— Собирай свои вещички, Катя. Я больше тебя не люблю.
Катя замерла с мокрой губкой в руке, которой только что протирала кухонный стол. Она медленно повернулась. Сергей, ее муж, стоял в дверях кухни, небрежно прислонившись к косяку. На его лице не дрогнул ни один мускул.
— Что… что ты сказал?
— Говорю, уходи. Квартира моя и матери, ты здесь никто. У меня другая женщина.
Удар был нанесен. Прямо, без подготовки, как удар обухом по голове.
Катя сглотнула, пытаясь удержать равновесие. «Никто?» Она посмотрела в сторону комнаты, откуда доносилось тяжелое, прерывистое дыхание Жанны Егоровны. Пять лет. Пять лет она, Катя, была сиделкой, медсестрой, прачкой и кухаркой для парализованной свекрови. Пять лет она не знала сна, меняя памперсы и переворачивая тяжелое, обмякшее тело, чтобы не было пролежней.
А Сергей… Сергей в это время «строил бизнес». Он приходил домой поздно, брезгливо морщил нос от больничного запаха и уходил в свою комнату, захлопнув дверь.
— А как же… Жанна Егоровна? — голос предательски дрогнул.
— А что она? — Сергей пожал плечами. — Сиделку найму. Не твоего ума дело. Давай, у тебя час на сборы.
Он ушел в комнату, и через секунду Катя услышала, как он воркует с кем-то по телефону. «Да, Ирочка, котенок… Скоро. Очень скоро. Я уже сказал ей».
Катя опустилась на табуретку. Час. За пять лет служения этой семье — час на сборы. Она вдруг услышала тихий стон из комнаты свекрови. Катя встала, как автомат, вытерла руки о фартук и пошла.
Жанна Егоровна лежала неподвижно. Только глаза — злые, колючие, как и до болезни — следили за невесткой. До инсульта она была грозой. Она пила кровь Кати литрами, шипя, что та «пустышка», «приживалка» и «не ровня» ее сыночку.
Катя молча поправила ей подушку и сменила питье в поильнике.
«Видела? — мысленно спросила она у лежащей женщины. — Слышала? Ваш сыночек меня выгоняет. Вас, видимо, в дом престарелых сдаст, как только я уйду».
В глазах свекрови на секунду мелькнул ужас. Она замычала, пытаясь что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип. Катя вздохнула. Злость и обида боролись в ней с привычной, въевшейся в кожу жалостью. Она не могла вот так уйти и оставить беспомощного человека на растерзание этому… котенку Ирочке.
Она вернулась на кухню. Сергей уже сидел там, попивая пиво.
— Ты еще здесь?
— Я не уйду, — тихо, но твердо сказала Катя. — Не из-за тебя. Из-за нее.
Сергей рассмеялся.
— Ах ты, святая душа! Ну, как знаешь. Места здесь мало. Можешь пока на раскладушке в коридоре.
Через два дня он привел Иру.
Это был ад. Ира, смазливая блондинка с хищным ртом, вела себя как хозяйка. Она демонстративно пользовалась Катиной кружкой, переставила ее косметику в ванной и громко смеялась по ночам в спальне, где когда-то спала Катя.
— Сереж, а от этой… э-э… Кати, пахнет! — жаловалась она утром. — Пахнет… ну, старостью. Фу.
— Потерпи, зай, — басил Сергей. — Мать не вечная. Как только… так сразу ее (он кивал на Катю) — вон.
Катя стирала. Катя мыла. Катя меняла утки. Она похудела, осунулась, и темные круги под глазами, казалось, въелись в кожу навсегда. Она жила на кухне, спала на старом диванчике, который вынесли из комнаты Жанны Егоровны.
Ира к свекрови не подходила.
— Я боюсь ее, — кокетливо морщила носик она. — Она так смотрит!
А Жанна Егоровна смотрела. Она смотрела на Иру с такой неприкрытой ненавистью, что Кате иногда становилось жутко. Она смотрела, как та роется в ее шкатулках, примеряя старые фамильные серьги.
Однажды ночью Катя проснулась от странного звука. Она вошла в комнату свекрови. Та лежала с широко открытыми глазами и едва заметно стучала костяшкой пальца по спинке кровати. Она смотрела на Катю… иначе. Не со злобой. С мольбой.
— Что такое, Жанна Егоровна? — Катя наклонилась.
Свекровь из последних сил дернула щекой, указывая на ящик комода. Катя не поняла.
Утром Жанны Егоровны не стало. Она ушла тихо, во сне.
— Ну, наконец-то! — Сергей не пытался скрыть облегчения. — Отмучилась.
Ира уже обсуждала по телефону, какой гарнитур они поставят в «бабкину» комнату.
— Катя, — Сергей повернулся к ней, когда тело вынесли. — Теперь тебе здесь делать точно нечего. Спасибо, конечно, за уход. Вот, — он сунул ей в руку несколько мятых пятитысячных купюр. — На первое время. К вечеру чтоб духу твоего не было.
Катя молча взяла деньги. Она смотрела на него, и в ее душе не было слез. Была только выжженная, холодная пустота. Она медленно пошла на кухню, чтобы собрать свои немногочисленные вещи.
И тут зазвонил телефон. На стационарный аппарат, которым пользовалась только Жанна Егоровна. Катя механически сняла трубку.
— Екатерину Викторовну можно?
— Я слушаю.
— Вас беспокоит нотариус Смирнов. Жанна Егоровна оставляла распоряжения… Вам и Сергею Игоревичу нужно явиться для оглашения завещания. Завтра в десять.
