— Нет, вы меня сейчас внимательно послушайте! — голос Ларисы Сергеевны, свекрови, звенел натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть и хлестнуть по ушам. — Вы с Толиком просто обязаны взять для меня и Ниночки кредит! Обя-за-ны!
Юля вздрогнула, словно от пощечины. Она сидела на стареньком диване в гостиной свекрови, обитом выцветшим плюшем, и чувствовала, как стены этой маленькой, душной квартиры давят на нее. Рядом с ней, ссутулившись, сидел ее муж Толик, по виноватому выражению лица которого было понятно — этот разговор для него не новость.
— Мам, ну как ты себе это представляешь? — тихо, почти умоляюще проговорил он. — У нас с Юлей ипотека, мы каждую копейку считаем. Мы… мы к ребёнку готовимся, на ЭКО копим. Ты же знаешь.
Лариса Сергеевна картинно всплеснула руками, ее пухлые пальцы, унизанные старыми золотыми кольцами, мелькнули в тусклом свете торшера.
— Ребёнок! Вечно у вас этот ребёнок на уме! А о живых людях кто подумает? Ваша мать и сестра должны в нищете прозябать, пока вы там себе деток планируете? Ниночка, кровиночка моя, замуж выходит! Ей нужно гнёздышко свить, ремонт дизайнерский сделать. Она что, хуже других? А мой бизнес? Я нашла потрясающую сетевую компанию, «Эликсир молодости»! Там такие перспективы! Мне нужен стартовый капитал, чтобы сразу войти в «бриллиантовую» команду. Это же для всех нас! Я озолочусь и вам помогать буду!
Юля с трудом сдержала горькую усмешку. «Эликсир молодости»… очередная финансовая пирамида, куда ее свекровь ныряла с головой раз в полгода, каждый раз оставляя за собой шлейф мелких долгов и больших разочарований. А «дизайнерский ремонт» Ниночки, двадцатидвухлетней девицы, которая в жизни дня не работала, был просто поводом вытянуть из них деньги.
— Лариса Сергеевна, но ведь речь идет о двух миллионах, — стараясь сохранять спокойствие, произнесла Юля. — Нам такой кредит никто не одобрит. Да и отдавать его как? Десять лет?
— А кто сказал, что вы отдавать будете? — нагло подбоченилась свекровь. — Я же сказала, я бизнесом займусь! Через полгода уже всё отдам, ещё и с процентами! А Ниночке просто надо помочь, она же девочка! Ей тяжело! Вы что, хотите, чтобы она с мужем в этой развалюхе жила? — она обвела рукой свою собственную квартиру.
— Так ведь Ниночка не здесь живет, — не выдержала Юля. — У нее своя однокомнатная квартира, от бабушки осталась. Вполне приличная.
— Приличная? — взвизгнула Ниночка, до этого молча сидевшая в углу и демонстративно пилившая ногти. — Да там обои в цветочек, как у бабки в деревне! И ванная страшная! Я хочу лофт! С кирпичными стенами и панорамными окнами! Мой жених, Вадим, он человек статусный, я не могу его в такую нору привести!
Толик тяжело вздохнул и потёр переносицу.
— Нина, ну какой лофт в хрущевке? Мам, давай будем реалистами. Мы не можем. Просто физически не можем.
— Ах, не можете! — Лариса Сергеевна перешла на трагический шёпот, прижав руку к сердцу. — Значит, сын родной матери отказывает! Сестру в беде бросает! Вот она, ваша любовь! Вот она, благодарность за то, что я тебя, Толик, растила, ночей не спала, последнее тебе отдавала! А ты… ты променял семью на неё! — ядовитый взгляд впился в Юлю. — Это всё она тебя настраивает! Пришла тут, на всё готовенькое, а теперь нос воротит!
Юля почувствовала, как внутри всё закипает. На какое «готовенькое»? На съёмную однушку, с которой они начинали? На старенькую «Ладу», которую Толик купил ещё до их знакомства? Они всё, что имели, заработали сами, своим горбом, отказывая себе в отпусках и развлечениях. А теперь их обвиняли в чёрствости и неблагодарности.
