— Я играю заботливого. Это работает — она не скандалит, готовит, — голос Валерия доносился с балкона прямо в открытое окно кухни.
Валентина Сергеевна замерла над разделочной доской с морковью в руке. Двадцать шесть лет брака, а она впервые слышала, как муж говорит о ней с приятелем.
— А как же любовь? — смеялся Игорь. — Ты же всегда при ней такой романтичный.
— Привычка. Цветочки, поцелуйчики — копейки стоят, а она светится. Удобная схема.
Морковь выскользнула из пальцев и покатилась по полу. Валентина присела, подняла, встала. Ноги стали ватными, а в груди разлилось что-то холодное и липкое.
Двадцать шесть лет она жила по-настоящему. А он изображал.
— Слушай, а не жалко? — Игорь фыркнул.
— Чего жалко? Я же не издеваюсь. Просто не испытываю того, что она думает. Зато дома порядок, ужин горячий, рубашки выглажены.
Валентина тихо села за стол. Руки лежали на столешнице, и она смотрела на обручальное кольцо — потертое, привычное. Вспомнила, как он надевал его двадцать шесть лет назад, в 1999-м, глядя в глаза так нежно, что у неё перехватило дыхание.
И вдруг поняла — даже тогда что-то было неправильно. Слишком идеальные слова, слишком правильные жесты. Как будто он репетировал роль жениха, а не был им по-настоящему.
Вспомнила их первое свидание — Валера принёс белые розы и читал стихи. Теперь думала: неужели всё было заученное как стихи? Вспомнила, как он ухаживал за ней во время беременности, носил апельсины и гладил живот.
И снова — всё правильно, всё как надо. Но где были спонтанность, живые эмоции, настоящая радость отцовства?
«Цветочки, поцелуйчики — копейки стоят, а она светится.»
Значит, он видел, как она светится. И специально поддерживал этот свет. Не из любви — из расчёта.
За стеной послышался смех, хлопнула дверь балкона. Валерий зашёл в кухню, улыбаясь.
— Валюш, что на ужин? — он подошёл сзади, обнял за плечи, поцеловал в макушку.
Привычный жест. Она всегда таяла от этих объятий. Сейчас чувствовала только тяжесть его рук.
— Котлеты делаю, — ровно ответила она.
— М-м-м, как вкусно пахнет. Моя хозяюшка, — он ещё раз чмокнул её в висок и ушёл в комнату.
Валентина посмотрела на котлеты. Ничем не пахло. Она ещё даже не включала плиту.
Автопилот. У него настолько отработанная схема, что он даже не замечает, что говорит.
Неделя прозрения
Следующие семь дней Валентина наблюдала за мужем как за незнакомцем. Утром Валерий, как обычно, целовал её перед работой — и она чувствовала, как он включает режим «любящего мужа».
Вечером спрашивал, как дела — и слушал вполуха, думая о своём. По субботам покупал цветы в магазине возле дома — всегда одинаковые гвоздики, всегда с одной фразой: «Для моей королевы».
Даже комплименты оказались заготовками.
— Валюш, ты какая-то задумчивая, — сказал он в среду за завтраком. — Всё в порядке?
— Думаю о разном, — она налила себе кофе вместо привычного чая. — О том, что люди бывают не теми, кем кажутся.
— Философствуешь с утра, — он улыбнулся механически. — Кто тебя расстроил?
— Никто. Просто размышляю о честности в отношениях.
Валерий покосился на неё, но промолчал. Допил кофе, поцеловал в щёку и ушёл к телевизору.
На пятый день она не выдержала.
— Валера, нам нужно поговорить.
Он оторвался от телевизора, посмотрел настороженно.
— О чём?
— О нас. О том, что происходит между нами на самом деле.
— Что ты имеешь в виду?
Она помолчала, выбирая слова.
— Ты меня любишь?
— Конечно! Валюш, что за вопросы?
— Именно так — конечно. Автоматически.
— Я не понимаю, к чему ты ведёшь, — он встал, подошёл к ней.
— У нас всё хорошо.
— У нас всё… удобно. — тихо сказала она.
Он замер.
— Валя, если что-то не так, мы можем…
— Что? — она посмотрела в его глаза. — Что мы можем?
Он молчал. И в этом молчании она услышала ответ.
— Я слышала твой разговор с Игорем. Про игру в заботливого.
Лицо у него изменилось — стало виноватым, потом оправдывающимся.
— Валюш, ну что ты… Это так, мужские приколы. Ерунда.
— Двадцать шесть лет приколов?
— Да не это я имел в виду! — он попытался обнять её. — Ты же знаешь, как я тебя люблю.
