Аромат наваристого борща, густой и сладковатый, наполнял маленькую кухню, смешиваясь с терпким духом лаврового листа и тмина. Елена неспешно помешивала ложкой багровую гладь в кастрюле, задумчиво наблюдая, как колеблются на поверхности луковые полукольца и янтарные капли жира. В этот миг дверь скрипнула, и в комнату вошёл Артём. Он приблизился сзади, обнял её, прижавшись щекой к её волосам, и Елена на мгновение откинула голову ему на грудь, ощущая тепло его тела и привычный, родной запах кожи. Пять лет супружества в этих стенах, пахнущих старым паркетом и яблоками, научили их находить утешение в этих нежных, будничных прикосновениях, в совместных походах в кино по субботам и в тихих вечерах, когда они строили планы на отпуск у моря. Казалось, ничто не могло омрачить их общий покой, если не считать того незримого присутствия, что вечно витало между ними — его матери, Клавдии Викторовны.
Её звонки, назойливые и поучающие, её внезапные визиты, когда она, словно ревизор, обходила комнаты с холодным, цепким взглядом, — всё это Елена научилась переносить с тихим, кротким терпением, но душа её от этого не становилась спокойнее. Артём же неизменно вставал на сторону матери, с лёгкой усмешкой объясняя, что та просто печётся об их благе.
— Пахнет счастьем, — пробормотал он, касаясь губами её макушки.
— Минут через десять сядем, — ответила Елена, и в голосе её прозвучала ласковая усталость. — Накроешь, милый?
Казалось, это был самый обычный вечер, ничем не примечательный, ничто не предвещало, что привычное течение их жизни готово переломиться.
Перемена пришла столь внезапно, что поначалу показалась нелепой шуткой. Неделю спустя Елене позвонил незнакомый мужчина, представившийся нотариусом Геннадием Васильевичем. Голос его был сух и корректен. Он сообщил, что её дальняя родственница, Анфиса Павловна, отошла в мир иной три месяца назад, оставив племяннице в наследство трёхкомнатную квартиру в Заречье.
Елена с трудом припомнила эту женщину — несколько раз за жизнь, на семейных торжествах, она видела худощавую, молчаливую старушку с печальными глазами. Детей у той не было, жила она уединённо. Почему наследство досталось именно ей, Елене, оставалось тайной, покрытой мраком.
— Вам надлежит явиться в контору для оформления соответствующих документов, — продолжал нотариус. — При себе иметь паспорт, свидетельство о браке и бумаги, подтверждающие родство.
Елена записала адрес, и рука её чуть дрожала. Трёхкомнатная квартира. Так, просто с неба. Даром.
Когда она поведала об этом Артёму, тот сперва не поверил, усмехнувшись:
— Всерьёз? Квартира? Тебе?
— Да, трёхкомнатная, в Заречье. Не знаю, правда, в каком она состоянии. Возможно, совсем развалина.
— Да будь она хоть развалиной — это же трёшка! — Артём обнял её, и в глазах его вспыхнул радостный, жадный огонёк. — Лена, ты только подумай! Мы сможем переехать! Или продать и подыскать что-то получше!
Елена кивнула, но внутри её шевельнулась смутная, холодная червоточинка. Почему он сказал «мы»? Квартира-то досталась ей, не им обоим.
Оформление наследства оказалось дорогой долгой и утомительной. Елена обивала пороги инстанций, собирала бесчисленные справки, простаивала в бесконечных очередях, пахнущих затхлостью и официальной тоской. Нужно было доказывать родство, получать свидетельство о смерти тётушки, выписки из домовых книг, справки об отсутствии долгов. Бумаг требовалась гора, и каждая казалась последней каплей, истощающей терпение.
Спустя месяц, когда все документы наконец были собраны в тяжёлую папку, Елена вновь предстала перед нотариусом Геннадием Васильевичем. Тот неспешно изучил бумаги, постучал пальцами по клавишам компьютера и наконец кивнул с видом удовлетворения:
— Всё в порядке, Елена Сергеевна. Осталось оформить свидетельство о праве на наследство. Квартира будет зарегистрирована на ваше имя.
— На моё? — переспросила Елена, и сердце её ёкнуло.
— Безусловно. Наследственное имущество не считается совместно нажитым, даже если вы пребываете в браке. Это ваша личная собственность. Такова буква закона.
Елена почувствовала, как с души её спадает тяжкий груз. Значит, так и есть — квартира будет принадлежать только ей. Это казалось справедливым: в конце концов, тётя завещала её именно ей, Елене, а не Артёму.
