Яна задержалась на работе, и, когда подъезжала к дому, уже стемнело. Осенний ветер гнал по тротуару жухлые листья, а в голове крутился список дел: завтрак для дочки, стирка, отчет, который всё ещё не доделан… Она мечтала о горячем чае и тишине.
Но тишины не случилось.
Едва Яна открыла дверь, её встретил гул голосов из кухни. На пороге стоял огромный потертый чемодан с оторванной биркой ломбарда. А из-за угла, обнимая кружку с чаем, выглянула Людмила Петровна — свекровь.
— О, Яночка, наконец-то! — женщина радостно потянулась к ней, оставляя на плече липкий след от ладони. Запах дешевых духов «Красная Москва» ударил в нос.
Яна замерла.
— Что… вы здесь делаете? — её голос прозвучал неестественно ровно.
— Как что? — из кухни вышел Миша, вытирая руки о полотенце. — Мама поживет у нас немного.
— Сколько это «немного»?
— Ну… — Миша потупил взгляд. — Банк квартиру забрал.
Яна почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— И когда ты собирался мне об этом сказать?
— Да я же хотел… — Миша мямлил, но Людмила Петровна перебила, махнув рукой:
— Да что тут объяснять? Семья должна держаться вместе! Ты же не чужая, Яна, должна понять.
Яна сжала пальцы, чтобы они не дрожали.
— Миша, пойдем поговорим.
Она схватила его за руку и буквально втащила в спальню, хлопнув дверью.
— Ты вообще в своем уме?! — прошипела она, стараясь не кричать. — Ты мог хотя бы предупредить!
— Я боялся, что ты откажешь…
— Потому что я бы отказала! У нас две комнаты, Саше нужна тишина для уроков, а твоя мать… — Яна замолчала, подбирая слова.
— Она мне мать, Яна! — Миша повысил голос. — Куда ей идти? На улицу?
— А почему сразу к нам? У неё же есть сестра в Подольске!
— Тетя Галя её терпеть не может, ты же знаешь.
Яна закрыла глаза. В голове звенело.
— Хорошо. Пусть останется. Но только на неделю. Потом ищите варианты.
Миша облегченно выдохнул и потянулся обнять её, но Яна отвернулась.
Из-за двери донесся громкий звон посуды — Людмила Петровна уже осваивалась на кухне.
Яна поняла: это только начало.
Прошла неделя. Людмила Петровна не просто поселилась в их доме — она его оккупировала. Её вещи расползлись по всей квартире: вязаные салфетки на телевизоре, горы дешёвых журналов на подоконнике, тапочки с помпонами, которые Яна уже дважды чуть не отправляла в мусорку.
Но сегодняшнее утро началось с чего-то странного.
Яна собирала дочку Сашу в школу, когда в дверь позвонили. На пороге стоял курьер с огромным букетом роз.
— Яна Олеговна Михеева? Вам доставка.
— Это ошибка, — нахмурилась она. — Я ничего не заказывала.
— Оплачено полностью. Распишитесь.
Яна машинально взяла конверт, прикреплённый к цветам. Внутри лежала открытка: «Спасибо за доверие! ООО «Быстроденьги».
Ледяная волна прокатилась по спине.
— Миша! — крикнула она так, что из кухни выскочила перепуганная Саша.
Муж появился в дверях спальни, заспанный, в мятом халате.
— Что случилось?
— Ты брал кредит на моё имя?
Его лицо стало абсолютно бесстрастным. Это был ответ.
— Ты сумасшедший?! — Яна швырнула букет на пол. Лепестки рассыпались по полу, как капли крови.
— Мамочка, что происходит? — испуганно спросила Саша.
— Иди собирайся, — сквозь зубы сказала Яна. — Папа и бабушка сейчас нам всё объяснят.
Когда девочка вышла, Яна набросилась на мужа:
— Ты хоть понимаешь, что это? Моя кредитная история теперь убита! Или тебе плевать?
— Яна, успокойся, — Миша потянулся к ней, но она отшатнулась. — Маме срочно нужны были деньги.
— Опять? На что?
— У неё долги…
— А у нас нет?! — её голос сорвался. — У нас ипотека, у Саши через месяц экскурсия, а ты…
Из кухни раздался шум. Людмила Петровна, до этого демонстративно молчавшая, вышла с подносом, на котором дымились блины.
— Ну что вы как кошки шипите? Сашенька, иди кушать, бабушка блинов напекла.
