— Ксюша, мы едем к тебе. Встречай послезавтра вечером на Московском.
Ксения замерла с телефоном у уха, глядя на таблицу с цифрами на экране ноутбука. Она вела переговоры с поставщиком кирпича уже полчаса, и вот теперь — этот звонок. Голос матери звучал так, будто она сообщала о прогнозе погоды. Без вопросов. Без «удобно ли», «можем ли мы».
— Мама, погоди. Кто «мы»?
— Ну я, Алла, Антошка. Все. Нам нужно серьёзно поговорить.
У Ксении свело живот. Она знала этот тон. Знала, что значит «серьёзно поговорить». Последний раз мать так говорила три года назад, когда попросила денег на «срочную операцию», которой не было.
— Мама, у меня завтра важная встреча, послезавтра отчёт. Может, в другой раз?
— Ксения Владимировна, — голос матери стал ледяным, — я твоя мать. Мы не видимся полгода. Или тебе наплевать на семью?
Ксения сжала телефон. Поставщик на другом конце провода терпеливо ждал, когда она вернётся к разговору.
— Хорошо, — выдавила она. — Встречу.
Трубку уже отключили. Ксения посмотрела на чёрный экран телефона, потом на монитор с незаконченными расчётами. Руки дрожали.
— Извините, Сергей Петрович, — сказала она в гарнитуру. — Давайте я вам перезвоню через десять минут.
Она откинулась на спинку офисного кресла и закрыла глаза. Нина Сергеевна. Алла. Антон. Все трое. В её двухкомнатной квартире в Приморском районе. На неопределённый срок.
Денис встретил её вечером на пороге с виноватой улыбкой и пакетом роллов.
— Я видел твоё лицо в СМС-ке, — сказал он, целуя её в макушку. — Что случилось?
Ксения скинула туфли, прошла на кухню и плюхнулась на стул.
— Моя семья едет к нам. Послезавтра.
Денис поставил пакет на стол, сел напротив.
— Насколько к нам? На день? На выходные?
— Не сказала. Но судя по тону, надолго.
Он потёр переносицу. Ксения знала этот жест — Денис нервничал, но сдерживался.
— Ксюш, я не против твоей семьи. Но в прошлый раз…
— Знаю.
В прошлый раз Алла прожила у них две недели. Две недели нытья, что работа дурацкая, начальник идиот, квартира маленькая, а Денис «какой-то странный». Ксения тогда выдала сестре двадцать тысяч «на первое время», которые так и не вернулись.
— Может, они просто соскучились, — неуверенно произнёс Денис.
— Может быть.
Но она не верила в это. Нина Сергеевна не звонила просто так. У неё всегда была причина. Всегда была просьба.
На следующий день Ксения пыталась работать, но мысли путались. Она помнила слова отца, сказанные перед его смертью пять лет назад. Они сидели в больничной палате, и он держал её руку.
— Ксюша, я тебя очень люблю. Но запомни: твоя мать и Алла любят тебя требовательной любовью. Они будут брать, пока ты не научишься говорить «нет». Не дай им себя съесть.
Тогда она не поняла. Она думала, что отец просто устал, что болезнь делает его мрачным. Но потом… Потом начались звонки. Просьбы. Долги. Алла никак не могла найти нормальную работу. Антон поступил в колледж, но денег на общежитие не хватало. Матери требовался ремонт в квартире. Потом новый холодильник. Потом ещё что-то.
Ксения отправляла деньги. Каждый раз думала: «Ну вот, сейчас помогу, и всё наладится». Но ничего не налаживалось.
Вечером следующего дня она стояла на перроне Московского вокзала и смотрела, как из вагона выходят пассажиры. Нина Сергеевна появилась первой — в старом пальто, с тяжёлой сумкой, недовольная. За ней Алла — в обтягивающих джинсах и яркой куртке, с телефоном в руках. Последним вылез Антон, сутулый, с огромным рюкзаком, избегающий её взгляда.
— Ну наконец-то, — сказала мать вместо приветствия. — Я думала, ты не приедешь.
— Здравствуй, мам.
Ксения обняла её. Нина Сергеевна пахла дешёвым кремом и чем-то кислым. Алла чмокнула её в щёку, не отрываясь от экрана. Антон неловко кивнул.
— Такси дорогое, — заметила мать, когда они шли к выходу. — Надеюсь, у тебя есть машина?
— Нет, мама. Мы на метро.
Нина Сергеевна поджала губы, но промолчала.
Дома Денис накрыл стол. Он старался быть приветливым, но Ксения видела напряжение в его плечах. Алла сразу повалилась на диван, закинув ноги на подлокотник. Нина Сергеевна прошлась по квартире, трогая вещи, заглядывая в углы.
