. Мы семья. Мы должны быть заодно.
— Хорошо. Обещаю.
Телефон Димы начал разрываться от звонков. Он посмотрел на экран.
— Мама…
— Не бери. Сегодня не бери. Дай ей остыть. И себе тоже.
Он выключил телефон. Потом встал, подошёл к окну.
— Знаешь, может, это и к лучшему. Этот разговор давно назревал. Я просто… боялся.
— Чего боялся?
— Её потерять. Остаться виноватым. Она всегда умела внушить мне чувство вины. «Я ради тебя от личной жизни отказалась». «Я все силы на тебя потратила». «Ты моя единственная радость».
— Это называется эмоциональный шантаж, — сказала Елена. — И да, нам определённо нужен психолог.
Дима усмехнулся. Впервые за весь вечер.
— Представляю, что сейчас творится дома. Она небось всем родственникам названивает. Жалуется, какой я неблагодарный сын.
— Переживём. Главное — мы вместе.
Он вернулся к ней, сел рядом, обнял.
— Лена, а что если она права? Что если ты правда когда-нибудь… ну, разлюбишь меня? И тогда это наследство…
Елена отстранилась, посмотрела ему в глаза.
— Дима, если я тебя разлюблю, мне не нужно будет твоё наследство. Мне вообще ничего от тебя не нужно будет. Я уйду и построю жизнь заново. Своими силами. Как всегда делала. А вот если мы будем вместе, если у нас будут дети — разве они не имеют права на наследство прадедов? Или твоя мама и их заставит отказываться?
Дима вздрогнул.
— Я об этом не подумал…
— Вот именно. Твоя мать думает только о контроле. О власти. О том, чтобы всё было так, как она хочет. Но жизнь сложнее. И отношения сложнее. Их не запихнёшь в нотариальные бумажки.
Они сидели, обнявшись, смотрели на огни города. Где-то там, в одной из квартир, Галина Петровна обзванивала родственников, жаловалась на неблагодарного сына и его ужасную жену. Завтра начнётся новый виток войны — будут звонки, визиты, попытки надавить на жалость или совесть.
Но сегодня, в эту минуту, в их маленькой квартире было тихо и спокойно. Они сделали первый шаг к настоящей семье. Своей семье. Где решения принимаются вместе, где нет места манипуляциям и контролю, где любовь не измеряется нотариальными отказами.
— Знаешь, — сказал вдруг Дима. — Может, продадим этот дом в деревне? Если мама позволит, конечно. А на эти деньги ипотеку закроем. Или детям на образование отложим.
Елена улыбнулась.
— Вот это уже разговор взрослого мужчины. Мне нравится.
За окном город жил своей жизнью. А в маленькой квартире на пятом этаже двое людей учились быть семьёй. Настоящей семьёй. Без документов об отказе, зато с любовью, уважением и готовностью защищать друг друга.
Это было только начало долгого пути. Но они были готовы его пройти. Вместе.
