— Представляешь, Козловы опять развелись, — сказала Наталья, помешивая чай на кухне их квартиры в районе Солнечный, где они жили уже шестой год.
Глеб усмехнулся, не отрывая взгляда от ноутбука:
— В третий раз? Они как дети, честное слово.
— Из-за денег поругались. Представляешь, он скрывал расходы на охоту, а потом оказалось, что половину их сбережений спустил.
— Потому что бестолковые. Мы же с тобой все открыто, — Глеб поднял голову и улыбнулся. — Помнишь, когда только поженились, договорились: никаких тайн с деньгами.
Наталья улыбнулась в ответ. Восемь лет назад его открытость подкупала — Глеб сам предложил общий счет на бытовые расходы, сам рассказывал о своих тратах, никогда не упрекал, если она покупала что-то для себя.
— У нас все по-другому, — она подошла и поцеловала его в макушку.
На самом деле, ситуация начала меняться примерно три года назад. Тогда случилось первое серьезное потрясение — МММ-банк рухнул, их семейный вклад почти пропал — страховка покрыла только часть. Глеб неделю ходил мрачнее тучи, а потом вдруг начал предлагать изменения.
— Наташ, давай оптимизируем наши финансы, — сказал он однажды вечером за ужином, и это звучало как обычный разговор, но с тех пор все начало меняться. — Все эти разные счета, вклады — распыляем деньги, а толку ноль.
— В каком смысле оптимизируем? — спросила она, накладывая детям ужин.
— Предлагаю всё объединить: твою зарплату, мою, общий бюджет — в один большой инвестиционный портфель. Так эффективнее, я знаю схему, — его голос звучал уверенно, как всегда, когда он говорил о деньгах. — Это моя профессиональная сфера, я каждый день этим занимаюсь.
Наталья тогда задумалась. Глеб действительно был специалистом — финансовый менеджер в крупном банке, постоянно работал с цифрами. А она в маркетинге больше с людьми и идеями.
— А как же мои личные деньги? — спросила она без особого беспокойства.
— Оформим карту на повседневные расходы, — пожал плечами Глеб. — Мне же не жалко. Просто так удобнее будет отслеживать, куда уходят семейные средства.
Она согласилась. В конце концов, это звучало логично. Зачем им с десяток разных счетов, когда можно все упростить?
В первые месяцы система работала отлично. У нее была карта с достаточной суммой на месяц. Глеб иногда спрашивал, на что потрачено, но без упреков. Он наблюдал за финансовыми потоками, как любил говорить, с высоты птичьего полета.
Перемены наступили исподволь, почти незаметно. Сначала он предложил составлять список покупок заранее — для экономии. Потом ввел правило «срочных консультаций» для трат больше пяти тысяч. А когда она купила новые осенние ботинки без предварительного обсуждения, впервые выразил недовольство.
— Это незапланированные расходы, Наташ. Так мы никогда не накопим.
— Но это моя зарплата, — напомнила она мягко.
— Уже не твоя и не моя, а наша, семейная, — возразил он, и что-то холодное проскользнуло в его голосе. — И решать нужно вместе.
Через полгода на ее карте появился четкий лимит — тридцать тысяч на все расходы. И, что раньше не случалось, начались вопросы: почему потрачено именно так, куда делись деньги?
— Опять закончились деньги? — Глеб поднял брови, когда она робко сказала об этом на десятый день месяца. — Наташ, мы же обсуждали бюджет. Тридцать тысяч на хозяйственные расходы. Куда они делись?
— Даня порвал кроссовки, пришлось купить новые. И Лизе на экскурсию сдавали. Плюс лекарства, когда они оба заболели.
Глеб вздохнул и открыл на планшете таблицу.
— Хорошо, давай проведем заседание семейного бюджетного комитета. Предлагаю следующий алгоритм: на внеплановые покупки более двух тысяч рублей нужно согласование. Звонишь мне, я даю добро или нет.
— Но я же не ребенок, — Наталья почувствовала, как краснеет от унижения.