— Ремонт, я смотрю, так и не сделали, — констатировала она. — Обои бы переклеить. И люстра эта дешёвая.
Ксения сжала кулаки под столом.
— Мам, мы тут живём всего два года. Всё постепенно.
— Ну да, конечно. А у кого-то на это денег нет совсем.
Они поужинали в тягостном молчании. Алла ела, уткнувшись в телефон. Антон давился каждым куском. Денис задавал вежливые вопросы, на которые никто толком не отвечал. А Ксения чувствовала, как внутри растёт тревога. Они не просто приехали. Они приехали с целью.
Поздно вечером, когда Денис ушёл в спальню, а Антон устроился на раскладушке в гостиной, мать и Алла остались с Ксенией на кухне. Нина Сергеевна заварила себе чай, долго мешала сахар, не глядя на дочь.
— Ксюша, нам нужно поговорить.
Вот оно.
— Слушаю.
— У нас проблемы. Серьёзные.
Алла закурила у открытого окна, выдыхая дым в петербургскую ночь.
— Долг, — коротко бросила она. — Большой.
Ксения почувствовала, как холодеет затылок.
— Какой долг?
— Неважно какой, — отрезала мать. — Важно, что нужно срочно отдать. Много. Очень много.
— Сколько?
— Три миллиона.
Ксения уставилась на неё.
— Три… Мама, это шутка?
— Хотела бы я, чтобы это была шутка, — Нина Сергеевна наконец подняла глаза. В них не было раскаяния. Только требование. — Ты должна нам помочь. Мы семья.
— Помочь? У меня нет трёх миллионов!
— Зато есть квартира, — спокойно вставила Алла.
Ксения медленно повернула голову к сестре.
— Что?
— Ты продашь эту квартиру. Купишь что-нибудь попроще, подешевле. Или вообще съездите куда-нибудь за город. Разница пойдёт на долги. Все останутся при своих.
— Вы с ума сошли?
— Мы пытаемся выжить! — повысила голос мать. — А ты сидишь тут в своём Питере, в своей квартире, и тебе плевать на нас!
— Это моя квартира! Мы с Денисом вложили в неё все деньги!
— А мы вложили в тебя всю жизнь! — рявкнула Нина Сергеевна, стукнув кулаком по столу. — Кто тебя растил? Кто на ноги поставил? Твой отец умер, а я одна вас троих тянула! И теперь ты отказываешь мне в помощи?
Ксения смотрела на мать. На её перекошенное от злости лицо. На Аллу, равнодушно докуривающую сигарету. И вдруг она увидела это. Увидела то, о чём говорил отец. Они не просят. Они требуют. Они не видят в ней человека. Они видят кошелёк.
— Нет, — тихо сказала Ксения.
— Что «нет»?
— Я не продам квартиру.
Повисла тишина. Алла затушила сигарету и повернулась к ней.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Нина Сергеевна медленно поставила чашку на стол. Лицо её стало каменным.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сказала?
— Понимаю. Я сказала «нет».
— Значит, ты готова смотреть, как твоя мать идёт по миру? Как твоего брата выгоняют из колледжа?
— Мама, при чём тут Антон? Он вообще знает, зачем вы сюда приехали?
Нина Сергеевна дёрнула плечом.
— Не твоё дело.
— Моё. Потому что вы пытаетесь лишить меня крыши над головой.
Алла подошла к столу, оперлась руками о столешницу.
— Слушай, Ксюха, я всегда знала, что ты эгоистка. Но чтобы настолько… Мы не просим тебя на улицу выйти. Мы просим помочь. Нормальные люди так и делают — помогают семье.
— Нормальные люди не приезжают без предупреждения и не требуют продать квартиру за один вечер.
— А что нам оставалось делать? — голос матери стал пронзительным. — Ты бы по телефону согласилась? Нет! Ты бы нашла тысячу отговорок! Ты всегда так! Помогаешь только когда тебе удобно, а не когда нам нужно!
Ксения почувствовала, как внутри закипает что-то горячее и горькое. Сколько раз она отправляла деньги? Сколько раз отказывала себе в чём-то, лишь бы они там, в Пскове, ни в чём не нуждались? И вот теперь она слышит, что помогает «только когда удобно»?
— Мама, за последние три года я переводила вам почти полмиллиона рублей. На Аллин «стартап», который так и не стартовал. На Антонин колледж. На твой холодильник, на стиральную машину, на лечение, которого не было. Я ни разу не получила от вас «спасибо». Ни разу не услышала вопроса, как у меня дела.
— Ой, началось! — фыркнула Алла. — Сейчас будет петь про то, какая она благодетельница. Ксюш, ты зарабатываешь нормальные деньги, у тебя муж с хорошей работой, квартира в Питере. А мы живём в провинции, где зарплата — двадцать тысяч, если повезёт. Так что не прибедняйся.