— Лариса Сергеевна, прекратите, — твёрдо сказала она. — Мы не отказываемся помогать. Мы можем дать вам сто тысяч, всё, что у нас есть сверх ипотечного платежа. Накопили на отпуск, но… готовы отдать. Но брать на себя кабалу в два миллиона из-за ремонта и сомнительного бизнеса мы не будем. Это наше окончательное решение.
Свекровь и золовка переглянулись. В их глазах плескалось такое презрение и разочарование, будто им отказали не в кредите, а в стакане воды посреди пустыни.
— Сто тысяч… — протянула Ниночка с брезгливой гримасой. — Что я на них куплю? Плитку в туалет? Юля, ты не понимаешь. Мне НАДО. Понимаешь? НА-ДО.
— Значит, иди и заработай, — неожиданно жёстко отрезал Толик. Он встал, взял Юлю за руку и потянул к выходу. — Мам, извини. Разговор окончен. Мы больше не будем это обсуждать.
— Ах так! — закричала им в спину Лариса Сергеевна. — Значит, всё-таки она! Промыла тебе мозги! Ну ничего! Попомните мои слова! Вы ещё приползёте ко мне, да поздно будет! Чтобы ноги вашей в моём доме не было! Предатели!
Дверь за ними захлопнулась. В подъезде Толик прислонился к стене и закрыл лицо руками.
— Юль, прости. Я не знаю, что на них нашло.
— Толь, на них это нашло уже давно, — устало ответила Юля, поглаживая мужа по спине. — Просто сейчас аппетиты выросли. Пойдем домой.
Она уже знала, что это только начало. Лариса Сергеевна была мастером манипуляций и психологического давления. Она начнёт звонить родственникам, жаловаться, выставлять их с Толиком чёрствыми эгоистами. Она будет давить на сына, пока он не сломается. Но Юля не собиралась сдаваться. В её голове уже созревал план. Дерзкий, рискованный, но единственно верный. Свекровь ещё не знала, какой сюрприз она им всем приготовила. Сюрприз, который перевернёт их уютный мирок с ног на голову.
Следующие две недели превратились в ад. Лариса Сергеевна, как и предполагала Юля, развернула полномасштабную военную кампанию. Она звонила Толику на работу по десять раз в день, рыдая в трубку и жалуясь на подскочившее давление. Она писала ему душераздирающие СМС: «Сынок, сердце кровью обливается, как подумаю о Ниночкиной судьбе. Неужели ты позволишь сестре страдать?».
Ниночка тоже не отставала. Она выкладывала в социальные сети посты с грустными цитатами о предательстве близких, сопровождая их фотографиями ободранных стен в своей квартире. Под постами тут же собиралась группа поддержки из таких же, как она, «принцесс», которые в один голос осуждали «бессердечных родственников».
Но апогеем стал звонок от тёти Гали, двоюродной сестры Ларисы Сергеевны из Саратова.
— Юлечка, деточка, что же вы творите? — запричитала она в трубку. — Лариса вся извелась, говорит, вы с Толиком от неё совсем отказались! Денег на лечение не даёте, сестру замуж с голым задом отправляете! Разве так можно? Семья же!
Юля стиснула зубы. Лечение! Какое, к чёрту, лечение? Свекровь была здорова, как бык, если не считать хронической лени и жадности.
— Тётя Галя, это не совсем так… вернее, совсем не так, — попыталась объяснить Юля.
— Да что ты мне рассказываешь! — не унималась та. — Лорка врать не будет! Она говорит, ты Толика против матери настраиваешь, вертишь им, как хочешь! Ох, девка, побойся Бога! Мать — это святое!
Положив трубку, Юля почувствовала, как по щекам текут злые слёзы. Они с Толиком стали изгоями в собственной семье. Даже муж начал сдаваться. Он ходил мрачный, вздрагивал от каждого звонка и всё чаще заговаривал о том, что, может, «и правда, можно что-то придумать».
— Толь, ты не понимаешь, — говорила ему Юля вечером на кухне. — Если мы уступим сейчас, они сядут нам на шею и свесят ножки. Сегодня — кредит на ремонт, завтра — на машину для Ниночки, послезавтра — на «спасение» очередного бизнеса твоей мамы. Это бездонная бочка. Мы никогда не сможем жить своей жизнью. Мы так и будем работать на их «хотелки».
