В детской комнате горел ночник в виде желтого полумесяца, отбрасывая мягкие тени на спящую Машу. Пятилетняя дочь спала, раскинув руки, и её длинные ресницы подрагивали во сне. Елена поправила одеяло, задержав взгляд на маленькой родинке над губой дочери — точно такой же, как у свекрови. Она улыбнулась, чувствуя ту теплую, обволакивающую нежность, которая обычно смывала всю усталость после рабочего дня. Тихо прикрыв дверь, Елена прошла в гостиную. Там, в полумраке, сидел Олег. Телевизор был выключен, ноутбук закрыт. Он просто сидел на диване, сцепив руки в замок, и смотрел в одну точку на стене.
— Ты чего в темноте? — спросила Елена, включая торшер. — Маша уснула, сказку просила, но вырубилась на середине. Ужитать будешь? Я лазанью разогрею. Олег медленно поднял на неё глаза. В этом взгляде было что-то чужое, колючее, от чего Елене стало холодно, несмотря на теплый домашний костюм. — Не надо лазанью. Сядь. Нам нужно серьезно поговорить.
Елена опустилась в кресло напротив. Сердце тревожно екнуло. Обычно такие разговоры начинались, когда случались проблемы с машиной, кредитами или его мамой. — Что случилось, Олег? На работе сокращение? — Нет. Дело не в работе. Дело в нас. Точнее, в Маше.
Елена удивленно вскинула брови. — В Маше? Она что-то натворила в садике? Воспитательница звонила? — Лена, хватит притворяться, — резко перебил он. Голос его дрогнул, но тут же стал жестким, металлическим. — Я давно смотрю на неё. И я смотрю на себя. И я смотрю на тебя. У нас с тобой глаза серые. А у неё — карие. Темные, почти черные. — И что? — Елена рассмеялась, не веря своим ушам. — Олег, ты серьезно? Мы это обсуждали в роддоме. У твоего отца были карие глаза. Генетика — штука сложная, это называется рецессивные и доминантные гены. Ты сейчас урок биологии хочешь вспомнить?
— Не надо мне зубы заговаривать наукой! — он ударил кулаком по подлокотнику дивана. — Я не слепой. Она на меня не похожа. Ни капли. Характер не мой. Уши не мои. Я терпел, я гнал эти мысли, но… Мама тоже заметила. Она сказала: «Странно, Олежек, у нас в роду таких смугленьких не было». — Ах, мама… — протянула Елена, и пазл сложился. Галина Петровна. Женщина, которая пять лет искала изъяны в невестке, наконец нашла, куда ударить побольнее. — Значит, вы с мамой обсуждаете цвет глаз моей дочери за моей спиной?
— Не переводи стрелки! — Олег вскочил и начал ходить по комнате. — Я мужик, Лена! Я имею право знать, кого я ращу! Я вкалываю на двух работах, плачу ипотеку, вожу её на кружки. А вдруг я кормлю чужого ребенка? Вдруг ты мне её нагуляла, пока я в командировках был? Елена сидела неподвижно. Ей казалось, что её ударили наотмашь. Грязно, больно, незаслуженно. Пять лет жизни. Пять лет абсолютной верности, заботы, бессонных ночей. И всё это сейчас перечеркнули одной фразой «нагуляла».
— Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? — спросила она очень тихо. — Ты обвиняешь меня в измене. Ты называешь нашу дочь чужой. — Я хочу доказательств! — выкрикнул он, останавливаясь перед ней. — Спустя 5 лет с рождения дочери муж потребовал сделать тест ДНК — он решил, что она не его родная дочь. Я не успокоюсь, пока не увижу бумагу. Это мое условие. Если ты чиста — тебе бояться нечего. Сделаем тест, я увижу 99 процентов, и закроем тему. А если ты откажешься — значит, рыльце в пушку.
Елена смотрела на мужа и видела перед собой незнакомца. Мелочного, неуверенного в себе, отравленного ядом подозрений. Он был готов унизить жену процедурой установления отцовства, лишь бы успокоить своих тараканов и свою маму. — Ты понимаешь, что после этого теста нашей семьи уже не будет? — спросила она. — Независимо от результата. — Это манипуляция, — отмахнулся он. — Ты давишь на жалость, чтобы я отступил. Но я не отступлю. Завтра же едем в клинику. Я уже записался. Сдадим мазок.
В комнате повисла тишина. Слышно было, как тикают часы и как гудит холодильник на кухне. Елена чувствовала, как внутри неё умирает что-то большое и важное. Умирает уважение к этому мужчине. — Хорошо, — сказала она ледяным тоном. — Мы сделаем тест. Завтра. Но у меня тоже будет условие. — Какое еще условие? — насторожился Олег. — Если тест покажет, что Маша твоя дочь — а он это покажет, — ты собираешь свои вещи и уезжаешь к маме. Сразу же. В ту же секунду. Потому что жить с мужчиной, который считал меня шлюхой, а свою дочь — бастардом, я не буду.