— Я не прибедняюсь. Я просто говорю, что у меня нет трёх миллионов. И не будет.
Нина Сергеевна встала. Она была невысокой, но сейчас казалась огромной. Её глаза блестели странным, лихорадочным блеском.
— Значит, решено. Ты отказываешь нам. Хорошо. Запомни этот момент, Ксения. Запомни, как ты предала свою семью.
— Мам…
— Молчать! Я тебя вырастила! Я тебя выучила! Я недоедала, чтобы ты в институт поступила! А ты… ты…
Голос её сорвался. Ксения увидела, как мать хватается за край стола, как бледнеет её лицо. На секунду ей стало страшно — а вдруг с сердцем?
— Мама, сядь. Тебе плохо?
— Не трогай меня!
Нина Сергеевна выпрямилась, тяжело дыша. Алла обняла её за плечи.
— Мам, пошли. Не трать на неё нервы. Видишь же — ей всё равно.
Они вышли из кухни. Ксения осталась одна. Она сидела, глядя на недопитый чай матери, на пепельницу с окурками Аллы, и чувствовала, как дрожат руки. Внутри всё сжалось в тугой, болезненный узел.
Она вспомнила, как в детстве мать гладила её по голове и говорила: «Ты у меня умница, Ксюшенька. Ты у нас самая старшая, самая ответственная». Тогда это казалось похвалой. Сейчас Ксения понимала — это был приговор. «Самая ответственная» значило «та, на которой всё держится». «Умница» значило «та, которая никогда не откажет».
Отец предупреждал её. Он знал. Он видел, как Нина Сергеевна умеет давить, манипулировать, вызывать чувство вины. Он сам всю жизнь не мог ей отказать. И умер, подорвав здоровье на трёх работах, чтобы она могла спокойно сидеть дома и жаловаться на жизнь.
Ксения подняла глаза. На полке стояла фотография — отец, улыбающийся, с ней на руках, маленькой. Она встала, подошла, взяла рамку в руки.
— Пап, я не могу, — прошептала она. — Я не могу так жить. Я устала быть банкоматом.
Фотография молчала. Но Ксения вдруг ясно услышала его голос в памяти: «Научись говорить нет. Или они тебя съедят».
Она поставила фотографию обратно и вытерла глаза. Слёз не было. Только пустота и странное, холодное спокойствие.
Дверь в спальню приоткрылась. Появился Денис, босиком, в домашних штанах.
— Ксюш, ты как?
— Нормально.
Он подошёл, обнял её со спины.
— Я слышал, что творилось. Они что, совсем офонарели?
— Ещё как.
— Что будешь делать?
Ксения повернулась к нему.
— А ты что думаешь?
Денис посмотрел ей в глаза. Его лицо было серьёзным.
— Я думаю, что это наша квартира. Мы вложили в неё все сбережения. Мы здесь живём. И никто не имеет права требовать её продать.
— Но это моя мать.
— Это манипулятор, — жёстко сказал он. — Ксюш, прости, но это так. Она всегда такой была. Я видел, как она с тобой разговаривает. Молчал, потому что не моё дело лезть в твои семейные дела. Но сейчас они реально перешли черту.
Ксения прижалась к нему лбом.
— Мне страшно. Вдруг я и правда эгоистка? Вдруг я должна помочь?
— Ты уже помогала. Много раз. Этому не будет конца, Ксюш. Ты отдашь квартиру — они придут за следующим. Это никогда не закончится, пока ты сама это не остановишь.
Он был прав. Она знала, что он прав.
— Что мне делать?
Денис помолчал. Потом тихо сказал:
— Утром я их выгоню. Если ты не против.
Ксения подняла голову.
— Сам?
— Сам. Ты не должна этого делать. Пусть я буду плохим. Мне всё равно.
Она посмотрела на него — на своего тихого, неконфликтного мужа, который терпел все визиты её родственников, все их колкости, все намёки на то, что он «недостаточно хорош» для Ксении. И сейчас он готов был встать между ней и её семьёй.
— Спасибо, — прошептала она.
Они вернулись в спальню. Ксения легла, но не могла уснуть. Она слышала, как в гостиной возится Антон, как на кухне шепчутся мать и Алла. Слов не разобрать, но интонации понятны — злые, возмущённые. Они обсуждают её. Обсуждают, какая она неблагодарная, чёрствая, бессердечная.
И странное дело — ей было всё равно. Впервые за много лет ей было совершенно всё равно, что они о ней думают.