— Но это же моя мама… и сестра, — с тоской отвечал он.
— А я — твоя жена. И мы — твоя семья. Наша будущая семья. Ты должен выбрать, Толь.
Именно в этот момент Юля поняла, что пора действовать. Она позвонила своей лучшей подруге Светлане. Света была не просто подругой, она была первоклассным юристом — циничной, острой на язык, с мёртвой хваткой и потрясающим чувством юмора.
— Светик, привет. Мне нужна твоя помощь, — без предисловий начала Юля. — И не просто консультация. Мне нужен план «Барбаросса».
Светлана на другом конце провода хмыкнула.
— О, мой любимый жанр! Выкладывай. Кто на этот раз отравляет тебе жизнь? Твоя «бриллиантовая» свекровь?
Юля рассказала всё в деталях: про кредит, про ремонт, про манипуляции и давление. Света слушала молча, лишь изредка хмыкая.
— М-да, — протянула она, когда Юля закончила. — Клиника. Классический случай финансового абьюза с элементами эмоционального шантажа. Но ничего, таких пациентов мы лечим. Радикально и, как правило, хирургическим путём. Так какой у тебя план?
— Я хочу дать им то, что они хотят, — медленно произнесла Юля, сама поражаясь своей смелости. — Но на моих условиях.
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, — в голосе Светы зазвучал профессиональный интерес.
И Юля поделилась своей идеей. Идеей, которая казалась безумной, но была единственным шансом расставить все точки над «i». Света слушала, потом долго молчала, а потом расхохоталась.
— Юлька, ты гений! Это не «Барбаросса», это «Троянский конь»! Восхитительно! Дерзко, изящно и абсолютно законно. Я помогу тебе составить все бумаги. Твоя свекровь обалдеет. Она ждёт, что вы сломаетесь, а получит… Ох, я бы заплатила, чтобы увидеть её лицо!
На следующий день они встретились в кабинете Светланы. Современный офис в центре города, пахнущий дорогим парфюмом и уверенностью. Света, в строгом брючном костюме, была похожа на генерала перед решающим сражением.
— Итак, диспозиция следующая, — она постучала ручкой по стопке бумаг. — Мы готовим два документа. Первый — договор дарения. Ты и Толик дарите Ларисе Сергеевне и Нине… — Света сделала паузу, — сто тысяч рублей. Тех самых, что вы предлагали. Это наш жест доброй воли. Чтобы потом никто не сказал, что вы жадные и бессердечные.
— А второй? — с замиранием сердца спросила Юля.
— А второй, моя дорогая, — Света хитро улыбнулась, — это договор займа. На оставшуюся сумму. Один миллион девятьсот тысяч рублей. Мы не банк, лицензии у нас нет, но как частные лица мы имеем полное право дать в долг. Под проценты, разумеется. Небольшие, чисто символические. Скажем, десять процентов годовых.
— Они же не подпишут, — усомнилась Юля.
— Подпишут, если правильно подать. Но это ещё не всё. Самое вкусное — это вишенка на торте. Залог.
— Залог? — не поняла Юля.
— Именно. Любой заём на крупную сумму должен быть обеспечен. Иначе это просто филькина грамота. У Ниночки есть квартира. Та самая, бабушкина. Она в её полной собственности?
— Да, бабушка давно дарственную оформила.
— Идеально! — глаза Светы блеснули. — Значит, обеспечением по договору займа будет выступать её квартира. Если они не возвращают долг в течение, скажем, пяти лет, квартира переходит в вашу с Толиком собственность в счёт погашения долга. Всё по закону. Статья 334 Гражданского кодекса Российской Федерации. Ипотека в силу закона.
Юля смотрела на подругу во все глаза. План был дьявольски хорош.
— Но они же… они же взвоют. Они скажут, что мы хотим отобрать у Ниночки единственное жильё.
