Звонок оборвался на середине. Ольга глянула в глазок и замерла.
На площадке Валентина Петровна в плаще с блестящими пуговицами. Рядом Ксения — бледная, опухшие глаза, две огромные дорожные сумки в руках.
Ольга открыла дверь на ширину плеча.
— Здравствуйте.
— Оленька, милая, — Валентина Петровна шагнула вперёд и вклинилась в проём. — Пусти нас, беда у нас.
Ксения молчала, смотрела в пол, сжимала ручки сумок до белых костяшек.
— Что случилось?
— Ксюша с женихом разошлась. Жить негде. Везу к вам, ненадолго, пока не устроится.
Валентина Петровна уже протиснулась в прихожую, потянула за собой Ксению. Чужие сумки встали на коврик Ольги.
— Валентина Петровна, у нас однокомнатная квартира.
— Ну и что? Диван разложите, Ксюша на нём поспит. Она тихая.
— Мне нужно работать, у меня рабочее место в комнате.
— Подвинешь стол, не умрёшь же, — свекровь сбросила плащ, повесила на вешалку. Как у себя. — Неделя, ну две. Что ты, как чужая?
— Я никого сюда не пускала. Это МОЙ дом, — спокойно ответила Ольга.
Валентина Петровна обернулась. Лицо стало жёстким.
— Что? Сергей — твой муж. Ксения — его сестра. Значит, и твоя семья.
— Семья не значит, что я обязана пускать кого-то жить без разговора.
— Какой разговор?! — свекровь повысила голос. — У девочки беда! Ей деваться некуда! Бессердечная совсем?
Ольга смотрела на сумки. Набитые до предела. Это не на две недели.
— Валентина Петровна, возьмите Ксению к себе. У вас двухкомнатная.
— Не могу. У меня спина, мне жёсткая кровать нужна. Да и нервы… — свекровь прижала ладонь к груди. — Всю ночь не спала, переживала. Мне стресс нельзя.
Ольга поняла — это спектакль. Всё решено заранее. Роли распределены: Ксения — жертва, мать — спасительница, Ольга — стерва, на которую всё свалят.
— Нет. Ксения здесь жить не будет.
— Что «нет»?!
— Нет.
Валентина Петровна шагнула ближе, глаза холодные.
— Ты понимаешь, что говоришь? Я Сергею всё скажу.
— Скажите.
Свекровь схватила плащ с вешалки.
— Пойдём, Ксюша. Видишь, какая у брата жена. Чужая.
Они ушли.
Через десять минут позвонил Сергей.
— Мать только что звонила. Что там случилось?
— Она привела Ксению с вещами. Я не пустила.
— Как не пустила?!
— Вот так. Сказала «нет» и закрыла дверь.
— Оль, ты что творишь? Это моя сестра!
— Это моя квартира, Серёж. И я не хочу, чтобы кто-то тут жил.
Он выдохнул в трубку, раздражённо.
— Мы вечером поговорим.
Вечером он пришёл в половине восьмого, хлопнул дверью, прошёл в комнату, не разуваясь.
— Почему ты выгнала Ксению? — бросил он из комнаты.
Ольга вышла из кухни.
— Я не выгоняла. Я не пускала.
— Какая разница?! — Сергей встал, смотрел зло. — У неё беда, помощь нужна! А ты что? Дверь закрыла?
— Она твоя сестра, не моя. И тут тридцать два квадрата. Мне работать надо.
— Подвинешься. Все так живут.
— Я не хочу так жить.
— А я что, хочу?! — Сергей сжал кулаки. — Думаешь, легко мне? Мать названивала, рыдала. Сказала, если не помогу сестре, она от меня откажется. Совсем. Поняла?
Ольга смотрела на него и видела не мужа, а мальчика. Зажатого между мамой и женой. Который выбирает ту, что умеет пугать.
— Значит, ты уже решил.
— Я пытаюсь тебя попросить!