Утро началось с запаха жареных котлет. Ксения открыла глаза и несколько секунд не могла понять, что происходит. Потом вспомнила — мать на кухне. Она всегда так делала: приходила в чужой дом и начинала готовить, создавая иллюзию уюта и заботы. «Смотрите, какая я хорошая. Как вы без меня вообще живёте?»
Денис уже встал. Она слышала, как он ходит по квартире, как льётся вода в ванной. Ксения натянула халат и вышла в коридор.
На кухне за столом сидела Нина Сергеевна, Алла дремала на диване, укрывшись пледом. Антон стоял у окна в гостиной, глядя на серое питерское небо.
— Доброе утро, — сказала мать, не поднимая глаз. — Котлеты на плите. Садись, поешь.
Ксения прошла на кухню, налила себе воды. Есть не хотелось.
— Мам, нам нужно поговорить.
— О чём тут говорить? Ты вчера всё сказала.
— Именно поэтому и нужно поговорить.
Нина Сергеевна подняла голову. Лицо у неё было усталым, осунувшимся. Но глаза всё те же — жёсткие, требовательные.
— Ксения, я не передумаю. Нам нужны деньги. Это вопрос жизни и смерти.
— Чьей жизни, мам? Расскажи мне правду. Что за долг? Кому вы должны?
— Не твоё дело.
— Моё. Потому что вы хотите, чтобы я за это расплатилась.
Мать отвернулась к окну.
— Ты не поймёшь.
— Попробуй объяснить.
Молчание. Потом в комнату вошёл Денис. Он был одет, собран, и на лице его было выражение, которого Ксения раньше не видела — холодное, непреклонное.
— Нина Сергеевна, Алла, Антон, — громко сказал он. — Собирайте вещи. Вы уезжаете.
Алла приподнялась на диване.
— Что?
— Я покупаю вам билеты на ближайший поезд. Сегодня вечером вы будете дома.
Нина Сергеевна вскочила.
— Ты что себе позволяешь, мальчик?! Ты вообще кто такой, чтобы нам указывать?!
— Я хозяин этой квартиры, — ровно ответил Денис. — И муж Ксении. И я не позволю вам её шантажировать.
— Шантажировать?! — взвизгнула Алла, спрыгивая с дивана. — Мы её семья! Мы просим помощи, а не шантажируем!
— Вы требуете продать нашу квартиру, чтобы закрыть какой-то непонятный долг, о котором даже не хотите рассказать. Это и есть шантаж.
— Ксюха! — Алла повернулась к сестре. — Ты позволишь ему так с нами разговаривать?!
Ксения посмотрела на неё. На её возмущённое лицо, на дрожащие от гнева руки. И вдруг поняла — она больше не чувствует вины. Совсем.
— Он прав, — тихо сказала она. — Собирайтесь. Вы уезжаете.
Нина Сергеевна схватилась за край стола. Лицо её побелело.
— Значит, так. Значит, ты выбрала его, а не нас.
— Я выбрала себя, мама.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела Алла. — Когда мы окажемся на улице, когда Антошку выгонят из колледжа, когда маму посадят за долги — ты вспомнишь этот день!
— Антошку из колледжа никто не выгонит. Я плачу за его учёбу напрямую, переводом на счёт колледжа. И буду платить дальше. Но вам я больше ничего не дам.
Алла открыла рот, но слов не нашла. Антон стоял у окна, сжавшись в комок, и молчал.
— Антон, — позвала Ксения. — Ты хоть скажи что-нибудь.
Он медленно повернулся. На лице его было страдание.
— Я не хотел сюда ехать, — глухо сказал он. — Я говорил маме, что это неправильно. Но она…
— Заткнись! — рявкнула Нина Сергеевна. — Не смей!
— Нет, мам. Хватит. — Голос Антона дрожал, но он продолжал. — Ксюша, прости. Я не знал, что они будут требовать продать квартиру. Я думал, они просто хотят в гости. Я правда не знал.
Ксения подошла к брату, взяла его за руку.
— Я знаю. Ты тут ни при чём.
— При чём, ещё как при чём! — закричала мать. — Он же жрёт мои деньги, живёт в моей квартире! Он мне должен!
— Он тебе ничего не должен, — отрезала Ксения. — Он твой сын, а не должник. Ты родила его не для того, чтобы он тебе был обязан.
— Ах вот как ты заговорила! — Нина Сергеевна схватила сумку со стула. — Хорошо! Прекрасно! Мы уедем! И больше ты нас не увидишь! Никогда! Можешь жить здесь со своим айтишником и радоваться! Только знай — мать у тебя больше нет!
Она выбежала из кухни. Алла кинула на Ксению ненавидящий взгляд и последовала за ней.
— Собирайтесь, — сказал Денис. — Через час такси будет здесь.