— Дело не в этом. Просто если каждый будет тратить на что вздумается, никаких денег не хватит. Учет и контроль, как говорил классик.
К Новому году Наталья уже привыкла просить. Звонить, объяснять, обосновывать. Учитывать, записывать. Потертый блокнот с записями расходов всегда лежал в сумке. Глеб периодически проверял и качал головой: «Тридцать рублей на кофе? Можно же было дома выпить».
Ей казалось, что с каждым днем она теряет что-то важное внутри. Словно серая тень накрывала ее прежнюю — самостоятельную, радостную, уверенную женщину, которая когда-то сама оплачивала ипотеку и даже откладывала на отпуск.
В офисе все выглядело иначе. Наталья была успешным специалистом по маркетингу, ее ценили, с ней советовались. Там она принимала решения, запускала проекты, управляла бюджетами. А дома становилась просительницей.
— Наташ, ты что такая задумчивая? — Елена, ее коллега, присела на краешек стола. — Обед пропустила, сидишь бутерброд жуешь.
— Экономлю, — Наталья через силу улыбнулась. — Надо детям на репетитора по английскому отложить.
— А давай в пятницу к нам с девчонками? Коктейли, музыка, отдохнем.
— Не могу. Глеб не одобрит расходы, — вырвалось у нее, и она тут же пожалела о своей откровенности.
Елена нахмурилась:
— Что значит «не одобрит»?
— Ну, у нас с финансами сейчас строго.
— Это не строго, Наташ, это ненормально, — Елена присела ближе. — Ты взрослая женщина, сама зарабатываешь. Почему должна отчитываться?
— Ты не понимаешь, — Наталья покачала головой. — Глеб всем управляет, так эффективнее.
— А может, просто удобнее для него? — Елена коснулась ее руки. — Мой первый муж тоже так начинал. А закончилось тем, что я без его разрешения не могла даже прокладки купить.
Наталья вздрогнула. Прокладки. Ведь она и правда в прошлом месяце ждала два дня, пока Глеб «одобрит» покупку нового набора, потому что еще оставалось пять штук. «Надо экономнее расходовать», — сказал он.
Разговор с Еленой не выходил у Натальи из головы весь день. «Ты взрослая женщина, сама зарабатываешь. Почему должна отчитываться?» — эти слова звучали внутри, как эхо. Раньше Наталья считала их систему нормальной — просто «финансовая дисциплина», как любил говорить Глеб. Но теперь, посмотрев со стороны, она видела то, что не замечала раньше: ее муж не просто управлял деньгами, он контролировал ее через них.
Вечером Наталья стояла у кассы супермаркета, а потом зашла в отдел одежды этого же торгового центра. Ее старые джинсы совсем износились, а здесь была пара со скидкой — всего три тысячи. Она потянулась к телефону, потом замерла, глядя на блокнот с записями трат. Может, просто купить? Всего три тысячи.
— Алло, Глеб? Здесь джинсы со скидкой, — ее голос предательски дрогнул. — Три тысячи, очень нужны.
— Джинсы? — в трубке послышался шум офиса и его резкий голос. — У тебя же есть джинсы. В чем проблема?
— Они совсем потертые, на коленях дырки…
— Сейчас такая мода. Все с дырками ходят, — он хмыкнул, и кто-то на заднем плане засмеялся. Наталья почувствовала, как щеки заливает краска. Неужели он на громкой связи?
— Пожалуйста, Глеб, — она понизила голос, отворачиваясь от проходящих мимо покупателей. — Мне правда нужны.
— Наташа, у нас вот-вот платеж по ипотеке, — теперь его голос звучал раздраженно. — Ты знаешь, что я думаю о незапланированных тратах. Обсудим в выходные на бюджетном комитете.
— Но скидка только сегодня…
— Наташа! — его голос стал громче. — Я сказал нет. Что непонятного?
Она отключилась, сгорая от стыда. Продавщица, молодая девушка за прилавком, сочувственно посмотрела на нее.
— Не расстраивайтесь так, — тихо сказала она. — Мужчины часто не понимают, как это важно для нас.