Олег криво усмехнулся. — Смело. Блефуешь? Ну-ну. Посмотрим, как ты заговоришь, когда придут результаты. Я согласен. Если она моя — я буду ползать на коленях и вымаливать прощение. Но что-то мне подсказывает, Лена, что собирать вещи придется тебе.
Он ушел в спальню, уверенный в своей правоте. А Елена осталась в гостиной. Она не могла лечь с ним в одну постель. Ей было физически противно. Она зашла в детскую, села на пол у кроватки Маши и погладила её руку. — Прости меня, маленькая, — прошептала она. — Твой папа решил поиграть в детектива. Но он не знает, что в этой игре проигрывает тот, кто сомневается в своих любимых.
На следующий день они ехали в клинику молча. В машине висело напряжение, от которого можно было задохнуться. Маша, ничего не понимая, болтала на заднем сиденье про садик и подружек, а Олег даже не оборачивался к ней. Он уже вычеркнул её из сердца, поставив на паузу свои отцовские чувства до получения «справки». В клинике процедура заняла пять минут. Ватная палочка за щекой у папы, ватная палочка за щекой у дочки. — Результат через три дня на почту, — сказала медсестра.
Три дня ада. Три дня, когда они жили в одной квартире как соседи. Олег спал на диване, демонстративно не ел то, что готовила Елена, и избегал смотреть на дочь. А Елена ждала. Она не боялась результата. Она знала правду. Она боялась того момента, когда эта правда разрушит всё окончательно.
Письмо пришло в четверг вечером, когда за окном сгущались сизые сумерки, а в квартире стояла та звенящая, неестественная тишина, от которой закладывает уши. Елена мыла посуду, стараясь не греметь, чтобы не разбудить Машу, которую уложила пораньше, лишь бы она не чувствовала напряжения между родителями. Олег сидел за кухонным столом с телефоном в руках. Он обновлял почту каждые пять минут. Его лицо было серым, осунувшимся, но в глазах горел фанатичный огонь инквизитора, ожидающего признания ведьмы.
— Пришло, — хрипло сказал он. Звук льющейся воды прекратился. Елена вытерла руки полотенцем, медленно, тщательно вытирая каждый палец. Она не спешила. Ей не нужно было смотреть в экран, чтобы знать правду. — Открывай, — сказала она, не оборачиваясь. Олег нажал на файл. PDF-документ грузился мучительно долго. Елена наблюдала за мужем. Она видела, как его глаза бегают по строчкам, пропуская сложные медицинские термины и таблицы с аллелями, ища главную цифру. Итоговое заключение.
И вдруг он выдохнул. Громко, со свистом, словно из пробитого колеса вышел воздух. Его плечи, напряженные последние три дня, опустились. Лицо расплылось в глупой, виновато-облегченной улыбке. — Фух… — он откинулся на спинку стула. — 99,9 процентов. Моя. Ну слава богу. Он поднял на Елену глаза, в которых уже не было холода, а была какая-то липкая, заискивающая радость. — Лен, ну ты чего стоишь как истукан? Всё хорошо! Машка моя! Ошибка исключена. Он встал и шагнул к ней, расставив руки для объятий. — Ну иди ко мне. Прости дурака. Ну перенервничал, ну с кем не бывает? Мама накрутила, сказала, что у соседки внук тоже не похож был, а потом оказалось… Короче, забей. Главное, что мы выяснили правду. Теперь заживем спокойно.
Елена не шелохнулась. Когда его руки коснулись её плеч, она дернулась, как от удара током, и сделала шаг назад, упираясь поясницей в столешницу. — Не трогай меня, — тихо сказала она. Олег замер. Его улыбка померкла. — Лен, ты чего? Обиделась? Ну я же извинился! Я имел право знать! Я мужик, я должен быть уверен в своем потомстве! — Ты имел право знать, — кивнула Елена. — И ты узнал. А теперь вспомни наше условие. — Какое условие? — он нахмурился, делая вид, что забыл. — А, это… Да брось ты! Это ты на эмоциях ляпнула. Какой развод? Из-за бумажки? У нас ребенок, семья! Ты что, готова разрушить всё это из-за своей гордыни?
— Это не гордыня, Олег. Это брезгливость, — она смотрела на него и видела не мужа, а жалкого, трусливого человека, который готов был смешать её с грязью ради маминых сплетен. — Ты три дня ходил мимо дочери и не смотрел на неё. Ты не читал ей сказку. Ты не целовал её перед сном. Ты поставил свою любовь на паузу, пока лаборатория не выдаст тебе разрешение любить. — Я просто был в стрессе! — А я? — Елена повысила голос, но тут же осеклась, вспомнив про спящую Машу. — А я в чем была? Ты обвинил меня в блуде. Ты обсуждал меня со своей матерью, выискивая у моей дочери «не те» уши. Ты растоптал меня, Олег. И ты думаешь, что фраза «ну прости, дурака» всё исправит? Нет.
