Анна стояла у окна и смотрела на вечерний город. Её город. Её район. Её квартира на седьмом этаже с видом на детскую площадку, где когда-то сама качалась на качелях.
Эту двушку она покупала пять лет назад — молодая, глупая, влюблённая в собственную независимость. Помните то чувство? Когда впервые получаешь ключи от СВОЕГО жилья? Когда можешь ходить голой по квартире, есть мороженое прямо из ведёрка и никто не скажет ни слова?
— Аня, мы пришли! — раздался голос мужа из прихожей.
Мы.
Слово, которое раньше грело душу, а сегодня отдавало холодом. Потому что в этом «мы» был не только Дима — её муж вот уже два года — но и Валентина Сергеевна. Свекровь. Женщина, которая считала, что имеет право голоса во всём, что касается жизни сына.
— Проходите, — ответила Анна, не оборачиваясь.
Что-то в их голосах… Заговорщицкие нотки. Как будто они репетировали дома какую-то сцену.
— Садись, дорогая, — Валентина Сергеевна прошла в гостиную, словно хозяйка. — Нам нужно поговорить.
Анна медленно повернулась. На лице свекрови играла натянутая улыбка — такая, какую надевают, когда собираются сообщить «хорошие новости», от которых всем будет плохо.
Дима устроился в кресле, избегая взгляда жены. Нервно теребил в руках какую-то папку.
— О чём поговорить? — Анна села на диван, инстинктивно выпрямив спину.
— Об имуществе, — коротко ответила Валентина Сергеевна. — О будущем. О семейных ценностях.
О, нет.
Анна почувствовала, как внутри всё сжалось в комок. Знаете это ощущение, когда понимаете: сейчас произойдёт что-то очень плохое, но ещё надеетесь, что вам показалось?
— Аня, — Дима наконец поднял глаза, — мы с мамой посоветовались…
— Посоветовались, — повторила Анна тихо.
— Да. И решили, что квартиру нужно переоформить. На нас двоих. Ну, или… на меня.
Тишина.
Анна слышала, как тикают часы на стене. Как за окном проезжает машина. Как в соседней квартире кто-то включил телевизор.
— Что ты сказал? — голос звучал странно спокойно.
— Аня, ты не понимай превратно! — Валентина Сергеевна наклонилась вперёд, заговорила быстро, убедительно. — Мы думаем о твоём благе. Представь: не дай бог, что-то с тобой случится… А Дима останется ни с чем! На улице!
— Мама права, — подхватил Дима. — К тому же, мы же семья теперь. У семьи всё общее должно быть.
— Общее, — Анна откинулась на спинку дивана. — А скажи мне, дорогой муж, что именно у нас общее? Твоя зарплата программиста? Твои долги по кредитным картам? Или только МОЯ квартира вдруг стала общей?
Дима покраснел.
— Ты несправедлива…
— Несправедлива?! — Анна вскочила. — Я работала по двенадцать часов в день! Я экономила на всём! Я два года снимала углы у чужих людей, чтобы накопить на первоначальный взнос!
— Милая, успокойся, — Валентина Сергеевна махнула рукой, словно отмахивалась от назойливой мухи. — Прошлое — это прошлое. Теперь ты замужем. У тебя есть защитник.
— Защитник? — Анна рассмеялась. Коротко, зло. — Который хочет отобрать у меня крышу над головой?
— Не отобрать! — возмутился Дима. — Просто… оформить по-честному. По-семейному.
— По-семейному — это когда муж спрашивает жену, прежде чем распоряжаться её имуществом. А не приходит с мамочкой и папочкой с готовым решением!
Анна прошлась по комнате. Мимо книжного шкафа, который покупала по частям — полка за полкой. Мимо обеденного стола, за который когда-то мечтала посадить большую семью. Мимо фотографий на стене — их совместных поездок, улыбок, объятий…
Всё это казалось теперь декорациями. Красивым фоном для спектакля, который она не понимала.
— В папке всё готово, — Валентина Сергеевна похлопала по документам. — Завтра идёте к нотариусу, и дело с концом. Дима будет совладельцем. А то ведь как некрасиво получается — жена собственница, а муж прихлебатель какой-то.
— Прихлебатель? — Анна остановилась. — А кто последние два года коммуналку не платил? Кто на моих продуктах сидел? Кто…
— Хватит! — рявкнул вдруг Дима. — Мы СЕМЬЯ! Понимаешь? И раз мы семья, то всё у нас должно быть пополам!
— Пополам? — Анна медленно кивнула. — Хорошо. Тогда сначала отдай мне половину долгов по твоим кредитам. И половину алиментов бывшей жене. А потом поговорим о половине квартиры.