Наталья криво улыбнулась, положила джинсы обратно на стойку и поспешила к выходу. Еще нужно было успеть в супермаркет за продуктами на ужин.
Дома ее ждал новый удар. Даня, их восьмилетний сын, подошел с листком бумаги, на котором красовался логотип школьного футбольного клуба.
— Мам, запиши меня? Тренер говорит, я могу в основной состав попасть.
Наталья взяла листок — «Оплата за полугодие: 12000 рублей». Сердце екнуло.
— Папу спросить надо, — сказала она тихо.
— Опять папу? — Даня скривился. — У всех родители сами решают. Миша говорит, его мама сама подписала.
— У нас с папой все вместе решается, — она попыталась улыбнуться, но вышло жалко.
— Папа всегда говорит «нет», — буркнул Даня, забирая листок. — Он даже на день рождения Мишке пойти не разрешил, потому что подарок покупать.
Лиза, их семилетняя дочь, оторвалась от планшета:
— А Соне мама мороженое покупает, когда захочет. А нам нельзя.
— Почему нельзя? — Наталья погладила дочь по голове. — Можно, просто…
— Потому что мама должна спрашивать разрешения у папы, — перебил Даня с недетской интонацией.
Наталья застыла. Это прозвучало как приговор — детским голосом, но от этого не менее страшно.
Вечером пришел Глеб. Он был в хорошем настроении — успешная сделка на работе. Наталья поставила перед ним тарелку с макаронами по-флотски и собралась с духом.
— Глеб, Даню приглашают в футбольную секцию. Школьную.
— И? — он поднял глаза от тарелки.
— Нужно оплатить абонемент. Двенадцать тысяч за полугодие.
Глеб присвистнул:
— Двенадцать? С ума сошли? У нас с тобой вся развлекательная статья расходов — пятнадцать тысяч в месяц.
— Но это не развлечение, это спорт. Для здоровья, для развития…
— Ты что-то часто начала спорить, — Глеб отодвинул тарелку. — Я же объяснял про финансовую дисциплину? Мы копим на квартиру побольше, на образование детям. А ты предлагаешь деньги на ветер бросать.
— Не на ветер, — возразила она, и собственный голос показался ей чужим. — На ребенка.
— Слушай, не начинай, — он поморщился. — Может, ты еще скажешь, что я плохой отец? Что я не забочусь?
Она промолчала, закусив губу. В этот момент в кухню вошли дети, тихие, настороженные.
— Ну что? — спросил Даня с надеждой. — Можно?
— Нет, — отрезал Глеб. — Запишешься в бесплатную секцию. Дворовый футбол еще никому не вредил.
Наталья увидела, как погас взгляд сына, как он сгорбился, молча уходя к себе в комнату. Что-то надломилось внутри. Словно тонкая корочка льда треснула, и оттуда хлынуло что-то горячее, обжигающее.
— Глеб, но он…
— Хватит, сказал! — Глеб стукнул ладонью по столу. — Мы не будем обсуждать мои решения при детях!
Рука с вилкой дрогнула, но Наталья смолчала. Не сейчас. Не при детях.
Дни сливались в недели, недели в месяцы. Она продолжала просить, он — командовать. Ее коллега Елена наблюдала со стороны, иногда пытаясь завести разговор, но Наталья отмалчивалась.
— Наташ, у тебя день рождения скоро, — сказала Елена как-то в обед. — Давай отметим? Я угощаю.
— Спасибо, не надо, — Наталья улыбнулась через силу.
— Слушай, ну это же смешно. Тебе сорок лет, а ты как ребенок — спрашиваешь разрешения. Он что, твой отец?
Слова ударили под дых. Сорок лет. Она успешный специалист, мать двоих детей. Почему она живет, как провинившаяся школьница?
В тот же день начальство объявило о премиях. Наталья получила сорок тысяч — за успешный проект. Она стояла с бумажкой, и внутри зрело решение — безумное, отчаянное.
— Куда переводить? — спросила бухгалтер. — На зарплатную?
— Нет, — Наталья протянула листок с реквизитами. — Можно на эту?
