— С чего я отдам вам двести тысяч? Вы же знаете мою пенсию! Я еле-еле концы с концами свожу, — с обиженным видом произнесла Лидия Петровна, скрестив руки на груди.
— Мама, ну ты серьёзно? — Андрей растерянно пожал плечами. — Я даже не знаю, что делать. Что, из горла у тебя их выдирать?
— Не знаю, — буркнула Марина, глядя на мужа. — Это твоя мать, не моя. Десять лет прошло!
Андрей тяжело выдохнул. Он и сам понимал, что разговор этот давно назревал. Но всякий раз, стоило только начать, мать включала в себе актрису: страдания, обиды, слёзы. А он… он сдавался.
Он вспомнил тот вечер — как сейчас. Лидия Петровна, тогда ещё полная сил бухгалтер небольшой фирмы, пришла к ним с пирогом и блеском в глазах.
— Дети, — произнесла она, наливая чай в чашки. — У меня тут дело образовалось. Перспективное. Инвестиционный проект, так сказать. Но стартового капитала не хватает. Не могли бы вы мне одолжить? Я верну, через полгода, с процентами.
Слово «дети» тогда прозвучало особенно странно. В её голосе не было теплоты — скорее деловой уверенности. Андрей помнил, как Марина, только недавно ставшая его женой, посмотрела на него тревожно.
— Мама, а проект-то какой? — осторожно спросил он.
— Свой небольшой бизнес, — уклончиво ответила она. — Ничего рискованного. Но деньги нужны срочно.
Они долго сомневались. Но в итоге решили помочь. Триста тысяч рублей — почти все их сбережения. Молодая семья, ипотека, ремонт только начался, но Андрей не хотел выглядеть перед матерью черствым.
— Я всё верну, как только получу первую прибыль! — заверила Лидия Петровна, прижимая конверт к груди.
Прошло полгода. Потом — год. Потом два. Никакой прибыли, никакого бизнеса.
Когда Андрей осторожно спросил, как там дела с проектом, мать принесла конверт со ста тысячами.
— Вот, держите часть долга. Остальное — как только поднакоплю, — сказала она.
Эти «сто тысяч» стали последними деньгами, которые семья увидела. Остальные «поднакопленные» двести растворились во времени.
—————————————————————————————————————
Извините, что отвлекаю. Но… В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!
—————————————————————————————————————
Превращение долга в обиду
Годы шли. Лидия Петровна ушла на пенсию, и её «инвестиционный проект» превратился в миф. О долге она больше не вспоминала. Зато часто говорила о своей трудной жизни.
— Всё дорожает, — вздыхала она. — Пенсия маленькая, еле на лекарства хватает.
Но при этом каждый раз, приходя в гости, она была с новой причёской, в модном пальто и благоухала духами.
— Мам, а где ты берёшь на всё это? — не выдержал однажды Андрей.
— Нашёл, о чём спрашивать! — всплеснула руками Лидия Петровна. — Я женщина, хочу выглядеть достойно! Или по-вашему, должна ходить в мешке?
Марина отвернулась, чтобы скрыть усмешку. Она знала, что деньги у свекрови водятся. Просто тратит их та не на семью, а на своих «мужичков», как с горькой усмешкой называла их сама Марина.
— Этот Валера такой несчастный, — рассказывала Лидия Петровна, прихлёбывая кофе. — У него ремонт провалился, я помогла немного. А потом у Сергея собака заболела, тоже дала на лечение. Ведь жалко!
Андрей слушал и молчал. Каждый раз внутри у него закипало, но он не решался. В конце концов, это же мать.
Иногда Марина тихо говорила ему вечером:
— Знаешь, у меня ощущение, что она просто использует твою доброту.
Он тяжело вздыхал:
— Ну что я могу сделать? Она же не чужой человек.
Но всякий раз, когда разговор заходил о долге, Лидия Петровна поднимала брови и переходила в наступление:
— Что вы ко мне пристали? Я же не прошу у вас помощи! Вы знаете мою пенсию? Я еле-еле концы с концами свожу!
И если бы она выглядела действительно бедной, им бы, может, было легче смириться. Но на следующий день она выкладывала в соцсети фото из кафе — бокал вина, десерт, подпись: «Женщина должна радовать себя сама!»
Марина видела это и лишь горько улыбалась.
Всё было ясно без слов: радовала она себя на те деньги, которые когда-то заняли они.
Последняя ссора
В тот субботний день всё начиналось, как обычно. Лидия Петровна появилась у порога — благоухающая духами, в новом сером пальто с меховым воротником и ярко-красной помадой. В прихожей она деловито стряхнула с сапог невидимую пыль и с видом хозяйки осмотрелась.
— Ой, у вас так чисто! — заметила она, снимая перчатки. — А у меня дома бардак, всё дела, всё хлопоты.