— Поняла. Благодарю вас, Геннадий Васильевич.
— Наведайтесь через неделю, свидетельство будет готово. Затем сможете зарегистрировать право собственности.
Выйдя из нотариальной конторы, Елена ощутила непривычную лёгкость. Наконец-то всё обретает ясность. Она даже позволила себе помечтать, как они вместе с Артёмом поедут смотреть на новое жильё, будут строить планы.
Вечером, окончив ужин, Елена поделилась с мужем новостями:
— Представляешь, Геннадий Васильевич разъяснил, что квартира оформляется исключительно на меня. Наследство, мол, при браке не делится, таков закон.
Артём, уткнувшийся было в телефон, медленно поднял голову, и в глазах его мелькнула тень:
— То есть как — исключительно на тебя?
— Ну да. Так положено. Юридически это моя собственность, а не наша общая.
— Лена, но мы же семья, — Артём отложил смартфон, и лицо его стало серьёзным. — Какая, в сущности, разница? Всё равно это наше.
— Я понимаю, просто юридически — на мне. Нотариус пояснил, — Елена пожала плечами, не видя в этом подвоха.
— Постой-постой, — он поднялся и приблизился к ней. — Ты намерена оформить трёшку только на себя? Всерьёз?
— Артём, я же говорю — так предписывает закон. Наследство общим имуществом не считается.
Выражение лица Артёма переменилось. Мягкость исчезла, уступив место холодной, напряжённой озабоченности.
— Не упрямься, Лена. Квартиру мы переоформим на маму — так будет надёжнее!
Елена застыла, не веря собственным ушам:
— Что? На твою маму? Ты это серьёзно?
— Абсолютно, — Артём скрестил руки на груди, и в позе его читалась непоколебимая уверенность. — Мать — это гарантия, страховка. Случись что — имущество будет под защитой. Здравое решение.
— Какое здравое решение?! — Елена вскочила с места. — Квартира досталась мне, моя тётя оставила её мне, а ты хочешь передать её твоей матери?!
— Не передать, а переоформить для сохранности! — голос его зазвенел. — Вдруг у нас проблемы возникнут, долги, суды — на маму ничего не смогут обратить взыскание. Это же элементарная житейская мудрость!
— Элементарная мудрость заключается в том, что квартира — моя! — Елена почувствовала, как кровь приливает к вискам. — Я не намерена ничего переоформлять на Клавдию Викторовну!
— Ты ведёшь себя мелко, — бросил он с внезапной презрительной усмешкой. — В семье всё должно быть общим. А ты тянешь одеяло на себя.
— Тяну?! — Елена не могла поверить, что слышит эти слова от мужа. — Я ничего не тяну! Это МОЁ наследство! Моя тётя завещала его МНЕ!
— Ну и что с того? Мы ведь муж и жена! Значит, всё твоё — это и моё тоже. Или ты полагаешь, что вправе единолично всем верховодить?
— Да, имею право! — выкрикнула Елена, и голос её задрожал от негодования. — Потому что это наследство, а не совместно нажитое! Нотариус мне всё разъяснил!
Артём фыркнул с нескрываемым пренебрежением:
— Нотариус! Какой-то чужой дядя наговорил тебе, и ты уже готова попрать интересы семьи? Интересы моей матери?
— Артём, у твоей матери двое сыновей! — Елена сжала кулаки, чтобы скрыть их дрожь. — Есть же ещё твой брат Дмитрий! Оформлю я квартиру на неё, а после её кончины всё поделят между вами! Я останусь у разбитого корыта!
— Вот она, твоя истинная суть, — Артём сделал шаг вперёд, и взгляд его стал тяжёлым. — Ты думаешь лишь о себе. О деньгах, о квадратных метрах, о личной выгоде. А о семье забыла!
— О какой семье?! — Елена вскинула руки. — Которая жаждет отнять у меня моё же?!
— Никто ничего не отнимает! Мы лишь желаем обезопасить имущество! Мать — человек надёжный, она сохранит квартиру для нас!
— Для вас, хотел ты сказать! Для тебя и Дмитрия! Я в этом раскладе — никто!
Артём с яростью схватил телефон со стола:
— Знаешь что? Я сейчас позвоню маме, и она сама тебе втолкует! Может, ты её хоть послушаешься!
— Не смей! — попыталась удержать его Елена, но было поздно.
