— Дарственную я уже подготовила, осталось только твоя подпись — свекровь протянула документы прямо над праздничным тортом, который Ольга только что поставила на стол.
Гости замерли. Тридцать человек, собравшихся на день рождения Ольги, превратились в безмолвных статистов в театре абсурда. Вилки застыли на полпути ко рту, бокалы повисли в воздухе. Даже маленькая племянница перестала ковырять крем на своей тарелке и уставилась на взрослых круглыми глазами.
Ольга медленно подняла взгляд на Галину Петровну. Та стояла в своём любимом бордовом костюме — том самом, который надевала на все важные мероприятия, словно это была военная форма. В руках у неё была папка с документами, а на лице играла улыбка — та самая, фирменная, которую невестка научилась распознавать за три года совместной жизни. Улыбка победительницы.
— Какую дарственную? — Ольга старалась говорить спокойно, хотя внутри всё сжалось в тугой узел. Она чувствовала на себе десятки взглядов — родственников, друзей, коллег. Все ждали продолжения спектакля.
— На квартиру, конечно же, дорогая, — свекровь произнесла это таким тоном, будто речь шла о передаче солонки. — Ты же понимаешь, что жить втроём в однокомнатной квартире просто невозможно. Я целый месяц мучилась с документами, бегала по нотариусам. Всё готово. Квартира переходит мне, а вы с Максимом переезжаете в мою трёшку на окраине. Там и места больше, и воздух чище. Для молодой семьи — самое то!
Ольга почувствовала, как земля уходит из-под ног. Эта квартира — единственное, что у неё было. Наследство от бабушки, полученное за год до свадьбы. Сорок два квадратных метра в центре города, с высокими потолками и видом на парк. Её крепость, её безопасность, её гарантия независимости. И вот сейчас, на её же дне рождения, при всех гостях, свекровь требовала отдать это.
— Галина Петровна, — Ольга поднялась из-за стола, стараясь сохранять достоинство. — Давайте обсудим это позже. Сейчас не время и не место для таких разговоров.
— А когда время? — свекровь театрально всплеснула руками. — Максим, скажи своей жене! Мы же всё обговорили. Ты сам согласился, что это разумное решение.
Все взгляды переместились на Максима. Он сидел, уткнувшись в тарелку, и усиленно ковырял вилкой кусок торта, превращая его в бесформенную кашу. Его плечи были напряжены, а на шее проступили красные пятна — верный признак стресса, который Ольга знала наизусть.
— Макс? — голос Ольги дрогнул. — Ты знал об этом?
Он поднял на неё глаза — виноватые, несчастные глаза загнанного зверя.
— Оля, мама права. Нам действительно тесно. А её квартира больше…
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула свекровь. — Даже Максим понимает. А ты упрямишься, как ребёнок. Что скажут люди? Что невестка не уважает свекровь, не хочет помочь пожилому человеку!
Ольга оглядела гостей. Её подруга Марина сочувственно кивнула. Родители сидели с каменными лицами — отец сжимал кулаки под столом, мать побелела. Остальные старательно отводили глаза, делая вид, что изучают узор на скатерти или вид за окном.
— Галина Петровна, — Ольга взяла себя в руки. Голос её стал твёрдым и холодным. — Я не буду подписывать никакие документы. Это моя квартира, доставшаяся мне от бабушки. И я не собираюсь её никому отдавать.
Улыбка сползла с лица свекрови, как маска. На смену ей пришло выражение оскорблённого достоинства — то самое, которое она надевала каждый раз, когда не получала желаемого.
— Ах, вот как! — голос её стал пронзительным. — Значит, я для тебя никто! Три года я терплю твои выходки, твоё неуважение! Я приняла тебя в семью, а ты даже на такую малость не способна! Квартиру ей жалко! Для свекрови жалко!
— Мама, пожалуйста… — Максим попытался вмешаться, но его голос потонул в потоке обвинений.
— Молчи! — рявкнула на него Галина Петровна. — Вот до чего ты довёл! Женился на эгоистке, которая думает только о себе! Я растила тебя одна, всю жизнь на тебя положила, а ты даже заступиться за мать не можешь!
Она повернулась к гостям, воздев руки к потолку в театральном жесте.
— Вы все свидетели! Я хотела как лучше, хотела помочь молодым. А в ответ — чёрная неблагодарность! Невестка считает меня недостойной жить в центре города. Ей не жалко, что я, пожилой человек, должна каждый день час добираться из своей трёшки до поликлиники!
