— Дрянь ты, Оксана! — Гена швырнул ключи на комод так, что они подпрыгнули и упали на пол со звоном. — Надоела уже со своими выкрутасами!
Но Оксана только разошлась сильнее. Волосы растрепались, глаза горели, как у разъяренной кошки.
— Рот свой закрой, деловой! Живёшь за мой счёт, ещё и брата своего приволок! — прошипела она, указывая в сторону кухни, где за столом сидел Степан и делал вид, что читает газету.
А началось всё с того телефонного звонка. Три дня назад. Оксана как раз красила ногти — малиновым лаком, который купила в новом салоне на Садовой. Телефон зазвонил резко, противно. Она подняла трубку мизинцем, чтобы не смазать свежий маникюр.
— Оксана, милая, это Мария Федоровна, — голос свекрови был какой-то странный, натянутый. — Можно Гену к телефону?
— Его нет дома, — соврала Оксана. Гена как раз лежал на диване и смотрел футбол. — А что случилось?
— Да так… Степана выписывают послезавтра. Домой идти некуда — квартиру продал ещё до лечения. Думала, может, к вам на время…
Оксана почувствовала, как внутри всё сжалось в комок. Степан. Алкоголик, горький пьяница, который уже три раза лежал в больнице. Который продал квартиру, что досталась ему от бабки, пропил всё до копейки. И теперь Мария Федоровна хочет пристроить его к ним?
— Мария Федоровна, у нас места нет, — сказала Оксана как можно мягче. — Однушка же, сами знаете.
— Да на диванчике… Всего на недельку-другую, пока устроится…
Устроится! Степан не работал уже лет пять, как минимум. Жил за счёт матери, которая получала жалкую пенсию. А теперь что — переложить эту ношу на их плечи? На её плечи?
— Не получится, — твёрдо сказала Оксана. — Извините.
Но вечером, когда Гена вернулся с работы (а работал он грузчиком на складе, получал копейки), он сам завёл разговор.
— Мать звонила. Про Степку говорила, — бросил он, снимая грязные ботинки. — Надо помочь.
— Помочь? — Оксана отложила журнал. — Чем помочь? Деньгами, которых у нас нет? Местом, которого тоже нет?
— Брат он мне. Единственный.
— И что с того? Он взрослый мужик! Пусть сам разбирается со своими проблемами!
Гена посмотрел на неё так, будто она сказала что-то ужасное.
— Ты бессердечная, Оксана. Семья — это святое.
Святое! Она чуть не рассмеялась. Святое — это когда она одна тянет всё хозяйство, работает в две смены в магазине, экономит на всём, чтобы свести концы с концами. А Гена с его нищим заработком позволяет себе читать ей лекции о семейных ценностях?
— Гена, мы сами-то еле живём, — попыталась она объяснить. — У нас кредит на холодильник, за коммуналку задолжали…
— Найдём выход.
— Какой выход? Я что, ещё и Степана кормить должна?
— Пару недель только. Он встанет на ноги и съедет.
Встанет на ноги… Оксана знала Степана уже десять лет, с тех пор как вышла замуж за Гену. Никогда он на ноги не вставал. Только падал всё глубже и глубже.
Но Гена уже принял решение. И теперь, три дня спустя, Степан сидел у них на кухне, пил чай с их сахаром, ел их хлеб и рассказывал, какие у него грандиозные планы.
— Знаешь, Генка, я думаю в торговлю податься, — говорил он, размешивая ложечкой чай. — Рынок изучил, пока лечился. Есть одна схемка интересная…
Схемка! У алкоголиков всегда есть схемки. И планы. И проекты. Только деньги на них всегда нужны были чужие.
— А пока что? — спросила Оксана, входя в кухню. — Пока ты схемки изучаешь?
Степан поднял на неё глаза. Он был похож на Гену — тот же нос, те же серые глаза. Только лицо у Степана было одутловатым, нездоровым.
— Пока что на вашей доброте повишу, — улыбнулся он. — Неделька-другая, и я на своих ногах.
— Две недели уже прошло, — сухо заметила Оксана.
— Да ну что ты, Оксанка! Всего несколько дней как приехал!
Несколько дней… Оксана помотала головой и вышла из кухни. Дома у них стало тесно, словно стены сдвинулись. Степан занял диван в комнате, разложил там свои пожитки — рваные джинсы, выцветшие футболки, какие-то бумаги. По ночам он храпел так, что Оксана не могла заснуть.
А утром — о ужас! — он первым занимал ванную. Полчаса плескался там, распевая песни. Оксана опаздывала на работу, злилась, но Гена только пожимал плечами: мол, потерпи немного.