— Мама, — Миша обречённо повернулся к ней. — Яна узнала про кредит.
— Ну и что? — свекровь равнодушно поставила поднос на стол. — Семья должна помогать.
— Это мое имя! Мои документы! — Яна схватилась за стул, чтобы не упасть.
— А ты как думала? — Людмила Петровна вдруг улыбнулась. — Муж и жена — одна сатана.
Телефон Яны завибрировал. Неизвестный номер.
— Алло?
— Здравствуйте, это коллекторское агентство «Взыскание». По вашему кредиту образовалась просрочка…
Яна медленно опустила телефон.
— Сколько? — спросила она ледяным тоном.
Миша потупил взгляд.
— Сто пятьдесят тысяч.
Комната поплыла перед глазами.
— Ты… — её голос дрожал. — Ты подписался под моим именем?
Молчание.
— Мама попросила, — наконец выдавил Миша.
Людмила Петровна с наслаждением откусила кусок блина.
— Ну вот, теперь и будем разбираться вместе.
Яна посмотрела на мужа. Впервые за семь лет брака она почувствовала к нему острую, почти физическую ненависть.
— Саша, — резко сказала она. — Одевайся. Мы уходим.
— Куда? — испуганно спросила девочка.
— Пока не знаю. Но оставаться здесь я не могу.
Она схватила сумку и ключи. Миша попытался её остановить:
— Яна, давай поговорим…
— Разговаривать мне не с чем. Ты сделал выбор.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены упала фотография их свадьбы. Стекло треснуло ровно посередине, разделив их улыбающиеся лица.
Две ночи Яна с Сашей ночевали у подруги Лены. Две бесконечных ночи, за которые она перебрала все варианты — от развода до заявления в полицию о мошенничестве. Но утром третьего дня раздался звонок из школы:
— Саша плачет, отказывается заниматься. Говорит, что папа звонил и сказал, будто вы больше не вернётесь…
Пришлось ехать.
Когда Яна открыла дверь своей квартиры, первое, что она почувствовала — запах. Тяжёлый, кислый дух перегара, перемешанный с вонью немытого тела.
В прихожей валялись грязные ботинки 45-го размера. Не Мишины.
Из гостиной доносился хриплый смех и звон бутылок.
— Мам, мне страшно, — прошептала Саша, цепляясь за её руку.
— Иди в свою комнату и не выходи, — коротко сказала Яна, загораживая дочь.
На диване, развалившись как хозяин, сидел Сергей — младший брат Миши. Полулысый, с жёлтыми глазами и трясущимися руками. Рядом, словно преданная собачонка, ютилась Людмила Петровна, тут же суетливо поднявшаяся:
— Яночка, наконец-то! Сереженька приехал, мы так по тебе соскучились!
— Что он здесь делает? — спросила Яна, не двигаясь с места.
— Сестрёнка, какая встреча! — Сергей неуклюже поднялся, шатаясь. — Давно не виделись. А ты всё красавица…
Он потянулся обнять её, но Яна резко отступила.
— Миша! — крикнула она.
Муж появился из кухни с тарелкой бутербродов. Его взгляд был пуст.
— Он поживёт у нас пару дней.
— В нашей квартире? Рядом с моей дочерью? — Яна говорила медленно, словно объясняя ребёнку. — Ты видел его состояние?
— Ну и что? — неожиданно встряла Людмила Петровна. — Он семья! А тебе лишь бы упрекнуть.
Сергей тем временем ухмыльнулся и потянулся за бутылкой:
— Да ладно тебе, невестка, я же культурно… Выпей со мной, раз уж такая стерва!
Бутылка с водкой шлёпнулась на стол перед Яной.
В этот момент дверь детской приоткрылась, и испуганное лицо Саши мелькнуло в щели.
— А-а, племяшка! — заорал Сергей. — Иди к дяде!
Он сделал шаг вперёд, споткнулся о свой же шнурок и рухнул на пол, разбивая бутылку. Стекло и водка разлетелись по полу.
Яна молча схватила Сашу на руки, одной рукой набрала первые попавшиеся вещи из шкафа.
— Ты куда? — Миша наконец оживился.
— Вон туда! — она кивнула на Сергея, который, хохоча, пытался подняться. — Пока он здесь, мы не вернёмся.
— Это мой брат!
