– Людмила Васильевна, что значит «поделиться»? – тихо спросила Катя, всё ещё держа в руках телефон, на экране которого светилось долгожданное уведомление от банка: «Ипотечный кредит погашен досрочно. Поздравляем!»
Она стояла в прихожей своей трёхкомнатной квартиры на пятнадцатом этаже новостройки в спальном районе Москвы и чувствовала, как внутри всё сжимается от привычного уже напряжения. Только что она позволила себе улыбнуться – впервые за последние годы по-настоящему, – а теперь вот это.
Свекровь, не снимая лёгкого пальто цвета беж, прошла в гостиную, будто была здесь хозяйкой, и аккуратно поставила на журнальный столик большую сумку из кожзаменителя.
– Ну как что? – она обернулась с лёгким удивлением, словно Катя спросила что-то совсем очевидное. – Квартира большая, три комнаты. А я одна в своей двушке на окраине маюсь. Пенсия маленькая, коммуналка растёт. Вот и думаю – переберусь к вам, займу одну комнату. Тебе же не сложно, Екатерина? Ты же теперь свободна от кредита, можно и о старших позаботиться.
Катя медленно закрыла входную дверь. Щёлкнул замок. В тишине квартиры этот звук показался ей громче обычного.
– Подождите, – она постаралась говорить ровно, хотя сердце уже колотилось где-то в горле. – Мы с Сергеем даже не обсуждали ничего подобного.
Людмила Васильевна мягко улыбнулась, как улыбаются взрослые, когда ребёнок капризничает.
– Ну так обсудите. Сергей мой сын, он всё правильно поймёт. Я же не чужая. И потом – я помогу. По дому, с готовкой. Ты же на работе целыми днями пропадаешь.
Катя посмотрела на свекровь и вдруг вспомнила, как десять лет назад, ещё на свадьбе, Людмила Васильевна точно так же улыбалась, когда говорила: «Главное – чтобы дети были счастливы». Тогда это звучало тепло. Сейчас – как приговор.
Она прошла на кухню, включила чайник, больше для того, чтобы занять руки. За окном темнело – ранний ноябрьский вечер, фонари на детской площадке уже горели жёлтым. Квартира, в которой она прожила последние восемь лет, в которой каждую копейку отдавала банку, вдруг показалась ей чужой.
– Людмила Васильевна, – Катя повернулась, стараясь не повышать голос, – эта квартира куплена в ипотеку. Я её выплачивала. Одна.
Свекровь вошла следом, села за стол, аккуратно сложив руки перед собой.
– Ну и что? Ты же в браке. Всё, что нажито в браке, – общее. Я в своё время тоже работала, как лошадь, пока отец Сергея… ну, ты знаешь. А потом осталась одна. И ничего, не жаловалась. А сейчас вот думаю – пора и мне пожить по-человечески.
Чайник щёлкнул, выключаясь. Катя налила воду в две кружки, поставила перед свекровью чайный пакетик. Руки слегка дрожали.
– Мы с Сергеем заключили брачный договор, – сказала она спокойно, хотя внутри всё кипело. – Ещё до свадьбы. Всё, что я покупаю на свои деньги, остаётся моим.
Людмила Васильевна удивлённо подняла брови.
– Брачный договор? Это что, ты мне не доверяла, что ли? Сыну своему родному?
– Это было условие банка, – соврала Катя. На самом деле это было её условие. Ещё тогда, когда она поняла, что Сергей не умеет копить, а она умеет. Когда он в первый год брака потратил премию на новый мотоцикл, а она осталась доплачивать за ремонт.
– Всё равно странно как-то, – свекровь покачала головой. – Я Сергею позвоню, он мне всё объяснит. Он же не позволит, чтобы мать в тесноте жила, когда у жены три комнаты пустуют.
Катя почувствовала, как внутри что-то окончательно лопается. Не громко. Не со скандалом. Просто тихо щёлкнуло – как тот чайник.
– Людмила Васильевна, – она посмотрела прямо в глаза свекрови, – я вас очень уважаю. Правда. Но эту квартиру я выплачивала двенадцать лет. Работала на двух работах, пока Сергей… занимался своими проектами. Я закрыла ипотеку сегодня. И я не собираюсь делить то, что принадлежит только мне.
Повисла пауза. Свекровь смотрела на неё, будто впервые видела.
– Ты серьёзно? – спросила она наконец, и в голосе впервые прозвучала не уверенность, а растерянность.
– Абсолютно.
В этот момент в замке повернулся ключ. Сергей вошёл, снял куртку, привычно крикнул:
– Я дома! Мам, ты уже здесь? Я тебя внизу встретил, ты сказала, сюрприз.
Он прошёл на кухню, поцеловал Катю в щёку, как всегда, легко и быстро, и только потом заметил напряжение в воздухе.
– Что-то случилось?
Людмила Васильевна встала, поправила пальто.
– Ничего не случилось, сынок. Просто я предложила пожить у вас, а Екатерина… отказала.
Сергей посмотрел на жену, потом на мать, потом снова на жену.