Он уже набирал номер. После нескольких гудков трубку подняла Клавдия Викторовна:
— Артёмушка, здравствуй!
— Мам, тут у нас ситуация, — начал он, и голос его вдруг стал жалобным, по-детски обиженным. — Ленке квартира в наследство перепала. Я ей предлагаю — давай на тебя оформим, для надёжности, а она и слышать не желает! Жадничает, не хочет семье помогать!
Елена слышала, как в трубке что-то возмущённо зашумело.
— Да-да, вообрази! — продолжал Артём. — Нотариус ей мозги запудрил, вот она теперь и воображает, что может единолично всем распоряжаться. Поговори с ней, прошу!
Он протянул телефон Елене с видом победителя. Та хотела отказаться, но он буквально всучил ей трубку.
— Алло, — с трудом выдавила Елена.
— Еленочка, что это до меня доходит? — голос Клавдии Викторовны был холоден и сух. — Ты собралась квартиру на себя записывать? Ты вообще отдаёшь себе отчёт в своих действиях?
— Клавдия Викторовна, это моё наследство…
— Какое ещё наследство?! Ты замужняя женщина! Стало быть, всё у вас общее! И если мой сын предлагает разумный выход, тебе надлежит его выслушать!
— Но квартира по закону принадлежит мне…
— По закону! — передразнила свекровь. — А по совести? По человечески? Семья превыше всяких законов! Тебе следует думать не только о себе, но и о нас! Об Артёме, обо мне! Мы разве тебя в чём-то ущемляем? А?
Елена стиснула зубы. Клавдия Викторовна всегда умела давить с искусством виртуоза.
— Я не хочу переоформлять квартиру на вас. Решение моё окончательно.
— Неблагодарная эгоистка! — прошипела свекровь. — Сын мой на тебе женился, кров над головой дал, содержит тебя, а ты ему такой подлой монетой платишь! Стыд и срам!
В душе Елены что-то надломилось с тихим, чётким щелчком. Она швырнула телефон на диван, развернулась и направилась в спальню. Артём кинулся вслед:
— Лена, ты куда?
Она не ответила. Распахнула дверцу шкафа, сняла с антресоли старый, пыльный чемодан и швырнула его на застеленную кровать. Руки её дрожали, но движения были точны и быстры.
— Ты что это делаешь?! — Артём схватил её за запястье.
— Уезжаю, — отрывисто бросила Елена, высвобождая руку. — С меня довольно.
— Как уезжаешь? Куда?!
— В свою квартиру. В ту, что ты так жаждал отдать матери.
Она принялась набивать чемодан вещами, не глядя, что берёт. Джинсы, кофты, нижнее бельё, косметичка. Артём стоял рядом и что-то говорил, но слова его не долетали до её сознания, разбиваясь о глухую стену отчуждения.
Спустя двадцать минут она застегнула молнию на переполненном чемодане, набросила пальто и направилась к выходу. Артём преградил ей путь:
— Ты не можешь вот так просто взять и уйти!
— Могу. И ухожу.
— Лена, давай обсудим, как взрослые люди…
— Обсуждать нечего, — она обошла его и резко дёрнула на себя ручку двери. — Когда будешь готов извиниться и признать моё право на эту квартиру — позвони. Возможно, я тогда выслушаю.
— Лена!
Но она уже вышла на лестничную площадку, и дверь с гулким стуком захлопнулась за её спиной.
Квартира в Заречье располагалась в старом кирпичном доме на самой окраине города. Елена добралась туда на такси, с трудом волоча свой неудобный, тяжёлый чемодан. Ключи она получила у нотариуса вместе с пакетом документов.
Когда она отперла дверь и переступила порог, её обдало запахом затхлости, пыли и одиночества. Тётя скончалась три месяца назад, и с тех пор здесь не ступала нога живого человека.
Елена медленно прошла по комнатам. Мебель, покрытая пожелтевшими чехлами, обои с отклеившимися углами, потолок в паутине и разводах. Но планировка была просторной, светлой. Три комнаты, кухня, санузел. Большой балкон, заросший грязью, с видом на чахлый, заброшенный сквер.
Она опустилась на диван, и с губ её сорвался тихий, прерывистый вздох. Впервые за пять лет замужества она осталась в полном, оглушительном одиночестве. Ни Артёма, ни Клавдии Викторовны, ни их вечных упрёков и поучений.
Телефон завибрировал в кармане. Артём. Елена отклонила вызов. Через минуту — снова. Снова отклонила. На третий раз она заблокировала номер, и тишина вновь воцарилась в комнате.
