— Вот тут подпишите, и тут, и ещё вот здесь, — нотариус монотонно постукивал ручкой по документам, а Татьяна чувствовала, как холодеют её пальцы, хотя в кабинете было душно от работающих обогревателей.
Она взяла ручку и посмотрела на мужа. Николай сидел рядом, но его взгляд был устремлён куда-то в сторону окна. За его спиной, словно тень, маячила фигура Галины Петровны. Свекровь стояла у двери, скрестив руки на груди, и её присутствие давило сильнее, чем все юридические формулировки в этих бумагах.
Три месяца назад умерла бабушка Татьяны. Единственный человек, который по-настоящему любил её после того, как родители погибли в аварии, когда ей было семнадцать. Бабушка вырастила её, выучила, помогла встать на ноги. И оставила ей квартиру — небольшую двухкомнатную в старом, но крепком доме в центре города.
Когда Татьяна рассказала об этом Николаю, он обнял её и сказал, что теперь у них будет своё жильё. Они снимали однокомнатную квартиру на окраине уже два года после свадьбы, откладывая каждую копейку на будущую ипотеку. А тут — подарок судьбы, хоть и такой горький.
Но радость длилась ровно до того момента, пока Николай не рассказал о наследстве своей матери.
— Отличная новость! — воскликнула Галина Петровна, и в её голосе звучало что-то хищное. — Наконец-то вы сможете переехать из этой конуры! Правда, квартирку надо будет продать, конечно. Старая планировка, ремонт нужен капитальный. Лучше взять что-то поновее, в нашем районе.
— Мы не собираемся её продавать, — спокойно ответила Татьяна. — Мы туда переедем.
Свекровь посмотрела на неё, как на неразумного ребёнка.
— Милая, ты просто не понимаешь. Эта квартира — отличный стартовый капитал! Вы продадите её, добавите к нашим сбережениям, и купите нормальное жильё. Рядом с нами. Чтобы я могла помогать с будущими внуками.
При слове «нашим» Татьяна напряглась. Какие «наши» сбережения? У них с Николаем была своя копилка, а у свекрови — своя жизнь с мужем в их большой квартире.
— Галина Петровна, это квартира моей бабушки. Я там выросла. Я не буду её продавать.
— Не будешь? — брови свекрови взлетели вверх. — Интересно. А Коля что думает?
Все взгляды обратились к Николаю. Он неловко поёрзал на стуле.
— Мам, это квартира Тани. Она решает.
— Она решает? — голос Галины Петровны стал ледяным. — В семье решения принимаются вместе, сынок. Или ты забыл?
С того дня началась настоящая осада. Звонки, визиты, «случайные» встречи. Галина Петровна находила тысячу аргументов: квартира старая, район неудобный, далеко от метро, школы плохие для будущих детей. Она приводила примеры знакомых, которые «правильно» распорядились наследством. Подсовывала объявления о продаже квартир в их районе.
Татьяна держалась. Но с каждым днём Николай становился всё более задумчивым, всё чаще поддакивал матери, всё реже защищал жену.
— Может, мама права? — сказал он однажды вечером, когда они ложились спать. — Квартира действительно требует ремонта. А если продать и купить что-то получше?
— Коля, это память о бабушке. Единственное, что у меня осталось от семьи.
— Но мы же теперь твоя семья, — возразил он, и в его голосе звучала обида.
Татьяна повернулась к нему, вглядываясь в его лицо в полумраке спальни.
— Конечно, вы моя семья. Но почему я должна отказываться от памяти о бабушке? Почему твоя мама решает, где нам жить?
— Она не решает, она советует. Хочет как лучше.
— Для кого лучше?
На этот вопрос Николай не ответил.
Через неделю Галина Петровна нанесла новый удар. Она пришла к ним домой с папкой документов и триумфальной улыбкой.
— Я всё продумала! — объявила она, раскладывая бумаги на столе. — Вот смотрите. Если продать квартиру Татьяны за эту сумму, добавить наши с отцом сбережения и взять небольшую ипотеку, можно купить прекрасную трёшку в новостройке! Буквально в двух кварталах от нас!
— Ваши сбережения? — переспросила Татьяна.
— Ну конечно! Мы же семья! Мы готовы вложиться, но при одном условии — квартира оформляется на всех. На меня, отца, Колю и тебя. Равными долями. Это же справедливо, если мы все вкладываемся?
Татьяна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вот оно. Истинное лицо заботы свекрови. Она хочет контролировать их жизнь, и квартира — это рычаг.
— Нет, — сказала Татьяна твёрдо.
— Что значит «нет»? — Галина Петровна изобразила удивление.
— Это значит, что я не продам квартиру бабушки, чтобы купить жильё, где вы будете совладелицей.
