— Ты не можешь просто так прийти и заявить, что забираешь мои вещи, — голос Камиллы был тихим, но в нем звенела сталь. Она стояла посреди своей маленькой кухни, скрестив руки на груди, и смотрела на мужа.
Глеб избегал ее взгляда. Он мерил шагами тесное пространство между холодильником и столом, его широкие плечи, казалось, задевали стены. В его движениях сквозила нервозная энергия, как у зверя в клетке.
— Это не твои вещи, Камилла. Это просто… квартира. Она пустует.
— Она не пустует, она моя. Это большая разница. И я не понимаю, почему мы вообще об этом говорим.
Глеб остановился и наконец посмотрел на нее. Его лицо, обычно открытое и добродушное, было искажено странной, почти страдальческой гримасой.
— Алинка приезжает. Насовсем. С Мишкой.
Камилла молчала, переваривая новость. Алина, младшая сестра Глеба, была его вечной болью и заботой. Ветреная, непрактичная, она вечно влипала в истории, из которых Глеб ее героически вытаскивал. Последние пять лет она жила в другом городе с мужем, которого вся семья видела два раза на свадьбе. Судя по тону Глеба, этот брак закончился.
— Что случилось? — осторожно спросила она.
— Что случилось… — горько усмехнулся Глеб. — Ее благоверный нашел себе новую музу. Моложе, без ребенка, без проблем. Выставил ее за дверь. Сказал, поживи у мамы, а мы пока разберемся. Вещей не отдал, денег тоже. Она с одним чемоданом и с Мишкой на руках. Приедет завтра.
Камилла почувствовала укол сочувствия к золовке, смешанный с дурным предчувствием. Она знала своего мужа. Его обостренное чувство ответственности за сестру часто переходило все разумные границы.
— Ужасно. Бедная Алина. Ей нужно где-то пожить, конечно. К маме она поедет?
— К маме? — Глеб посмотрел на нее так, будто она сказала несусветную глупость. — В ее однокомнатную хрущевку? Втроем? Алина, Мишка и мама? Ты представляешь себе это? Мишке шесть лет, ему в школу скоро. Ему нужна своя комната, пространство.
— У нас тоже не хоромы, Глеб. У нас двушка. Где они разместятся?
И тут он произнес фразу, которая стала отправной точкой конца. Он сказал это не как в названии, не требовательно, а почти заискивающе, с надеждой, что она сама все поймет и согласится.
— Я сестре пообещал, что она поживет в твоей квартире. Сказал, что у нас есть пустая однушка, как раз для них с Мишкой. Она так обрадовалась… Камилла, ну войди в положение. Это же моя сестра. Родная кровь.
Воздух в кухне сгустился. Камилла смотрела на мужа и не узнавала его. Квартира, о которой шла речь, была ее крепостью, ее личным пространством, доставшимся от бабушки. Это было единственное, что принадлежало ей безраздельно. Они с Глебом жили в квартире, купленной в ипотеку, где ее доля была лишь формальностью. А бабушкина однушка была ее тихой гаванью, местом, куда она иногда приходила побыть одна, почитать, подумать. Там хранились ее детские книги, старые фотографии, вещи, которые были дороги только ей.
— Глеб, ты не мог ей этого обещать, — медленно проговорила она. — Ты не имел права. Это моя квартира.
— Да какая разница, твоя или моя? Мы семья! — он начал заводиться. — Она стоит пустая, мы за нее коммуналку платим просто так! А тут реальная помощь нужна!
— Она не стоит пустая. Я ею пользуюсь. И это мой запасной аэродром, если хочешь знать. Гарантия, что я не останусь на улице, что бы ни случилось.
Глеб отшатнулся.
— То есть как это? Ты что, собираешься от меня уходить? Уже планируешь?
— Я ничего не планирую! — Камилла повысила голос. — Но я реалист. Сегодня ты меня любишь, а завтра, может, тоже найдешь себе «музу», как муж Алины. Я должна иметь что-то свое.