Марина, стоявшая у плиты, стиснула зубы. Она знала, что «хлопоты» — это новый кавалер, с которым свекровь познакомилась на прошлой неделе. За последние годы таких «знакомых» было больше десятка.
За обедом всё шло по знакомому сценарию. Лидия Петровна ела медленно, с видом королевы, и щедро делилась жалобами.
— Представляете, этот Стас, неблагодарный какой! — возмущалась она, отрезая кусочек мяса. — Я ему помогла деньгами, а он в Крым укатил один, даже не предупредил. Мужчины все одинаковые!
Она бросила выразительный взгляд на Андрея, словно он был представителем породы «все одинаковые».
— Мама, — осторожно произнёс он, чувствуя, как под столом сжимаются кулаки, — а ты помнишь, что должна нам деньги?
Тишина повисла мгновенно. Даже ложка в руке Марины застыла. Лидия Петровна медленно положила вилку, прищурилась.
— Опять за своё? — прошипела она. — Денег вам всё от меня нужно? Я вам сколько помогала? А вы тут со своими подсчётами! Каждую копеечку считаете!
— Это не копейки, мама, — дрожащим голосом произнесла Марина. — Это двести тысяч рублей. Наши деньги. Мы могли их потратить на ремонт или отпуск.
— А я на что их потрачу, по-твоему? — голос Лидии Петровны задрожал и стал выше, почти визгливым. — На лекарства! На еду! На жизнь! Вы посмотрите на мою пенсию — я бедная, несчастная женщина, а вы… хотите последнее отнять!
Она вскочила, чашка со звоном упала на пол и разбилась. Марина вздрогнула — это был её любимый сервиз, подарок матери.
— Всё! — выкрикнула Лидия Петровна, хватая пальто с вешалки. — Больше ноги моей здесь не будет! Умирать буду на улице, но к вам не приду!
Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью так, что звякнули стёкла.
Андрей стоял у окна и смотрел, как мать выбежала из подъезда и быстрым шагом направилась к остановке.
— Я, наверное, не должен был начинать… — тихо сказал он, чувствуя, как внутри всё сжалось.
— Должен, — спокойно ответила Марина. — Рано или поздно это должно было случиться. Нельзя всё время молчать.
Андрей кивнул, но внутри его грызло чувство вины. Она ведь мать. Но разве мать должна так манипулировать?
Разговор о границах
Вечером Марина сидела на кухне с чашкой остывшего чая. На полу лежали осколки фарфора, и их мягко подсвечивала лампа. Андрей опустился рядом и стал собирать кусочки.
— Мы не будем подавать в суд, — сказала она устало. — Но мы можем перестать терпеть.
— Что значит “перестать терпеть”? — спросил он.
— Значит, перестать быть для неё рестораном, психотерапевтом и спонсором для всех её ухажёров, — твёрдо сказала Марина. — Она взрослая женщина. У неё хватает сил флиртовать, тратить деньги, покупать духи, но не хватает честности признать долг.
Андрей замолчал. Он смотрел на осколки в руках, будто в них отражалась вся история его семьи — неловкие разговоры, вечные оправдания, детская надежда, что мама всё-таки одумается.
— Значит, просто вычеркнуть её из жизни? — тихо спросил он.
— Нет, — мягко ответила Марина. — Не вычеркнуть, а поставить границы. Если придёт — не будем накрывать стол, не будем слушать её жалобы. Пусть знает: наши отношения — не её сцена, где она разыгрывает обиды.
— Она не поймёт, — с сомнением произнёс Андрей.
— И не должна, — спокойно сказала Марина. — Она должна либо принять, либо нет.
Он кивнул, бросил осколки в мусорное ведро и тихо обнял жену.
— Знаешь, — прошептал он, — мне страшно. Я будто предаю её.
— Ты не предаёшь, — ответила Марина. — Ты просто перестаёшь быть её мальчиком. Становишься мужчиной.
Эти слова пронзили его, как ток. Ведь правда — всё это время он жил в чувстве долга, которого никто не собирался возвращать.
Он поднялся и выключил свет. В темноте на кухне пахло чаем и покоем — тем самым, которого так давно не было в их доме.
Новый визит
Прошла неделя. Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений от Лидии Петровны. Андрей не знал, что чувствовать — тревогу или облегчение.
Каждый вечер, возвращаясь домой, он ловил себя на том, что машинально проверяет телефон: вдруг мама написала? Но — тишина.
— Думаешь, объявится? — спросила Марина как-то вечером, когда они ужинали.
— Зная её, да, — мрачно усмехнулся он. — Только не с извинениями. Скорее с претензиями.
И он оказался прав. В следующую субботу раздался настойчивый звонок в дверь — тот самый, уверенный, властный, с короткими паузами. Лидия Петровна.
