– Вадик, я не понимаю, почему мы снова обсуждаем этот вопрос в семь утра в воскресенье? – Полина устало потерла виски, глядя на мужа, который нервно расхаживал по кухне, задевая бедром угол стола.
Вадим остановился, картинно вздохнул и посмотрел на жену так, словно объяснял прописные истины неразумному ребенку. В его руке дымилась чашка кофе, который он сварил только себе, забыв про Полину.
– Потому что мама звонила, Полина. Она не спала всю ночь. У нее давление, сердце колет, и вообще, она чувствует себя брошенной и никому не нужной. А все почему? Потому что ты вчера отказалась ехать к ней вешать новые шторы.
– Вадим, у меня вчера был единственный выходной за две недели, – спокойно, но твердо напомнила Полина, наливая себе воды. – Я работала над квартальным отчетом, чтобы мы, между прочим, могли оплатить страховку на твою машину. И я предупреждала Тамару Игнатьевну, что приеду в следующие выходные. Шторы – это не вопрос жизни и смерти.
– Для мамы это важно! – голос Вадима сорвался на визг. – Она хочет уюта! Она пожилой человек! А ты… Ты черствая, Полина. Тебе лишь бы о деньгах думать. «Отчет, отчет»… А душа где? Где уважение к старшим? Мама сказала, что ты специально это делаешь, чтобы ее извести.
Полина медленно опустилась на стул. Этот разговор был похож на заезженную пластинку, которую крутили в их доме последние три года брака. Сначала это были мелкие просьбы: отвезти рассаду, купить лекарства, помочь с уборкой. Полина не отказывала, старалась быть хорошей невесткой. Но аппетиты Тамары Игнатьевны росли в геометрической прогрессии. Теперь требовалось не просто помогать, а полностью подчинить свою жизнь графику и желаниям свекрови.
– Я не хочу ее изводить, – сказала Полина, глядя в окно, где серый осенний дождь смывал остатки ярких листьев с деревьев. – Я просто хочу, чтобы в моей жизни было время на отдых. И на нас с тобой. Когда мы в последний раз были в кино? Или просто гуляли? Мы каждые выходные проводим у твоей мамы, слушая, как я неправильно режу салат или не так мою полы.
– Ах, вот как ты заговорила! – Вадим с грохотом поставил чашку на стол, расплескав кофе на чистую скатерть. – Значит, помощь моей матери для тебя – каторга?
– Не передергивай.
– Я не передергиваю! Мама права была. Она сразу сказала, что ты эгоистка. Кстати, она сегодня приедет.
Полина замерла. Чашка с водой так и не дошла до рта.
– В смысле приедет? Сюда?
– Да, сюда. К нам. У нее в квартире ремонт затевается, соседи сверху залили, там сыростью пахнет. Она поживет у нас недельку-другую. Может, месяц. Пока все не просохнет и обои не переклеят.
– Вадик, у нас однокомнатная квартира, – тихо напомнила Полина. – Где она будет спать? На кухне?
– Зачем на кухне? Мы ей нашу кровать уступим, она женщина в возрасте, ей комфорт нужен. А сами на надувном матрасе. Мы молодые, потерпим.
Полина почувствовала, как внутри начинает закипать холодная ярость. Это была не просто просьба. Это было вторжение. И самое главное – никто даже не подумал спросить ее мнения. В ее собственной квартире, купленной ею за пять лет до знакомства с Вадимом.
– Нет, – сказала она.
– Что «нет»? – не понял Вадим.
– Нет, она не будет здесь жить. Я могу оплатить ей санаторий на месяц. Хороший, с лечением, с питанием. Но жить здесь, в одной комнате с нами, спать на нашей кровати – этого не будет.
Лицо Вадима пошло красными пятнами. Он не привык слышать отказы. Обычно Полина, повздыхав, соглашалась, лишь бы не провоцировать скандал. Но сегодня что-то изменилось. Чаша терпения, наполнявшаяся по капле три года, переполнилась.