— А это твоя дочь! — Яна впервые за всё время повысила голос настолько, что даже Сергей замолчал. — Выбирай. Прямо сейчас.
Миша посмотрел на мать, на брата, потом на Сашу.
— Они остаются, — тихо сказал он.
Яна кивнула, словно ожидала этого.
— Тогда мы уходим. Навсегда.
Она уже открывала дверь, когда Людмила Петровна вдруг завопила:
— Да как ты смеешь! Мы тебе квартиру подарили!
Яна обернулась.
— Вы подарили нам ипотеку. Которую я десять лет выплачивала. Которая оформлена на меня.
— Мам… — Миша растерянно посмотрел на неё.
— Завтра я подам на развод. А послезавтра — в суд за мошенничество с кредитом. Приготовь документы.
Дверь захлопнулась. На этот раз навсегда.
Через три дня Яна стояла перед дверью своей же квартиры с тремя сопровождающими: юристом в строгом костюме, участковым и плотным мужчиной-свидетелем — братом Лены. В руках она сжимала судебное решение о выселении и копию заявления о мошенничестве.
Перед тем как позвонить, она глубоко вдохнула. Последние дни дались ей тяжело: ночи в съёмной комнатке, испуганная Саша, бесконечные звонки от Миши с мольбами «дать ещё один шанс». Но когда вчера он пробормотал: «Ну мама же не специально…», всё окончательно встало на свои места.
Дверь открыл сам Миша. За его спиной мелькнуло испуганное лицо Людмилы Петровны.
— Яна… — он сразу увидел участкового и побледнел.
— Мы пришли вас выселить, — ровным голосом сказала Яна. — По решению суда.
— Ты что, совсем озверела?! — из-за спины сына выскочила свекровь. — Это же наша квартира!
— Нет, — Яна сделала шаг вперёд. — Это моя квартира. Ипотека оформлена на меня. Платежи последние пять лет платила только я. А вы здесь просто прописаны.
— Но… — Миша растерянно оглянулся на мать.
— Всё по закону, — вмешался юрист, протягивая документы. — У вас есть два часа, чтобы собрать вещи.
Людмила Петровна вдруг бросилась вперёд, пытаясь вырвать бумаги:
— Это подделка!
Участковый ловко перехватил её за руку:
— Гражданка, успокойтесь, или составлю протокол.
— Мам, — Миша сжал её плечо. — Давай просто соберёмся.
— Как?! — она зашипела, вырываясь. — Ты позволишь этой стерве нас выгнать?
Яна больше не могла это слушать. Она вошла в квартиру, впервые за неделю.
Всё было перевернуто с ног на голову: грязная посуда в раковине, пятна вина на диване, пепел на ковре. В углу валялись пустые бутылки — следы Сергея.
— Где он? — резко спросила Яна.
— Уехал к друзьям, — буркнул Миша.
— К счастью для него. Иначе сейчас ехал бы в вытрезвитель.
Она прошла в спальню. Ящики комода были распахнуты, её украшения исчезли.
— Мои серьги и кольцо где?
— Это… мама хотела заложить, чтобы отдать часть долга, — Миша опустил глаза.
Яна закусила губу до боли.
— Хорошо. Тогда я забираю своё.
Она подошла к стенному шкафу, сняла со стены их общую фотографию в рамке — ту самую, со свадьбы — и со всей силы швырнула её на пол. Стекло разлетелось вдребезги.
— Вот и всё. Ваши два часа начались.
Людмила Петровна вдруг завыла:
— Куда мы пойдём?! У нас нет денег!
Яна повернулась на пороге.
— В тот самый ломбард, где лежат мои украшения. Или к Серёжке. Или вон к той тёте Гале, которая вас «терпеть не может». Мне всё равно.
— Ты не имеешь права! — закричала свекровь.
— Имею, — Яна достала телефон. — Хотите, я прямо сейчас позвоню в банк и скажу, что этот кредит — мошенничество? Тогда вы пойдёте не в ломбард, а в отделение полиции.
Миша резко поднял голову:
— Ты не сделаешь этого…
— Попробуй меня остановить.
Тишина.
— Два часа, — повторила Яна и вышла в подъезд, где её ждала Лена с Сашей.
Дверь закрылась. За ней раздался душераздирающий вопль Людмилы Петровны, потом грохот падающей мебели.
— Мам, это навсегда? — тихо спросила Саша.
Яна обняла дочь.
— Навсегда.