Терпи, терпи… А кто будет терпеть её начальника, когда она в третий раз за неделю является не вовремя?
И вот сегодня случился взрыв. Оксана пришла с работы усталая, злая — весь день клиенты попадались какие-то неадекватные. Хотела просто лечь, отдохнуть. А дома — вся посуда грязная, на плите подгорела каша (Степан, оказывается, решил приготовить себе обед), в ванной волосы в сливе, а сам «гость» сидит и рассказывает Гене, как он собирается заработать миллион на перепродаже телефонов.
— Понимаешь, Генка, тут главное — связи нужны. А у меня связи есть. В колонии познакомился с одним парнем…
В колонии! Оксана замерла в дверях. О какой колонии речь? Степан же лечился от алкоголизма, а не сидел!
— В какой колонии? — спросила она.
Степан замялся, посмотрел на брата. Гена отвёл глаза.
— Ну… не совсем лечился я, Оксанка. Так, слегка подзадержали за мелкую провинность.
— За какую провинность?
— Да ерунда! Магазинчик один обчистил. Но там копейки были, мелочёвка. Дали полгода условно, но потом в больничку направили для профилактики…
Оксана почувствовала, как кровь приливает к лицу. Вор! В её доме сидит вор! А Гена молчал! Знал и молчал!
— Убирайся! — выдохнула она. — Убирайся из моего дома немедленно!
— Оксан, ты чего? — Гена встал с дивана. — Успокойся…
— Успокоиться?! — Оксана развернулась к мужу. — Ты мне соврал! Сказал, что он лечился, а он сидел! За воровство!
— Не кричи так, соседи услышат…
— Мне плевать на соседей! — Голос у Оксаны сорвался. — Плевать! Я не хочу жить с вором под одной крышей!
И тут началось то, что потом она будет вспоминать как самый страшный скандал в их семейной жизни.
— Дрянь ты, Оксана! — Гена швырнул пульт от телевизора об стену. — Надоела уже со своими выкрутасами!
— Выкрутасы?! — Оксана аж подскочила. — Это я выкрутасничаю? Я работаю с утра до ночи, чтобы прокормить эту семейку, а ты ещё и вора в дом притащил!
— Он не вор! Он брат мой!
— Рот свой закрой, деловой! — прошипела Оксана так, что даже Степан поёжился на диване. — Живёшь за мой счёт, ещё и брата своего приволок!
Степан попытался встать, видимо, собирался что-то сказать в свою защиту, но Оксана обернулась к нему с такой яростью, что он сел обратно.
— А ты вообще молчи! — Оксана ткнула в его сторону пальцем. — Обманщик! Вор! Я тебя в своём доме видеть не хочу!
— Оксанка, да брось ты… — начал было Степан, но она его перебила.
— Не Оксанка я тебе! И не брось! Убирайся отсюда!
— Куда мне идти-то? — Степан развёл руками. — На улицу, что ли?
— На улицу, в подвал, к чёрту на кулички — мне всё равно! Только не в мой дом!
Гена встал между ними, лицо красное от злости.
— Хватит! Оксана, ты переходишь все границы! Это мой брат!
— Твой брат — вор! — выкрикнула Оксана. — Понимаешь? В-о-р! Он в магазины лазит, вещи ворует! А ты его сюда привёл! К нам! В наш дом!
— Да что ты орёшь-то! — Гена схватил её за плечо. — Народился тут прокурор!
Оксана отшатнулась от его рук.
— Не трогай меня! Не смей меня трогать!
— А я и не трогаю! Просто объясняю, что брата на улицу не выкину!
— Тогда выкидывай меня! — Оксана подбежала к шкафу, выдернула свою сумку. — Выбирай — или я, или он!
— Что ты делаешь?
— То, что давно должна была! — Оксана принялась запихивать в сумку первые попавшиеся вещи. — Надоело мне на вас двоих пахать! Надоело кормить дармоедов!
— Куда ты собралась?
— К сестре поеду! Тамара хоть не врёт мне в глаза!
В этот момент зазвонил телефон. Степан потянулся к трубке, но Оксана его опередила.
— Алло! — рявкнула она в трубку.
— Оксаночка, милая, это Мария Федоровна, — голос свекрови звучал растерянно. — Что у вас там происходит? Соседка звонила, говорит, вы кричите…
— Спросите у своего сына! — Оксана сунула трубку Гене. — Пусть расскажет, какого братца привел к нам в дом!
— Мам? — Гена прижал трубку к уху. — Да нет, всё нормально… Это Оксана психует…
— Психую?! — взвизгнула Оксана. — Я психую?!
Она вырвала у Гены трубку.