Ольга смотрела на этот спектакль и чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года. Три года она терпела постоянные визиты свекрови, её советы, замечания, попытки контролировать каждый шаг. Три года выслушивала рассказы о том, какой идеальной женой была первая любовь Максима. Три года притворялась, что не замечает, как Галина Петровна копается в её вещах, читает переписку в телефоне, оставленном на столе, проверяет чеки из магазинов.
— Хватит! — голос Ольги прозвучал так громко и резко, что все вздрогнули. — Галина Петровна, вы переходите все границы. Это мой дом, мой день рождения, и я не позволю вам устраивать здесь цирк!
— Как ты смеешь! — свекровь побагровела. — Максим, ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Но Ольга уже не могла остановиться. Годы молчания, годы проглоченных обид прорвались наружу.
— Да, я смею! Потому что вы три года пытаетесь сделать из меня прислугу! Вы приходите без приглашения, командуете в моём доме, учите меня, как жить! А теперь ещё и квартиру решили отобрать! Вы думали, что при всех я не посмею отказать? Что постесняюсь скандала? Так вот — не постесняюсь!
— Оля, прекрати… — Максим встал из-за стола, но она остановила его жестом.
— Нет, Макс! Ты молчал, когда твоя мама называла меня неумехой за то, что борщ был недосолен. Молчал, когда она при твоих друзьях рассказывала, какая Катя — твоя бывшая — была хозяйственной. Молчал, когда она заявила, что будет сама выбирать имя нашему будущему ребёнку! А теперь выясняется, что ты ещё и согласился отдать ей мою квартиру!
— Я не согласился… я просто… — он запинался, не в силах найти слова.
— Ты просто, как всегда, промолчал! Кивнул, чтобы она отстала! А то, что это моё единственное жильё, тебя не волнует!
Галина Петровна воспользовалась паузой, чтобы перейти в контратаку.
— Единственное жильё! Да ты должна быть благодарна, что мой сын на тебе женился! Что ты была до него? Никто! А теперь — жена уважаемого человека! И вместо благодарности — вот это!
— Уважаемого человека? — Ольга рассмеялась, но в её смехе не было веселья. — Который до сих пор не может слова сказать против мамочки? Который позволяет ей вытирать об жену ноги?
— Всё! — Галина Петровна схватила сумочку. — Максим, собирайся. Мы уходим. Я не останусь в доме, где меня оскорбляют!
Она направилась к выходу, но у двери обернулась.
— И запомни, — её палец нацелился на Ольгу, как оружие. — Ты ещё пожалеешь об этом дне. Я сделаю всё, чтобы мой сын понял, какую ошибку совершил, связавшись с тобой!
Дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стёкла в серванте. В наступившей тишине было слышно только тиканье настенных часов. Гости сидели, не решаясь пошевелиться. Максим стоял посреди комнаты, растерянный и жалкий.
— Оля… — начал он.
— Иди за своей мамой, — устало сказала она. — Ты уже выбрал.
— Но я… я не могу её бросить. Она же одна…
— А я? — Ольга посмотрела ему в глаза. — Я для тебя кто? Жена или досадное приложение к твоей матери?
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Ольга кивнула, словно получив ответ на давно мучивший её вопрос.
— Иди, Макс. Она ждёт.
Он постоял ещё несколько секунд, переминаясь с ноги на ногу, потом медленно пошёл к выходу. У двери обернулся.
— Я позвоню… Мы поговорим…
— Не надо, — Ольга отвернулась. — Нам не о чем говорить.
Когда за ним закрылась дверь, она опустилась на стул. Гости начали потихоньку оживать. Первой подошла мама, обняла за плечи.
— Правильно сделала, доченька. Давно пора было.
— Молодец, Оля! — это подруга Марина. — Я бы эту ведьму ещё раньше на место поставила!
Постепенно все начали её поддерживать, говорить слова утешения. Но Ольга почти не слышала их. Она думала о том, что три года её жизни прошли впустую. Три года она пыталась наладить отношения со свекровью, угодить, найти общий язык. А Галина Петровна всё это время видела в ней только источник благ — бесплатную домработницу, сиделку на будущее, а теперь ещё и поставщика недвижимости.