***
Дождь стучал по подоконнику маленькой съемной квартирки, где Яна с Сашей жили последние десять месяцев. Развод дался тяжело — Миша до последнего пытался оспорить раздел имущества, но кредитный скандал поставил крест на его шансах. Квартира осталась за Яной.
Яна допивала кофе, когда в дверь постучали. Через глазок она увидела промокшую фигуру… Миши.
Он выглядел ужасно: впалые щеки, небритое лицо, потрепанный плащ. В руках сжимал мокрый букет дешевых гвоздик.
— Можно войти? — его голос звучал хрипло.
Яна не двигалась с места.
— Зачем ты пришел?
— Я… — он кашлянул. — Можно хотя бы Сашу увидеть?
— Она в школе. И ты прекрасно это знаешь.
Миша понуро опустил голову. Капли дождя стекали с его волос на порог.
— Яна, я… мы с мамой живем в общежитии. Сергей спился окончательно. Денег нет…
— И? — Яна скрестила руки на груди.
— Я устроился грузчиком. Отдаю половину зарплаты банку… — он поднял на нее мокрые глаза. — Я был дураком. Прости меня.
Яна медленно покачала головой.
— Ты пришел не за прощением. Тебе негде жить, вот и вспомнил про нас.
Миша резко поднял голову:
— Нет! Я действительно осознал… Мама все время твердила, что ты во всем виновата, но я понял — это она…
— Поздно, — Яна перебила его. — Нам с Сашей хорошо без вас. У нее наконец-то появились друзья, она хорошо учится. А главное — ей больше не страшно возвращаться домой.
Миша вдруг опустился на колени прямо в мокром подъезде.
— Я умоляю… Хотя бы чашку чая. Просто поговорить…
Яна посмотрела на этого сломленного человека и вдруг осознала — никакой злости больше не осталось. Только пустота.
— Уходи, Миша. И не приходи больше.
Она начала закрывать дверь. Он в последний момент вставил ногу в проем.
— Хотя бы передай Саше, что я… что папа…
— Она тебя не помнит, — холодно солгала Яна. — И это к лучшему.
Дверь закрылась. Через минуту зазвенел телефон — сообщение от Лены: «Приготовила торт, ждем вас вечером! Саша уже у меня.»
Яна глубоко вздохнула и посмотрела в окно. Миша медленно брел по двору, бросив мокрый букет в лужу. Дождь усиливался, но он, кажется, этого даже не замечал.
Впервые за долгие месяцы Яна почувствовала не злорадство, а странную, горькую жалость. К нему. К себе. К той любви, которая когда-то казалась вечной.
Она взяла телефон и набрала номер дочери:
— Привет, солнышко. Да, я скоро приеду… Нет, никто не приходил… Просто знай — я тебя очень люблю.
Дождь за окном стих так же внезапно, как и начался. На душе стало немного легче.
Прошло еще три месяца. Яна наконец-то вздохнула свободно — суд окончательно утвердил раздел имущества, а банк после долгих разбирательств снял с нее незаконный кредит. Саша начала ходить в новый кружок рисования и, кажется, совсем забыла о темном периоде их жизни.
В субботу утром Яна зашла в торговый центр за новой школьной формой для дочки. Разглядывая витрины, она вдруг услышала знакомый голос:
— Яночка, родная!
Она обернулась и увидела Людмилу Петровну. Но какой она была! Вместо привычной напыщенной дамы перед ней стояла постаревшая женщина в стоптанных балетках и выцветшем платье. Даже ее знаменитая «Красная Москва» не могла перебить запах дешевого стирального порошка.
— Что вам нужно? — Яна автоматически сделала шаг назад.
— Как ты похорошела! — свекровь неестественно улыбалась. — Я так по тебе соскучилась… по Сашеньке…
— У нас с вами не о чем говорить.
Яна повернулась, чтобы уйти, но Людмила схватила ее за руку:
— Подожди! Миша… он в больнице.
Яна замерла. Несмотря на все, в груди что-то екнуло.
— Что с ним?
— Пневмония. Лежит в городской. В палате для бездомных… — голос женщины дрогнул. — Врачи говорят, состояние тяжелое. Он все время зовет тебя.
Яна резко выдернула руку:
— Вы лжете. Как всегда.