— Мария Федоровна! Вы знали, что ваш Степан не лечился, а сидел за воровство? Знали?!
В трубке повисло молчание. Потом голос свекрови, тихий и виноватый:
— Оксаночка… Ну что теперь… Случилось уже…
— Случилось?! — Оксана готова была швырнуть трубку об пол. — Вы меня обманули! Все! И вы, и Гена! Вы мне наврали про лечение!
— Да какая разница, лечился он или сидел! — вдруг заорал Гена, отнимая у неё трубку. — Человек же исправился! Больше не пьёт!
— Зато ворует!
— Не ворует! Это было давно!
— Полгода назад — это давно?
— Мам, перезвоню позже, — сказал Гена в трубку и положил её.
Оксана стояла посреди комнаты с сумкой в руках и смотрела на мужа так, словно видела его в первый раз.
— Ты знал, — сказала она тихо. — С самого начала знал, что он сидел. И солгал мне.
— Я не солгал…
— Солгал! В глаза солгал! Сказал, что он лечился!
— Ну и лечился тоже!
— Заткнись! — рявкнула Оксана. — Просто заткнись!
Она подошла к зеркалу, поправила растрёпанные волосы. Лицо было красное, помада размазалась.
— Десять лет я с тобой живу, — сказала она, не поворачиваясь к Гене. — Десять лет терплю твою мать, твоих родственников, твою нищету. А ты мне вот так платишь. Обманываешь. Врёшь в глаза.
— Оксан…
— Молчи! — Она развернулась. — Я устала! Понимаешь? Устала быть единственной, кто в этой семье работает! Устала содержать вас всех!
— А кто тебя заставлял? — огрызнулся Гена. — Никто тебя силой не держит!
Эти слова попали точно в цель. Оксана почувствовала, как что-то внутри неё окончательно лопнуло.
— Не держит? — переспросила она очень тихо. — Правда не держит?
— Правда. Хочешь уходить — уходи.
Оксана кивнула. Подошла к Степану, который всё это время молча сидел на диване.
— А ты чего молчишь? — спросила она его. — Не защищаешься?
Степан пожал плечами.
— А что говорить-то? Правда твоя. Я действительно влип тогда. Но больше не буду, честное слово.
— Честное слово алкоголика и вора, — хмыкнула Оксана. — Дорогого стоит.
— Оксан, ну чего ты злая такая? — Степан попытался улыбнуться. — Я же не страшный какой-то… Мелочь взял в магазине, с кем не бывает…
— Со мной не бывает!
— Ну так ты правильная. А мне жрать нечего было.
— И сейчас нечего, да? Поэтому к нам приехал?
Степан промолчал, а Оксана вдруг рассмеялась. Зло, истерично.
— Знаешь что, Степан? Гена говорит, что никто меня силой не держит. Так что пока, ребята. Увидимся когда-нибудь.
Она направилась к двери, но тут зазвонил телефон снова. На этот раз Гена не стал снимать трубку.
— Возьми, — сказал он Степану. — Это точно мать.
Степан неохотно поднял трубку.
— Алло… Да, мам, это я… Что? Едешь? Сейчас?
Он закрыл трубку рукой и посмотрел на брата.
— Мать едет сюда. Говорит, будет разбираться с нами!
Оксана остановилась в дверях. Мария Федоровна едет сюда. Сейчас. В разгар скандала. Это же будет цирк!
— Прекрасно, — сказала она. — Пусть едет. Поговорим наконец по душам.
И села обратно в кресло. Сумку положила рядом.
Теперь будет интересно.
Мария Федоровна приехала через полчаса. За это время в квартире установилось напряженное молчание. Гена курил на балконе, Степан листал какую-то газету, делая вид, что читает, а Оксана сидела в кресле и обдумывала, что скажет свекрови.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел.
— Открывай, — бросила Оксана Гене.
Мария Федоровна вошла в квартиру как генерал на поле боя. Маленькая, сухонькая, в старомодном пальто и платке, повязанном на шее. Но глаза у неё горели решимостью.
— Ну что тут у вас творится? — спросила она, окидывая всех строгим взглядом. — Весь дом на уши поставили!
— Спросите у своих сыночков, — холодно ответила Оксана.
Мария Федоровна сняла пальто, аккуратно повесила его на крючок.
— Спрашиваю у тебя, Оксана. Ты старшая в доме, хозяйка. Что происходит?
— Происходит то, что вы мне соврали про Степана. Сказали, что он лечился от алкоголизма, а он оказался вором.
— И что с того? — Мария Федоровна пожала плечами. — Людей без грехов не бывает.
