— Открывай, я кому сказала! Детей собирай, поедем к Мише! — голос свекрови гулко отдавался в подъезде, словно кто-то бил в медный таз.
Кира стояла за дверью и чувствовала, как холодеет спина. Утро началось как обычно: овсянка на плите, Даня с Ритой возились с конструктором в детской. А теперь — вот это. Опять.
— Ну что ты там притворяешься, будто дома нет? — подключилась золовка Инга. — Видели, как из окна выглядывала! Думаешь, мы дуры?
Кира приложила ладонь к двери. Холодная, как лёд. В квартире пахло корицей — вчера пекла булочки с детьми. Теперь этот уютный запах казался насмешкой.
— Не открою, — тихо сказала она. Горло перехватило. — Уходите.
— Что?! — свекровь, кажется, не ожидала сопротивления. — Ах ты… Вот смотри, вертихвостка, если сейчас же не откроешь нам дверь, деда Егора вызовем! Он уж найдёт на тебя управу!
Дед Егор. Кира вздрогнула. Участковый на пенсии, живёт через три дома, дружит с Мишиной матерью лет двадцать. Придёт — начнёт учить жизни, стыдить, угрожать органами опеки. Он уже приходил месяц назад, когда свекровь пожаловалась, что внуков не пускают к отцу.
— Мама, что происходит? — Даня выглянул из детской. Семь лет, серьёзные глаза за круглыми очками. Слишком серьёзные для своего возраста.
— Ничего, солнышко. Иди к Рите, поиграй ещё немного.
— Это бабушка кричит?
Кира не успела ответить. Свекровь снова заголосила:
— Даня! Данечка, внучек! Это бабушка пришла! Открой дверь, мальчик мой!
Кира кинулась к сыну, перехватила его за плечи:
— Не смей! Слышишь? Никуда не пойдёшь.
— Но это же бабушка…
— Я сказала — нет!
Мальчик попятился, глаза расширились. Кира сжала кулаки. Господи, она накричала на него. На своего Данечку, который и так весь год мается после развода, спрашивает, почему папа больше не приходит.
Потому что папа, Мишенька твой любимый, решил, что бывшей жене ничего не должен. Ни алиментов, ни участия. Зато требует детей на выходные — чтобы мать посидела, пока он с друзьями в бильярд играет.
— Данюша, прости, — Кира присела перед сыном, обняла. — Прости, мама просто устала.
За дверью свекровь продолжала:
— Инга, звони деду Егору. Пусть приезжает. А то совсем обнаглела эта… Миша-то мой страдает, детей хочет увидеть!
Кира выпрямилась. Что-то внутри щёлкнуло, как выключатель. Страдает. Миша страдает. А она что, на курорте, что ли?
Она распахнула дверь.
На площадке стояли две женщины. Свекровь — Роза Тимофеевна, крупная, в драповом пальто нараспашку, волосы крашеные, рыжие, как у попугая. Лицо красное, губы сжаты в ниточку. Рядом Инга — тощая, в кожаной куртке, накрашенная так, будто на сцену собралась.
— А вот и объявилась, — Роза Тимофеевна шагнула вперёд. — Думала, отсидишься?
— Вы не имеете права приходить сюда, — Кира загородила собой дверь. — У нас развод. Я живу отдельно. Дети со мной по решению суда.
— По решению суда! — передразнила Инга. — Суд можно обмануть, мы знаем. Наплакала небось судье, что Мишка тебя бил.
— Он меня бил.
— Враньё! — Роза Тимофеевна ткнула пальцем в воздух. — Мой сын руки на женщину не поднимет! Это ты его довела!
Кира почувствовала, как комок подкатывает к горлу. Не плакать. Ни за что не плакать перед ними.
— Уходите, пока я полицию не вызвала.
— Да вызывай! — Инга достала телефон, потрясла им. — Дед Егор сейчас сам приедет, всё объяснит! Скажет, какая ты мать! Детей в грязи держишь!