— Клянусь, нет! — Людмила вдруг разрыдалась прямо посреди торгового центра. Люди начали оборачиваться. — Я все потеряла! Сережа в тюрьме, Миша умирает… Я теперь одна, как перст…
Яна смотрела на эту жалкую женщину и вдруг поняла странную вещь — ненависти больше не было. Только отвращение, как к надоедливому насекомому.
— Если Миша действительно болен, пусть врачи делают свою работу. Я не собираюсь приходить.
— Но он же любит тебя! — всхлипнула свекровь.
— Нет. Он любил вас. Настолько, что разрушил ради вас свою семью. Теперь живите с этим.
Яна повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. За спиной раздались всхлипы, потом крик:
— Ты бессердечная стерва! Бог тебя накажет!
Но Яна уже вышла на улицу. Солнце светило так ярко, будто специально подчеркивая контраст между ее нынешней свободой и темным прошлым.
Она достала телефон и набрала номер Лены:
— Привет, это я… Да, представь, встретила Людмилу… Нет, не пришла. И не пойду… Да, я уверена.
Положив телефон в сумку, Яна вдруг осознала, что впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему счастливой. Без оглядки на прошлое. Без страха за будущее.
Она зашла в кафе, заказала два мороженых — себе и Саше. Сегодня был хороший день, чтобы начать что-то новое.
Две недели спустя Яна забирала Сашу из школы, когда телефон завибрировал с незнакомого номера. Обычно она не отвечала на такие звонки, но в этот раз что-то заставило ее поднять трубку.
— Алло?
— Это городская больница №5. Со мной говорит Яна Олеговна?
Ледяная рука сжала ее сердце. Саша, увидев мамино выражение лица, тут же перестала жевать свою булочку.
— Да, это я. Что случилось?
— Вас разыскивает пациент Михаил Валерьевич Соколов. Его состояние ухудшилось, он просил вас позвонить.
Яна сглотнула ком в городе. Саша тихо спросила:
— Мам, что-то не так?
Она прикрыла микрофон ладонью:
— Ничего страшного, солнышко. Сейчас поговорим.
В трубке продолжали говорить:
— Он в реанимационном отделении. Если вы можете приехать…
— Я… я подумаю, — Яна с трудом выдавила из себя и положила трубку.
Весь вечер она ходила как в тумане. Лена, приехавшая помочь с уроками Саши, сразу заметила ее состояние:
— Что-то случилось?
Яна молча показала запись в телефонной книге: «Гор. больница №5». Лена побледнела:
— Это… он?
— Да. В реанимации.
— Ты поедешь?
Яна посмотрела в гостиную, где Саша увлеченно рисовала. Дочь так хорошо адаптировалась к новой жизни…
— Не знаю. Я не хочу туда возвращаться. Но…
— Но?
— Если он действительно умирает… Как я потом буду смотреть в глаза Саше?
Ночью Яна не спала. Она стояла у окна и смотрела на луну, вспоминая их первую встречу с Мишей, их свадьбу, тот момент, когда он впервые взял на руки новорожденную Сашу…
Утром она приняла решение.
— Лен, ты не могла бы посидеть сегодня с Сашей? Мне нужно… кое-куда съездить.
Подруга молча кивнула. Саша, к счастью, была слишком увлечена сбором рюкзака, чтобы задавать вопросы.
Городская больница №5 встретила Яну запахом антисептика и тихими стонами из палат. У стойки регистратуры сидела уставшая медсестра.
— Я к Соколову Михаилу. Реанимация.
Женщина подняла на нее усталые глаза:
— Вы родственница?
— Я… его бывшая жена.
Медсестра вздохнула и встала:
— Пойдемте. Он в палате 308. Но предупреждаю — состояние тяжелое. Двусторонняя пневмония, осложнения после…
Яна не слушала. Она шла по коридору, и с каждым шагом сердце билось все чаще.
Дверь в палату 308 была приоткрыта. Яна заглянула внутрь и замерла.
На койке лежал совершенно седой мужчина с кислородной маской на лице. Только по родинке над бровью она узнала Мишу. Его глаза были закрыты, грудь тяжело поднималась.
— Он спит, — прошептала медсестра. — Можете посидеть, если хотите.
Яна осторожно подошла и села на стул у кровати. В палате было тихо, только аппарат ИВЛ равномерно шумел.
Она не знала, что чувствовать. Ни злости, ни жалости — только странную пустоту.
Вдруг Миша пошевелился. Его веки дрогнули, затем медленно поднялись. Мутные глаза долго не могли сфокусироваться, но когда он увидел Яну, в них мелькнуло что-то похожее на осознание.