Валентина отступила.
— Знаю, что ты играешь любящего. Очень хорошо играешь. Но мне надоело быть зрителем в собственной жизни.
Чемодан и свобода
Вечером того же дня Валентина достала из шкафа старый чемодан. Пыльный, с оторванной ручкой — они им не пользовались лет десять. Протерла тряпкой, поставила на кровать в спальне.
Потом открыла комод и стала перебирать вещи. Что взять с собой в новую жизнь? Трикотажные кофты, которые он покупал ей на дни рождения? Халат в мелкий цветочек? Тапочки с помпонами?
Всё это было частью роли «домашней жены». Удобной, предсказуемой, благодарной за внимание.
Она сложила в чемодан только самое необходимое — джинсы, свитера, нижнее бельё. И достала из дальнего ящика комода конверт с деньгами — заначку, которую копили год на новую стиральную машину. Тридцать семь тысяч.
На первое время хватит.
Звонок в новую жизнь
— Света, это я, — Валентина набрала номер сестры своей школьной подруги. — Можно к тебе на недельку приехать?
— Валя? А что случилось? — Светлана Михайловна явно удивилась. Они не общались больше года.
— От мужа ухожу.
Пауза.
— Серьёзно? А он зависим? Руку поднимал? Гулял?
— Нет. Он играл в любовь двадцать шесть лет. А я верила.
— Приезжай, — коротко сказала Света. — Адрес помнишь? Комната свободна до конца месяца — квартиранты съехали. Потом посмотрим.
Валентина записала адрес и номер кода от подъезда. Светин район был не близко — полтора часа на автобусах. Зато дёшево.
Новые декорации
Светлана встретила её в халате и тапочках, с кружкой горячего шоколада в руке.
— Проходи, не стесняйся, — она взяла чемодан. — Вот твоя комната. Мебель простенькая, зато окна на юг.
Валентина огляделась. Диван-книжка, письменный стол, шкаф. На подоконнике — засохший фикус в горшке.
— Спасибо. А сколько за аренду просили предыдущие?
— Пятнадцать тысяч. Но тебе пока не надо — разбирайся с жизнью. Потом поговорим.
Валентина поставила чемодан на пол, села на диван. Пружины скрипнули.
— Света, мне нужна подработка. Срочно.
— Какая у тебя специальность?
— Товаровед.
— В «Читай-городе» на первом этаже продавца ищут. Зарплата небольшая — сорок тысяч, но оформляют официально.
На следующий день Валентина подала документы. Заведующая — женщина её возраста с короткой стрижкой и яркой помадой — посмотрела на неё оценивающе.
— Опыт торговли есть?
— Работала товароведом.
— Это хорошо. Выходите завтра к девяти.
Новая роль
Первый месяц работы пролетел незаметно. Валентина вставала в семь, добиралась до магазина за полчаса, работала до семи вечера. Дома разогревала готовую еду, пила морс или компот вместо привычного чая, читала или смотрела сериалы на телефоне.
Жизнь стала простой и понятной. Никому не нужно было изображать благодарность за поцелуи. Никого не надо было ждать с работы, накрывая на стол.
— Валентина Сергеевна, к вам клиент, — позвала коллега.
Она подошла к прилавку. Мужчина лет шестидесяти выбирал книгу в подарок жене.
— Что-то романтичное, но не слезливое, — объяснил он. — Она не любит, когда всё плохо заканчивается.
— А «Женщина в окне» Грир Хендрикс читали? — Валентина взяла книгу с полки. — Там интрига есть, но главная героиня в итоге становится сильнее.
— Звучит интересно, — мужчина полистал страницы.
Когда он ушёл, Валентина подумала — а ведь она тоже стала сильнее. Не громко, не демонстративно. Просто перестала играть слабую.
В конце второго месяца она сняла комнату у Светланы официально. Получилось — зарплата сорок тысяч, аренда пятнадцать, на жизнь остаётся двадцать пять. Не богато.
Театр жизни
Объявление на доске в магазине привлекло внимание случайно: «Театральная студия для взрослых. Мы поможем вам стать собой».
Стать собой. Странная фраза. Разве она не была собой двадцать шесть лет?
Была. Но только наивной, доверчивой частью себя. А теперь хотелось попробовать другие роли.
Студия располагалась в подвале культурного центра. Преподаватель — девушка лет тридцати в чёрном свитере — представилась Марией Андреевной.
— Расскажите о себе, — попросила она новичков. — Зачем пришли?
— Хочу научиться играть, — честно сказала Валентина. — В жизни.
Мария Андреевна кивнула.