— В какой грязи?!
— А мы знаем! — Роза Тимофеевна наступала, и Кира невольно пятилась в прихожую. — Миша рассказывал! Небось до ночи по клубам шляешься, а дети одни дома!
Это было настолько абсурдно, что Кира на мгновение потеряла дар речи. Она, которая полгода из дома не выходила дальше продуктового магазина? Которая по ночам подрабатывает переводами, чтобы дотянуть до зарплаты?
— Вы с ума сошли.
— Мы? — Инга прошла следом за матерью в прихожую, оглядела коридор. — Ага, точно. Вон кроссовки мужские. Чьи? Любовника?
— Это Данины кроссовки! Ему семь лет!
— А вон те? — Инга ткнула носком туфли в старые кеды, которые Кира носила на дачу в прошлом году. — Тоже семилетнему?
Роза Тимофеевна уже прошла в комнату. Кира кинулась за ней:
— Вы не имеете права! Это моя квартира!
— Данил! Маргарита! — свекровь распахнула дверь в детскую. — Собирайтесь, едем к папе!
Рита, четырёхлетняя, с косичками, выглянула из-за стола. Увидела бабушку — и лицо её скривилось. Она не заплакала, но губы задрожали.
— Не хочу, — прошептала девочка.
— Как это не хочешь? — Роза Тимофеевна шагнула к ней. — К папочке не хочешь?
— Не хочу к папе! Там страшно!
У Киры ёкнуло сердце. Вот оно. То, о чём дети боялись сказать. То, что она вытягивала неделями, по крупицам.
— Что значит страшно? — она присела рядом с дочерью. — Ритуль, скажи.
— Папа кричит. Всё время кричит. А бабушка говорит, что ты плохая.
Роза Тимофеевна побагровела:
— Я? Я такого не говорила!
— Говорила! — Даня вышел из-за шкафа, где прятался. — В прошлый раз говорила! Что мама нас не любит! Что мы ей мешаем! А это неправда!
Он плакал. Семилетний мальчик, который последние полгода старался быть мужчиной, помогать маме, не жаловаться — стоял и плакал навзрыд.
Кира обняла обоих детей, прижала к себе.
— Хватит, — сказала она тихо. — Уходите. Сейчас же.
— Мы никуда не уйдём! — Инга скрестила руки на груди. — Дед Егор уже едет. Он всё решит.
— Пусть едет. Я детей не отдам.
— Не отдашь? — Роза Тимофеевна усмехнулась. — А мы посмотрим! Миша отец, он имеет право!
— Он не платит алименты. Полгода ни копейки.
— Врёшь! Он каждый месяц деньги переводит!
— Покажите квитанции.
Молчание. Инга переглянулась с матерью.
— Ну… это… Может, он наличными приносил, — пробормотала золовка.
— Когда? Где? Я его три месяца не видела!
Роза Тимофеевна махнула рукой:
— Заладила своё! Алименты, алименты! А ты сама зарабатывать пробовала? Или только на шее у мужиков висеть умеешь?
Кира медленно поднялась. Дети сидели на полу, прижавшись друг к другу. Рита всхлипывала. Данила обнимал сестрёнку и смотрел на мать полными слёз глазами.
— Я работаю, — Кира говорила медленно, отчеканивая каждое слово. — Я работаю на двух работах. Днём — бухгалтером, ночью — переводчиком. Я сплю по четыре часа в сутки. Я готовлю, убираю, стираю, помогаю с уроками. Я одна. Понимаете? Одна. А ваш драгоценный Миша за полгода ни разу не спросил, как дети. Ни разу не принёс даже пакет с продуктами.
— Потому что ты ему не даёшь! — заорала Роза Тимофеевна. — Детей настраиваешь!
— Я ничего не говорю про отца! Я молчу про то, как он пил! Как бил меня на их глазах! Как орал, что они ему жизнь сломали!
