Последний сентябрьский день выдался на удивление теплым. Солнечные лучи робко пробивались сквозь уже поредевшую листву клена за окном, рисуя на паркете гостиной подвижные узоры.
В доме Полины и Кирилла царила субботняя утренняя неспешность. Пахло оладьями, которые женщина с удовольствием готовила для мужа и детей — восьмилетнего Андрея и пятилетней Дианы.
Дети, уже накормленные, увлеченно строили замок из «Лего» в центре комнаты, изредка прерываясь на спор из-за редкой детали.
Кирилл, уткнувшись в планшет с новостями, пил кофе. Полина, присев рядом, с любовью наблюдала за этой идиллией.
Казалось, ничто не может омрачить это утро, кроме звонка мобильного телефона.
Полина уже несколько раз украдкой посматривала на свой лежащий на столе гаджет.
В голове вертелся назойливый вопрос, который она пока не решалась никак озвучить.
— Кирилл, — наконец, не выдержала Полина, — а сегодня ведь первое октября?
— Угу, — не отрываясь от экрана, пробурчал муж. — Всемирный день чего-то там… архитектуры, что ли?
— День пожилого человека, — тихо поправила его жена.
Кирилл медленно оторвал взгляд от планшета. В его глазах мелькнуло понимание, а затем — тень раздражения.
— А, — коротко бросил он. — Ну, значит, сегодня.
Они сидели в напряженной тишине, которую нарушал лишь стук кубиков «Лего». Оба думали об одном и том же — о прошлом годе и о том самом дне, который оставил в их памяти глубокую, болезненную зарубку.
*****
Год назад, первого октября, они, как примерные дети, позвонили Ирине Дмитриевне, матери Кирилла.
Поздравили женщину с праздником, пожелали здоровья и долгих лет, но этого оказалось мало.
Вечером того же дня раздался тот самый, ставший уже легендарным в их семье, звонок.
— Здравствуйте, мои дорогие, — голос Ирины Дмитриевны на том конце провода был ледяным.
Полина сразу поняла — что-то не так. Она включила громкую связь, чтобы Кирилл все слышал.
— Мама, с праздником тебя еще раз! Все хорошо? — спросил Кирилл, почувствовав подвох.
— Хорошо? — иронично переспросила Ирина Дмитриевна. — Если для вас это хорошо, то я искренне за вас рада. А я вот сижу и думаю, неужели я так плохая мать и свекровь, что заслужила лишь формальный пятиминутный звонок?
Полина и Кирилл непонимающе переглянулись.
— Мама, что ты имеешь в виду? Мы поздравили тебя, пожелали всего самого лучшего, — попытался урезонить ее Кирилл.
— Поздравили! — вспыхнула Ирина Дмитриевна. — А открытку? А цветы? Хотя бы коробку конфет! У Людмилы Петровны с работы дочь целую корзину с фруктами привезла! А у моей невестки даже мыслей не возникло порадовать свекровь. Я же не требую золотых гор! Я требую внимания, знака уважения!
Полина онемела. Она всегда находила отношения со свекровью сложными, но такой бури не ожидала.
— Ирина Дмитриевна, мы просто не подумали, что это такой важный праздник для вас, что нужны подарки… Мы искренне хотели просто поздравить, — тихо сказала она.
— Для вас я, видимо, неважная! — голос свекрови задрожал от обиды. — Пожилой человек, которому можно кинуть подачку в виде звонка и успокоиться. Спасибо, просветили. Теперь я знаю свое место в вашей жизни.
Скандал длился еще минут сорок. Ирина Дмитриевна вспоминала все прошлые обиды, реальные и мнимые: Полина не так посмотрела на семейном ужине, Кирилл забыл позвонить в прошлую субботу, дети редко ей пишут голосовыми сообщениями.
Закончилось все тем, что Ирина Дмитриевна, зарыдав, резко бросила трубку. Полина тогда тоже расплакалась.
Кирилл был в ярости. Они почувствовали себя униженными и оскорбленными. Подарки, принесенные после этого скандала, выглядели как вынужденная дань, от которой было горько на душе.
Примирение заняло несколько недель и далось тяжело, с холодными разговорами и взглядами исподтишка.
*****
И вот теперь, спустя год, первое октября снова календарным листом легло перед ними. Телефон молчал.
— Может, все-таки позвоним? — нерешительно предложила Полина. — Просто поздравим, без подарков, чтобы не усугублять?
— Нет, — твердо сказал Кирилл, отложив планшет в сторону. — Я не хочу. Я не хочу снова выслушивать этот спектакль. Если для нее любовь измеряется в коробках конфет и открытках, то это ее проблемы. Мы и так звоним ей каждую неделю, помогаем, дети общаются. Разве этого мало?
— Но она обидится, — вздохнула Полина. — Она ждет.
— Пусть обижается. В прошлый раз она нас унизила. Я не собирается подставлять вторую щеку. Мы взрослые люди, а не мальчики для битья.
Полина понимала его чувства. Она и сама почувствовала ту же горечь. Но в ее душе жил страх перед конфликтом, перед напряжением, которое снова ляжет на их семью.