Ксения стояла посреди кухни и чувствовала, как внутри всё сжимается. Это произошло. Она сделала это. Она выгнала свою мать. Свою семью.
Антон подошёл к ней, неловко обнял.
— Ксюш, я правда не знал. И этот долг… я не понимаю, откуда он взялся. Мама не рассказывает.
— Всё нормально, Тоша. Ты не виноват.
Он кивнул и ушёл собираться. Денис обнял Ксению за плечи.
— Держись. Самое страшное позади.
— Ты думаешь?
— Знаю.
Час пролетел в тягостной тишине. Нина Сергеевна и Алла собирались демонстративно шумно, хлопая дверями, бросая вещи. Они не разговаривали с Ксенией. Они делали вид, что её не существует.
Когда такси подъехало, Денис вынес их сумки. Нина Сергеевна прошла мимо Ксении, даже не взглянув. Алла на пороге обернулась.
— Будешь знать, сестрёнка, — холодно сказала она. — Будешь знать, что бросила нас. И когда тебе будет плохо, когда ты состаришься и останешься одна — вспомни этот день.
Она хлопнула дверью. Антон задержался на секунду.
— Прости их, — тихо попросил он. — Они не понимают, что делают.
— Иди, Тоша. Береги себя.
Он кивнул и вышел. Дверь закрылась.
Ксения стояла в прихожей и смотрела на входную дверь. Всё кончено. Они уехали. И больше не вернутся.
Она прошла в гостиную, села на диван. На столе лежала разбитая кружка — та самая, с совой, которую подарил Денис на годовщину. Алла, видимо, задела её, когда собиралась. Ксения взяла осколки в руки, и тут что-то внутри прорвалось.
Слёзы хлынули резко, неудержимо. Она плакала, зажимая рот рукой, чтобы не кричать. Она плакала о матери, которая видела в ней только источник денег. О сестре, которая всю жизнь завидовала и ненавидела. О семье, которой у неё, по сути, никогда не было.
Денис сел рядом, обнял её, прижал к себе. Он молчал. Просто держал. И это было единственное, что ей сейчас было нужно.
— Ксюш, это Антон. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Ксения замерла с вилкой в руке. Они с Денисом ужинали, на столе извивался пар от горячей пасты, за окном темнело. Обычный понедельник. А голос брата звучал так, будто он сейчас сорвётся.
— Тоша? Что случилось?
— Про долг. Про маму. Ксюш, это всё не так. Совсем не так, как они тебе говорили.
Денис поднял голову, встретился с ней взглядом. Ксения включила громкую связь.
— Говори. Я слушаю.
Антон тяжело дышал в трубку. Она слышала, как он ходит, как скрипит пол.
— Долг не мой. И не Аллин. Это мамин долг.
— Мамин? Но она говорила…
— Она врала. Ксюш, у мамы… у неё игровая зависимость.
Тишина. Ксения медленно опустила вилку.
— Что?
— Она играет. В интернете. На деньги. Уже года два, может, больше. Я только сейчас узнал. Алла знала давно, но молчала. Они вместе придумали этот план — приехать к тебе, надавить, заставить продать квартиру. Ксюш, прости. Я правда не знал.
Голос его сорвался. Ксения закрыла глаза, пытаясь переварить услышанное. Игровая зависимость. Интернет. Ставки. Значит, все эти годы, все эти просьбы о помощи — деньги уходили туда. На игру. На автоматы.
— Сколько она проиграла?
— Не знаю точно. Но долг действительно есть. Она взяла кредиты, не платила. Теперь из банков звонят, требуют.
— А Алла?
— Алла помогала ей. Брала часть денег себе. Говорила, что это на её проекты, на жизнь. Но половина уходила маме. Ксюш, они тебя использовали. Все эти годы.
Ксения почувствовала, как внутри поднимается не гнев, а что-то другое — жалость, смешанная с облегчением. Она не виновата. Она не бросила мать в беде. Мать сама загнала себя в эту яму.
— Почему ты мне говоришь это сейчас?
— Потому что я устал молчать. Потому что это неправильно. Ты не должна чувствовать себя виноватой. Ты ни в чём не виновата.
— Тоша, где ты сейчас?
— Дома. Но я… Ксюш, можно я к тебе приеду? Я не могу здесь больше. Мама меня достаёт, Алла орёт. Я не выдерживаю.
Денис кивнул ей. Ксения выдохнула.
— Приезжай. Только не к нам. У меня есть идея получше.
Прошло три недели с тех пор, как они выгнали семью. Три недели Ксения жила в подвешенном состоянии — работала, готовила ужины, смотрела сериалы. Но внутри сидел червь вины. Каждый вечер она проверяла телефон — не написала ли мать, не позвонила ли Алла. Но телефон молчал.