Вечером она сидела на кухне, вертя в руках маленькую пластиковую карточку. Ее собственный тайный счет. Никто не знает. Первый шаг к свободе, которая еще даже не осознана до конца.
Она спрятала карту в косметичку, под ватные диски. Глеб никогда туда не заглядывал.
Через две недели Наталья получила еще один бонус — за привлечение нового клиента. Пятьдесят тысяч ушли на тот же тайный счет. Она не сказала Глебу ни слова — просто сослалась на задержку выплат в компании. Впервые за годы она сознательно солгала мужу, и странно — не чувствовала вины. Только облегчение и какое-то острое, пьянящее ощущение свободы.
Однажды вечером Глеб потребовал отчет за месяц.
— Что-то расходы сильно выросли, — его голос звучал холодно, когда он листал ее блокнот. — Почему столько на хозяйственные мелочи? Двести на губку для посуды? Серьезно?
— Я купила целый набор. С запасом, — Наталья старалась, чтобы голос звучал спокойно, но внутри все кипело.
— А это что? — он ткнул пальцем в строчку. — Пятьсот рублей на «канцелярию». Что за канцелярия на такую сумму?
— Дане в школу, — она сжала кулаки под столом. — Ты даже не представляешь, сколько всего требуют сейчас…
— Не представляю, потому что ты не отчитываешься нормально! — он повысил голос. — Все в кучу валишь! Как я могу управлять бюджетом, если даже не знаю, куда деньги уходят?
В комнату тихо вошла Лиза. Она прижимала к груди альбом для рисования.
— Пап, можно я тоже буду заниматься рисованием? У Полины в классе все ходят…
Глеб резко обернулся:
— Сейчас не время! И вообще, у нас куча твоих карандашей валяется, рисуй дома! — и тут же вернулся к Наталье. — Так вот, о расходах…
Лиза прикусила губу и молча вышла. Наталья почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Не смей так с ней разговаривать, — ее голос дрогнул.
— Что? — Глеб даже не сразу понял, что она возразила.
— Не смей. Так. С ней. Говорить, — повторила Наталья отчетливо. — Она ребенок. И имеет право спрашивать.
Глеб удивленно поднял брови:
— Ого! У нас бунт на корабле? Не рановато ли? — он усмехнулся, но в глазах мелькнуло что-то настороженное. — Ты когда такой дерзкой стала?
— Когда перестала быть твоей собственностью, — слова вырвались сами собой.
Его лицо изменилось — из насмешливого стало жестким.
— Что за чушь ты несешь? Я обеспечиваю семью, слежу за финансами, а ты…
— А я кто? Подчиненная? — она встала, чувствуя, как дрожат колени. — Я твоя жена. Партнер. А не тот, кого нужно контролировать.
Наталья выбежала из кухни и заперлась в ванной. Сердце колотилось где-то в горле. Она включила воду, чтобы не слышать, как он ходит за дверью. Через щель между шторкой и стеной видела свое отражение в зеркале — бледное лицо, расширенные глаза. Кто эта женщина? Когда она стала такой?
На выходных приехала Ирина Дмитриевна — мать Глеба, грузная женщина с острым взглядом и привычкой говорить, как отрезать. Глеб позвонил ей после ссоры. Наталья это знала точно — слышала обрывок разговора: «Мам, ты не поверишь, что она устроила».
Свекровь прибыла с чемоданом, как будто собиралась остаться надолго.
— Ну здравствуйте, — сказала она, обнимая внуков. — Как же вы выросли! А ты, Наташа, похудела, что ли? — она оглядела невестку с ног до головы. — Глеб вас совсем не кормит?
Наталья молча забрала ее пальто. Ирина Дмитриевна, пройдя в гостиную, провела пальцем по книжной полке и демонстративно посмотрела на пыль.
— Сынок, ну что случилось? Рассказывай.
— Мам, да ничего особенного, — он замялся, не ожидав, что мать заговорит об этом при жене.
— Как же ничего? Ты сказал, у вас конфликты?