Это был удар ниже пояса, и она тут же об этом пожалела. Лицо Глеба окаменело.
— Понятно. Значит, вот как ты ко мне относишься. Спасибо, что просветила. Значит, моя сестра с племянником могут жить на вокзале, лишь бы твой «запасной аэродром» был свободен.
Он развернулся и вышел из кухни, хлопнув дверью спальни. Камилла осталась одна. Руки дрожали. Она не была черствой. Ей было жаль Алину, жаль племянника. Она была готова помочь — деньгами, вещами, найти им съемное жилье и помочь с оплатой на первое время. Но отдать свое, единственное, что давало ей чувство уверенности в завтрашнем дне? Отдать по первому требованию, потому что муж так решил, даже не посоветовавшись? Нет. Этого она сделать не могла.
На следующий день приехали Алина с Мишкой. Алина была тенью самой себя — осунувшаяся, с огромными, заплаканными глазами на бледном лице. Она почти не говорила, только курила одну сигарету за другой на балконе. Мишка, растерянный и тихий мальчик, жался к матери. Глеб окружил их заботой, которая выглядела почти демонстративной. Он постоянно подчеркивал, как им тесно, как неудобно спать на раскладном диване в гостиной, как Мишке негде играть.
На Камиллу он почти не смотрел, общаясь с ней сквозь зубы. Атмосфера в их маленькой квартире стала невыносимой. Камилла чувствовала себя чужой, злодейкой, которая не пускает несчастных родственников в свой пустующий дворец.
Вечером, когда Алина укладывала Мишку, Глеб снова начал разговор. На этот раз без криков, вкрадчивым, убеждающим тоном.
— Камиллочка, ну посмотри на нее. Она же сломлена. Ей нужно прийти в себя. Ну что тебе стоит? Пусти их на полгода. Всего на полгода. Они обживутся, Алинка найдет работу, встанет на ноги.
— Глеб, я уже сказала. Я помогу деньгами. Мы можем снять им квартиру. Недалеко от нас.
— Снять? — он фыркнул. — Ты цены на аренду видела? Это минимум тридцать тысяч в месяц. Плюс залог. Плюс комиссия. У нас есть такие деньги? У нас ипотека, если ты забыла.
— У нас есть сбережения. На ремонт.
— Вот именно, на ремонт! Который мы собирались делать три года! Ты хочешь отдать эти деньги чужому дяде за аренду, когда у нас под боком пустует своя квартира? Где логика, Камилла?
— Логика в том, что это моя квартира! — она снова срывалась на крик.
Алина, вышедшая из комнаты, замерла в коридоре. Она услышала все. Ее лицо стало еще более несчастным.
— Глеб, не надо, — тихо сказала она. — Не ссорьтесь из-за меня. Мы что-нибудь придумаем. Поедем к маме.
— Никуда ты не поедешь! — рявкнул Глеб, поворачиваясь к сестре. — Ты будешь жить по-человечески! Я обещал.
Он бросил на Камиллу испепеляющий взгляд и снова ушел в спальню. Алина посмотрела на Камиллу с виноватой мольбой во взгляде.
— Прости, Камилла. Я не хотела…
— Ты ни при чем, — устало ответила Камилла. Ей вдруг стало невыносимо жаль их всех. И себя тоже.
Через пару дней в их дом пришла свекровь, Тамара Петровна. Женщина она была простая, резкая, но справедливая. Камилла напряглась, ожидая, что сейчас начнется атака с двух флангов. Но Тамара Петровна, окинув взглядом свою поникшую дочь и мрачного сына, повела себя неожиданно.
Она усадила Камиллу на кухне, пока Глеб гулял с Мишкой, а Алина лежала в комнате с головной болью.