Денис видел, как она мучается. Предлагал пойти к психологу, предлагал уехать на выходные куда-нибудь. Она отказывалась. Просто ждала.
А неделю назад нашла в старом шкафу отцовский ежедневник. Последняя страница — письмо ей. «Не бойся говорить нет. Не бойся быть счастливой. Я горжусь тобой». Она прижала ежедневник к груди и поняла — она сделала правильно.
И вот теперь этот звонок. Антон. Правда.
— Слушай меня внимательно, Тоша, — сказала Ксения, глядя на Дениса. — Помнишь тётю Вику? Мамину сестру, она в Великом Новгороде живёт.
— Ну, помню. Мы к ней сто лет не ездили.
— Я ей позвоню. Она хорошая. Она примет тебя. Ты поживёшь у неё, найдёшь там подработку, переведёшься в колледж, может заочно, если захочешь. Главное — выберешься оттуда.
— Ты правда так сделаешь?
— Я уже набираю номер.
Тётя Вика взяла трубку на третьем гудке.
— Ксюша? Господи, сколько лет! Как ты, девочка?
— Тёть Вик, у меня к тебе просьба. Большая.
Тётя Вика выслушала её внимательно, не перебивая. Потом вздохнула.
— Ксюша, девочка моя. Конечно, пусть Антошка приезжает. У меня места хватит, работу найдём. Главное, чтобы парень от этого кошмара подальше был.
— Спасибо, тёть Вик. Правда, спасибо.
— Да что ты. Мы же семья. Настоящая.
Антон переехал к тёте через неделю. Собрал вещи, пока мать была на работе, и уехал. Нина Сергеевна звонила ему, кричала, требовала вернуться. Он не вернулся.
Прошло три недели. Антон устроился грузчиком в местный супермаркет, начал присматривать колледжи. Тётя Вика кормила его, отпаивала травяными чаями и каждый вечер звонила Ксении с отчётом: «Парень живой, ест нормально, цвет лица появился».
В субботу Ксения с Денисом вылетели в Великий Новгород. Такси довезло их от аэропорта до окраины города. Денис держал её за руку.
— Волнуешься?
— Ещё как.
— Всё будет хорошо. Ты увидишь.
Тётя Вика встретила их на пороге старого деревянного дома. Невысокая, полная, с добрыми глазами и крепкими объятиями. Она обняла Ксению так, что та едва не задохнулась, потом Дениса.
— Заходите, заходите! Я пирог испекла, яблочный. Ксюш, ты же помнишь мои пироги?
Ксения помнила. В детстве, когда отец был жив, они иногда приезжали к тёте Вике. Тогда Нина Сергеевна ещё общалась с сестрой. Потом что-то произошло — Ксения так и не узнала что — и общение прекратилось.
Дом внутри был уютным, старомодным. Вязаные салфетки, деревянная мебель, запах яблок и корицы. Антон сидел на диване, выглядел лучше — цвет лица появился, синяки под глазами ушли.
— Тоша, ты как? — Ксения обняла брата.
— Нормально. Тётя Вика меня откормила уже, — он улыбнулся. — Работу нашёл, в супермаркете пока, но ничего.
— Молодец.
Вика принесла чай и пирог. Они сидели на кухне, и Ксения рассказывала — про визит матери, про требование продать квартиру, про то, как они их выгнали. Про звонок Антона и правду о долгах.
— Я знала, — тихо сказала Вика, когда Ксения закончила. — Я знала, что у Нинки проблемы. Она мне года два назад звонила, денег просила. Я дала, сколько могла. Потом ещё раз просила. Я отказала. Она на меня обиделась, перестала общаться.
— Вы знали про игру?
— Догадывалась. У Нинки всегда была эта штука — хотеть всё и сразу. В молодости она в карты играла, проигрывалась. Ваш отец её вытаскивал. Я думала, с возрастом пройдёт. Но нет.
Ксения поставила чашку.
— Тёть Вик, я не хочу её бросать совсем. Но я не могу отдать квартиру. Я просто не могу.
— И не надо, девочка. Ты никому ничего не должна. Даже матери.
— Но что делать?
Вика задумалась, потом встала и достала из буфета старую записную книжку.
— Есть у меня один знакомый. Мы с ним в одном классе учились. Игорь Петрович. Он психотерапевт, работает с людьми, у которых зависимости. Алкоголь, игры — всякое. Может, он поможет?
— Вы думаете, мама согласится?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
На следующий день они поехали в клинику. Небольшое двухэтажное здание в центре города, чистое, светлое. Игорь Петрович оказался мужчиной лет шестидесяти, с седыми волосами и внимательными глазами.
Он выслушал их историю, не перебивая. Потом кивнул.