Она прошла в коридор и открыла шкаф. Достала оттуда большую спортивную сумку, с которой он ходил в зал. Швырнула её ему под ноги. — Собирайся. — Ты серьезно? — Олег начал злиться. Страх потерять комфортную жизнь сменился агрессией. — Ты выгоняешь отца своего ребенка? Да, она моя дочь! И я имею право жить здесь! — Эта квартира моих родителей, Олег. Ты здесь прописан временно. Вещи собирай. Или я соберу их сама и выкину с балкона. — Да ты истеричка! — заорал он. — Ну сделал тест, и что?! Миллионы делают! Это нормально в современном мире! Ты просто повод искала, чтобы меня слить! У тебя кто-то есть, да? Раз тест чистый, значит, ты просто хочешь свободы?
Елена горько усмехнулась. Даже сейчас, когда всё рушилось, он искал виноватых где угодно, только не в зеркале. — У меня есть чувство собственного достоинства. И я не хочу, чтобы моя дочь росла рядом с мужчиной, который будет разглядывать её под микроскопом каждый раз, когда она получит двойку или не так посмотрит. «А может, всё-таки не моя? Гены-то плохие». Я не хочу этого яда в нашем доме.
Олег стоял, сжимая кулаки. Он понял, что она не шутит. Что привычные манипуляции не работают. Что «удобная» жена кончилась в тот момент, когда он повез её в клинику. Он начал швырять вещи в сумку. Рубашки, джинсы, носки — всё летело комом. — Хорошо! — орал он шепотом, чтобы не разбудить Машу. — Я уйду! Но ты приползешь! Ты одна с ребенком не потянешь! Кому ты нужна, разведенка с прицепом? Я алименты буду платить копейки, официалка у меня маленькая, ты знаешь! Помиру пойдешь! — Лучше по миру, чем с тобой в одной постели, — ответила Елена.
Он ушел через двадцать минут. Громко хлопнул дверью, напоследок крикнув, что она «дура, которая рушит счастье своими руками». Елена закрыла замок на два оборота. Накинула цепочку. Сползла по двери на пол. В квартире стало тихо. На этот раз тишина была не давящей, а чистой. Как воздух после грозы. Елена прошла в детскую. Маша спала, обняв плюшевого зайца. — Твой папа тебя любит, — прошептала Елена, поправляя одеяло. Ей придется врать дочери. Пока что. Сказать, что папа уехал в командировку. Что он занят. — Но маму он разлюбил в тот момент, когда перестал ей верить.
На кухне на столе лежал распечатанный результат теста, который Олег в порыве гнева забыл забрать. «Вероятность отцовства: 99,9998%». Елена взяла лист. Посмотрела на цифры. Она взяла зажигалку. Бумага вспыхнула быстро. Елена бросила горящий лист в раковину и смотрела, как огонь пожирает доказательство её «честности», которое ей было не нужно. Пепел, черный и легкий, смыло водой.
Через час позвонила свекровь. — Леночка, ну что? — голос Галины Петровны был елейным, предвкушающим скандал. — Пришел результат? Подтвердились мои опасения? — Результат пришел, Галина Петровна, — сказала Елена спокойно. — Маша — дочь Олега. Тест положительный. — Ой… — в трубке повисла пауза. Разочарованная пауза. — Ну… слава богу. Значит, в нашу породу пошла, просто перерастет. Ну, вы там не ругайтесь, дело житейское… — Мы не ругаемся. Олег ушел. — Куда ушел? За шампанским? — К вам ушел, Галина Петровна. С вещами. Встречайте сына. Вы так переживали за чистоту рода, что теперь можете наслаждаться обществом чистокровного Олега круглосуточно. А к «чужой» внучке он больше отношения не имеет.
Елена положила трубку и выключила телефон. Завтра будет новый день. Будет развод, будут суды за алименты (она знала, как доказать его реальные доходы), будут слезы Маши. Но сегодня она спасла свою дочь от жизни во лжи. Она показала ей (пусть Маша поймет это позже), что доверие — это не то, что проверяют в пробирке. Елена подошла к зеркалу. Глаза у неё были серые. Усталые, но ясные. Она была права. Генетика — сложная штука. Но генетика порядочности передается не через кровь, а через поступки. И в этом тесте Олег получил ноль процентов.
Доверие в семье похоже на зеркало: можно склеить осколки после удара, но отражение навсегда останется искаженным. Елена выбрала трудный путь одиночества, отказавшись жить с человеком, для которого «справка» важнее любви. Это поступок, требующий огромной внутренней силы.
Как вы считаете, возможно ли простить такое требование мужа, если результат теста оказался положительным? Или сомнение — это червь, который рано или поздно съест брак? Если эта история отозвалась в вашем сердце, пожалуйста, подпишитесь на канал, поставьте лайк и поделитесь своим мнением в комментариях. Мы ценим каждый ваш голос.
