Андрей отставил чашку с недопитым чаем. Посмотрел на жену так, будто она внезапно заговорила на неизвестном ему языке. С удивлением и легкой досадой, как смотрят на сломавшуюся вещь, которая еще вчера работала исправно.
— Лен, ты чего? Мы же все обсудили. Маме одной тяжело. Квартира у нее старая, район плохой. А у нас… — он обвел рукой кухню, новенький гарнитур, блестящую плитку, — у нас просторно. Места всем хватит.
— «Обсудили»? — Лена горько усмехнулась. — Это когда ты вчера вечером пришел и поставил меня перед фактом: «Мама переезжает к нам»? Это у тебя называется «обсудили»?
— Ну а что обсуждать? Это же моя мама. Она меня вырастила. Я не могу ее бросить в беде. Ты же знаешь, у нее сердце пошаливает, давление скачет. Ей уход нужен, присмотр.
— Уход и присмотр — это одно. А совместное проживание на моей территории — совсем другое. Андрей, это
Он нахмурился. Вот оно. Самое больное. «Моя квартира». Он всегда чувствовал себя здесь немного гостем. Хотя Лена никогда его этим не попрекала, сам факт, что он пришел в ее готовое, обустроенное жилье, давил на него.
— Опять ты за свое, — процедил он. — При чем тут чья квартира? Мы семья. А в семье принято помогать друг другу. Или у тебя какие-то другие «семейные устои»?
Эта фраза стала последней каплей. «Семейные устои». Она слышала это уже сто раз. «Устои», по которым она должна была молча соглашаться со всем, что решала ее свекровь, Тамара Павловна. «Устои», по которым ее мнение не учитывалось. «Устои», по которым она, хозяйка дома, должна была подстраиваться под чужие привычки и капризы.
— Хватит! — Лена вскочила, опрокинув стул. — Мне хватило ваших «устоев»! Когда мы только поженились и жили на съемной, и твоя мама приезжала «погостить на недельку», а оставалась на три месяца? Когда она без спроса переставляла мои вещи, готовила на моей кухне то, что я не ем, и комментировала каждый мой шаг? Когда она рассказывала всем нашим общим знакомым, какая я никудышная хозяйка? Это твои «устои»? Спасибо, я наелась!
— Она просто хотела как лучше. Она человек старой закалки.
— «Как лучше» для кого? Для себя! Андрей, я не пущу ее сюда. Ни на день, ни на неделю. Никогда. Это не обсуждается.
Она видела, как в его глазах гаснет недоумение и разгорается холодная злость. Он тоже встал, возвышаясь над ней.
— Значит, так? Ты ставишь мне ультиматум? Либо ты, либо моя мать?
— Я ставлю вопрос о своих личных границах. И о своем душевном спокойствии. Если для тебя это ультиматум — пусть будет так.
Он молча смотрел на нее несколько секунд. Затем развернулся, схватил с вешалки куртку и пошел к двери.
— Я к маме, — бросил он, не оборачиваясь. — Ей нужно помочь собрать вещи.
Дверь хлопнула. Лена осталась одна посреди кухни. Руки дрожали. Она медленно подняла стул, села и обхватила голову руками. Неужели это конец? Пять лет брака, любви, общих планов — все это сейчас рушилось из-за вопроса, который она считала давно решенным. Она всегда знала, что жить со свекровью не сможет. И Андрей, как ей казалось, это понимал и принимал. Что же изменилось?
Ответ пришел сам собой. Изменилось то, что теперь у них была «возможность». Просторная двухкомнатная квартира Лены. Идеальный плацдарм для Тамары Павловны, чтобы развернуть свою бурную деятельность по «налаживанию семейного быта».
Телефонный звонок вырвал ее из оцепенения. На экране высветилось «Тамара Павловна». Сердце ухнуло вниз. Она сбросила вызов. Через секунду телефон зазвонил снова. И снова. И снова. Лена выключила звук и отшвырнула аппарат на диван. Она не была готова к этому разговору. Еще не была.
Весь следующий день прошел в тягостном молчании. Андрей не вернулся. На сообщения не отвечал. Лена ходила по своей квартире, как тигр в клетке. Каждая вещь, каждая деталь интерьера, которую она с такой любовью подбирала, теперь казалась хрупкой и уязвимой. Вот ее любимое кресло у окна, где она читала по вечерам. Она представила, как в нем сидит Тамара Павловна, укутанная в свою колючую шаль, и смотрит на нее с неодобрением. Вот ее рабочий стол с ноутбуком. Она представила, как свекровь заходит в комнату без стука и начинает давать «ценные советы» по поводу ее работы.
К вечеру нервы были на пределе. Лена поняла, что больше не может находиться в этой гнетущей неизвестности. Она набрала номер Андрея. Он ответил не сразу.