— Как что с того?! — Оксана вскочила с кресла. — Я не хочу жить с преступником под одной крышей!
— Преступник… — Мария Федоровна покачала головой. — Степан, покажи ей справку.
— Какую справку? — настороженно спросила Оксана.
Степан неохотно полез в карман джинсов, достал сложенную бумагу.
— Вот, — пробормотал он, протягивая Оксане.
Оксана развернула листок. Читала молча, и лицо у неё постепенно менялось.
— Это что такое? — наконец выдавила она.
— Медицинская справка, — спокойно ответила Мария Федоровна. — У Степана рак желудка. Третья стадия. Врачи дают максимум полгода.
В комнате повисла тишина. Оксана перечитывала справку, не веря своим глазам.
— Почему вы мне не сказали сразу? — прошептала она.
— А зачем? — Мария Федоровна села на диван рядом со Степаном. — Чтобы ты его из жалости приютила? Нам твоей жалости не нужно.
— Но история с воровством…
— Правда. Степан действительно сидел. Но не за воровство, а за драку. Защищал соседского мальчишку от пьяного мужика. Получил условный срок за превышение самообороны.
Оксана опустилась в кресло, справка выпала из рук.
— А магазин? Он же сам говорил…
— Я наврал, — тихо сказал Степан. — Подумал, легче будет, если ты меня за вора будешь держать, чем за умирающего.
— Не понимаю… — Оксана потёрла виски. — Зачем врать?
— А зачем правду говорить? — Степан попытался улыбнуться. — Чтобы ты меня жалела? Чтобы на цыпочках ходила, лекарства покупала, врачей вызывала? Мне это не нужно.
— Дурак ты, Степан, — вдруг сказал Гена. — Дурак безмозглый.
— Сам дурак!
Мария Федоровна встала, подошла к окну.
— Когда врачи диагноз поставили, Степан попросил никому не говорить. Сказал, не хочет, чтобы его жалели. Хочет последние месяцы прожить как обычный человек, а не как больной.
Оксана смотрела на Степана новыми глазами. Он казался ей теперь не наглым дармоедом, а просто очень уставшим человеком.
— Степь, — позвала она тихо. — Прости меня. Я не знала…
— А я и не хотел, чтобы знала, — он пожал плечами. — Лучше пусть ненавидят здорового вора, чем жалеют больного.
— Но почему ты к нам приехал?
— Мать заставила. Сказала, что одного не оставят. А у меня действительно жить негде — квартиру продал, деньги на лечение потратил. Химиотерапия дорогая.
Оксана почувствовала, как горло перехватывает. Все её обиды и претензии вдруг показались такими мелкими, глупыми.
— Сколько времени? — спросила она.
— Врачи говорят, месяца три-четыре, может, чуть больше, если повезёт.
— И что теперь? Лечиться будешь?
Степан покачал головой.
— Бесполезно уже. Слишком поздно спохватились. Просто буду жить, пока живётся.
Оксана встала, прошла на кухню, включила чайник. Руки дрожали. Гена зашёл следом.
— Оксан… — начал он.
— Молчи, — сказала она, не оборачиваясь. — Просто молчи.
— Я не знал про диагноз. Честно не знал.
— Знаю. — Оксана достала чашки из шкафа.
— Что будем делать?
Оксана поставила чашки на поднос.
— Жить будем. А что ещё остаётся?
Когда они вернулись в комнату, Степан лежал на диване, укрытый пледом. Мария Федоровна сидела рядом и гладила его по голове.
— Чай будете? — спросила Оксана.
— Спасибо, милая, — кивнула свекровь.
Оксана разливала чай и думала, что жизнь — штука непредсказуемая. Утром она хотела выгнать Степана из дома, а теперь понимала, что он здесь останется. Не на две недели, как планировали, а насколько хватит времени.
— Степь, — сказала она, протягивая ему чашку. — Завтра пойдём к врачам. Посмотрим, что можно сделать.
— Оксанка, не нужно…
— Нужно. Ты теперь семья. А за семью борются до конца.
Степан посмотрел на неё удивлённо.
— Даже за такую семью, как я?
— Особенно за такую.
Мария Федоровна тихонько всхлипнула. Гена сел на край дивана, положил руку на плечо брата.
— Мы справимся, Степка. Вместе справимся.
А на улице начинался дождь, стучал по окнам, как будто хотел напомнить, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. И что иногда самые важные истины открываются только тогда, когда времени на них остается совсем мало.
Оксана подошла к окну, посмотрела на дождь. В отражении стекла она видела свою семью — странную, непростую, но свою. И поняла, что сумка, которая до сих пор стояла у двери, ей больше не понадобится.
По крайней мере, сегодня.