Инга скривилась:
— Ну началось. Миша выпивал, как все мужики. Нормально.
— Нормально?
Кира рассмеялась. Истерично, зло.
— Нормально — это когда твой муж приходит пьяный, швыряет посуду и бьёт по лицу? Нормально — это когда он кричит, что убьёт, если не заткнусь? Нормально — это когда дети прячутся в шкафу и трясутся от страха?
— Преувеличиваешь, — отмахнулась свекровь. — Бабьи выдумки.
— У меня есть справки.
— Купленные!
— Есть свидетели.
— Подговорённые!
Кира поняла: бесполезно. Они не услышат. Никогда не услышат. Для них Миша — святой. А она — дрянь, которая разрушила семью.
В дверь позвонили. Три коротких звонка.
— Это дед Егор! — обрадовалась Инга. — Вот сейчас он тебе покажет!
Кира взяла телефон, сфотографировала свекровь и золовку:
— Если не уйдёте сейчас же, вызываю полицию. Настоящую.
— Да чего ты боишься? — Роза Тимофеевна двинулась к двери. — Дед Егор справедливый, разберётся.
Она распахнула дверь.
На пороге стоял не дед Егор.
Стояла соседка Клара Семёновна — пенсионерка из квартиры напротив, с палкой в руках и решительным выражением лица.
— Что за крик? — она подняла палку. — Я участковому звонила! Сейчас приедут! Орёте тут, детей пугаете!
Роза Тимофеевна отшатнулась от порога, но быстро взяла себя в руки:
— Клара Семёновна, вы не понимаете! Это семейное дело! Мы за внуками пришли!
— Понимаю я, понимаю, — соседка покачала головой. — Слышу, как вы тут каждую неделю скандалите. Девочка одна с детьми, а вы её терроризируете.
— Почему терроризируем?! — возмутилась Инга. — Мы законно…
Её прервал топот на лестнице. Снизу поднимались двое — дед Егор, грузный, с красным лицом, в старой полицейской куртке, и… Кира похолодела. Вместе с ним шла Людмила. Мишина бывшая. Та самая, с которой он изменял последние два года брака.
— Вот, смотрите! — Людмила ткнула пальцем в Киру. — Говорила же, что она детей прячет! Даже поговорить им с Мишей не даёт!
У неё было острое лицо, тонкие губы, выкрашенные в ядовито-розовый цвет. Джинсы в обтяжку, каблуки — шпильки. Она явно потратила время на макияж перед этим визитом.
— Ты кто такая вообще? — Кира почувствовала, как внутри всё закипает. — Какое ты имеешь право сюда приходить?
— Я невеста Миши, если хочешь знать, — Людмила вызывающе задрала подбородок. — Скоро поженимся. И детей заберём. Им нужна нормальная семья, а не истеричка-одиночка.
— Вот именно! — поддакнула Роза Тимофеевна. — Людочка девушка хорошая, хозяйственная. Она и готовит прекрасно, и порядок в доме наведёт. Не то что некоторые.
Дед Егор прокашлялся, важно оглядел всех:
— Так, граждане. Давайте по порядку. Кира, пройдёмте в квартиру, посмотрим условия проживания несовершеннолетних.
— У вас нет права входить без ордера, — Кира загородила проход.
— Как это нет? — дед Егор нахмурился. — Я представитель общественности. Меня жильцы дома попросили разобраться.
— Какие жильцы? — встрял Клара Семёновна. — Я тут тридцать лет живу, никто меня ни о чём не просил!
— А вас никто и не спрашивал, бабуся, — огрызнулась Людмила. — Сидели бы дома, в свои годы.
Клара Семёновна побагровела, замахнулась палкой:
— Ты, стерва крашеная, как разговариваешь со старшими?!
— Ой, только не надо! — Людмила закатила глаза. — Сейчас расплачетесь, скажете, что вас побили.