— Да так, по мелочам…
— По финансам, я правильно поняла? — Ирина Дмитриевна повернулась к невестке. — Наташа, ты что, деньгами разбрасываешься? Глеб же финансист, он лучше знает.
— Я не разбрасываюсь, — Наталья налила себе воды. — Просто считаю, что каждый взрослый человек вправе сам распоряжаться своим заработком.
Свекровь усмехнулась и посмотрела на сына:
— Ну и ну! Какие современные взгляды. А семья как же? Общий бюджет? В мое время жена деньги мужу отдавала, и никаких вопросов!
— Вот именно, — подхватил Глеб. — А сейчас каждый сам по себе!
— Я не говорила «каждый сам по себе», — тихо возразила Наталья. — Я сказала о праве на самостоятельность.
— Самостоятельность! — фыркнула Ирина Дмитриевна. — А кто кормит-то вашу семью? Кто квартиру покупал?
— Дети, идите в свою комнату, — тихо сказала Наталья. — Мы тут поговорим и придём к вам.
Когда дети ушли, Ирина Дмитриевна продолжила:
— Вот так вы всегда! Чуть что — детей убирают. А что они видят? Мать, которая не уважает отца, транжирит деньги и…
— Хватит! — Наталья впервые повысила голос. — Вы приехали в наш дом и оскорбляете меня при моих детях? Да как вы смеете?
— Наташа, — предупреждающе начал Глеб, но она его перебила:
— Нет, Глеб. Я долго терпела. И твою мать терпела, и твои упрёки, и контроль. Всё. Хватит.
— О чём ты? — он скривился. — Какой контроль?
— Не прикидывайся, — она почувствовала, как дрожат руки. — Ты контролируешь каждый мой шаг, каждую копейку. Я должна отчитываться даже за прокладки. Это ненормально!
Ирина Дмитриевна задохнулась от возмущения:
— Какая неблагодарная! Мой сын, можно сказать, осчастливил тебя браком, обеспечивает, а ты…
— Ваш сын меня не осчастливил, — перебила Наталья. — И я не напрашивалась в эту семью. Это наш общий дом, и я имею право на уважение в нём.
— Иди проспись, — презрительно бросил Глеб. — Завтра поговорим, когда остынешь.
Свекровь засобиралась домой, шумно возмущаясь. Из прихожей было слышно, как она говорила сыну:
— Не мужик ты, раз такое терпишь. Мой отец никогда бы не позволил матери так разговаривать!
После её ухода Наталья долго сидела на кухне. В голове крутились обрывки фраз, унижения, претензии. Всё, что она годами терпела, складывалось как пазл — с ужасающей ясностью.
Глеб вернулся, хлопнув дверью:
— Ну и цирк ты устроила! Мать в бешенстве уехала! Сказала, что ноги её больше здесь не будет!
— А я? — тихо спросила Наталья. — Я сколько в слезах была?
— Ой, началось, — он плюхнулся в кресло, закатывая глаза. — Сейчас будем страдания записывать?
— Глеб, — она посмотрела ему прямо в глаза, — я в последнее время поняла, что мы чужие друг другу. Абсолютно чужие.
— Чем тебе это в голову ударило? — он усмехнулся. — Жили как все, и вдруг — чужие!
— «Как все» — это как? Унижения? Контроль? Отчёты за каждую покупку?
Он поморщился:
— Ну хватит драматизировать. Обычная финансовая дисциплина. Без неё никак.
— Я подаю на развод, — выпалила она.
— Что? — он рассмеялся, и этот смех ударил больнее, чем крик. — Что смешного?
— Ты, — он продолжал ухмыляться. — «Я подаю на развод» — это так драматично звучит! Прямо как в сериале.
Наталья встала:
— Смейся сколько хочешь. Я не шучу.
— Ой, да подавай, — он махнул рукой. — Потом сама приползёшь. Куда ты денешься с двумя детьми? На что жить будешь?
— Денусь, — она сжала кулаки. — И детей заберу. Им вредно расти в такой атмосфере.