— Здравствуйте, — сказала она ледяным тоном, переступая порог. — Я за вещами.
— Какими вещами? — удивился Андрей.
— У меня здесь тапочки и халат остались. Они мне нужны.
Она говорила так, будто речь шла о важнейших документах. Андрей пропустил мать в прихожую, и та сразу направилась в гостиную, будто была у себя дома.
Марина вышла из комнаты, спокойная, без тени раздражения.
— Здравствуйте, Лидия Петровна. Тапочки в шкафу, а халат в стирке. Мы можем постирать и отдать в следующий раз.
— Какой ещё “в следующий раз”? — насупилась свекровь. — Я не собираюсь тут больше ничего оставлять.
Она присела на диван, вытянула ноги и обвела взглядом комнату. Ожидала привычного ритуала: чай, закуски, разговоры. Но ничего не происходило.
Марина осталась стоять в дверях, а Андрей сел напротив, молча.
Тишина становилась неловкой. Лидия Петровна ёрзнула, кашлянула.
— Ну, что, чай будет? — спросила она с оттенком вызова.
— Если хотите, могу налить воды, — спокойно сказала Марина. — Мы только что поели. Накрывать заново не будем.
Лицо Лидии Петровны вытянулось. Она растерялась — впервые за долгое время ситуация вышла из-под её контроля.
— Оставляете мать без чая? — произнесла она с обидой. — Решили наказать старушку?
— Мы не наказываем, мама, — тихо сказал Андрей. — Просто меняем правила.
Он чувствовал, как дрожат руки, но голос звучал твёрдо.
— Какие ещё правила? — прищурилась она.
— Мы больше не хотим строить отношения на деньгах и жалости. Ты — моя мать, я тебя люблю. Но если ты не хочешь обсуждать долг, то не требуй, чтобы мы тебя кормили и слушали твои жалобы.
Лидия Петровна откинулась на спинку дивана и тяжело вздохнула. На лице читалось недоумение, граничащее с паникой. Она не ожидала услышать спокойный отказ.
— Понятно, — наконец произнесла она. — Вы меня решили перевоспитать. Ну-ну…
Андрей молчал. Впервые он не пытался сгладить ситуацию, не извинялся. В воздухе повисло что-то новое — твёрдое, взрослое.
Принятие
— То есть вы меня выгоняете? — спросила Лидия Петровна почти шёпотом.
— Нет, — ответила Марина, всё так же спокойно. — Мы просто хотим, чтобы отношения были честными. Без долгов, упрёков и манипуляций.
— Манипуляций? — она горько усмехнулась. — Хорошо же вы обо мне думаете. Я, значит, всю жизнь сына растила, а теперь — манипуляторша!
— Мама, — Андрей поднялся, подошёл ближе. — Никто не умаляет того, что ты сделала. Но ты взрослая. Мы тоже взрослые. И мы не можем быть твоими спонсорами.
Женщина медленно поднялась. В её глазах мелькнула растерянность — не привычная обида, а что-то вроде испуга. Она вдруг увидела сына не мальчиком, который всегда сдаётся, а мужчиной, который умеет сказать «нет».
— Я всё поняла, — произнесла она театрально, поправляя сумку. — Я лишняя здесь. Не волнуйтесь, больше мешать не буду.
Она направилась к выходу. Андрей не стал её останавливать. У двери мать обернулась, глаза блестели.
— И деньги… эти двести тысяч… я… я отдам. Как-нибудь.
— Как знаешь, мама, — тихо ответил он.
Дверь закрылась. В квартире стало необычно тихо. Даже холодильник гудел приглушённо.
Марина подошла к Андрею, положила ладонь ему на плечо.
— Ну вот, — сказала она тихо. — Начало положено.
— Думаешь, она поймёт?
— Не знаю, — призналась Марина. — Но, может быть, когда-нибудь. Главное, что теперь мы не живём в страхе перед её обидой.
Андрей задумчиво посмотрел в окно. На улице падал лёгкий снег, редкий для ноября. Белые хлопья ложились на подоконник, как символ чего-то нового — хрупкого, но чистого.
Он выдохнул.
— Я, кажется, впервые за долгое время чувствую себя взрослым, — сказал он, и в голосе звучало не сожаление, а спокойствие.
Марина улыбнулась.
— Вот и хорошо. Теперь пусть каждый живёт своей жизнью. С уважением, а не с долгом.
Они молча стояли у окна, глядя на снежные хлопья.
А за стеной в соседнем доме, возможно, Лидия Петровна тоже сидела одна с чашкой чая, впервые чувствуя, что сын перестал быть маленьким мальчиком. И где-то в глубине души — впервые за много лет — ей стало немного стыдно.
