Свекровь положила передо мной на стол конверт и улыбнулась той своей улыбкой, от которой у меня всегда сжимались кулаки под столом.
— Открой, Леночка. Это сюрприз для вас с Сашей.
Я смотрела на конверт и чувствовала, как внутри что-то холодеет. Сюрпризы от Раисы Павловны никогда не заканчивались хорошо. Последний её «сюрприз» — это когда она без спроса отдала мою новую дублёнку своей племяннице, потому что «девочке в институт ходить, а у неё ничего приличного нет». Моя дублёнка, за которую я копила полгода, оказалась «ничем особенным».
Александр сидел рядом и уже тянулся к конверту с благодарной улыбкой. Конечно. Мамочка всегда права. Мамочка всегда желает лучшего.
Я вскрыла конверт. Внутри были две путёвки в санаторий. На две недели. На имя Александра Петровича Морозова и Раисы Павловны Морозовой.
— Не понимаю, — медленно произнесла я, поднимая глаза на свекровь. — Почему здесь нет моего имени?
Раиса Павловна всплеснула руками, и её лицо изобразило удивление, такое фальшивое, что хотелось расхохотаться.
— Ой, Леночка, ну ты же понимаешь! Путёвки дорогие, на троих не потянула. Да и вам с Сашей ещё рано по санаториям ездить, вы молодые. А мне в моём возрасте здоровье поправить нужно. Сердце, давление… Саша со мной поедет, мне одной страшно. Ты же не против?
Она смотрела на меня с этим своим притворным участием, и я увидела в её глазах торжество. Она получала удовольствие. Она специально выбрала две путёвки, чтобы показать мне моё место. Чтобы я знала: сын — её собственность, а я — временное неудобство.
— Саша, — я повернулась к мужу, и мой голос прозвучал спокойнее, чем я ожидала. — Ты правда собираешься ехать с мамой в санаторий вместо того, чтобы провести отпуск со мной?
Александр заёрзал на стуле. Он всегда ёрзал, когда ему было неловко. Он ёрзал, когда свекровь без стука входила в нашу спальню. Когда она критиковала мою стряпню прямо за обеденным столом. Когда она «случайно» находила в нашей квартире мои личные вещи и выносила их на всеобщее обозрение с комментариями.
— Лен, ну мама права, ей правда нездоровится. И потом, мы с тобой можем в другой раз съездить куда-нибудь…
— В другой раз, — повторила я, как эхо.
Другой раз не наступит никогда. Потому что у Раисы Павловны всегда будет очередное «нездоровится», очередная просьба, очередная потребность, которая важнее моих.
Я встала из-за стола. Положила путёвки обратно в конверт и аккуратно подтолкнула его к свекрови.
— Отличный подарок. Поздравляю. Езжайте и оздоравливайтесь.
— Вот и умница, — Раиса Павловна одарила меня снисходительной улыбкой, словно я была послушной ученицей, наконец-то выучившей урок. — Я всегда говорила, что ты девочка разумная.
Я вышла из кухни и прошла в спальню. Села на кровать. Мои руки не дрожали. Внутри меня не бушевала истерика. Было что-то другое. Холодная, кристальная ясность. Я прожила с Александром три года. Три года я пыталась быть хорошей невесткой. Готовила праздничные обеды, когда свекровь приходила в гости. Терпела её едкие замечания о моей фигуре, причёске, работе. Молчала, когда она переставляла мебель в нашей квартире по своему вкусу. Проглатывала обиду, когда она дарила Александру дорогие подарки, а мне — дешёвые сувениры с рынка.
Я всё терпела, потому что любила своего мужа и верила, что когда-нибудь он встанет на мою защиту.
Но сегодня я поняла: этого не произойдёт никогда.
Дверь в спальню тихо открылась. Александр просочился внутрь, закрыл за собой створку и виновато посмотрел на меня.
— Лен, ну не дуйся. Это же всего две недели. Я вернусь, и мы куда-нибудь съездим, я обещаю.
— Саша, — я посмотрела на него, и он замер под моим взглядом. — Сколько твоей маме лет?
Он растерялся от неожиданного вопроса.
— Пятьдесят восемь. А что?
— Пятьдесят восемь. Вполне дееспособный возраст. Она работает, водит машину, ездит одна на рынок, в магазины, в поликлинику. Но в санаторий ей вдруг страшно ехать одной. И ты, тридцатилетний мужчина, веришь в это?
Он открыл рот, потом закрыл. Потом снова открыл.
— Ну… она действительно плохо себя чувствует…
— Она манипулирует тобой, — я сказала это спокойно, без злости. Просто констатировала факт. — И ты позволяешь. Более того, ты выбираешь её вместо меня. В третий раз за три года.
— Какой третий раз? — он попытался изобразить возмущение, но голос дрогнул.
— Первый раз — когда она потребовала, чтобы ты поехал с ней выбирать дачу вместо того, чтобы встретить мой день рождения. Второй раз — когда она «заболела» в нашу годовщину свадьбы, и ты просидел у неё всю ночь, пока я ждала тебя в ресторане. И вот теперь третий. Путёвки специально на двоих. Она даже не попыталась сделать вид, что включает меня в семью.
— Лена, это всё мелочи…
— Мелочи? — я встала. — Для тебя это мелочи. Потому что ты привык. Ты вырос с женщиной, которая контролирует каждый твой шаг и считает, что все остальные женщины в твоей жизни — конкурентки. И ты не видишь в этом проблемы.