Кира чувствовала, как ситуация выходит из-под контроля. Дети в детской молчали — настороженно, испуганно. Даня держал Риту за руку. Господи, что она делает? Устраивает им цирк прямо в доме?
— Все уходите, — сказала она твёрдо. — Сейчас же. Или я действительно звоню в полицию.
— Звони, звони, — ухмыльнулась Людмила. — Приедут, посмотрят, как ты тут живёшь. В двушке на окраине, обои отваливаются, мебель старая. Мы с Мишей им трёшку предложим в центре, новую, с ремонтом.
— У меня всё чисто и ухожено!
— Ага, конечно. Дети вон напуганные какие. Небось орёшь на них постоянно, нервы срываешь.
Кира сжала кулаки. Не поддаваться. Не опускаться до её уровня.
— Ладно, — вмешался дед Егор. — Кира, будь умницей. Дай детям с бабушкой повидаться. Что ты теряешь? Посидят часик, приедут домой.
— Нет.
— Упрямая! — Роза Тимофеевна топнула ногой. — Ты же детей от отца отбиваешь! Это незаконно!
— Отец пусть алименты заплатит. Потом поговорим.
— Опять про деньги! — Инга фыркнула. — Только о бабках и думаешь! Миша тебе в браке всё давал, всё покупал!
— Миша пропивал зарплату до пятнадцатого числа. Я кормила семью на свою копеечную ставку.
— Врёшь! — выкрикнула Людмила. — Миша мне всё рассказал! Ты его третировала, пилила, доводила! Он на работе пахал, а ты дома лежала, в интернете сидела!
— Да ты его вообще три месяца знаешь! — не выдержала Кира. — Какое ты имеешь право…
— Три месяца?! — Людмила расхохоталась. — Милая, мы с Мишей два года встречаемся! Ты просто слепая была! Или делала вид, что не замечаешь. Удобно же — муж есть, деньги приносит.
Кира почувствовала, как земля уходит из-под ног. Два года. Значит, когда Рите было два. Когда она, Кира, сидела с младенцем в декрете, не спала ночами, вытирала сопли и меняла подгузники — он изменял. С этой. С накрашенной куклой на каблуках.
— Мама? — из детской вышел Даня. Бледный, с заплаканным лицом. — Мама, кто эта тётя?
Людмила присела, расплылась в улыбке:
— Данечка, привет! Я Люда. Я буду твоей новой мамой.
— У меня есть мама.
— Ну да, есть. Но скоро ты будешь жить с папой и со мной. У нас квартира большая, красивая. Хочешь, куплю тебе компьютер новый?
Даня молчал, глядя на неё изучающе. Потом медленно покачал головой:
— Не хочу.
— Да ладно! — Людмила потрепала его по голове. — Все мальчики хотят компьютеры!
— Не трогай моего сына, — Кира оттолкнула её руку.
— Ах, не трогать! — Людмила выпрямилась, на лице её проступила злость. — Сейчас они твои! А через месяц будут наши! Думаешь, у тебя есть шансы? Миша уже к юристу ходил. Говорит, ты психически нестабильна. Орёшь на детей, швыряешься вещами. Он заявление готовит в опеку.
— Что?
— А что ты думала? — ухмыльнулась Инга. — Мишка не дурак. Собирает доказательства. Соседей опрашивает.
— Каких соседей?
— А вот Петровна из сорок второй говорит, видела, как ты Даню по попе шлёпала во дворе. И Семёнов с пятого этажа слышал, как ты кричала. Говорит, дети плакали.
Кира растерянно посмотрела на Клару Семёновну. Та развела руками:
— Враньё всё это. Петровна вообще полгода в больнице лежит. А Семёнов — алкоголик, он все что хочешь за бутылку наплетет.
— Заткнись, старая! — бросила ей Людмила. — Не твоё дело!