— Да.
— Ты домой придешь? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— А есть смысл? — его голос был чужим и ледяным. — Ты свое решение приняла.
— Андрей, пожалуйста, давай поговорим. Спокойно.
— О чем? О том, что ты ненавидишь мою мать?
— Я не ненавижу ее. Я просто не хочу с ней жить. Это разные вещи.
— Для меня — нет. Я не могу выбирать между женой и матерью. Это дико.
— Так не выбирай! — в отчаянии воскликнула она. — Найдите ей квартиру рядом. Будем помогать, навещать. Я не против. Я против совместного проживания!
В трубке наступило молчание. Потом Андрей тяжело вздохнул.
— Ладно. Дай мне пару дней. Я что-нибудь придумаю.
У Лены отлегло от сердца. «Придумает». Значит, еще не все потеряно. Значит, он понял.
Эти два дня были наполнены хрупкой надеждой. Лена даже начала убираться, готовить его любимое блюдо. Она убеждала себя, что они взрослые люди и смогут найти компромисс. Андрей вернется, они сядут, все обсудят, и жизнь вернется в прежнее русло.
На третий день вечером он позвонил сам.
— Лен, я сейчас приеду. Не один.
Надежда внутри нее оборвалась, как натянутая струна.
— С кем? — спросила она шепотом, уже зная ответ.
— С мамой. Лен, только не начинай, пожалуйста. Ей просто нужно переночевать пару ночей. У нее в квартире прорвало трубу, там потоп. Аварийка приехала, что-то делает, но жить там сейчас невозможно. Всего на пару дней, пока все не высохнет. Ты же не выгонишь ее на улицу?
Это был удар ниже пояса. Шантаж чистой воды. Лена закрыла глаза. Она прекрасно понимала, что «пара дней» — это ловушка. Стоит ей один раз уступить, впустить свекровь на свой порог, и она не уйдет уже никогда. Тамара Павловна умела пускать корни.
— Андрей… — начала она, но он ее перебил.
— Мы уже подъезжаем. Будь человеком, Лен.
И повесил трубку.
Через десять минут в дверь позвонили. Лена стояла в коридоре, не в силах сдвинуться с места. Звонок повторился, настойчивый, требовательный. Она медленно пошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стоял Андрей, а за его спиной — Тамара Павловна. Рядом с ними громоздились два огромных чемодана и несколько коробок.
«Пара ночей», — с горечью подумала Лена, глядя на этот внушительный багаж.
Она глубоко вздохнула и открыла дверь.
— Здравствуй, Леночка, — пропела свекровь, проскальзывая мимо нее в квартиру. — Ох, как у тебя тут хорошо! Чистенько, уютненько. Сразу видно — хозяйка!
Она беззастенчиво стала осматриваться, заглядывая в комнаты. Андрей молча занес чемоданы и коробки.
— Мам, располагайся пока в гостиной, — сказал он, избегая смотреть на Лену. — Я сейчас постелю тебе на диване.
Лена стояла как вкопанная. Они вели себя так, будто ее здесь не было. Будто это их квартира, а она — просто предмет интерьера.
— Я думала, ты только на пару ночей, — сказала Лена, обращаясь к свекрови. Голос ее прозвучал глухо.
Тамара Павловна обернулась. На ее лице было выражение слащавого сочувствия.
— Ох, деточка, кто же знает, как оно повернется. С этими коммунальщиками… Сама понимаешь. Может, пара дней, а может, и неделя-другая. Но ты не волнуйся, я тебя не стесню. Я тихонечко, как мышка. Буду вам помогать, обеды готовить, убираться. Андрюшеньке моему уход нужен, он у меня такой измотанный на работе.
Она подошла к сыну и смахнула с его плеча несуществующую пылинку. Андрей стоял с виноватым видом, но молчал.
В этот момент Лена поняла, что проиграла битву. Но война еще не была окончена.
Первая ночь была адом. Лена не спала, прислушиваясь к каждому шороху из гостиной. Утром ее разбудил запах жареных котлет, который она ненавидела с детства. На кухне хозяйничала Тамара Павловна. На плите скворчала сковорода, забрызгивая жиром новую блестящую варочную панель.
— Леночка, проснулась! А я тут завтрак готовлю. Андрюшенька любит мои котлетки.
Лена молча налила себе кофе и вышла на балкон. Ей нужен был воздух. Ей нужно было подумать.
Дни потянулись, как в кошмарном сне. «Пара ночей» превратились в неделю. Свекровь полностью оккупировала квартиру. Ее вещи расползлись по всем комнатам. В ванной появились ее баночки и скляночки, на кухне — ее кастрюли и приправы. Она постоянно что-то мыла, чистила, переставляла, создавая иллюзию бурной деятельности и незаменимости. Все это сопровождалось бесконечными комментариями и советами.