Свекровь медленно собрала свои бумаги. На её лице играла странная улыбка.
— Ну что ж, твоё право. Но подумай вот о чём, милая. Коля — мой единственный сын. И всё, что есть у нас с отцом, рано или поздно достанется ему. Всё. Наша квартира, дача, сбережения. Но только в том случае, если он будет вести себя как любящий сын. А любящий сын не позволяет жене манипулировать собой и отдаляться от семьи.
Это была прямая угроза. Татьяна посмотрела на мужа. Николай сидел бледный, сжав кулаки.
— Мам, что ты говоришь? — выдавил он.
— Я говорю правду, сынок. Семья должна держаться вместе. А если Татьяна хочет жить отдельно, своей жизнью, со своей квартирой — это её выбор. Но тогда пусть не рассчитывает на нашу поддержку. Ни сейчас, ни в будущем.
После ухода свекрови в квартире повисла тишина. Николай сидел за столом, уронив голову на руки. Татьяна стояла у окна, глядя на огни вечернего города.
— Она же блефует, — наконец сказал Николай. — Не может же она лишить меня наследства из-за квартиры.
— Может, — тихо ответила Татьяна. — Твоя мать может всё.
И она оказалась права. В следующие дни Галина Петровна развернула настоящую войну. Звонки Николаю по десять раз на дню. Слёзы, упрёки, обвинения. Она даже привлекла отца — тихий, незаметный Виктор Иванович вдруг стал звонить сыну и укоризненно говорить о важности семейных ценностей.
Николай ломался на глазах. Он похудел, осунулся, плохо спал. На работе начались проблемы — он не мог сосредоточиться. Дома он молчал, избегая смотреть на жену.
И вот они сидели у нотариуса. Галина Петровна организовала эту встречу, представив её как «консультацию по оптимальному оформлению сделки». На деле оказалось, что она подготовила все документы для продажи квартиры Татьяны и покупки новой квартиры в долевую собственность.
— Таня, пожалуйста, — прошептал Николай, наконец встретившись с ней взглядом. — Давай просто подпишем. Мама права, это выгодная сделка. Мы получим отличное жильё.
— Мы? — Татьяна посмотрела на него в упор. — Или твоя мама получит контроль над нашей жизнью?
— Не драматизируй. Это просто формальность. Мама хочет помочь.
— Если это просто формальность, то почему квартира не оформляется только на нас?
Николай открыл рот, но ответить не успел. Галина Петровна, которая до этого молча наблюдала за происходящим, сделала шаг вперёд.
— Потому что мы вкладываем наши деньги! Триста тысяч! Это справедливо!
— А сколько стоит моя квартира? — спокойно спросила Татьяна.
— Два с половиной миллиона, но…
— То есть я вкладываю два с половиной миллиона, вы — триста тысяч, а доли у нас равные? Это ваша справедливость?
Нотариус откашлялся.
— Простите, но если позволите, я должен отметить, что такое распределение долей действительно не соответствует размеру вкладов каждой стороны.
Галина Петровна метнула в него яростный взгляд.
— Мы семья! При чём тут размер вкладов?
— При том, — Татьяна встала, — что семья не должна обманывать друг друга. Семья не должна манипулировать. Семья не должна угрожать.
Она повернулась к Николаю.
— Я не подпишу эти документы. Никогда. И если ты не можешь это принять, если ты выбираешь мамину юбку вместо нашего брака — что ж, это твой выбор.
Татьяна развернулась и пошла к двери. Сзади раздался визгливый голос свекрови:
— Стой! Ты не смеешь! Коля, останови её! Она же уйдёт!
— Пусть уходит! — внезапно рявкнул Николай, и все замерли от неожиданности.
Татьяна обернулась. Её муж стоял посреди кабинета, и лицо его было искажено яростью. Но ярость эта была направлена не на неё.
— Пусть уходит, мам! Ты этого добивалась? Ты хотела разрушить мой брак из-за квартиры? Из-за твоего больного желания всё контролировать?
— Коля, что ты говоришь? Я забочусь о вас!
— Нет! Ты заботишься о себе! О своей власти! Таня права — ты манипулируешь, угрожаешь, давишь! И я как последний идиот позволял тебе это!
Он подошёл к Татьяне и взял её за руку.
— Прости меня. Прости, что не защитил тебя раньше. Прости, что позволил ей так себя вести. Квартира твоя. Только твоя. И мы будем жить там, где ты захочешь.
— Если ты сейчас уйдёшь с ней, — процедила Галина Петровна, — можешь забыть о наследстве. Обо всём!
Николай усмехнулся.
— Знаешь, мам, я только что понял одну вещь. Твоё наследство — это не деньги и не квартира. Это цепь, которой ты держишь меня всю жизнь. И я лучше буду свободным и бедным, чем богатым рабом.