— Хорошая цель. Жизнь — это тоже сцена. Важно только понимать, какую роль вы выбираете сами, а какую вам навязали.
На первых занятиях они делали упражнения на раскрепощение. Валентина стеснялась — привычка сутулиться, говорить тихо, не привлекать внимания. Но постепенно спина выпрямлялась, голос становился увереннее.
— Попробуйте пройти как королева, — предложила Мария Андреевна.
Валентина подняла подбородок, расправила плечи. Сделала несколько шагов. В зеркале она увидела незнакомую женщину. Статную, с прямой спиной и гордо поднятой головой.
— Вот так, — одобрила преподаватель.
— А теперь запомните это ощущение. И используйте в жизни.
Отражение в новом зеркале
Через полгода Валентина сделала короткую стрижку. И покрасила волосы в каштановый с медными прядями. Купила приталенное синее платье. Кожаные ботинки на небольшом каблуке.
Стоя перед зеркалом в примерочной, она впервые за годы смотрела на своё отражение с интересом. Не критически — «лишний вес, морщинки», а с любопытством: «А кто эта женщина? Что она может?»
— Мам, ты что-то изменилась, — сказал сын.
Артём приехал из Питера на выходные. Смотрел на неё удивлённо. Они сидели в кафе.
— В каком смысле?
— Не знаю… По-другому выглядишь. Моложе, что ли.
— Может, потому что высыпаюсь, — улыбнулась она, отпивая апельсиновый сок. — А как дела у папы?
— Он скучает. Всё время спрашивает, не передумала ли ты вернуться.
Валентина размешала трубочкой сок.
— А ты как думаешь — должна я передумать?
Артём помолчал.
— Честно? Не знаю. Он расстроенный, но… ты стала счастливее. Это видно.
«Ты стала счастливее.»
Интересно. Значит, раньше было заметно, что она несчастная? Или она просто научилась играть счастливую?
Генеральная репетиция
Год спустя в театральной студии готовили отчётный спектакль. Валентине досталась роль Марты в пьесе о женщинах, которые ищут себя после развода.
— Твоя героиня прошла путь от жертвы до сильной женщины, — объяснила Мария Андреевна.
— Покажи эту трансформацию.
Валентина вышла на сцену. И произнесла финальный монолог:
— Я долго думала — изменилась ли я или просто перестала притворяться? Наверно, и то, и другое. Я училась быть женой. Теперь учусь быть собой.
В зале сидели родственники и друзья актёров. Валентина видела в первом ряду Артёма — он приехал специально на премьеру. А в четвёртом ряду, неожиданно, сидел Валерий.
После спектакля он подошёл к ней в фойе.
— Ты была прекрасна на сцене, — сказал он тихо.
— Спасибо.
— Валя… Мне хотелось извиниться. И сказать — я понял, что потерял.
Она посмотрела на него внимательно. Он постарел. Появились глубокие морщины вокруг глаз, седина на висках. И что-то растерянное в выражении лица.
— Понял что именно?
— Что играл не только для тебя. Я играл и для себя — в успешного семьянина. Думал, так проще жить.
— А теперь не думаешь?
— Теперь дома слишком тихо, — он улыбнулся грустно. — И готовить не умею. Заказываю еду или ем в кафе.
Валентина рассмеялась — впервые за годы рассмеялась в разговоре с ним искренне.
— Научишься. Всё можно выучить, если захочешь.
— А нас… можно выучить заново?
Она помолчала, глядя на него. Странное чувство — он был частью её прежней жизни, как старая мебель или привычная одежда. Не плохой, не хороший — просто чужой теперь.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я ещё сама себя до конца не выучила.
Новый сценарий
Домой — теперь она называла домом съёмную комнату у Светланы — Валентина возвращалась на автобусе. За окном мелькали огни вечернего города, и она думала о разговоре с Валерием.
Может быть, когда-нибудь они и правда попробуют заново. Только уже не как актёр и зритель, а как два человека, которые умеют быть честными.
А может, и не попробуют. У неё появились новые планы — Мария Андреевна предложила ей роль в следующем спектакле, уже в настоящем экспериментальном театре. Небольшая роль, но настоящая сцена.
Через месяц у Валентины истекал договор аренды с Светланой. Можно было продлить, а можно поискать что-то своё. Однокомнатную квартиру в том же районе — зарплата уже позволяла.
— Что решила с жильём? — спросила Светлана за утренним кофе.
— Думаю снять свою квартиру. Время пришло.
— Правильно. Женщина должна иметь своё пространство, — Света допила кофе и посмотрела серьёзно. — Знаешь, я тебя в первый день не узнала. Ты была какая-то… серенькая. А сейчас — огонь в глазах.