Он попытался приблизиться, обнять меня, но я отступила.
— Что ты хочешь от меня? — в его голосе появилась раздражение. — Чтобы я бросил больную мать?
— Я хочу, чтобы ты выбрал меня, — ответила я просто. — Хоть раз. Я хочу, чтобы ты сказал ей: «Мама, я поеду в отпуск с женой, а ты найди себе подругу для санатория». Но ты не скажешь. Потому что ты не умеешь ей отказывать.
Он молчал. Его лицо было несчастным, виноватым, но в глазах я не видела решимости. Я не видела готовности что-то изменить. Он просто хотел, чтобы я, как всегда, смирилась и простила.
— Хорошо, — сказала я. — Езжай. Езжай с мамой в санаторий. Поправляйте здоровье. А я пока подумаю о своём будущем.
— Что это значит? — он побледнел.
— Это значит, что я устала быть третьей лишней в твоём браке с матерью.
Я прошла мимо него к шкафу и достала сумку. Начала складывать вещи. Александр смотрел на меня с ужасом.
— Ты уходишь? Прямо сейчас?
— Я пойду к подруге. Побудь в тишине, обдумаю всё. Вы с Раисой Павловной тем временем спокойно соберётесь в поездку.
— Лен, не надо…
— Надо, Саша. Мне надо понять, хочу ли я провести остаток жизни вот так. В ожидании, что когда-нибудь ты станешь мужем, а не послушным сыном.
Я закрыла сумку и пошла к двери. Он не остановил меня. Он просто стоял посреди спальни с растерянным лицом, и это было самым страшным. Он даже не пытался удержать.
В прихожей меня ждала свекровь. Она стояла у зеркала, поправляла причёску и выглядела очень довольной собой.
— Уезжаешь? — спросила она с притворным сочувствием. — Ну, может, и правда лучше тебе побыть одной. Нервы успокоишь.
Я посмотрела на неё. На её торжествующее лицо. На её самодовольную улыбку. И что-то оборвалось во мне окончательно.
— Раиса Павловна, — сказала я ровным голосом. — Вы выиграли. Поздравляю.
Она вскинула брови, не ожидая такого.
— Что я выиграла?
— Сына. Вы получили его обратно. Полностью. Со всеми потрохами. Он ваш. Можете забрать его в свою однокомнатную квартиру и жить с ним там до конца своих дней. Я больше не претендую.
Её лицо дрогнуло. Она не ожидала, что я сдамся так легко. Она ждала слёз, скандала, мольбы. Но я была спокойна.
— Ты сейчас под эмоциями говоришь…
— Нет, — я покачала головой. — Я говорю трезво. Вы потратили три года на то, чтобы доказать мне, что я чужая в вашей семье. И вы доказали. Я поняла. Теперь вы можете наслаждаться победой.
Я надела туфли и взялась за ручку двери.
— Только имейте в виду, — добавила я, обернувшись в последний раз. — Эта квартира оформлена на меня. Мой первоначальный взнос, моя ипотека. Саша просто прописан здесь. Так что когда вернётесь из санатория, вам придётся искать новое жильё. У вас есть две недели.
Её лицо стало белым как мел. Александр выскочил из спальни.
— Лена, ты не можешь…
— Могу, — ответила я. — Очень даже могу. Ты выбрал мать — живи с матерью. Вот только не в моей квартире.
Я вышла и закрыла за собой дверь. Спустилась по лестнице. Села в машину. И только когда я завела мотор и отъехала от подъезда, я почувствовала, как с моих плеч сваливается невидимая тяжесть.
Впереди было неизвестно что. Развод, раздел имущества, возможно, одиночество. Но это было лучше, чем медленно умирать в браке, где тебя никто не ценит.
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Наш дом удалялся. Там, в той квартире, свекровь наконец получила то, чего так добивалась — полное и безраздельное владение своим сыном.
Только вот радоваться ей придётся в съёмной квартире.
А я поеду на море. Одна. На те деньги, что копила на ипотеку. Потому что я заслужила отдых. И счастье. И свободу от токсичных людей, которые видят во мне не человека, а помеху.
Через месяц Александр позвонил мне в пятый раз за день. Я не брала трубку. Через два месяца он прислал длинное сообщение, где извинялся и умолял вернуться. Писал, что понял, что мать манипулировала им. Что он готов измениться.
Но было слишком поздно.
Я уже купила билет в новую жизнь. Без свекрови, диктующей правила. Без мужа, который не умел говорить «нет» своей маме. Без унижений и молчаливого терпения.
Раиса Павловна получила то, чего хотела. Она вернула сына себе. Правда, теперь ей пришлось впустить его в свою маленькую однокомнатную квартиру, потому что арендовать что-то приличное на его зарплату он не мог. Она снова готовила ему завтраки, стирала его рубашки, контролировала каждый его шаг.
Только теперь это была не победа.
Это была пожизненная обязанность.
А я сидела на берегу моря, пила холодное белое вино и смотрела на закат. Одна. Свободная. Счастливая.
Потому что самый страшный враг — это не свекровь, которая тебя ненавидит.
Самый страшный враг — это ты сама, когда позволяешь с собой так обращаться.
И в тот день, когда я захлопнула дверь квартиры, я перестала быть жертвой.
Я стала хозяйкой своей жизни.