На следующее утро Елена записалась на консультацию к юристу. Женщина лет пятидесяти, с умными, спокойными глазами, выслушала её историю и согласно кивнула:
— Вы поступили абсолютно правильно, не поддавшись на давление. Наследственное имущество действительно является вашей личной собственностью. Супруг не имел ни малейшего права требовать его переоформления.
— Я желаю развестись, — твёрдо произнесла Елена.
— Понимаю. Имеется ли совместно нажитое имущество?
— Двухкомнатная квартира. Приобретена в браке, оформлена на Артёма.
— В таком случае при расторжении брака вы вправе претендовать на половину её стоимости. Подадим иск о разделе. Также рекомендую незамедлительно подать на развод. Если обе стороны согласны — через ЗАГС, но, учитывая конфликт, полагаю, придётся через суд.
Елена кивнула, и в глазах её зажёгся твёрдый, решительный огонёк:
— Через суд. Я готова.
Они оформили все необходимые бумаги за пару часов. Юрист пообещала подать иск в течение недели.
Артём звонил ежедневно, с неизвестных номеров. Сперва уговаривал, потом грозил, потом вновь умолял вернуться. Елена отвечала с ледяным спокойствием:
— Жду официальных извинений и признания моих прав на квартиру.
Он так и не извинился.
Судебные тяжбы растянулись на два долгих месяца. Артём пытался оспорить право Елены на долю в двухкомнатной квартире, ссылаясь на то, что та не работала последние годы. Но адвокат доходчиво разъяснила суду, что ведение домашнего хозяйства — это также весомый вклад в благосостояние семьи, и супруга имеет полное право на половину совместно нажитого.
Суд постановил взыскать в пользу Елены компенсацию — два миллиона рублей, половину стоимости их прежнего жилья. Артём подал апелляцию, но решение оставили в силе.
Деньги он перечислил лишь после вмешательства судебных приставов, пригрозивших арестом его счетов.
Елена, получив компенсацию, немедля принялась за планирование ремонта. Она наняла рабочих, показала им квартиру, обсудила предстоящий объём работ: содрать старые обои, выровнять стены, перекрасить потолки, заменить ветхую проводку и сантехнику, уложить новый пол.
Ремонт занял четыре месяца. Елена приезжала каждый день, наблюдала за процессом, подбирала обои, плитку, светильники. Она жаждала, чтобы это пространство стало её отражением, воплощением её вкуса и её духа.
Постепенно старые, затхлые стены преображались. Светлые тона, современная, лаконичная мебель, уютные ткани. Елена вложила в ремонт все два миллиона, не оставив про запас ни копейки, но это того стоило.
Когда наконец всё было закончено, она стояла посреди гостиной и окидывала взглядом плоды своих трудов. Квартира преобразилась до неузнаваемости — светлая, просторная, дышащая покоем и свободой. Здесь никто не указывал ей, не читал нотаций. Здесь не трезвонила с укорами свекровь. Здесь она могла просто быть собой.
Артём попытался связаться с ней ещё раз, уже после развода. Написал длинное, путаное послание о том, что оба были не без греха, что стоит дать друг другу второй шанс.
Елена прочла, удалила и заблокировала его навсегда. Она больше не нуждалась в человеке, ставившем интересы матери выше интересов жены. В том, кто считал себя вправе распоряжаться её собственностью. В том, кто осмелился назвать её жадной за защиту того, что принадлежало ей по праву.
Она устроилась на работу ассистентом в небольшую дизайнерскую мастерскую. Зарплата была скромной, но стабильной, а главное — Елена наконец-то начала строить собственную жизнь, карьеру. Ей нравилось быть занятой, общаться с новыми людьми, погружаться в проекты.
По вечерам она возвращалась домой — в свою трёхкомнатную квартиру, которую никто не мог у неё отнять. Заваривала душистый чай, устраивалась в кресле и просто наслаждалась тишиной, покоем и чувством полной, безраздельной свободы.
Впервые за много лет Елена ощущала себя по-настоящему счастливой. Она освободилась от тягостных, удушающих отношений, от постоянного давления, от необходимости оправдываться за свои законные права.
Квартира стала для неё не просто жильём — она превратилась в символ независимости, обретённой силы и права самой распоряжаться своей судьбой. Елена доказала себе и всем окружающим, что способна постоять за себя, принять трудное решение и начать жизнь с чистого листа.
И ни разу, ни на миг, она не усомнилась в правильности своего выбора.