— Моё! — Клара Семёновна стукнула палкой об пол. — Я свидетелем буду, если что! Видела, как Кира, — она кивнула на Киру, — после работы с пакетами тяжёлыми приходит. Детей в садик водит, забирает. Одна со всем справляется! А вы тут налетели, как стая ворон!
— Ворон? — Роза Тимофеевна шагнула вперёд, грозно нависая над соседкой. — Ты кого воронами назвала?
— Вас и называю! — не испугалась старушка. — Чужую жизнь портите!
Дед Егор поднял руку:
— Тихо! Всем молчать! Сейчас я скажу. Кира, я вижу, обстановка тут нервная. Детям это вредно. Предлагаю так — отдай их бабушке на недельку. Отдохнёшь, соберёшься с мыслями. А мы посмотрим, как оно там, в спокойной обстановке.
— Ни за что.
— Упёртая, — процедил дед Егор сквозь зубы. — Ну смотри. Будет по-другому. Я составлю акт, что ты препятствуешь общению детей с родственниками. Это нарушение их прав. В опеку направлю.
— Направляйте, — Кира подняла подбородок. — Пусть приезжают. Пусть проверяют. У меня всё в порядке.
— Да ну? — Людмила скрестила руки на груди. — А мы ещё посмотрим. Миша сказал, ты по ночам шляешься. Детей одних оставляешь.
— Я работаю! Переводами занимаюсь! Дома! За компьютером!
— Ага, конечно. За компьютером, — Людмила хихикнула. — Может, по видеочату с мужиками болтаешь? Подрабатываешь? Интимные услуги оказываешь?
Тишина. Даже дед Егор поморщился. Кира смотрела на эту женщину — накрашенную, самодовольную, злую — и не могла поверить. За что? За что ей это?
— Уходите, — прошептала она. — Уходите все. Немедленно.
— Не уйдём, — отрезала Роза Тимофеевна. — Не дождёшься. Мы за правду. За справедливость. За то, чтобы дети нормально жили!
Кира достала телефон, набрала номер полиции.
— Алло? Полиция? Ко мне в квартиру вломились посторонние люди. Угрожают. Да, сейчас скажу адрес…
Людмила вырвала у неё телефон, швырнула на пол. Экран треснул.
— Ах ты… — Кира шагнула к ней, но Инга перехватила её за руку.
— Тихо, тихо. Не надо драться. Мы всё снимаем, между прочим. Видишь? — Она подняла свой телефон, на экране мигала красная точка записи. — Вот как ты агрессивна. Набрасываешься на людей. На глазах у детей!
Кира дёрнулась, выдернула руку.
— Мама! — Рита выбежала из детской, кинулась к ней, обхватила ноги. — Мама, я боюсь!
— Всё хорошо, солнышко, — Кира подняла дочь на руки. — Всё будет хорошо.
Но она сама не верила своим словам.
Дед Егор достал блокнот, начал что-то записывать:
— Неадекватное поведение матери. Агрессия. Ребёнок в состоянии стресса…
— Да вы издеваетесь?! — не выдержала Клара Семёновна. — Это вы сюда припёрлись всей толпой, орёте, детей пугаете! А она защищается!
— Бабуля, иди отсюда, — Людмила небрежно махнула рукой. — Не мешай взрослым разговаривать.
В этот момент из детской вышел Даня. В руках у него был планшет — старенький, потрёпанный, который Кира купила на распродаже в прошлом году.
— Я всё записал, — сказал он тихо. — Всё, что вы говорили. С самого начала.
Людмила побледнела:
— Что?
— Я включил запись, когда бабушка кричала. Вот, смотрите. — Он протянул планшет матери. На экране шла видеозапись — правда, снятая из детской, через приоткрытую дверь, но голоса были слышны отчётливо. Все угрозы. Все оскорбления. Людмила, обещающая компьютер и новую маму. Инга с её наездами. Роза Тимофеевна с криками про вертихвостку.