После ухода гостей Ольга осталась одна в пустой квартире. На столе стоял недоеденный торт, в раковине громоздилась гора посуды. Она прошла в спальню, открыла шкаф. Вещи Максима занимали ровно половину — его рубашки висели рядом с её платьями, носки лежали в соседнем ящике с её бельём. Три года совместной жизни, упакованные в полтора метра шкафа.
Телефон зазвонил, высвечивая имя свекрови. Ольга сбросила вызов. Через минуту — снова звонок. И снова. И снова. Потом пошли сообщения:
«Одумайся, пока не поздно!»
«Ты разрушаешь семью!»
«Максим от тебя уйдёт!»
«Такая квартира тебе всё равно не нужна!»
«Подумай о будущих детях!»
Ольга выключила телефон. Села на кровать, обхватив колени руками. В груди была странная пустота — не боль, не обида, а именно пустота. Как будто что-то важное вырезали, оставив дыру.
Она вспомнила день их свадьбы. Как Галина Петровна весь вечер рассказывала гостям, что невесту выбрала она сама, что это её заслуга. Как во время первого танца шептала Максиму на ухо какие-то наставления. Как потом, уже дома, заявила, что будет приходить каждый день — помогать молодым.
И ведь приходила. Каждый божий день. С утра пораньше, с проверками и поучениями. Ольга тогда работала из дома, и свекровь это воспринимала как личное оскорбление. «Сидит целыми днями за компьютером! А дом? А муж? Вот я в твои годы уже и работала, и хозяйство вела, и ребёнка растила!»
Ребёнок. Ольга положила руку на живот. Месяц назад тест показал две полоски. Она хотела сказать Максиму после дня рождения, сделать сюрприз. Но теперь… Теперь она понимала, что ребёнок в этой ситуации только усугубит положение. Галина Петровна объявит себя главной бабушкой, будет диктовать, как кормить, одевать, воспитывать. А Максим, как всегда, будет молчать и кивать.
Утром её разбудил звонок в дверь. Длинный, настойчивый. Ольга накинула халат и пошла открывать, уже зная, кого увидит. На пороге стоял Максим. Помятый, небритый, с красными глазами.
— Можно войти?
Она молча отступила в сторону. Он прошёл на кухню, сел за стол. Она поставила чайник, достала чашки. Всё как обычно, только тишина между ними была другая — тяжёлая, вязкая.
— Мама сказала, что простит тебя, если ты извинишься, — наконец произнёс он.
Ольга замерла с чайником в руке.
— Она простит меня? За что? За то, что я не отдала ей свою квартиру?
— Ты не понимаешь… Она старый человек. У неё больное сердце. Вчера после всего этого ей стало плохо, скорую вызывали.
— Скорую она себе вызывает каждый раз, когда что-то идёт не по её плану, — устало ответила Ольга. — В прошлый раз было, когда я отказалась ехать с ней к её подруге на дачу.
— Как ты можешь так говорить! Она моя мать!
— А я твоя жена! Или уже бывшая?
Он молчал, глядя в чашку. Ольга села напротив, сложила руки на столе.
— Макс, скажи честно. Ты правда согласился отдать ей мою квартиру?
— Я… я думал, ты поймёшь. Это разумно. Нам правда тесно, а там три комнаты…
— Там три комнаты и час езды до моей работы. Там старый дом, требующий ремонта. Там нет инфраструктуры. Но главное — это будет её квартира. Она будет приходить, когда захочет, потому что это её собственность. А моя квартира — это единственное место, где я могу чувствовать себя дома.
— Но мама обещала, что не будет вмешиваться…
Ольга рассмеялась.
— Она обещала это и когда мы женились. Где эти обещания?
— Значит, ты выбираешь квартиру вместо семьи?
— Нет, Макс. Это ты выбираешь маму вместо жены. Я устала бороться за твоё внимание. Устала доказывать, что имею право на собственное мнение. Устала от того, что в нашей семье три человека, но голос только у одного — у твоей матери.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты уехал. И забрал свои вещи. Свекровь права — такая квартира мне не нужна. Мне нужен дом. А с вами двоими это невозможно.
Он встал, покачнувшись.
— Ты пожалеешь.
— Возможно. Но это будет моё решение и моя ответственность. А не навязанная твоей матерью жизнь.