— Суд не отдаст тебе детей, если у тебя нет жилья, — он смотрел на нее, как на неразумного ребенка. — А квартира моя, сама знаешь. До брака покупал.
— Но ипотеку мы платили вместе, — возразила она. — И у меня есть выписки. Все платежи.
Что-то мелькнуло в его глазах — неуверенность? Беспокойство? Но он быстро взял себя в руки.
— Ладно, иди спать. Завтра остынешь.
Но Наталья не остыла. Через два дня она записалась на консультацию к юристу — бывшей однокурснице Светлане, с которой недавно восстановила контакт.
— Ты с ума сошла? — орал он, размахивая бумагой перед ее лицом. — Опомнись! Ты что, правда готова разрушить семью из-за своих фантазий?
— Это не фантазии, — она поразилась своему спокойствию. — Это реальность. В которой я больше не хочу жить.
— Черта с два ты что-то получишь! — он схватил телефон. — Я сейчас же закрою все счета! Будешь знать!
— Закрывай, — она пожала плечами. — Я все равно к ним доступа не имею. Мне хватит своей карты.
Он осекся.
— Какой своей карты?
— Той, на которую приходит моя зарплата последние два месяца, — она позволила себе улыбку, видя его растерянность. — Да, Глеб. Я открыла счет. И все премии перевожу туда. Знаешь, прокладки там, джинсы, всякая ерунда, которую тебе приходилось одобрять…
Он потемнел лицом:
— Ах ты…
— Не при детях, — оборвала она. — Они и так слышали достаточно.
Бракоразводный процесс оказался сложнее, чем Наталья предполагала. Сначала подали заявление на развод, потом начался отдельный процесс по разделу имущества. Глеб нанял дорогого адвоката, настаивая, что квартира полностью его, поскольку была приобретена до брака.
— Ты прекрасно знаешь, что имеешь право на компенсацию, — говорила Светлана, ее юрист и бывшая однокурсница. — Ипотеку вы платили вместе из общих денег. У тебя есть выписки по счетам?
— Все собрано, — кивнула Наталья. — За восемь лет каждый платеж.
— И документы по поводу твоего вклада в ремонт квартиры?
— Нашла все чеки, которые сохранились. Даже переписку, где мы обсуждали покупку мебели.
Светлана улыбнулась:
— Молодец. Ты меня удивляешь — такая собранная.
— Я давно собиралась, просто не решалась, — тихо призналась Наталья.
Развод оформили через три месяца. Еще через месяц суд вынес решение по имуществу: хотя квартира осталась Глебу, Наталья получила значительную компенсацию за свою долю в выплатах ипотеки и вложениях в ремонт. Опеку над детьми оформили совместную, но проживать они стали с матерью.
Через месяц Наталья нашла квартиру в соседнем районе — небольшую, но светлую, с детской комнатой и видом на парк. Дети освоились быстро. Даня даже записался в футбольную секцию — ту самую, школьную.
— Мам, а можно я куплю новую игру? — спросил он как-то вечером. — Она полторы тысячи стоит.
— Сейчас посмотрим, — Наталья открыла ноутбук, проверила баланс. — Да, можно. Только это в счет твоих карманных на эту неделю, договорились?
Даня просиял и кивнул. Никакого страха, никакой неловкости в глазах. Просто обычный разговор ребенка с родителем.
Вечером, когда дети заснули, Наталья села на кухне с чашкой чая. Новой, красивой чашкой, которую купила себе просто так, без отчета и разрешения. Маленький символ свободы.
Телефон пискнул сообщением от Глеба: «Завтра заберу детей в 10. Напомни им куртки взять, у меня холодно».
Она кивнула сама себе и ответила: «Хорошо». Спокойно, без дрожи в пальцах. Равная с равным.
В окно светила луна, и Наталья подумала, что впервые за много лет она чувствует… благодарность. Не Глебу, конечно. Себе — за смелость. Елене — за слова, открывшие глаза. И даже Ирине Дмитриевне, чья грубость стала последней каплей.
Она сделала еще глоток. Чай был горячим и сладким. Таким, как она любила. Потому что теперь она могла выбирать сама.