— А мы им ответим: «Что вы, что вы! Мы же вам верим! Вы же вернёте всё через полгода, как обещала Лариса Сергеевна. Это просто формальность, для нашего спокойствия. Вы же честные люди, вам нечего бояться, правда?». Мы поймаем их на их же вранье. Если они уверены, что отдадут деньги, то им нечего опасаться залога. А если откажутся подписывать, то это будет означать только одно: они и не собирались ничего возвращать. И тогда у Толика окончательно откроются глаза.
Юля почувствовала, как по спине пробежал холодок азарта. Это было оно. Идеальное решение. Не просто отказ, а встречное предложение, от которого невозможно отказаться, не показав своего истинного лица.
— Светка, ты просто сокровище! — выдохнула она.
— Я знаю, — скромно улыбнулась юрист. — Итак, за работу. Нам нужно, чтобы всё было безупречно с юридической точки зрения. Никаких лазеек. Комар носа не подточит.
Вечером Юля представила план мужу. Толик сначала опешил.
— Юль, ты серьезно? Заложить квартиру Нины? Мама нас убьёт.
— Толь, она и так нас морально убивает каждый день. Посмотри на это с другой стороны. Мы не отбираем. Мы даём им шанс. Шанс доказать, что их слова чего-то стоят. Если мама уверена в своём «Эликсире молодости», а Нина — в своём «статусном» женихе, то они легко вернут нам деньги. А если нет… то это их проблемы. Мы не можем топить свою жизнь, чтобы оплачивать их фантазии.
Она видела, как в его глазах борется долг сына и долг мужа. Но аргументы были железными.
— То есть… если они откажутся… это будет означать, что они просто хотели нас использовать? — медленно проговорил он.
— Именно, — кивнула Юля. — И тогда ты сможешь со спокойной совестью сказать «нет». Не потому, что я так хочу, а потому что ты сам увидишь правду.
Толик долго молчал, глядя в одну точку. Потом решительно кивнул.
— Хорошо. Давай сделаем это.
Настало время для главного представления. Юля позвонила свекрови.
— Лариса Сергеевна, здравствуйте. Мы с Толиком всё обдумали. Мы готовы вам помочь. Приезжайте к нам в субботу, всё обсудим. И Ниночку с Вадимом берите.
В трубке повисла ошеломлённая тишина. Свекровь явно не ожидала такой быстрой капитуляции.
— Что, надумали? — елейным голоском спросила она. — Ну вот и умницы. Я же говорила, что семья — это главное. Будем, конечно, будем в субботу.
Юля положила трубку и улыбнулась хищной улыбкой. Шоу начинается. Занавес поднят.
Субботний день выдался пасмурным и промозглым, что, впрочем, никак не влияло на солнечное настроение Ларисы Сергеевны. Она вплыла в квартиру Юли и Толика, как ледокол «Ленин», вся светясь от предвкушения победы. За ней семенила Ниночка, державшая под руку своего жениха Вадима.
Вадим оказался молодым человеком с бегающими глазками и чрезмерным количеством геля на волосах. Он с порога окинул скромную обстановку квартиры оценивающим взглядом, в котором читалось явное пренебрежение.
— Ну, здравствуйте, дорогие наши! — проворковала Лариса Сергеевна, усаживаясь в самое большое кресло и водружая на колени необъятную сумку. — Как я рада, что вы всё поняли правильно! Сердце материнское, оно не обманет.
— Проходите, присаживайтесь, — Юля сохраняла олимпийское спокойствие, хотя внутри у неё всё трепетало от волнения. — Чай, кофе?
— Да какой кофе, доченька! — отмахнулась свекровь. — К делу давай! Времени нет! Мне в понедельник уже взнос за «Эликсир» делать надо, а Ниночке — с дизайнером встречаться.
Толик, бледный, но решительный, сел рядом с Юлей.
— Мам, мы действительно всё обсудили. И мы готовы вам помочь.
Лица Ларисы Сергеевны и Ниночки расплылись в довольных улыбках. Вадим снисходительно хмыкнул.
— Мы решили так, — Юля взяла со столика две аккуратные папки, заранее приготовленные Светланой. — Мы не будем впутывать банки. Мы дадим вам деньги сами.
— Сами? — брови свекрови поползли на лоб. — У вас что, два миллиона под подушкой лежат?