— Может, я просто перестала экономить энергию на чужом спектакле?
Телефонный звонок
Вечером позвонил Артём.
— Мам, папа спрашивает — можно ли тебе позвонить. Сказать что-то важное.
— О чём?
— Не говорит. Просто просит номер телефона. Ты же поменяла номер после переезда.
— Дай ему номер, — решила она. — Я готова выслушать.
Валерий позвонил через полчаса.
— Валя, я хочу попросить прощения. По-настоящему.
— Я слушаю.
— Я записался к психологу. Пытаюсь разобраться, почему так получилось. Почему я решил, что играть проще, чем быть настоящим. И умею ли я любить.
— И что выяснил?
— Что я боялся. Боялся, что настоящий я тебе не понравлюсь. Что если сниму маску, ты уйдёшь.
— В итоге ушла, когда узнала про маску.
— Да. Ирония судьбы.
Они помолчали.
— Валера, а какой он — настоящий ты?
— Не знаю ещё. Учусь заново. Как и ты, наверное.
Встреча в зеркале
Спустя ещё полгода Валентина действительно сняла однокомнатную квартиру в новом районе. Светлая, с большими окнами и видом на парк. Дороже прежней комнаты, но теперь она подрабатывала ещё в театральной студии — помогала с костюмами и декорациями.
В новой квартире она поставила большое зеркало. В спальне. Утром, собираясь на работу, останавливалась перед ним. И думала: «Кто ты сегодня?»
Не в смысле роли, которую нужно сыграть. А в смысле себя, которую хочется прожить.
Иногда это была уверенная продавец-консультант, которая поможет выбрать книгу для души. Иногда — начинающая актриса, репетирующая новую роль.
А иногда — просто женщина, которая имеет право на ошибки, на поиски, на право быть несовершенной.
Финальная сцена
Валерий стал звонить регулярно — раз в две недели. Не с предложениями вернуться, а просто поговорить. Рассказать, как дела, что нового. Как будто они были старыми друзьями. А не бывшими супругами.
— У меня новость, — сказал он в один из таких звонков.
— Я научился готовить. Правда, получается не как у тебя, но съедобно.
— Поздравляю. Это большой прогресс.
— Валя, а давай встретитмся? Просто поговорить. Не о возвращении — о жизни.
Она подумала. Злости тоже. Осталось любопытство — каким он стал без маски заботливого мужа?
— Хорошо, — согласилась она. — Встретимся в кафе на Театральной площади. В субботу в три.
Эпилог
Валентина пришла на встречу в том самом синем платье, в котором впервые увидела себя новой. Валерий ждал за столиком у окна — какой-то более живой, чем раньше.
— Ты выглядишь… — он подбирал слова, — настоящей.
— Учусь, — улыбнулась она, садясь напротив. — А ты?
— Тоже учусь. Оказывается, без маски страшно, но интересно.
Они разговаривали два часа. О книгах, которые читали. О спектаклях, которые смотрели по отдельности. О сыне, который защитил диплом и устроился работать в хорошую компанию.
И ни слова о возвращении. Ни слова о том, что было.
— Знаешь, — сказала Валентина, допивая апельсиновый сок, — я думала, что ты меня обманывал все эти годы. А теперь понимаю — ты и себя обманывал.
— Наверное, так и есть. Мне казалось, роль заботливого мужа — это и есть любовь.
— А теперь?
— Теперь не знаю, что такое любовь. Но хочу узнать. По-настоящему.
Когда они прощались у кафе, он не пытался её обнять. Просто пожал руку и сказал:
— Спасибо за встречу. И за то, что ты была честной. Даже когда это было больно.
Домой Валентина ехала на автобусе и думала о странном чувстве — будто закрыла дверь в прошлое, не хлопнув. Тихо, аккуратно, без драмы.
Дома она снова встала перед большим зеркалом и посмотрела на своё отражение. В нём больше не было покорной жены, которая ждёт одобрения.
Не было и обиженной женщины, доказывающей свою правоту.
Было лицо человека, который научился выбирать свои роли.
Двадцать шесть лет она жила чужим сценарием. Теперь пишет свой.
И самое удивительное — ей нравится процесс. Каждый день как новая страница, которую можно заполнить по-своему. Без режиссёра, без суфлёра, без необходимости играть роль, написанную кем-то другим.
Может быть, когда-нибудь в её пьесе появится новый герой. А может быть, старый герой научится играть новую роль.
Или она будет солировать — в конце концов, моноспектакли тоже бывают прекрасными.
Завтра новый день. И новая сцена в её собственной пьесе.
Без розовых очков и хеппи-эндов.