— Леночка, шторы у тебя пыльные, надо бы постирать.
— Леночка, суп какой-то жидкий, надо погуще варить.
— Леночка, а почему у тебя цветы в горшках вянут? Забываешь поливать?
Лена стискивала зубы и молчала. Андрей делал вид, что ничего не происходит. Он приходил с работы, с аппетитом ел мамины котлеты и смотрел телевизор. Все попытки Лены поговорить с ним натыкались на стену.
— Лен, ну что ты опять начинаешь? Мама старается, помогает. Тебе же легче.
— Мне не легче, Андрей! Я задыхаюсь в собственном доме!
— Это все твои нервы. Просто расслабься.
Кульминация наступила через две недели. Лена вернулась с работы раньше обычного и застала в своей спальне Тамару Павловну. Свекровь стояла перед открытым шкафом и перебирала ленины платья.
— О, Леночка, а я тут ревизию навожу, — без тени смущения заявила она. — У тебя столько вещей ненужных висит. Вот это платье, например. Цвет тебе совершенно не идет. А это… ты в нем такая полная. Давай я их отдам дочке тети Зины, ей нужнее.
У Лены потемнело в глазах. Чужой человек роется в ее вещах. В ее спальне. В ее жизни.
— Вон, — прошептала она.
— Что, деточка? — не расслышала свекровь.
— Вон отсюда! — закричала Лена, сама не узнавая свой голос. — Вон из моей спальни! Вон из моей квартиры! Немедленно!
Тамара Павловна отшатнулась, на ее лице отразился неподдельный ужас, который тут же сменился праведным гневом.
— Да как ты смеешь! Я мать твоего мужа! Я тебе в матери гожусь!
— Мне не нужна такая мать! Собирайте свои вещи и уходите!
В этот момент в квартиру вошел Андрей. Он увидел плачущую мать, жену с горящими от ярости глазами и все понял.
— Лена! Ты с ума сошла? На мать кричать!
— Это она с ума сошла! Она рылась в моих вещах! В нашей спальне! Андрей, я больше не могу! Или она, или я!
Он посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. Потом подошел к матери, обнял ее за плечи.
— Успокойся, мама. Пойдем, выпей воды.
Он увел ее на кухню, оставив Лену одну в разгромленной спальне. Она села на край кровати и разрыдалась. От бессилия, от обиды, от предательства.
Через час Андрей вошел в спальню. Лицо его было похоже на маску.
— Мама уезжает, — сказал он глухо. — Завтра. Я купил ей билет.
Лена подняла на него заплаканные глаза. Неужели? Неужели он наконец-то ее услышал?
— Но и я ухожу, — добавил он. — Вместе с ней. Я не могу ее оставить одну после такого. И я не могу жить с женщиной, которая так ненавидит мою семью.
Он развернулся и вышел. Лена слышала, как он начал собирать свои вещи в гостиной. Мир рухнул. Она добилась своего — свекровь уезжает. Но какой ценой? Ценой собственного брака.
Вечер прошел как в тумане. Тамара Павловна демонстративно громко вздыхала и охала на кухне, жалуясь сыну на подскочившее давление. Андрей молча складывал свои рубашки в чемодан. Лена сидела в спальне, заперев дверь, и тупо смотрела в стену.
Когда все стихло, и она поняла, что они легли спать, Лена вышла из комнаты. В гостиной стоял собранный чемодан Андрея. На журнальном столике лежал его телефон. Внезапно экран загорелся, высветив уведомление из почты. Лена не хотела смотреть. Это было низко, подло. Но что-то заставило ее протянуть руку.
Заголовок письма гласил: «Договор купли-продажи квартиры по адресу…». Лена открыла сообщение. Дрожащими пальцами она пролистывала вложенный документ. Адрес был ей знаком. Это был адрес квартиры Тамары Павловны. Договор был датирован тремя неделями ранее. Квартира была продана. А в последнем пункте было указано, что бывшая владелица обязуется освободить жилплощадь… вчера.
«Прорвало трубу». «Потоп». «На пару ночей». Все это было ложью. Наглой, продуманной, жестокой ложью. Они продали ее квартиру и приехали сюда, чтобы остаться навсегда. Они просто поставили ее перед фактом, разыграв целый спектакль. А Андрей… он был соучастником. Он все знал с самого начала.
Холод сковал ее изнутри. Это было уже не просто предательство. Это была спланированная операция по ее захвату. По захвату ее жизни и ее дома. Она посмотрела на закрытую дверь гостиной, за которой спали ее муж и свекровь. Теперь они казались ей двумя чужими, опасными людьми. И в этот момент она поняла, что ее крики и слезы были лишь началом. Настоящая битва только предстояла. И она будет биться за себя до конца.