— Понятно. Игровая зависимость — это болезнь. Не слабость характера, не безответственность. Именно болезнь. И она лечится. Но главное условие — человек должен сам захотеть лечиться.
— А если не хочет? — спросила Ксения.
— Тогда ничего не поможет. Ни уговоры, ни деньги, ни угрозы. Пока человек сам не признает проблему, он будет играть дальше.
— Что нам делать?
Игорь Петрович задумался.
— Я могу поговорить с вашей матерью. Объяснить ей, что происходит. Показать путь. Но решать будет она. Если она согласится на лечение — у нас есть программа реабилитации. Это займёт время, месяца три-четыре. Но шансы есть.
— Она в Пскове. Далеко.
— Мы можем организовать видеозвонок. Сначала я с ней поговорю, объясню ситуацию. Если она согласится — либо она приезжает сюда, либо я порекомендую специалиста в Пскове.
Ксения посмотрела на Дениса. Он кивнул. Потом на тётю Вику. Та сжала её руку.
— Попробуем?
— Попробуем, — выдохнула Ксения.
Игорь Петрович достал планшет.
— Тогда давайте организуем разговор. Вы можете связаться с вашей матерью сейчас?
Ксения достала телефон. Руки дрожали. Она не разговаривала с матерью почти месяц. Не знала, возьмёт ли она трубку. Набрала номер.
Гудки. Долгие, бесконечные. Ксения уже хотела отключиться, но тут трубку взяли.
— Алло?
Голос матери звучал глухо, устало.
— Мам, это я.
Пауза.
— Ксения? Что тебе нужно?
— Мне нужно с тобой поговорить. Серьёзно. Я сейчас у тёти Вики, в Великом Новгороде. С нами врач. Психотерапевт. Он хочет тебе помочь.
Нина Сергеевна молчала. Ксения слышала её дыхание — тяжёлое, настороженное.
— Мам, пожалуйста. Просто послушай. Это важно.
— Какой врач? Что ты выдумываешь?
— Я ничего не выдумываю. Он психотерапевт, работает с зависимостями. Хочет помочь тебе.
— Мне не нужна помощь! Мне нужны деньги!
Голос матери сорвался на крик. Ксения сжала телефон.
— Мам, у тебя игровая зависимость. Это болезнь. Её нужно лечить.
— Кто тебе эту чушь сказал? Антон? Я ему покажу!
— Не Антон. Я сама всё поняла. Мам, пожалуйста, просто поговори с врачом. Пять минут. Если не захочешь слушать — отключишься.
Пауза. Долгая, тягостная.
— Хорошо, — наконец сказала мать. — Пять минут. Но это ничего не изменит.
Игорь Петрович взял телефон, включил видеосвязь на планшете. На экране появилось лицо Нины Сергеевны — осунувшееся, с глубокими морщинами, с потухшими глазами.
— Здравствуйте, Нина Сергеевна. Меня зовут Игорь Петрович, я психотерапевт. Спасибо, что согласились поговорить.
— Говорите уже, — буркнула она.
— Ваша дочь рассказала мне о ситуации. О долгах. О том, что вы играете в интернете. Я хочу, чтобы вы знали: то, что с вами происходит, — это не слабость характера. Это болезнь. Игровая зависимость. Она меняет химию мозга, заставляет вас снова и снова возвращаться к игре, даже когда вы понимаете, что это разрушает вашу жизнь.
Нина Сергеевна молчала, но Ксения видела — она слушает.
— Эта болезнь лечится. Есть программы реабилитации. Групповая терапия, индивидуальные сессии. Это занимает время, три-четыре месяца. Но люди выходят из этого. Возвращаются к нормальной жизни.
— Сколько это стоит? — глухо спросила мать.
— Это не бесплатно. Но ваша дочь готова оплатить лечение.
Нина Сергеевна подняла глаза на экран. Посмотрела на Ксению.
— Правда?
Ксения кивнула.
— Правда, мам. Я оплачу лечение. Полностью. Но не долги. Долги — это твоя ответственность.
Мать помолчала. На её лице мелькнуло что-то — надежда? облегчение?
— Может быть, — медленно сказала она. — Может, мне правда нужна помощь. Я устала. Я так устала от всего этого.
Ксения почувствовала, как сжимается горло. Впервые за много лет мать говорила честно. Без манипуляций, без давления.
— Тогда вам нужно приехать в Великий Новгород, — сказал Игорь Петрович. — Или я могу порекомендовать специалиста в Пскове, если вам удобнее.
Нина Сергеевна закрыла лицо руками.
— Но я не могу сейчас. Мне нужно сначала с долгами разобраться. Банки звонят каждый день, требуют. Если я не отдам деньги, меня в суд подадут. Квартиру отберут. Мне нужно сначала это закрыть, а потом уже лечиться.