— Не попросить. Заставить.
Сергей выдохнул, потёр лицо ладонями, сел на диван.
— Оль, ну чего ты? Это ненадолго. Ксюша устроится, съедет.
— Сколько она жила у тёти Люды в прошлый раз?
— При чём тут это?
— Четыре месяца, Серёж. Четыре.
Он отвернулся к стене. Ольга вернулась на кухню, налила воды, выпила залпом. Руки дрожали. Она понимала — Сергей не защитит её. Он боится мамы больше, чем любит жену.
Утром телефон разрывался. Валентина Петровна, потом тётя Люда, потом двоюродная сестра. Все говорили одно: «Как ты можешь? Семья должна помогать!»
Ольга отключила звук и ушла гулять. Вернулась к трём часам.
Открыла дверь — в прихожей три сумки. Огромные, тёмно-синие, как надгробия.
Сергей вышел из комнаты. Лицо серое, глаза бегают.
— Оль, прости. Мать приехала утром. Я не смог… Она сказала…
— Заткнись.
Ольга развернулась, схватила куртку.
— Оль, ты куда?!
Она не ответила. Вышла, хлопнула дверью.
Уехала к подруге Анне. Та открыла, обняла молча. Они сидели на кухне, пили чай.
— Он пустил её, — Ольга смотрела в окно. — Выбрал мать.
— Не мать. Лёгкий путь выбрал, — Анна придвинула чашку. — А со слабыми не живут.
Ольга легла спать у Анны. Телефон звонил — Сергей, раз десять. Она не брала. Только утром написала: «Пока Ксения не съедет, меня там нет».
Она вернулась днём. Открыла дверь своим ключом.
В комнате на диване сидела Ксения, листала телефон. Увидела Ольгу, отвернулась. Сергей вышел из кухни с чашкой.
— Оль…
— Выйди сюда, — Ольга кивнула в дальний угол комнаты.
Он подошёл. Она говорила тихо, чтобы Ксения не слышала.
— Я не вернусь, пока она не уедет.
— Оль, как же…
— Слушай. Не перебивай. Ты пустил её без моего согласия. Выбрал маму, не меня. Теперь я выбираю — ухожу, пока не исправишь.
— Как?! Мать меня убьёт!
— Не убьёт, — Ольга смотрела в глаза. — Но я уйду. Насовсем. Это не ультиматум, Серёж. Факт. Или взрослеешь сейчас, или остаёшься маминым. Но без меня.
Сергей молчал, дышал тяжело, сжимал чашку до белых пальцев. Внутри что-то ломалось. Страшно, больно.
— Что делать? — спросил он глухо.
— Скажи им, чтобы забрали вещи. Сегодня.
— Мать…
— Манипулирует тобой всю жизнь. Ты знаешь это?
Он не ответил. Но глаза выдали — знает.
Сергей достал телефон, набрал номер.
— Мам, приезжай. Сейчас. Нет, не обсуждается.
Валентина Петровна примчалась через сорок минут. Влетела в квартиру с криком:
— Что случилось?! Ксюш! Серёжа!
— Мам, собирайте вещи, — Сергей стоял в прихожей, прислонившись к стене. Говорил глухо, но твёрдо.
— Что?!
— Ксения здесь жить не будет. Забирайте вещи, уезжайте.
Валентина Петровна замерла, перевела взгляд на Ольгу.
— Это ты?! Ты его настроила?!
Ольга молчала.
— Я сам решил, — сказал Сергей. — Это наша квартира. Я должен был спросить Ольгу. Не спросил. Исправляю.
— Серёжа, ты понимаешь, что говоришь? — голос свекрови стал тихим, опасным. — Ты выгоняешь родную сестру?
— Прошу забрать вещи.
— Хорошо. Знай тогда — если сделаешь это, я не мать тебе больше. Всё. Конец.
Сергей стоял, сцепив руки за спиной. Костяшки белые.
