Олег положил на стол таблицу Excel. Развернул её так, чтобы я видела цифры — аккуратные, выверенные, разбитые по категориям.
— Ты мне должна три тысячи, — сказал он.
Я стояла у плиты, помешивала суп. Ложка замерла.
— Повтори?
— Три тысячи за прошлый месяц. Продукты — двадцать две. Делим пополам. Ты скинула восемь. Разница — три.
Четыре года вместе. Четыре года я варила ему этот суп, гладила рубашки, покупала его любимый сыр. А он сидел и считал, сколько я должна.
— Ты издеваешься?
— Я серьёзно. У каждого своя зарплата. Почему я должен тянуть всё на себе? Давай честно — раздельный бюджет. Каждый вносит поровну. Так живут все нормальные пары.
Я выключила плиту. Села напротив.
— Нормально? Олег, я ем в два раза меньше. Я покупаю порошок, бумагу, мыло — ты это в таблицу не вносишь. Я готовлю, убираю, стираю. Это тоже в Excel внесём?
Он отвёл взгляд.
— Не передёргивай. Я про деньги. Про то, что ты меня контролируешь. Слышал, как ты маме говорила про мой «ветер в кармане». Думаешь, приятно?
Я таких слов не помнила. Но спорить не стала.
— И что предлагаешь?
— Раздельный бюджет. Каждый сам за себя. Как у Антона с Мариной. Они живут так три года — никаких проблем.
Антона с Мариной мы видели два раза в год. Я их толком не знала.
— Хорошо, — сказала я. — Давай раздельный. Но честный. Ты покупаешь себе продукты, я — себе. Каждый готовит сам.
Он нахмурился.
— Зачем два борща варить? Это глупо.
— Ты хочешь справедливости? Вот она.
Олег сжал губы, взял таблицу и ушёл, не ответив.
Через три дня я встретила Марину у торгового центра. Она выходила из кофейни, выглядела измотанной.
— Марина?
Она обернулась, улыбнулась натянуто.
— О, привет. Сколько лет.
Мы остановились у витрины. Я решилась сразу.
— У вас с Антоном правда раздельный бюджет?
Она замерла. Усмехнулась.
— Олег рассказал?
— Говорит, вы так живёте и всё отлично.
Марина посмотрела мимо меня.
— Отлично… Я держу деньги отдельно, потому что Антон влез в крипту и слил кучу денег. Сначала свои, потом начал просить у меня. Я дала раз, два, потом поняла — если не отделю свои деньги, он затянет меня в яму. Раздельный бюджет — это не про равенство. Это про выживание.
Она поправила сумку на плече.
— Если Олег начал делить деньги — задумайся. Антон тоже начинал с таблиц.
Она ушла. Я стояла у витрины и смотрела на своё отражение в стекле.
Вечером я открыла холодильник — и увидела малярный скотч, наклеенный посередине полки. Ровно, будто по линейке. Слева его территория, справа моя.
Я стояла с пакетом молока в руках и смотрела на эту серую липкую полосу.
На столе лежал новый блокнот. Открыла — Олег записывал каждую покупку: хлеб, масло, яйца. Внизу мелким почерком: «Задолженность — 3200».
Я закрыла блокнот. Села на стул. Попыталась понять — зачем? Может, хочет уйти? Может, влез в долги? Может, кто-то есть?
Ничего не сходилось.
Я не говорила Олегу про свой доход. Три года назад начала вести онлайн-консультации — юридические вопросы, помощь с документами. Сначала небольшие суммы. Потом больше. Два месяца назад компания предложила корпоративный курс.
Гонорар был в пять раз больше зарплаты Олега.
Я молчала. Хотела посмотреть — как далеко он зайдёт.
Олег не отступал.
— Вика, раздельный бюджет — это нормально, это по-взрослому. У Антона с Мариной всё прекрасно.
— Ты правда веришь, что прекрасно? — спросила я.
— Антон говорит — да. Свобода, никаких претензий.
Я вспомнила лицо Марины. «Это про выживание».
— Хорошо, — сказала я. — Давай раздельный. Честный. Ты покупаешь свои продукты, я — свои. Ты готовишь себе, я — себе. Квартплату делим по факту. Бытовую химию покупаю для своего. Стираю только своё.
Лицо Олега вытянулось.
— Погоди, это какая-то чушь. Зачем два раза плиту включать?
— Затем, что ты хотел справедливости. Вот она.
— Вика, я не это имел в виду…
— А что ты имел в виду? — Я встала, подошла ближе. — Что я буду платить поровну, а ты — есть мою еду, носить рубашки, которые я выстирала, жить в квартире, которую я убираю? И это равенство?
Он схватил телефон и вышел на балкон.
Я содрала скотч с полки холодильника. Бросила в мусор.
На следующий день я купила продуктов только на себя: овощи, гречку, кефир, яблоки. Выложила на правую полку холодильника.
Олег вернулся в восьмом часу. Открыл холодильник — застыл.