После его ухода Ольга долго сидела на кухне, глядя в окно. За стеклом шёл дождь, прохожие спешили под зонтами. Обычная жизнь обычных людей. У многих, наверное, тоже есть свои свекрови, свои семейные драмы. Но у неё больше не было. Она провела рукой по животу, где зарождалась новая жизнь. Ребёнок, который не узнает, что такое токсичная бабушка и слабохарактерный отец. Которого она воспитает сама, в любви и уважении, без манипуляций и шантажа.
Телефон снова зазвонил. Номер Галины Петровны. Ольга взяла трубку и, не дав свекрови произнести ни слова, спокойно сказала:
— Галина Петровна, больше не звоните. И не приходите. Если будете настаивать, я поменяю замки и подам заявление об ограничении общения. Всего доброго.
Она отключила телефон и пошла в спальню. Вещи Максима всё ещё висели в шкафу. Методично, без эмоций, она начала складывать их в пакеты. Рубашки, брюки, носки. Три года совместной жизни упаковались в четыре больших пакета.
Вечером она вызвала такси, загрузила пакеты и поехала к дому свекрови. Оставила всё у двери, позвонила и уехала, не дожидаясь, пока откроют. В зеркале заднего вида она видела, как распахнулась дверь, как Галина Петровна выскочила на лестничную площадку. Но это уже было не важно.
Дома Ольга приняла душ, переоделась в любимую пижаму и легла в кровать. Первый раз за три года вся кровать принадлежала только ей. Она растянулась по диагонали, раскинув руки. Было непривычно и немного одиноко, но это была хорошая, правильная пустота. Пространство для новой жизни.
Утром она проснулась от звонка подруги.
— Оля, ты как? Я волнуюсь!
— Нормально, Марин. Даже хорошо.
— Слушай, а что это была за история с дарственной? Она правда думала, что ты отдашь квартиру?
— Не просто думала. Была уверена. Галина Петровна привыкла, что Максим выполняет все её желания. Решила, что и я буду такой же.
— И что теперь?
— Теперь я свободна. Буду жить одна, растить ребёнка…
— Какого ребёнка?! Оля, ты беременна?!
— Да. Месяц. Хотела вчера объявить, но свекровь всё испортила.
— А Максим знает?
— Нет. И не узнает. Это мой ребёнок, и я не хочу, чтобы Галина Петровна имела к нему хоть какое-то отношение. Она из него сделает такого же безвольного человека, как её сын.
— Но это же и его ребёнок тоже…
— Марина, он выбрал маму. Вчера, сегодня, всегда. И ребёнок для него будет не сыном или дочерью, а способом манипулировать мной. Галина Петровна будет требовать внука к себе, диктовать условия. Нет уж, хватит.
Через неделю Ольга сидела в кабинете у нотариуса. Напротив сидел Максим, рядом с ним — свекровь. Оформляли развод. Галина Петровна всю дорогу что-то шептала сыну, но он только кивал.
— Имущественных претензий не имею, — сказал он, когда нотариус задал вопрос.
— Вот и славно! — не удержалась Галина Петровна. — Нечего делить то, что нам не принадлежит!
Нотариус удивлённо посмотрел на неё поверх очков, но промолчал. Документы были подписаны быстро и без лишних слов. Когда всё закончилось, Ольга встала первой.
— Всего хорошего, — сказала она и направилась к выходу.
— Ольга! — окликнула её свекровь.
Она обернулась.
— Ты ещё пожалеешь! Без моего сына ты никто! Посмотрю, как ты запоёшь, когда останешься одна!
— Я не одна, Галина Петровна. У меня есть семья, друзья, работа. А главное — у меня есть самоуважение. То, что вы отняли у своего сына.
Она вышла из кабинета, оставив бывшую свекровь с открытым ртом. На улице светило солнце. Был обычный весенний день, но для Ольги он стал первым днём новой жизни. Жизни, в которой не было места токсичным людям, манипуляциям и унижениям. В которой она сама решала, как жить, где жить и с кем жить.
Вечером она сидела на балконе своей квартиры — той самой, которую чуть не потеряла. Город шумел внизу, в парке зеленели деревья. Она пила чай и думала о будущем. О ребёнке, который родится осенью. О работе, которую она любила. О возможностях, которые открывались перед ней.
Телефон лежал рядом, молчаливый и спокойный. Больше никаких звонков от свекрови, никаких упрёков и требований. Только тишина и свобода. И это было прекрасно.