— Мам, не надо…
— Надо! Выбирай. Или семья, или эта… — Валентина Петровна ткнула пальцем в Ольгу.
— Я выбрал, — сказал Сергей тихо.
Повисла тишина. Ксения всхлипнула, схватилась за сумку. Валентина Петровна не верила. Потом развернулась, рванула молнию на сумке.
— Собирайся, Ксюша. Нам тут не рады.
Они ушли через двадцать минут. Валентина Петровна громыхала сумками, бормотала проклятия. Ксения плакала. Сергей стоял у окна, смотрел на улицу.
Когда дверь захлопнулась, он прислонился лбом к стене.
Ольга подошла, встала рядом. Не обняла. Просто встала.
— Спасибо, — сказала она.
Он кивнул, не поднимая головы.
Вечером пришло сообщение от Валентины Петровны: «Ты разрушила семью. Надеюсь, спокойно спишь».
Ольга не ответила. Положила телефон и пошла на кухню, где Сергей резал хлеб. Неловко, толстыми кусками.
— Мама Ксению к тёте Люде отвезла, — сказал он. — Люда согласилась на месяц.
— Хорошо.
— Сказала, что не будет со мной разговаривать.
— Будет, — Ольга налила воду в чайник. — Через неделю позвонит, как ни в чём не бывало.
— Откуда знаешь?
— Ты ей нужен. А тех, кто нужен, не отпускают.
Сергей поставил нож, вытер руки.
— Прости меня.
Она обернулась, посмотрела на него — усталое лицо, ссутулившиеся плечи.
— Не знаю, прощу ли, — сказала честно. — Но ты сделал что должен был. Это главное.
Он кивнул.
Ольга налила чай, подвинула ему чашку. Он взял, держал в руках, грея пальцы.
— Как ты смогла просто уйти? — спросил тихо. — Не побояться?
— Боялась. Но ещё больше боялась остаться и молчать. Потому что если промолчать сейчас, потом невозможно будет сказать «нет».
— Мать всегда так. Давит. Я привык.
— А я не привыкла. И не хочу привыкать.
Сергей кивнул, посмотрел в окно.
— Она будет звонить. Каждый день. Проверять.
— Пусть. Ты теперь знаешь, как отвечать.
Он усмехнулся. Горько, но усмехнулся.
Через три дня Валентина Петровна позвонила. Сергей взял трубку, вышел в прихожую. Ольга слышала обрывки:
— Нет, мама… Нет… Это наше решение.
Когда вернулся, лицо было напряжённым, но спокойным.
— Хотела, чтобы взяли Ксению на выходные. Типа в гости.
— И что ты?
— Сказал нет.
Ольга налила ему воды. Он выпил залпом.
— Знаешь что странно? Всю жизнь думал, что без мамы не справлюсь. Что она бросит, и я останусь один. А сейчас понял — я уже не один. Давно.
Ольга положила руку на его ладонь. Он сжал её пальцы.
В квартире стояла тишина — та, которую не разрывали чужие шаги, чужое дыхание, чужие обиды. Их общая тишина.
Ольга встала, подошла к окну. Внизу кто-то вёл собаку, кто-то нёс сумки. Обычная жизнь, где люди выбирают — отступить или устоять.
Она выбрала. Не кричала, не хлопала дверью навсегда. Просто сказала одно слово: «Нет». И это изменило всё.
Сергей подошёл сзади, обнял за плечи. Она прислонилась, чувствуя, как он дышит ровно, спокойно. Больше не дрожит. Больше не мечется между женой и матерью.
— Думаешь, она простит? — спросил он.
— Не знаю, — Ольга развернулась, посмотрела в глаза. — Но это уже не главное.
Он впервые за дни улыбнулся. Не виноватой улыбкой загнанного человека. Просто улыбнулся.
И Ольга поняла — всё так, как должно быть. Не идеально, не легко. Но честно.