— Что это?
— Мои продукты.
— А остальное?
— Остальное твоё. Покупай сам.
Он обернулся.
— Серьёзно? Я до восьми на работе, мне когда по магазинам ходить?
— Не знаю. Это твоя зона ответственности.
— Вика, хватит. Ты понимаешь, что это неудобно.
— Мне удобно, — сказала я ровно. — Я живу по раздельному бюджету. Как ты хотел.
Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Потом развернулся и ушёл.
Я поставила варить гречку. Олег вышел через десять минут, посмотрел на кастрюлю.
— Это только на тебя?
— Да.
— И мне ничего?
— Ты хотел раздельный бюджет. Получи.
Он открыл шкаф, достал старую пачку пельменей. Кинул их в кипяток, стоял у плиты, отвернувшись.
Мы ели в тишине. Он из сковородки, я из тарелки. Между нами была пропасть шириной в метр и глубиной в четыре года.
Прошло три дня. Олег покупал готовую еду в контейнерах, разогревал в микроволновке. Я готовила, как всегда — но только на себя. Мы не разговаривали.
В субботу утром он сидел с кофе. Я мыла свою посуду. Его тарелка с остатками вчерашней еды лежала в раковине — я её не трогала.
Телефон на столе вибрировал. Олег положил его экраном вверх. Я случайно увидела уведомление: «Поступление средств: +187 000 ₽».
Олег поднял голову. Перехватил мой взгляд. Замер.
— Это что за перевод?
— Рабочий.
— Рабочий? — Он взял телефон, уставился на сумму. — Сто восемьдесят семь тысяч? У тебя зарплата тридцать пять.
— Это не зарплата. Гонорар за проект.
— Какой проект?
— Корпоративный курс. Веду второй месяц.
Молчание. Потом он положил телефон, откинулся на спинку стула.
— Второй месяц. И ты молчала?
— Молчала.
— Почему?
Я вытерла руки. Обернулась.
— Потому что ты считал, сколько я должна за хлеб.
Он встал резко, прошёлся по кухне, потёр лицо.
— То есть ты специально молчала? Пока я тут с таблицами сидел, ты уже зарабатывала больше меня в пять раз?
— Да.
— Зачем?!
— Чтобы посмотреть, как далеко ты зайдёшь.
Он стоял, сжав кулаки, лицо красное.
— Ты издеваешься.
— Нет. Я приняла твои правила. Ты хотел раздельный бюджет — вот он. Ты хотел справедливости — получи.
Олег развернулся и вышел из кухни. Хлопнула дверь.
Вечером я открыла Excel. Сделала таблицу — точно такую же, как у Олега. Только подробнее.
Продукты: я ем тридцать процентов, он семьдесят. Его доля — семнадцать тысяч.
Коммунальные: он до ночи с компьютером и телевизором, душ дважды в день. Его доля — шестьдесят пять процентов.
Уборка: рыночная стоимость клининга — дважды в неделю. Я убираю сама. Его доля: шестнадцать тысяч в месяц.
Готовка: средняя цена повара — триста рублей за блюдо. Я готовлю пять раз в неделю плюс завтраки. Его доля: двадцать пять тысяч.
Стирка и глажка его вещей: прачечная берёт полторы тысячи в неделю. Его доля: шесть тысяч.
Итого: Олег должен шестьдесят четыре тысячи рублей.
Я распечатала таблицу. Положила на стол — туда, где раньше лежал его блокнот.
Олег пришёл через час. Увидел листок. Взял, прочитал. Лицо менялось — недоумение, потом шок.
— Ты с ума сошла? Шестьдесят четыре тысячи за борщ?
— Не за борщ. За то, что ты пользуешься моими услугами бесплатно и при этом выставляешь счета за продукты, которые ешь сам.
Он швырнул листок на стол.
— Брак — это не бизнес, не счета!
Я посмотрела на него долго.
— Точно. Брак — это не бизнес. Но ты первый решил превратить его в бизнес. Ты принёс таблицу и сказал, что я должна. Ты наклеил скотч в холодильнике. Ты завёл блокнот с долгами. Всё это ты, Олег. Не я.
Он молчал. Дышал тяжело, смотрел в пол.
— Ладно. Ладно, я погорячился. Давай забудем. Давай как раньше — общий бюджет, никаких таблиц.
— Нет.
— Как нет?
— Мне удобнее раздельный. Как ты хотел.
Он медленно опустился на стул, положил руки на стол.
— Вика… что ты делаешь?
— Защищаю себя. Ты хотел контролировать меня через деньги. Решил, что можешь диктовать, сколько я должна. А когда узнал, что я зарабатываю больше, обиделся. Не потому что я молчала. А потому что ты больше не главный.
В его глазах — растерянность и страх.
— Я не хотел…
— Тогда что ты хотел?
Он не ответил. Сидел, глядя в пустоту.
Я взяла таблицу, сложила, убрала в ящик.