– Ты смеешь выгонять мою мать? – прошипел он. – Предлагаешь ей казенный дом вместо родного угла?
– Санаторий – это не казенный дом, это отдых.
– Замолчи! – он ударил ладонью по столу. – Я решил, что она будет жить здесь. Я здесь мужчина, и мое слово закон. Хватит мне подкаблучника из меня делать. Мама приедет через два часа. И ты встретишь ее как полагается. Приготовишь обед, освободишь шкаф для ее вещей, постелешь чистое белье. И чтобы я не видел твоей кислой мины.
Полина встала. Она вдруг с удивительной ясностью увидела своего мужа. Не того милого парня, с которым познакомилась на корпоративе, а капризного, инфантильного мальчика, который боится мамочку больше, чем потерять жену.
– А если я не согласна? – спросила она прямо.
Вадим прищурился. Он решил, что настал момент истины. Момент, когда он должен показать, кто в доме хозяин, как учила его Тамара Игнатьевна. «Бабу надо держать в ежовых рукавицах, сынок. Чуть слабину дашь – на шею сядет».
– А если не согласна, – Вадим выпрямился, принимая, как ему казалось, величественную позу, – то у меня для тебя ультиматум. Или ты сейчас же начинаешь слушаться меня и мою маму, делаешь все, как она скажет, и проявляешь уважение, или… или развод. Выбирай. Мне жена-бунтарка не нужна. Мне нужна хранительница очага, которая чтит семью мужа.
В кухне повисла звенящая тишина. Слышно было только, как гудит холодильник и как капает вода из крана, который Вадим обещал починить еще полгода назад, но так и не собрался – мама попросила починить полку, и он уехал к ней.
Полина смотрела на мужа и чувствовала странное облегчение. Словно тяжелый рюкзак, который она тащила в гору, вдруг свалился с плеч.
– Ты серьезно? – переспросила она. – Это твое окончательное слово? Или ты маму слушаешь, или мы разводимся?
– Абсолютно серьезно, – самодовольно кивнул Вадим, уверенный, что Полина сейчас испугается, заплачет и начнет просить прощения. Она ведь любила его, он знал. И одиночества боялась. Кому она нужна в тридцать пять лет?
Полина медленно кивнула.
– Хорошо. Я тебя услышала.
Она развернулась и вышла из кухни. Вадим победно усмехнулся. Сработало! Сейчас пойдет белье менять и курицу размораживать. Он допил остывший кофе, чувствуя себя победителем. Надо будет маме позвонить, сказать, что провел воспитательную беседу.
Через десять минут он услышал странный шум из спальни. Шуршание, стук, звук открываемых ящиков. Вадим нахмурился. Неужели она так активно начала освобождать полки для маминых вещей? Какой энтузиазм.
Он вошел в комнату и застыл на пороге.
Посреди комнаты, распахнув свою огромную пасть, лежал большой чемодан на колесиках – тот самый, с которым они ездили в Турцию в медовый месяц. Полина методично, стопками, укладывала в него вещи. Мужские вещи.
– Ты что делаешь? – глупо спросил Вадим, чувствуя, как победная улыбка сползает с лица.
Полина не обернулась. Она аккуратно свернула его любимый джемпер, подаренный, кстати, тещей на Новый год, и уложила поверх джинсов.
– Помогаю тебе, – спокойно ответила она. – Ты же поставил условие. Я выбрала.
– Что ты выбрала? – голос Вадима дрогнул.
– Развод, Вадик. Я выбрала развод.
– Ты… ты шутишь? – он сделал шаг вперед, не веря своим ушам. – Из-за чего? Из-за того, что мама поживет у нас пару недель? Ты готова разрушить семью из-за своей гордыни?
Полина выпрямилась и наконец посмотрела на него. В ее глазах не было ни слез, ни злости. Только усталость и какая-то ледяная решимость.