— Не совсем, — улыбнулась Юля. — Но кое-какие накопления у нас есть. Плюс, мы можем взять потребительский кредит на себя, на меньшую сумму. В общем, мы наскребли.
Она протянула Ларисе Сергеевне первую папку.
— Вот. Это договор дарения. Мы безвозмездно дарим вам сто тысяч рублей. На первоочередные нужды.
Свекровь недоверчиво открыла папку. Пробежала глазами по тексту и удовлетворённо кивнула.
— Ну, это хорошо. Это правильно. А остальное?
— А остальное, — Юля взяла вторую папку, — мы даём вам в долг.
Она протянула папку Ниночке.
— Здесь договор займа. На один миллион девятьсот тысяч рублей. Сроком на пять лет.
Ниночка захлопала ресницами. Вадим вытянул шею, пытаясь заглянуть в документ.
— В долг? — переспросила Лариса Сергеевна, и в её голосе прорезались стальные нотки. — Вы что это удумали? С родной матери проценты брать?
— Проценты чисто символические, Лариса Сергеевна, — мягко пояснила Юля. — Десять процентов годовых. Это гораздо меньше, чем в любом банке. Вы же сами говорили, что через полгода всё вернёте. Для вас это не составит труда. А нам это будет гарантией.
— Какой ещё гарантией? — нахмурилась свекровь.
— Обычной, — пожала плечами Юля. — Мы же не Рокфеллеры, для нас это огромные деньги. Поэтому, как и положено при таких суммах, договор должен быть обеспечен залогом.
Она сделала паузу, наслаждаясь эффектом.
— В качестве залога будет выступать квартира Нины.
В комнате повисла звенящая тишина. Было слышно, как тикают часы на стене. Ниночка выронила папку из рук. Лицо Ларисы Сергеевны медленно приобретало багровый оттенок.
— Что-о-о? — прошипела она, и в этом шипении было больше угрозы, чем в крике. — Вы… вы хотите отобрать у моей доченьки квартиру? У доченьки беззащитной?
— Ну что вы, мама! — вмешался Толик, который, кажется, наконец-то вошёл в роль. — Никто ничего не отбирает. Это просто формальность. Если вы вернёте деньги в срок, договор залога аннулируется, и всё. Вы же собираетесь возвращать, верно?
— Да как вы смеете! — взвизгнула Ниночка, вскакивая. — Мою квартиру? Бабушкину память? Да я лучше в этой дыре с обоями в цветочек сгнию, чем вам её заложу!
— Погоди, кисонька, — остановил её Вадим. Он поднял папку и начал внимательно, уже без былого пренебрежения, читать текст. Его брови хмурились всё сильнее. — Так-так… ипотека в силу закона… в случае неисполнения обязательств… обращение взыскания на предмет залога…
Он поднял свои бегающие глазки на Юлю и Толика.
— Вы что, серьёзно?
— Абсолютно, — спокойно подтвердила Юля. — Мы рискуем большой суммой. Мы хотим быть уверены в её возврате. Это нормальная деловая практика.
— Какая к чёрту деловая практика! Это семья! — взорвалась Лариса Сергеевна. Она тоже вскочила, и кресло под ней жалобно скрипнуло. — Я всё поняла! Это твой план, да? — она ткнула пальцем в Юлю. — Ты решила нас унизить! Поставить на колени! Заставить кланяться за каждую копейку! Отобрать у ребёнка последнее!
— Лариса Сергеевна, если вы не собирались отдавать долг, то так бы сразу и сказали, — ледяным тоном произнесла Юля. — Тогда всё становится на свои места. Вы хотели не помощи. Вы хотели, чтобы мы взвалили на себя ваши проблемы, оплатили ваши «хотелки», а сами потом десять лет горбатились, выплачивая кредит. А вы бы жили припеваючи. Так, что ли?
Слова Юли попали точно в цель. Свекровь задохнулась от возмущения, не находя, что ответить. Потому что это была чистая правда.
— Вадик, скажи им! — заканючила Ниночка, дёргая жениха за рукав. — Скажи, что это грабёж!
Вадим, однако, молчал. Он дочитал договор до конца, аккуратно закрыл папку и положил её на стол. Затем повернулся к своей невесте.