Дима открыл рот, закрыл. Валентина Сергеевна нахмурилась.
— Ты что, юлишь? — прищурилась свекровь. — Мужчина в доме должен быть главным!
— В МОЁМ доме главная — Я, — отчеканила Анна. — И знаете что? Спектакль окончен.
Она подошла к папке, взяла её в руки. Документы шуршали, словно сухие листья.
— Дима, ты серьёзно думал, что я подпишу это?
— Я думал, ты меня любишь, — пробормотал он.
— Любила. До сегодняшнего дня. До того момента, как ты решил, что можешь распоряжаться моей жизнью без моего согласия.
Анна открыла папку, достала документы. Один за другим.
— Договор дарения… Согласие супруги…
Она рвала медленно, методично. Каждый лист — на мелкие кусочки.
— ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! — взвизгнула Валентина Сергеевна.
— Убираю мусор из своего дома, — спокойно ответила Анна.
Белые клочки бумаги падали на пол, как снег. Как пепел сгоревших иллюзий.
— Анька, остановись! — Дима вскочил. — Мы же можем договориться!
— Договориться? — Анна подняла на него глаза. — О чём? О том, как ты с мамочкой решали мою судьбу за моей спиной? О том, как вы уже всё спланировали, даже не поинтересовавшись моим мнением?
— Мы хотели сделать как лучше!
— Для кого лучше? Для меня? Или для того, чтобы у твоей мамочки было спокойно на душе?
Валентина Сергеевна встала, вся дрожа от возмущения.
— Я такой неблагодарности не видела! Мы о тебе заботимся, а ты…
— Заботитесь? — Анна рассмеялась. — Валентина Сергеевна, а вы знаете, сколько стоит эта квартира? Сколько я за неё уже выплатила? Сколько ещё осталось?
Молчание.
— Не знаете. Потому что вам не интересно. Вам интересно только получить готовенькое.
Анна прошла к окну, постояла, глядя на вечерние огни.
— Знаете, что самое обидное? — повернулась она к ним. — Не то, что вы хотели обмануть меня. А то, что вы думали, что у вас получится.
— Аня, давай поговорим спокойно, — Дима сделал шаг к ней. — Без эмоций.
— Без эмоций? — голос Анны стал тише. Опаснее. — Хорошо. Без эмоций. Я покупала эту квартиру одна. Оформляла на себя. Плачу кредит сама. И жить в ней буду сама.
— Что ты имеешь в виду? — побледнел Дима.
— То, что ты понял. Собирай вещи.
— АННА! — заорала Валентина Сергеевна. — Ты не можешь выгнать мужа из дома!
— Из своего дома — могу. И ещё как могу.
Анна подошла к шкафу, достала большую спортивную сумку.
— Вот. Твоя одежда, твои документы, твои диски. Минут десять на сборы.
— Ты серьёзно? — не верил Дима.
— А я шучу, по-твоему?
Анна методично складывала его вещи. Рубашки, которые гладила для него. Джинсы, которые стирала. Носки, которые собирала по всей квартире…
— Аня, ну не будь дурой! — Дима попытался взять её за руку. — Мы же можем всё обсудить!
Она отдёрнула руку.
— Обсудить? Как вы обсудили со мной эту папку? Два года назад?
— Это другое…
— Ничем не другое. Вы приняли решение за меня. Теперь я принимаю решение за себя.
Валентина Сергеевна металась по комнате.
— Да как ты смеешь! У нас внуки будут! Наследство!
— У ВАС ничего не будет, — холодно ответила Анна. — Потому что НАС больше нет.
Она застегнула сумку, протянула Диме.
— Всё. Можете идти.
— Аня… — в голосе мужа послышались слёзы. — Я люблю тебя…
— Если бы любил, не пришёл бы сюда с этой папкой.
Анна подошла к двери, открыла её настежь.
— До свидания, Дима. Валентина Сергеевна.
— Ты пожалеешь! — крикнула свекровь. — Без мужика пропадёшь!
— Увидим, — спокойно ответила Анна.
Они ушли. Наконец.
Анна закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. В квартире стало тихо. Очень тихо.
На полу валялись клочки бумаги — остатки их «семейного» плана.
Анна включила пылесос и убрала весь этот мусор. Потом заварила чай, села в кресло у окна.
Её квартира. Её тишина. Её жизнь.
На столе лежал телефон. Можно было позвонить подруге, пожаловаться, поплакать…
Но зачем?
Анна улыбнулась и подняла чашку.
— За независимость, — сказала она вслух.
За окном зажигались огни в других квартирах. В других жизнях. Где-то готовили ужин, смотрели фильмы, планировали завтра…
А она планировала свободу.
И знаете что? Это было прекрасно.