— Умный мальчик, — прошептала Кира, прижимая к себе сына. — Умница мой.
— Учительница говорила, что если кто-то обижает, надо записывать, — пояснил Даня серьёзно. — Это доказательство.
Роза Тимофеевна кинулась к нему:
— Отдай сюда! Немедленно!
— Не подходите к ребёнку! — Клара Семёновна загородила мальчика своей палкой. — Я свидетель! Я всё видела! Вы на ребёнка напали!
Дед Егор захлопнул блокнот:
— Так. Это меняет дело.
— Что меняет? — Инга попыталась изобразить возмущение. — Мы же ничего такого не говорили!
— Я сейчас включу запись вслух, если хотите, — предложила Кира. — Пусть весь подъезд послушает. Особенно про то, как вы меня обвиняете в интимных услугах.
Людмила схватила сумку:
— Всё, я пошла. Мне это не нужно. Пусть Миша сам разбирается.
— Стой! — Роза Тимофеевна попыталась её удержать. — Людочка, не уходи!
— Я сказала — всё! — Людмила развернулась и быстро зашагала к лестнице. Каблуки стучали по ступенькам — гулко, отрывисто. Убегала. Сбегала.
Роза Тимофеевна растерянно посмотрела ей вслед, потом перевела взгляд на Киру:
— Ты… ты пожалеешь. Миша с тобой по-другому поговорит.
— Пусть говорит. Через суд, — Кира шагнула ближе, всё ещё держа на руках Риту. — Но если вы ещё раз сюда придёте без приглашения, я напишу на вас заявление. За домогательство, за угрозы, за проникновение в жильё. У меня теперь есть запись. И свидетель.
Дед Егор кашлянул:
— Ну что ж. Пожалуй, мне тоже пора. Тут, я вижу, обычная семейная склока. Не моё дело.
— Как не ваше?! — возмутилась Инга. — Вы же обещали помочь!
— Обещал разобраться. Разобрался. Девка одна с детьми, вы её терроризируете. Это не помощь, а травля. Я в таких делах не участвую.
Он развернулся и пошёл к лестнице. Роза Тимофеевна и Инга остались стоять на площадке — растерянные, злые, но уже беспомощные.
— Это ещё не конец, — процедила сквозь зубы свекровь. — Миша не оставит так.
— Передайте Мише, — Кира говорила спокойно, хотя внутри всё дрожало, — пусть платит алименты. Пусть приходит к детям — трезвый, в назначенное время, без скандалов. Тогда поговорим. А пока — забудьте дорогу сюда.
Она закрыла дверь. Повернула ключ. Прислонилась к косяку.
Тишина. В квартире пахло корицей и пылью. Рита сопела на руках. Даня стоял рядом, сжимая планшет.
— Мама, — прошептал он. — Они больше не придут?
— Не знаю, солнышко, — честно ответила Кира. — Но мы справимся. Как-нибудь справимся.
Клара Семёновна похлопала её по плечу:
— Справитесь, деточка. Я теперь буду следить. Пусть только сунутся — я их палкой встречу.
Кира рассмеялась. Сквозь слёзы. Усталость навалилась разом — как будто она не спала неделю. Но внутри, где-то глубоко, что-то потеплело. Защитилась. Не сломалась. Устояла.
— Спасибо, — прошептала она соседке. — Спасибо вам.
Вечером, когда дети наконец уснули, Кира сидела на кухне с чашкой остывшего чая. За окном темнело. Город гудел — машины, голоса, чья-то музыка из соседнего дома. Обычная жизнь.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера: «Ты пожалеешь. Я добьюсь своего. Миша».
Кира удалила сообщение. Заблокировала номер. Завтра пойдёт к юристу. Оформит запрет на приближение. Подаст на алименты через приставов.
А сегодня — сегодня она просто посидит в тишине. Подышит. Поймёт, что выжила. Что не сдалась.
И этого пока достаточно.