— Я не требую эти деньги. Но твои требования больше не принимаю. Хочешь раздельный бюджет — живи с ним. Хочешь семью — веди себя как партнёр.
Я вышла. Олег остался сидеть один, с опущенными плечами.
Неделю он ходил тихий. Покупал себе продукты, готовил сам — неумело, но старался. Я видела, как читает рецепты с телефона. Как обжигает пальцы о сковородку. Как выбрасывает пригоревшее и начинает заново.
Я не помогала. Мы жили в одной квартире, но будто в разных мирах.
В пятницу он постучал в дверь моей комнаты. Стоял с виноватым лицом, держал тот самый блокнот.
— Можно?
Я кивнула. Он сел на край кровати.
— Прости. Я был идиотом.
Я молчала.
— Я думал, что так справедливо. Что ты меня контролируешь. Что должен защищаться. А когда ты согласилась на раздельный бюджет, я понял, как это выглядит. Как ты всё тянула, а я ещё и счета выставлял.
Он вырвал страницу с долгами, скомкал.
— Я не хотел обидеть. Просто Антон жаловался, как Марина его пилит, требует отчёты. И я испугался, что у нас будет так же.
— Я никогда не требовала у тебя отчётов, — сказала я ровно.
— Знаю. Ты вообще ничего не требовала. — Он потёр лицо. — А я начал делить хлеб и клеить скотч. Как дурак.
Он посмотрел на меня.
— Можем вернуть всё как было?
Я покачала головой.
— Нет, Олег. Как было — не вернём.
Он сжался.
— То есть ты хочешь расстаться?
— Я не знаю, чего хочу. Но знаю, чего не хочу. Не хочу быть с человеком, который в любой момент может достать таблицу и сказать, что я должна. Который начинает защищаться от меня, вместо того чтобы быть со мной.
Он кивнул медленно.
— Понял. — Он встал. — Я буду стараться. Обещаю.
Он вышел. Я осталась сидеть, глядя в окно.
Прошёл месяц. Олег старался — покупал продукты на двоих, готовил, убирал. Спрашивал, нужна ли помощь. Не лез с расспросами про деньги.
Но что-то сломалось. Я не могла объяснить — просто внутри стало холодно. Когда он обнимал, я не сопротивлялась, но не откликалась. Когда шутил, улыбалась вежливо, без тепла.
Однажды вечером мы сидели на кухне. Он напротив, молчал долго. Потом спросил тихо:
— Ты меня простила?
Я посмотрела на него. Усталое лицо, тени под глазами.
— Не знаю. Наверное, нет.
Он кивнул.
— А сможешь? Когда-нибудь?
— Может быть. А может, нет. Я правда не знаю.
Мы сидели молча. За окном гудели машины, хлопала дверь подъезда.
— Значит, я всё испортил. Из-за таблицы и трёх тысяч.
— Не из-за таблицы. Из-за того, что ты увидел во мне врага. Из-за того, что тебе важнее было доказать правоту, чем услышать меня.
Олег опустил голову.
Я встала, подошла к окну.
— Знаешь, что самое страшное? Я думала, мы команда. А оказалось, что я для тебя — соседка по квартире, которая должна платить поровну. И когда я стала зарабатывать больше, ты испугался не за нас, а за себя.
— Вика…
— Иди спать, Олег.
Он ушёл. Я осталась стоять у окна. Смотрела на своё отражение в тёмном стекле и не узнавала себя.
Через две недели Олег собрал вещи. Сказал, что даёт мне время подумать. Что не хочет давить. Что переедет к родителям и будет ждать моего решения.
Я не остановила его.
Квартира опустела. Я ходила по комнатам — наши фотографии на полках, его кружка в шкафу, запах одеколона в ванной. Всё осталось, а его нет.
Открыла холодильник. Полки заполнены только моими продуктами. Никакого скотча, никаких границ. Просто моя еда в пустом пространстве.
Телефон завибрировал — сообщение от Марины: «Слышала, вы разъехались. Если надо поговорить — звони».
Я не ответила.
Ещё одно сообщение — от Олега: «Я люблю тебя. Прости меня».
Прочитала. Не ответила. Положила телефон экраном вниз.
Села на диван. Тишина давила на уши. Я думала — чего я хотела? Чтобы он понял? Понял. Чтобы извинился? Извинился. Чтобы изменился? Пытался.
Но трещина осталась.
Встала. Прошла на кухню. Открыла ящик, где лежала моя таблица — та, где я посчитала его долг. Достала листок. Посмотрела на цифры. Потом разорвала его пополам. Ещё раз. Ещё.
Бросила в мусор.
Села за стол. Посмотрела на пустую кухню — моя территория, моё пространство, мои правила.
Жизнь продолжалась. С ним или без — пока не знала. Но я точно знала одно: больше никто не будет клеить скотч в моём холодильнике. Никто не будет считать, сколько я должна за хлеб. Никогда.
Я выиграла этот раунд. Но почему-то не чувствовала победы.