— Нина, а твоя мама… она действительно собиралась вернуть эти деньги? — тихо спросил он.
— Ну… она же бизнесом хотела заняться… — неуверенно пролепетала та.
— Каким бизнесом? Продавать кремы сомнительного производства? — в голосе Вадима появился металл. — Я навёл справки об этой вашей конторе. Это лохотрон чистой воды.
Лариса Сергеевна ахнула.
— Вадим, как ты можешь! Это серьёзная международная компания!
— Ага, международная, — хмыкнул он. — Зарегистрирована на Каймановых островах, а основатель — в федеральном розыске за мошенничество. Лариса Сергеевна, вы собирались вложить почти миллион в пирамиду.
Он снова повернулся к Ниночке.
— А ты, дорогая? Ты правда думала, что на миллион можно сделать «дизайнерский ремонт» с панорамными окнами в хрущёвке и обставить её мебелью из Италии? Этот миллион улетел бы за месяц, а потом тебе понадобился бы ещё один. И платил бы за всё твой брат.
Ниночка смотрела на него, как побитая собака. Кажется, до неё начало что-то доходить.
— Я… я не знала… Мама говорила, что всё получится…
Вадим тяжело вздохнул.
— Знаете что, — он обратился к Юле и Толику. — Я, конечно, не в восторге от вашей скромной обстановки, — он снова окинул взглядом комнату, — но я ценю людей, у которых есть голова на плечах. Вы всё сделали правильно.
Он взял Ниночку за руку.
— А нам, кажется, пора. И нам предстоит серьёзный разговор. О том, что такое семейный бюджет и откуда берутся деньги.
Он потащил ошарашенную Нину к выходу. Лариса Сергеевна, брошенная своими «союзниками», осталась стоять посреди комнаты, растерянная и злая.
— Предатели! — прошипела она, глядя на закрывшуюся дверь. Потом перевела полный ненависти взгляд на Юлю и Толика. — Вы всё разрушили! Всё! Чтобы я вас больше не видела! Никогда!
Она схватила свою сумку и, не попрощавшись, выбежала из квартиры.
В наступившей тишине Юля и Толик переглянулись. Юля подошла к мужу и обняла его.
— Ну вот и всё, — прошептала она.
— Да, — ответил Толик. Он обнял её в ответ так крепко, как никогда раньше. — Теперь точно всё. Спасибо тебе. Ты открыла мне глаза.
Юля знала, что впереди будет непросто. Свекровь не простит им этого унижения. Но главное было сделано. Они отстояли свою семью, свои границы и своё будущее. Ядовитые узы, которые душили их столько лет, были разрублены. И впервые за долгое время они оба почувствовали, как легко дышать. Они были свободны.
Жизнь после «великого скандала», как прозвала его Юля, изменилась кардинально. Первое время Лариса Сергеевна пыталась продолжать войну: звонила дальним родственникам с жалобами на «детей-извергов», писала гневные комментарии под фотографиями Юли в соцсетях. Но её запала хватило ненадолго. Родственники, которым Толик один раз спокойно и по фактам изложил свою версию событий, подкрепив её копиями договоров, быстро поумерили свой праведный гнев и заняли выжидательную позицию. Атака захлебнулась.
Самые большие перемены произошли с Ниночкой. Её «статусный» жених Вадим, которого Юля мысленно окрестила «Скользкий тип с гелем», оказался на удивление здравомыслящим человеком. Он действительно устроил своей невесте серьёзный разговор. Судя по всему, он был весьма доходчивым, потому что через неделю Ниночка… устроилась на работу. Администратором в фитнес-клуб.
Для всей семьи это было сродни высадке человека на Марс. Ниночка, которая считала любой труд ниже своего достоинства, теперь вставала в семь утра, делала себе смузи и ехала на другой конец города, чтобы улыбаться клиентам и отвечать на звонки. Первые пару месяцев она звонила Толику и жаловалась, что устаёт, что клиенты-хамы, а начальница-ведьма. Но Толик, наученный горьким опытом и проинструктированный Юлей, сочувственно вздыхал и говорил: «Держись, сестрёнка, все так начинают».