Однако на этот раз она решила поддержать мужа. Они оба устали от обид свекрови.
День прошел спокойно. Супруги гуляли с детьми в парке, смеялись, катались на велосипедах.
Полина постаралась не думать о телефоне, но мысль, как заноза, сидела в сознании.
Телефон молчал. Обычно Ирина Дмитриевна, если чего-то ждала, к вечеру уже начинала намекать или звонила сама под каким-нибудь предлогом, но сегодня — ничего.
Наступил вечер. Дети были уложены спать. В доме воцарилась тишина, ставшая вдруг тревожной.
Полина и Кирилл сидели на кухне, пили чай и говорили шепотом, будто боялись спугнуть эту обманчивую гармонию.
— Странно, что она не звонит, — не выдержала Полина.
— Может, наконец-то поняла, что вела себя неадекватно? — предположил Кирилл, но в его голосе не было уверенности.
В этот момент на экране телефона Полины высветилось имя «Свекровь». Они переглянулись.
Кирилл кивнул, давая добро. Полина глубоко вдохнула и нажала на зеленую кнопку, включив громкую связь.
— Алло, Ирина Дмитриевна? Здравствуйте, — сказала она как можно более естественно.
— Здравствуйте, Полина, — голос свекрови был ровным, тихим и… пустым.
Не было в нем ни привычной строгости, ни фальшивой слащавости. Была какая-то ледяная отстраненность.
— Кирилл дома?
— Да, мам, я здесь, — отозвался Кирилл.
— Хорошо, — последовала пауза. — Я просто хотела узнать, как вы, как дети? У вас все в порядке?
— Все хорошо, мама. Мы сегодня в парке гуляли, все отлично, — сказал Кирилл, решив играть по ее правилам.
— Рада за вас, — снова последовала пауза, но уже более затяжная. — Очень рада.
— Ирина Дмитриевна, а у вас как дела? — спросила Полина, почувствовав, как нарастает неловкость.
— Не беспокойтесь. Всё как всегда. Ничего нового.
В трубке повисло тяжелое молчание. Оно было красноречивее любых упреков.
— Ну ладно, — наконец, произнесла Ирина Дмитриевна. — Я не буду вас задерживать. Спите спокойно.
— Мам, подожди… — начал Кирилл, но было уже поздно: раздались короткие гудки.
Они сидели, глядя на отключившийся экран телефона. В воздухе витало невысказанное, и от этого было еще тяжелее.
— Ну вот, — с горькой усмешкой произнес Кирилл. — Обиделась. Молча. Это даже хуже, чем скандал.
— Она ждала, что мы первыми позвоним, — прошептала Полина. — Ждала весь день и не дождалась. Для нее это доказательство, что она нам не нужна.
— Но это же не так! — с горячностью воскликнул Кирилл, понизив голос, чтобы не разбудить детей. — Мы помогаем ей, мы общаемся! Почему она не ценит всего этого? Почему один пропущенный, с ее точки зрения, звонок перечеркивает все?
— Потому что для нее это не звонок, — устало сказала Полина. — Это символ. Знак внимания, который она требует в такой, конкретной форме. А мы… мы этот знак не предоставили.
Кирилл тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Он почувствовал странную смесь вины и праведного гнева.
Да, они не позвонили. Но их молчание было ответом на прошлую агрессию. Но Ирина Дмитриевна восприняла это не как ответную реакцию, а как немотивированную жестокость.
— Что будем делать? — спросила Полина.
— Ничего, — покачал головой Кирилл. — Ничего не будем делать. Если я сейчас позвоню и начну оправдываться, это будет значить, что мы признаем ее правоту и что ее метод — скандал или обида — работает. Я не хочу этого.
— Но она страдает…
— А мы не страдали в прошлом году? — его голос снова зазвенел. — Она устроила истерику из-за конфет, Полина! Из-за конфет и открытки! Она оскорбила тебя, оскорбила меня, оскорбила наши чувства. Теперь она молча обижается. Ну и пусть. Рано или поздно она сама позвонит и предъявит нам этот «счет».
Полина понимала его логику. Она и сама ее разделяла. Но женщина, воспитанная в традиции «старших надо уважать любой ценой», поселилась тревога.
Кирилл встал и подошел к окну. Где-то там, в одной из многоэтажек, сидела его мать, одна, с горькими мыслями о неблагодарных детях.
А здесь, в теплом, уютном доме, сидел он, с горькими мыслями о несправедливой и манипулятивной матери. Мужчина резко повернулся к Полине.
— Знаешь, что самое ужасное? Я не знаю, как это исправить. Если мы уступим — мы будем потакать ее манипуляциям до конца своих дней. Если не уступим — мы будем вечно виноватыми в ее глазах и, возможно, в глазах всех родственников. Тупик.
Полина понимающе посмотрела на мужа. Она и сама все это отлично понимала.
Ирина Дмитриевна больше сама не звонила. Было очевидно, что она затаила большую обиду на супругов.
Кирилл звонил ей сам. Однако разговоры были короткие и формальные, в основном по поводу здоровья.