– Не из-за мамы, Вадим. А из-за того, что ты поставил меня перед выбором. Любящий человек ультиматумов не ставит. Ты сказал: или я прогибаюсь и становлюсь прислугой для твоей матери в своем же доме, или ты уходишь. Я не хочу быть прислугой. Значит, ты уходишь. Все логично.
– Но… но это же просто слова! – Вадим растерялся. Сценарий пошел не по плану. – Я просто хотел, чтобы ты поняла серьезность ситуации!
– Я поняла. Очень хорошо поняла. Серьезность ситуации в том, что тебе плевать на мой комфорт, на мое мнение и на мои чувства. Тебе важно, чтобы мама была довольна. Вот и езжай к маме. Будешь делать ее довольной круглосуточно.
Она вернулась к шкафу, достала охапку его рубашек и начала их складывать.
– Полина, прекрати! – Вадим попытался выхватить рубашку у нее из рук. – Это истерика! Убери чемодан! Мама приедет через полтора часа, а у нас тут бардак!
– Руки убери, – тихо, но так угрожающе сказала Полина, что Вадим отдернул руку. – Бардака не будет. К приезду твоей мамы здесь будет идеально чисто. Потому что тебя и твоих вещей здесь не будет.
Она продолжила сборы. В чемодан полетели носки, нижнее белье, спортивный костюм. Вадим стоял и смотрел, как его жизнь пакуется в пластиковую коробку. Он не мог поверить, что это происходит. Полина, его тихая, удобная Полина, выгоняет его?
– Куда я пойду? – вырвалось у него. – У мамы ремонт, там дышать нечем!
– Ну, ты же хотел, чтобы она жила здесь, – пожала плечами Полина. – А теперь ты поживешь у нее. Поможешь с ремонтом. Ты же рукастый, когда хочешь. Или к друзьям. Или в гостиницу. Ты мужчина, ты решишь.
В этот момент в прихожей раздалась трель домофона. Вадим вздрогнул.
– Это мама… Она раньше приехала…
– Отлично, – сказала Полина, застегивая молнию на чемодане. – Поможет тебе вещи донести до машины.
Она покатила чемодан в прихожую. Вадим семенил следом, пытаясь придумать аргумент, который остановит это безумие.
– Поля, зайка, ну прости, я погорячился! Ну давай поговорим! Не открывай!
Но Полина уже сняла трубку домофона.
– Алло?
– Полина, это я! – раздался властный голос Тамары Игнатьевны. – Открывай, чего копаешься? У меня сумки тяжелые, Вадька пусть спустится! И скажи ему, пусть такси оплатит, у меня мелочи нет.
– Тамара Игнатьевна, Вадим сейчас спустится. С вещами. Встречайте.
Она нажала кнопку открытия двери и повесила трубку.
– Всё, – сказала она, поворачиваясь к мужу. – Твое такси ждет. Чемодан собран. Вторую сумку с зимними вещами и обувью я соберу вечером и отправлю курьером. Или сам заедешь, когда меня не будет дома. Ключи положи на тумбочку.
Вадим смотрел на нее с ужасом.
– Ты меня выгоняешь? Вот так, просто выгоняешь? А как же любовь? Мы же клялись!
– Клялись быть вместе в горе и радости, а не в рабстве у твоей мамы, – отрезала Полина. – Ты свой выбор сделал, когда начал мне угрожать разводом. Я просто согласилась. Уходи, Вадим. Не устраивай сцену.
Она открыла входную дверь и выкатила чемодан на лестничную площадку. Вадим стоял в коридоре, все еще надеясь, что она сейчас рассмеется и скажет, что это розыгрыш. Но лицо Полины было каменным.
– Ключи, – повторила она.
Дрожащими руками Вадим достал связку из кармана и с звоном бросил их на пол.