А потом жалобы прекратились. Ниночка втянулась. Оказалось, что у неё неплохо получается общаться с людьми. Она похудела, перестала делать вульгарный маникюр и начала выглядеть как современная молодая женщина, а не как экспонат из музея дурного вкуса. Её свадьба с Вадимом всё-таки состоялась, но была скромной, без «дизайнерского» размаха. Они просто расписались и улетели на неделю в Турцию. На деньги, которые заработали сами. А в своей «ужасной» квартире с обоями в цветочек они потихоньку начали делать ремонт — своими силами, по выходным.
С Ларисой Сергеевной всё было сложнее. Потеряв контроль над детьми и лишившись финансовой подпитки, она впала в депрессию. Её «Эликсир молодости» предсказуемо лопнул, оставив после себя лишь долг в сто тысяч рублей перед микрофинансовой организацией, который она взяла, не дождавшись помощи от сына. Она замкнулась в себе, перестала выходить из дома и общаться даже с подругами.
Толик переживал. Как бы там ни было, это была его мать.
— Юль, может, съездить к ней? — спрашивал он жену. — Я волнуюсь. Вдруг с ней что-то случилось?
— Толь, она должна сама до этого дойти, — мягко отвечала Юля. — Если мы сейчас приедем с извинениями и помощью, всё вернётся на круги своя. Она должна осознать свои ошибки.
И Лариса Сергеевна, кажется, осознала. Точкой невозврата стал приезд её родного брата, дяди Фёдора, из деревни. Дядя Федя был полной противоположностью своей сестры — простой, мудрый, с лукавыми искорками в глазах и оглушительным смехом. Он приехал без предупреждения, с гостинцами — банкой солёных огурцов и бутылью самогона.
Он застал сестру в плачевном состоянии — в засаленном халате, с нечёсаными волосами, в квартире, где слой пыли можно было использовать для археологических раскопок.
— Лорка, ты чего это? — опешил он с порога. — На тебе лица нет. Заболела, что ли?
И Ларису Сергеевну прорвало. Она рыдала, кричала, жаловалась на неблагодарных детей, на рухнувшие надежды, на несправедливую жизнь. Дядя Федя молча слушал, крякал, качал головой. А когда словесный поток иссяк, он налил ей в стакан своего ядрёного самогона.
— Пей.
— Я не пью, — слабо отмахнулась она.
— Сегодня пьёшь, — отрезал он. — А потом слушать меня будешь.
Они просидели на кухне до глубокой ночи. И дядя Федя говорил. Он говорил о их детстве, о родителях, о том, как они всегда помогали друг другу, но никогда не садились на шею. Он напомнил ей, как их покойный отец всегда говорил: «Живи по средствам и не зарься на чужое».
А потом он рассказал историю, которую Юля потом часто вспоминала с улыбкой.
— Помнишь, Лор, как мы с твоим покойным Иваном бизнес затеяли? — усмехнулся он. — Решили квас летом продавать. Сами наставили, на дрожжах, в больших бидонах. Вкусный получился, аж язык щипало! Выкатили бочку в парк, написали на картонке «Квас „Бодрость“ — удар по похмелью!». Народ сначала подходил, пробовал. А потом как-то меньше, меньше… Мы понять не можем, в чём дело. А потом смотрим — у всех, кто нашего кваску выпил, лица… задумчивые. И все потихоньку в сторону кустов двигаются. Оказалось, мы дрожжей переборщили! Наш квас не бодрость давал, а, скажем так, стремительное очищение организма. Нас потом из этого парка чуть ли не с милицией выгоняли. Мы тогда все деньги потеряли, что на сахар и дрожжи потратили. Ваня твой три дня чернее тучи ходил. А потом пришёл ко мне и говорит: «Знаешь, Федь, не наше это, видать, коммерция. Пойдём лучше на завод, гайки крутить. Там всё понятно: открутил-закрутил — получку получил». И ведь пошли! И всю жизнь честно отработали, и детей вырастили, и ни у кого копейки не просили. Потому что знали: надеяться надо только на свои руки и свою голову. А ты, сестра, про это забыла. Ты решила, что тебе все должны. А так не бывает. Дети вырастают, у них своя жизнь. И радоваться надо, что они на ноги встали, что семью свою строят, а не тянуть с них последнее. Ты же их не для этого рожала.