— Ты на дурака моего не обижайся, — без предисловий начала она, наливая себе чай. — Он у меня хороший парень, но как дело до Алинки доходит, у него голова отключается. С детства так. Он ее из любой лужи тащил, вот и привык, что он за нее в ответе.
Камилла молчала.
— Квартиру он твою требует, знаю, — продолжила свекровь. — С ума сошел. Я ему сказала: ты что творишь, идиот? Свою семью рушишь из-за сестры-недотепы. Ее муж выгнал, а виновата Камилла? Где логика?
Камилла удивленно посмотрела на свекровь.
— Спасибо, Тамара Петровна.
— Да не за что. Я же вижу. Алину жалко, конечно, кровиночка. Но ты тут при чем? У тебя своя жизнь. И квартира твоя. Бабка твоя, царствие ей небесное, не для Алины ее зарабатывала. Так что стой на своем. Не отдавай. А этому балбесу я еще мозги вправлю.
Разговор со свекровью придал Камилле сил. Она поняла, что не одна в своем мнении. Но Глеб, казалось, стал еще упрямее. Разговор с матерью только разозлил его. Он замкнулся, перестал разговаривать с Камиллой совсем, всем своим видом показывая, кто в доме враг.
Он начал действовать иначе. Он пытался вызвать в ней чувство вины через племянника.
— Мишка опять кашляет. Конечно, спит на сквозняке в гостиной. Была бы у него своя комната…
— Камилла, ты не могла бы посидеть с Мишей вечером? Алине нужно сходить на собеседование. Правда, куда она пойдет работать, если ребенок постоянно будет на ней висеть? Вот если бы они жили отдельно, можно было бы няню на пару часов нанять…
Камилла сидела с Мишей, играла с ним, читала ему книги. Мальчик был славный, и сердце у нее сжималось от жалости. Но она понимала, что это манипуляция. Глеб давил на самые больные точки.
Однажды он пришел домой с тортом и цветами. Камилла насторожилась. Он не делал этого уже очень давно.
— Прости меня, — сказал он, обнимая ее. — Я был неправ. Давил на тебя. Я просто очень переживаю за сестру. Давай не будем ссориться.
Камилла растаяла. Она так устала от этой холодной войны. Она обняла его в ответ, вдыхая родной запах.
— Я тоже не хочу ссориться, Глеб. Давай найдем другое решение. Вместе.
Они пили чай с тортом, почти как раньше. Алина, видя их перемирие, тоже немного ожила. Глеб строил планы, как они помогут Алине найти работу, как снимут ей уютную квартирку. Камилла слушала и верила. Она хотела верить.
А через два дня, вернувшись с работы, она не нашла на привычном месте в прихожей ключей от своей квартиры. Она обыскала все — свою сумку, карманы пальто, тумбочку. Ключей не было.
Холодный пот выступил у нее на лбу.
— Глеб, — позвала она. — Ты не видел мои ключи? От бабушкиной квартиры.
Глеб вышел из комнаты. Он был одет в уличную куртку. В руках он держал сумку с вещами.
— Видел, — спокойно сказал он. — Я их взял. Мы с Алиной сейчас поедем туда. Перевезем ее вещи.
Камилла замерла. Она смотрела на него, и мир вокруг нее медленно рассыпался на осколки.
— Что? Что ты сделал?
— Я решил проблему, — его голос был ровным, почти безразличным. — Ты не хотела по-хорошему, пришлось сделать так. Я сестре пообещал, что жить она будет в твоей квартире, давай ключи и пошустрее — потребовал он вчера, но я решил сделать это сам, без скандала. Вот, сделал. Она переедет сегодня. А мы с тобой потом поговорим.
Он произнес это так просто, будто говорил о покупке хлеба. В его глазах не было ни вины, ни сомнения. Только холодная, упрямая правота.
— Отдай ключи, — прошептала Камилла.
— Не отдам. Камилла, прекрати. Все уже решено. Алина ждет внизу в такси. Не устраивай сцен.