– Ты пожалеешь! – крикнул он, чувствуя, как к горлу подкатывает обида. – Ты приползешь ко мне! Ты одна пропадешь! Кому ты нужна, старая дева!
– Уходи.
Вадим выскочил на площадку, схватил чемодан и, не оглядываясь, побежал к лифту. Двери лифта открылись сразу, словно ждали его. Он затащил чемодан внутрь и нажал кнопку первого этажа.
Полина закрыла дверь. Щелкнул замок. Потом она закрыла на второй замок. И на задвижку.
Она прислонилась спиной к двери и сползла на пол. Сердце колотилось как бешеное. Руки тряслись. Ей хотелось плакать, кричать, разбить что-нибудь. Но вместо этого она начала смеяться. Тихо, потом громче. Это был нервный смех, смех облегчения.
Внизу, у подъезда, разворачивалась драма. Тамара Игнатьевна, стоя с двумя клетчатыми баулами, увидела сына, выходящего из подъезда с чемоданом.
– Вадик? А ты куда собрался? Мы же к тебе! – удивилась она.
– Нет у нас больше «к тебе», мама, – буркнул Вадим, злой как черт. – Полина нас выгнала. Развод.
– Как выгнала?! – свекровь уронила баул. – Из собственной квартиры?! Да она права не имеет! Это совместно нажитое!
– Мама, квартира ее. Куплена до брака. Я там никто.
– Ах она гадина! Ах она стерва! Я так и знала! Я всегда говорила, что она змея подколодная! Ну ничего, сынок, ничего! Мы на нее в суд подадим! Мы ей покажем! Поехали домой, я ей сейчас устрою…
– У тебя ремонт, мама! – рявкнул Вадим. – Куда мы поедем? В цементную пыль?
– Ну… к тете Свете поедем. Или на дачу. Придумаем что-нибудь! Главное – не унижаться перед этой хамкой!
Они еще долго стояли у подъезда, переругиваясь и решая, куда податься. А Полина наблюдала за ними из окна, спрятавшись за шторой – той самой, которую она вчера отказалась ехать вешать.
Когда такси, наконец, забрало мужа и свекровь, Полина пошла на кухню. Там все еще пахло кофе Вадима и его разлитым гневом. Она сняла грязную скатерть и бросила ее в стирку. Протерла стол. Вымыла чашку.
Потом она открыла холодильник, достала бутылку вина, которую они берегли для особого случая, и налила себе бокал.
– За свободу, – сказала она вслух пустой, но такой уютной квартире.
Прошла неделя. Вадим звонил каждый день. Сначала с угрозами и требованиями вернуть «его вложения в быт» (он как-то купил микроволновку). Потом с жалобами на жизнь у мамы (ремонт действительно оказался кошмаром). Потом с мольбами.
– Полечка, я был дураком. Мама меня накрутила. Я не хочу разводиться. Я люблю тебя. Давай начнем все сначала? Я маме скажу, чтобы не лезла.
Полина слушала его и понимала, что ничего не шевелится в душе. Ни жалости, ни любви. Только брезгливость. Она знала, что это ложь. Стоит ему вернуться, как через неделю Тамара Игнатьевна снова начнет диктовать условия, а Вадим будет снова ставить ультиматумы, уверенный, что Полина никуда не денется.
– Нет, Вадим. Я подала заявление через Госуслуги. Нам дадут месяц на примирение, но я мириться не буду. Приезжай за остальными вещами, я собрала коробки. Они у консьержки.
– Ты даже видеть меня не хочешь?
– Не хочу.
Это было правдой. Она наслаждалась своей жизнью. Никто не будил ее в семь утра в выходной. Никто не требовал отчета. Никто не критиковал ее еду. Она записалась на танцы, о которых давно мечтала, но Вадим считал это пустой тратой времени. Она встретилась с подругами, которых Тамара Игнатьевна называла «разведенками, сбивающими с пути».