Слова брата, простые и прямые, подействовали на Ларису Сергеевну сильнее любых уговоров. Что-то в ней надломилось. Она смотрела на морщинистое, обветренное лицо брата и видела в нём отголоски их отца, их прошлого, той жизни, где всё было честно и понятно.
На следующий день она позвонила Толику.
— Сынок… — голос у неё был тихий и виноватый. — Приезжайте с Юлей. Пожалуйста.
Когда они приехали, то не узнали квартиру. В ней было чисто, пахло пирогами. А сама Лариса Сергеевна, хоть и выглядела уставшей, встретила их с несмелой улыбкой.
Они сели за стол. И она заговорила. Она не просила прощения вслух — гордость не позволяла. Но она признала, что была неправа. Что ослепла от зависти и желания лёгкой жизни.
— Я… я тут на биржу труда сходила, — призналась она, опустив глаза. — Мне предложили место вахтёра в общежитии. Сутки через трое. Зарплата небольшая, но… на жизнь хватит. И долг свой потихоньку отдам.
Юля и Толик переглянулись. Это было невероятно.
— Мам, мы тебе поможем с долгом, — тут же сказал Толик.
— Не надо, — твёрдо ответила она. — Я сама. Хватит с меня долгов.
Это был переломный момент. Начало новой, трудной, но честной жизни. Юля подошла к свекрови и впервые за много лет искренне её обняла.
— Мы рады, что вы с нами, Лариса Сергеевна.
И свекровь, помедлив, обняла её в ответ.
Прошло три года. В жизни героев произошло много событий. Юля и Толик, освободившись от финансового и морального гнёта, смогли наконец осуществить свою мечту. После второй попытки ЭКО у них родился сын, маленький крикливый богатырь, которого назвали Иваном, в честь деда. Они продали свою однушку, добавили материнский капитал и остатки накоплений и купили просторную двухкомнатную квартиру в новом доме.
Лариса Сергеевна действительно работала вахтёром. Эта работа, как ни странно, преобразила её. Она похудела, стала строже, но справедливее. Студенты её уважали и побаивались, называя за глаза «Сергеевной». Она обожала своего внука и проводила с ним всё свободное время, превратившись из деспотичной свекрови в идеальную бабушку, которая пекла самые вкусные в мире пирожки и знала тысячу сказок. Свой долг она выплатила сама, до копейки.
Ниночка и Вадим тоже не стояли на месте. Нина доросла до управляющей фитнес-клубом, стала деловой и уверенной в себе. Вадим открыл небольшую автомастерскую. Они купили в ипотеку квартиру побольше и теперь ждали двойню. Глядя на повзрослевшую, похорошевшую сестру, Толик иногда с улыбкой вспоминал её мечты о «лофте с панорамными окнами» и понимал, что тот скандал был лучшим, что могло с ними случиться.
Дядя Федя, ставший в их семье негласным миротворцем и мудрым советником, часто приезжал в гости, привозил деревенские деликатесы и травил байки, от которых маленький Ванечка хохотал до слёз.
Однажды, в день рождения внука, вся семья собралась за большим столом в новой квартире Юли и Толика. Было шумно, весело, пахло пирогами и счастьем. Лариса Сергеевна, держа на руках спящего Ванечку, тихо сказала Юле:
— Спасибо тебе, дочка. Если бы не ты тогда… не знаю, где бы мы все сейчас были. Я ведь чуть всё не разрушила. Своими руками.
Юля улыбнулась и накрыла её руку своей.
— Всё хорошо, мама. Главное, что мы — семья. Настоящая семья.
Она смотрела на своих близких — на мужа, который с нежностью смотрел на неё, на сестру мужа, которая счастливо смеялась шуткам своего Вадима, на мудрого дядю Федю, на свою преобразившуюся свекровь, на своего спящего сына — и понимала, что счастье не в деньгах, не в дизайнерских ремонтах и не в «бриллиантовых» статусах. Оно в людях, которые рядом. В умении прощать, меняться и строить свою жизнь, не разрушая чужую. И это была самая большая победа. Победа, которую они одержали все вместе.