В этот момент в ней что-то сломалось. Вся любовь, вся нежность, все прощение, которые копились в ней, испарились, оставив после себя выжженную пустыню. Она посмотрела на мужа как на совершенно чужого человека.
— Вон, — сказала она так же тихо.
— Что?
— Вон из моей квартиры. Из этой. Прямо сейчас. Собирай свои вещи и уходи. К сестре. В мою квартиру. Но учти, вы там ненадолго.
Глеб опешил. Он явно не ожидал такой реакции.
— Ты в своем уме? Ты меня выгоняешь?
— Я? Нет. Ты сам ушел. В тот момент, когда украл мои ключи и решил за меня, как мне жить и что делать с моим имуществом. Так что иди. Твоя сестра ждет.
Она открыла входную дверь и шагнула в сторону, приглашая его на выход. Он постоял мгновение, его лицо побагровело.
— Ты еще пожалеешь об этом, Камилла, — прошипел он.
— Я жалею только о годах, потраченных на тебя. Иди.
Он выскочил за дверь, громко хлопнув ею. Камилла закрыла замок и прислонилась спиной к двери. Ноги не держали. Она сползла на пол. Слез не было. Была только оглушающая, звенящая пустота.
Она не стала звонить и ругаться. Она поступила иначе. На следующее утро она взяла отгул, позвонила в фирму по замене замков и поехала к своей квартире. Сердце колотилось так, что казалось, выпрыгнет из груди.
Дверь ей открыла Алина. Увидев Камиллу, она побледнела и начала что-то лепетать.
— Камилла… прости… я не хотела… Глеб сказал, что вы договорились…
— Собирай вещи, Алина, — спокойно сказала Камилла, проходя в квартиру. В нос ударил чужой запах духов и сигарет. На ее любимом кресле валялась чья-то кофта. — У тебя есть час.
— Но… куда я пойду?
— Туда, куда собиралась. К маме. Или куда решит твой брат. Это больше не моя забота.
За ее спиной стояли двое рабочих с инструментами. Алина смотрела то на них, то на Камиллу с ужасом.
— Ты не можешь…
— Могу. Это моя квартира. Час пошел.
Алина, рыдая, начала суетливо собирать свои немногочисленные пожитки в сумки. Мишка, испуганно жавшийся к ней, тоже плакал. Камилле было больно на это смотреть, но она не позволила себе дать слабину. Это был не тот случай, когда жалость уместна. Это был вопрос выживания. Ее собственного.
Когда Алина с сыном и сумками вышли за дверь, Камилла повернулась к рабочим.
— Меняйте. Все замки.
Через час она стояла посреди своей квартиры с новыми ключами в руке. Запах чужого присутствия еще не выветрился, но это было уже неважно. Она была дома. В своей крепости.
Вечером ей позвонил Глеб. Он кричал в трубку, обвинял ее во всех смертных грехах, называл бессердечной.
— Ты выгнала мою сестру с ребенком на улицу! Как ты могла?
— Я выгнала ее из своей квартиры. А на улицу ее выгнал ты, Глеб. Своим упрямством и своей глупостью. Ты разрушил все.
— Я?! Это ты все разрушила! Своим эгоизмом!
Камилла молча нажала на кнопку отбоя и заблокировала его номер. Потом заблокировала номера Алины и свекрови. Она знала, что Тамара Петровна, может, и была на ее стороне, но сейчас начнется семейное давление, и она не хотела этого слышать.
Она села в свое старое кресло, подогнув под себя ноги. За окном шел дождь. В квартире было тихо. Так тихо, как не было уже очень давно. Она потеряла мужа, семью, привычную жизнь. Но она не потеряла себя. И почему-то эта мысль приносила не горечь, а странное, горьковатое чувство облегчения. Душа, сжатая в комок последние недели, медленно начала разворачиваться. Впереди была неизвестность, но это была ее неизвестность. И ее квартира. И ее жизнь.