Однажды вечером, возвращаясь с работы, Полина увидела у подъезда Тамару Игнатьевну. Бывшая свекровь (хотя официально еще действующая) выглядела жалко. Прическа растрепалась, пальто застегнуто не на ту пуговицу.
– Полина! – кинулась она к ней. – Постой!
Полина остановилась, но близко не подошла.
– Здравствуйте, Тамара Игнатьевна. Что вам нужно?
– Полина, ну хватит дурить! Верни Вадьку! Он же пьет! Он с работы уволился! Сидит у меня в разгроме, в стену смотрит. Пропадет мужик! Ты же жена, ты должна спасать!
– Я никому ничего не должна, – спокойно ответила Полина. – Вадим взрослый человек. Если он пьет – это его выбор. Если уволился – его решение. Я ему не нянька и не реабилитационный центр.
– Да как у тебя язык поворачивается! – взвизгнула свекровь, мгновенно забыв про жалобный тон. – Ты его сломала! Ты его выкинула как собаку!
– Я помогла ему собрать вещи, Тамара Игнатьевна. Он сам поставил условие: или вы, или я. Он был уверен, что я выберу рабство. А я выбрала свободу. И, знаете, это был лучший подарок, который он мне сделал за все время брака.
– Эгоистка! Бесплодная пустоцветка! – понеслось в спину.
Полина вошла в подъезд и закрыла дверь. Крик оборвался. Она вызвала лифт, посмотрела на свое отражение в зеркале. Там была красивая, уверенная в себе женщина, у которой впереди была целая жизнь.
Развод прошел быстро и буднично. Вадим на суд не пришел, прислал согласие. Полина вышла из здания суда с легким сердцем. На улице светило солнце, хотя был ноябрь.
Она шла по улице и думала о том, как часто женщины терпят. Терпят неуважение, терпят вмешательство, терпят роль «второго плана» в собственной жизни, боясь остаться одни. А оказывается, одиночество – это не страшно. Страшно – это когда ты не одна, но тебя нет.
Вечером она решила устроить маленький праздник. Купила торт, пригласила подругу Ленку.
– Ну, рассказывай! – Ленка с порога вручила ей бутылку шампанского. – Как ощущения?
– Знаешь, Лен, – Полина разлила искрящийся напиток по бокалам. – Такое чувство, что я наконец-то выдохнула. Я три года ходила с втянутым животом, боясь, что маме Вадима не понравится, как я дышу. А теперь я дышу полной грудью.
– А Вадим? Не жалко его?
– Жалко, – честно призналась Полина. – Жалко, как жалеют бездомного котенка. Но я не могу усыновить сорокалетнего мужчину. Ему нужно вырасти. Может, эта ситуация заставит его повзрослеть. А если нет… то это уже проблемы его мамы. Она же хотела, чтобы он был рядом? Мечты сбываются.
Они рассмеялись.
Вдруг телефон Полины пискнул. Сообщение. От Вадима.
«Поль, я нашел работу. Снял комнату. Я понимаю, что все испортил. Но я буду пытаться стать тем, кто тебе нужен. Можно я иногда буду писать?»
Полина долго смотрела на экран. Палец замер над кнопкой «Блокировать». Она вспомнила его глаза, когда он делал предложение. Вспомнила, как он учил ее кататься на велосипеде. Хорошее тоже было. Но потом она вспомнила ультиматум. Вспомнила его уверенное, самодовольное лицо: «Или мама, или развод».
Она не стала блокировать. Просто удалила сообщение и отложила телефон.
– Кто там? – спросила Ленка.
– Спам, – улыбнулась Полина. – Реклама прошлого, которое мне больше не нужно.
Жизнь продолжалась. И в этой новой жизни Полина точно знала: она никогда больше не позволит никому ставить ей условия в ее собственном доме. Потому что уважение к себе – это фундамент, на котором строится счастье. А если фундамент гнилой, никакой «мамин уют» не спасет дом от разрушения.