Он крепче сжал руку Татьяны.
— Пойдём домой. В нашу квартиру.
Они вышли из кабинета под крики Галины Петровны. Она грозила, плакала, взывала к совести, но они не оборачивались.
На улице шёл мелкий дождь. Они стояли под козырьком подъезда, и Татьяна всматривалась в лицо мужа. Он выглядел измождённым, но в глазах появился блеск, которого она не видела уже давно.
— Ты правда готов отказаться от всего? — тихо спросила она.
— От всего, что с условиями, — ответил он. — Безусловной должна быть только любовь. А не квартиры и деньги.
Прошло полгода. Они сделали ремонт в бабушкиной квартире — простой, недорогой, но уютный. Выкрасили стены в тёплые цвета, поменяли старую мебель на новую, которую выбирали вместе на распродажах и в секонд-хендах. На кухне теперь висели фотографии: бабушка Татьяны, их свадебные снимки, кадры из путешествий.
Галина Петровна пыталась выходить на связь первые два месяца. Сначала угрожала, потом умоляла, потом снова угрожала. Виктор Иванович звонил Николаю тайком от жены, спрашивал, как дела, передавал, что любит. Но приехать или встретиться не решался — боялся жены.
Однажды вечером, когда они ужинали на своей маленькой кухне, раздался звонок в дверь. Татьяна пошла открывать. На пороге стояла Галина Петровна. Но не та властная, уверенная в себе женщина, которая полгода назад пыталась отобрать у неё квартиру. Перед ней стояла постаревшая, уставшая женщина с потухшим взглядом.
— Можно войти? — тихо спросила она.
Татьяна молча отступила в сторону. Николай, услышав голос матери, вышел в прихожую. Они стояли втроём в тесном коридоре, и тишина была такой плотной, что слышно было, как тикают настенные часы.
— Я пришла… — Галина Петровна запнулась. — Я пришла сказать, что была неправа.
Татьяна и Николай переглянулись.
— Отец ушёл от меня, — продолжила свекровь, и её голос дрогнул. — Сказал, что больше не может жить с женщиной, которая разрушила семью из-за своей жадности и властности. Он снимает квартиру теперь. И видится с вами, да? Я знаю, он приходил.
Николай кивнул. Виктор Иванович действительно начал приходить к ним в гости месяц назад. Тихий, деликатный, он никогда не говорил о жене, только о работе, погоде, новостях.
— Я осталась одна в этой огромной квартире, — Галина Петровна подняла глаза на сына. — И поняла, что это я сама себя наказала. Хотела всё контролировать, всех держать рядом силой — и осталась ни с чем.
— Зачем ты пришла, мам? — устало спросил Николай.
— Попросить прощения. Не надеясь на ответ. Просто чтобы вы знали — я понимаю, что натворила. И если когда-нибудь… если вы когда-нибудь сможете…
Она не договорила, развернулась и быстро вышла за дверь.
Татьяна и Николай долго стояли в прихожей, глядя на закрытую дверь. Потом Татьяна тихо сказала:
— Может, позовём её на чай?
Николай посмотрел на неё с удивлением.
— После всего, что она сделала?
— Она наказана. И осознала. Может, стоит дать шанс?
Николай помолчал, потом кивнул. Они вместе вышли на лестничную площадку. Галина Петровна стояла у лифта, ссутулившись и вжав голову в плечи.
— Мам, — позвал Николай. — Зайди. Мы как раз ужинаем.
Она обернулась, и на её лице медленно расцвела неуверенная, почти детская улыбка. Они вернулись в квартиру втроём. На маленькой кухне было тесно, пришлось доставать табуретку из кладовки. Галина Петровна села, огляделась и вдруг сказала:
— Красиво у вас. Уютно. По-настоящему. Не то что мой мавзолей.
За ужином говорили о пустяках. О погоде, о ценах, о новом сериале. Галина Петровна больше молчала, но это было не враждебное, а смиренное молчание. Когда она уходила, остановилась в дверях.
— Спасибо, — сказала она. — За чай. За шанс. Я понимаю, что должна заслужить прощение. И я постараюсь.
После её ухода Татьяна и Николай молча убирали со стола. Потом Николай обнял жену.
— Спасибо, — прошептал он.
— За что?
— За то, что ты сильнее меня. Мудрее. За то, что готова простить.
— Я не простила, — честно ответила Татьяна. — Но готова попробовать. Ради тебя. Ради нас. Ради семьи — настоящей семьи, где нет места манипуляциям и угрозам.
Они стояли, обнявшись, на своей маленькой кухне, в квартире, которая чуть не стала причиной разрыва, но в итоге сделала их сильнее. За окном горели огни ночного города, а в их доме было тепло и спокойно. Они были дома.