Он слабо пошевелил губами под маской. Яна наклонилась.
— Про…сти… — было единственное, что она разобрала.
Больше он ничего не сказал. Через минуту глаза снова закрылись, дыхание стало ровнее — он снова уснул.
Яна просидела еще полчаса, глядя, как поднимается и опускается его грудь. Потом встала и вышла.
В коридоре ее ждал врач:
— Вы родственница?
— Бывшая жена. Как… как он?
Врач покачал головой:
— Шансы 50 на 50. Организм ослаблен хроническим недоеданием, стрессом… Если переживет ночь — будет лучше.
Яна кивнула:
— Спасибо.
Она вышла из больницы на яркое дневное солнце. В кармане зазвонил телефон — Лена:
— Ну как там?
— Жив… пока.
— Ты… как себя чувствуешь?
Яна посмотрела на голубое небо, на играющих во дворе больницы детей, на свою тень на асфальте.
— Свободной.
Она села в машину и поехала домой. К Саше. К своей новой жизни. Туда, где ее ждали и где она была по-настоящему нужна.
Через месяц после посещения больницы Яна получила короткое смс от неизвестного номера:
*»Михаил Валерьевич Соколов скончался сегодня утром. Похороны завтра в 12:00 на Северном кладбище.»*
Она прочитала сообщение три раза, затем медленно опустила телефон на кухонный стол. Саша в это время делала уроки в своей комнате.
— Лена, — голос Яны звучал странно ровно. — Он умер.
Подруга, пившая с ней чай, замерла с чашкой в руках:
— Ты… как ты?
— Не знаю. Пусто.
Она ожидала слез, истерики, хоть чего-то — но внутри было только холодное спокойствие.
Вечером, укладывая Сашу спать, Яна осторожно спросила:
— Солнышко, ты помнишь папу?
Девочка задумалась, затем покачала головой:
— Почти нет. Только то, что он дарил мне плюшевого мишку… А что?
— Ничего, просто спросила. Спи.
Яна выключила свет и вышла, плотно закрыв дверь.
На следующий день она поехала на кладбище одна.
Северное кладбище встретило ее серым небом и редкими снежинками. Яна шла по аллее, разыскивая новый участок.
Вдалеке она увидела знакомую фигуру — Людмила Петровна в черном, сгорбившаяся у свежей могилы. Рядом никого не было.
Яна остановилась в десяти метрах, не решаясь подойти ближе.
Свекровь подняла голову и заметила ее. Впервые за все время Яна увидела в этих глазах не злобу, а бесконечную усталость.
— Пришла… — хрипло сказала Людмила.
Они стояли по разные стороны могилы, смотря на простой деревянный крест с табличкой «Соколов М.В.».
— Почему никто не пришел? — тихо спросила Яна.
— Кому? — свекровь горько усмехнулась. — Сережа в тюрьме, подруги разбежались… Все, кого я считала семьей, оказались просто знакомыми.
Она неожиданно опустилась на колени, касаясь пальцами свежей земли:
— Он умер, зовя тебя… До последнего вздоха.
Яна молчала.
— Я все разрушила, — вдруг всхлипнула Людмила. — Свою семью, сына… Теперь мне некому даже стакан воды подать.
Снег усиливался, покрывая черную землю тонким белым слоем. Яна посмотрела на крест, на сломленную женщину перед ней — и вдруг поняла, что не испытывает даже удовлетворения от этого зрелища.
— Я пришла попрощаться, — сказала она ровно. — Не за ним. За той жизнью, которая могла бы быть.
Развернулась и пошла прочь.
— Яночка! — вдруг крикнула ей вслед Людмила. — Хотя бы… скажи, Сашенька здорова?
Яна остановилась, но не обернулась:
— Она счастлива. И это главное.
Когда она выходила с кладбища, снег перестал. Из-за туч выглянуло зимнее солнце, осветив дорогу к выходу.
Дома ее ждала Саша, раскрашивающая новую картину.
— Мам, смотри, я нарисовала нас с тобой!
Яна обняла дочь, вдыхая запах ее волос, чувствуя тепло маленького тела.
— Красиво, солнышко. Очень красиво.
Она подошла к окну. На улице уже темнело, в окнах зажигались огни. Обычный зимний вечер. Обычная жизнь.
Та, за которую она когда-то сделала правильный выбор.