Ксения похолодела. Вот оно. Опять.
— Мам, это и есть болезнь, — тихо сказала она. — Ты снова ставишь условия. Сначала деньги, потом лечение. Но так будет всегда. Сначала долги, потом новая игра, потом новые долги.
— Ты не понимаешь! — закричала мать. — Мне нечем платить! Меня на улицу выгонят!
— Нина Сергеевна, — встрял Игорь Петрович. — Долги — это следствие. Зависимость — причина. Пока вы не вылечите причину, следствия будут множиться. Понимаете? Даже если Ксения сейчас закроет ваши долги, через месяц появятся новые. Потому что вы продолжите играть.
— Нет! Я не буду! Я больше не буду, клянусь!
— Вы не сможете, — мягко, но твёрдо сказал врач. — Без лечения не сможете. Это не вопрос силы воли. Это вопрос болезни.
Нина Сергеевна закрыла лицо руками. Плечи её затряслись.
— Ксюша, ну пойми. Мне нужны деньги. Хотя бы часть. Ну триста тысяч. Я закрою самые горящие кредиты, а потом поеду лечиться. Обещаю.
Ксения посмотрела на мать. На её измученное лицо, на дрожащие руки. И поняла — ничего не изменилось. Мать снова пытается выторговать деньги. Может, она даже сама верит, что потом пойдёт лечиться. Но Ксения больше не верила.
— Нет, мам, — ровно сказала она. — Я оплачу лечение. Сейчас. Игорь Петрович даст контакты специалиста в Пскове. Ты позвонишь, запишешься на приём. Я переведу деньги напрямую в клинику. Но на долги — ни копейки.
Лицо матери исказилось.
— Значит, так. Значит, ты готова смотреть, как меня на улицу выгоняют.
— Я готова помочь тебе выздороветь. Всё остальное — твой выбор.
— Какой выбор?! У меня нет выбора!
— Есть. Ты можешь согласиться на лечение. Или отказаться. Это твоё решение.
Нина Сергеевна резко встала. Камера на её телефоне дёрнулась, показывая кусок потолка.
— Вы все против меня! Все! Дочь, сестра, даже этот ваш врач! Вы хотите, чтобы я пропала!
— Мам…
— Не смей! Не смей меня так называть! У тебя больше нет матери!
Экран погас. Нина Сергеевна отключилась.
Ксения сидела, глядя на чёрный экран планшета. Внутри была пустота. Не боль, не обида. Просто пустота.
Игорь Петрович тихо вздохнул.
— Мне жаль. Я надеялся на другой исход.
— Вы сделали всё, что могли, — сказала тётя Вика, положив руку на плечо Ксении. — Мы все сделали.
Ксения кивнула. Она знала, что это правда. Она предложила помощь. Настоящую помощь. Мать отказалась. Это был её выбор.
Денис обнял её.
— Поехали домой.
Дома, в Питере, жизнь постепенно входила в колею. Ксения вернулась на работу с новым проектом. Игорь Семёнович заметил перемены.
— Вы будто заново родились, Ксения. Что случилось?
— Я научилась говорить нет, — улыбнулась она.
Антон остался у тёти Вики. Устроился на нормальную работу, перевёлся в местный колледж. Звонил Ксении раз в неделю, рассказывал о жизни. Однажды сказал:
— Мама мне звонила. Просила денег. Я отказал. Впервые в жизни.
— Молодец, Тоша.
— Знаешь, Ксюш, мне страшно было. Но потом — так легко стало. Как будто гора с плеч.
— Я знаю это чувство.
От Аллы не было ни звука. Нина Сергеевна тоже молчала. Иногда Ксения ловила себя на том, что проверяет телефон — не написала ли мать? Но телефон молчал.
Однажды вечером, когда они с Денисом ужинали, она сказала:
— Ты знаешь, я думала, что буду чувствовать себя виноватой. Всю жизнь. Но нет.
— А что ты чувствуешь?
— Свободу. Я свободна.
Он взял её руку.
— Ты молодец. Ты боролась. И победила.
— Я не победила, — покачала головой Ксения. — Я просто перестала проигрывать.
Через месяц они с Денисом поехали на выходные в Великий Новгород. Тётя Вика пекла пироги, Антон показывал им город, рассказывал про колледж, про новых друзей. За столом было тепло, уютно, спокойно.
— Вот это и есть семья, — сказала тётя Вика, наливая чай. — Не те, кто требует и давит. А те, кто рядом. Просто потому, что любит.
Ксения смотрела на них — на тётю, на брата, на мужа — и понимала: она не потеряла семью. Она нашла настоящую.