— Какое завещание? — фыркнул Сергей. — Она же парализованная была! Всё мне отходит, я единственный наследник. Но ладно, сходим, развлекемся.
На следующий день они сидели в кабинете нотариуса. Сергей развалился в кресле, поигрывая ключами от машины. Ира ждала его в коридоре. Катя сидела прямо, как струна, в своем стареньком платье.
Нотариус, сухой старичок в очках, прокашлялся и начал:
— …Завещание было составлено Жанной Егоровной два года назад, после ее первого, легкого удара, и заверено мной на дому. Она была в полном сознании и здравом уме…
Сергей напрягся.
— …Итак, согласно воле усопшей, ее доля в трехкомнатной квартире по адресу… — нотариус назвал адрес, — составляющая одну вторую (1/2) часть, после ее смерти переходит… — он сделал паузу, поправляя очки, — …гражданке Логиновой Екатерине Викторовне.
В кабинете повисла тишина. Было слышно, как тикают часы на стене.
Катя не дышала.
— ЧТО?! — взревел Сергей, вскакивая. — Этого не может быть! Она! Ей?! Да мать ее ненавидела! Это подделка! Вы мошенник!
— Прошу без оскорблений, — спокойно ответил нотариус. — Вот подпись, вот медицинское освидетельствование на тот момент. Жанна Егоровна всё прекрасно понимала.
Сергей побледнел. Он посмотрел на Катю, которая сидела, вцепившись пальцами в сумочку.
— Ах ты ж… тварь! — прошипел он. — Это ты ее подговорила! Отравила! Опоила!
Катя медленно подняла на него глаза. В них больше не было ни страха, ни боли. Только лед.
— Выйди, — сказала она тихо.
— Что?
— Выйди из кабинета, — повторила она громче, вставая. — Я хочу обсудить с нотариусом свои права. Как… совладелец.
Сергей вылетел в коридор. Ира тут же подскочила к нему:
— Ну что, дорогой? Всё?
— Пошла вон! — заорал он на нее так, что она отшатнулась.
Через пятнадцать минут вышла Катя. Спокойная, с прямой спиной. Она прошла мимо них, не удостоив взглядом, и направилась к выходу.
— Ты куда?! — догнал ее Сергей. — Ты куда пошла? Это и моя квартира!
— Вот именно, — Катя остановилась и посмотрела ему прямо в глаза. — Она и твоя. А значит, мы будем решать, как жить дальше. По-соседски.
Вернувшись в квартиру, Катя первым делом вызвала службу по замене замков и поставила новый замок на дверь в «бабкину» комнату. Туда она перенесла свои вещи и кухонный диванчик.
— Ты что творишь?! — орал Сергей.
— Обустраиваюсь. Жанна Егоровна оставила мне комнату. Я теперь здесь живу.
— А я?! А Ира?!
— А вы, Сергей, живите в своих двух комнатах. У нас теперь, по сути, коммуналка.
Вечером, когда Ира попыталась зайти в ванную, Катя преградила ей путь.
— Милочка, у нас теперь новые правила. Ты здесь вообще никто. Так что будь добра, не отсвечивай. И вот, — она протянула Ире листок. — Это график уборки мест общего пользования. И счет за коммунальные услуги. Моя доля оплачена. А вы уж как-нибудь вдвоем разделите вторую половину.
Ира посмотрела на цифры, потом на Сергея.
— Сереж? Ты же говорил, это твоя квартира!
— Она… наша… — промямлил он.
— То есть, я должна жить в одной квартире с этой… и еще платить за это?!
Жизнь Сергея и Иры превратилась в кошмар. Катя была идеальным, холодным и вежливым соседом. Она не скандалила. Она просто жила. Она готовила на кухне потрясающе пахнущие пироги и уносила их в свою комнату. Она включала музыку. Она громко разговаривала по телефону с подругами, смеялась.
А Ира и Сергей давились лапшой быстрого приготовления. Деньги у Сергея кончились — «бизнес» оказался пшиком. Ира больше не получала ни цветов, ни ресторанов. А жить в коммуналке с «терминатором» Катей ей не улыбалось.
— Ты мужик или нет? — пилила она Сергея. — Сделай что-нибудь! Выгони ее!
— Не могу! — срывался он. — Она собственник!
Через два месяца Ира не выдержала. Она собрала вещи, пока Кати не было дома.
— Ты меня обманул, Сережа, — бросила она ему на прощание. — Ты нищий приживала в квартире своей бывшей.
Прошло полгода. Катя подала в суд на принудительный выкуп доли.
Суд, учитывая враждебные отношения, постановил квартиру продать, а деньги разделить.
В тот день, когда Катя получила на свой счет половину стоимости квартиры — приличную сумму, на которую можно было купить себе отдельную, маленькую, но свою однушку, — она позволила себе зайти в кафе и заказать самый дорогой десерт.
Она сидела у окна, медленно попивая капучино. Мимо прошел Сергей. В поношенной куртке, осунувшийся, серый. Он выглядел старше своих лет. Он остановился, чтобы купить в ларьке что-то дешевое и горячее в бумажном стаканчике. Он ее не заметил.
Катя допила свой кофе. Впервые за много лет она почувствовала не злорадство, нет. Она почувствовала облегчение. И покой. Справедливость — странная штука. Иногда она приходит не оттуда, откуда ждешь.
…
Говорят, эта Жанна Егоровна при жизни была невыносимой женщиной. А может, она просто умела видеть людей насквозь получше других…