– Катя, ну что ты. Мама же не навсегда. Просто пока. Ей тяжело одной.
Катя медленно выдохнула. Вот оно. Момент истины. Она знала, что он скажет именно это. Знала ещё десять лет назад.
– Сергей, – она говорила спокойно, но в голосе появилась сталь, которой раньше не было. – Я сегодня закрыла ипотеку. Последний платёж. Свой. Из своих денег. Квартира оформлена только на меня. И я не собираюсь превращать её в коммуналку.
Сергей замер. Людмила Васильевна тоже.
– Как это… только на тебя? – он нахмурился. – Мы же вместе…
– Нет, – Катя открыла ящик стола, достала папку с документами. – Вот. Свидетельство о собственности. Только моё имя. Брачный договор. Всё как мы договаривались. Ты тогда подписал, не глядя.
Сергей взял бумаги, пролистал. Лицо его медленно бледнело.
– Я… я думал, это формальность.
– Это не формальность, – тихо сказала Катя. – Это моя страховка. На случай, если когда-нибудь ты решишь, что мои деньги – это наши, а твои увлечения – это тоже наши.
Людмила Васильевна вдруг схватилась за сердце.
– Сергей, ты только посмотри, что твоя жена вытворяет! Я же мать твоя родная!
Сергей посмотрел на мать, потом на Кате. И впервые за все эти годы в его глазах появилось что-то похожее на понимание.
– Мам, – сказал он тихо, – подожди меня в машине, пожалуйста. Я сейчас спущусь.
– Что? – свекровь явно не ожидала такого поворота.
– Пожалуйста, – повторил он твёрже.
Людмила Васильевна посмотрела на сына, потом на невестку, поджала губы и молча вышла. Дверь за ней закрылась мягко, но в квартире всё равно стало тихо, как в вакууме.
Сергей сел за стол, положил голову на руки.
– Катя… я не знал, что ты так серьёзно.
– Ты никогда не спрашивал, – ответила она. – Никогда не интересовался, как я тяну эту ипотеку. Сколько я отказывалась себе во всём. Пока ты покупал дроны, мотоциклы, курсы фотографии и путешествия с друзьями.
Он молчал.
– Я не против помочь твоей маме, – продолжила Катя. – Правда. Мы можем снять ей квартиру рядом. Или помочь с ремонтом в её доме. Но жить здесь она не будет. Это мой дом. Я его заработала. Каждая плитка на полу, каждая розетка – мои.
Сергей поднял голову. Глаза были красные.
– А я… я кто для тебя тогда?
Катя посмотрела на него долго-долго.
– Ты мой муж. Пока. Но если ты сейчас выберешь сторону, где твоя мама права, а я нет – тогда, наверное, уже не долго.
Он встал, подошёл к окну. Стоял спиной.
– Я должен спуститься к ней, – сказал он наконец. – Объяснить.
– Объясни, – кивнула Катя. – И подумай, Сергей. Подумай хорошенько, что для тебя важнее – привычка быть удобным сыном или возможность стать взрослым мужчиной рядом со своей женой.
Он обернулся. Хотел что-то сказать. Не сказал. Просто взял куртку и вышел.
Катя осталась одна в большой, наконец-то своей квартире. Она подошла к окну, посмотрела вниз – Сергей выводил мать к машине, открывал дверь, что-то говорил. Людмила Васильевна качала головой, явно не соглашаясь.
Катя отвернулась. Включила свет на кухне. Поставила чайник заново. И впервые за много лет позволила себе заплакать – не от обиды, не от усталости. От облегчения.
Но это было только начало. Потому что через час Сергей вернулся. Один. И то, что он сказал, стоя в дверях, перевернуло всё с ног на голову…
– Сергей, ты один? – Катя открыла дверь и замерла, увидев мужа с чемоданом в руке.
Он стоял на пороге, бледный, с тёмными кругами под глазами, будто не спал несколько суток. В квартире пахло холодным ноябрьским воздухом, который тянулся за ним из подъезда.
– Да, один, – тихо ответил он и поставил чемодан в прихожую. – Мама у тёти Нины пока. Я… я отвёз её туда. Она плакала всю дорогу.
Катя отступила в сторону, пропуская его. Дверь закрылась. Опять щёлкнул замок. На этот раз звук показался ей почти родным.
– Ты хочешь чаю? – спросила она, просто чтобы не молчать.
– Хочу поговорить, – Сергей снял куртку, но не пошёл дальше прихожей. – Можно?
Катя кивнула. Они прошли в гостиную. Она села в кресло у окна, он – на диван, как всегда, на самый краешек, будто боялся занять слишком много места.
– Я всю дорогу думал, – начал он, глядя в пол. – И потом ещё два часа в машине под её домом сидел. Не мог войти. Потому что понял… понял, что ты права. Во всём.
Катя молчала. Она давно научилась молчать, когда слова не нужны.
– Я никогда не считал твои деньги своими, – продолжал Сергей, и голос его дрожал. – Ну, то есть… считал, но не так, как ты думаешь. Я просто думал, что это нормально – ты работаешь, я тоже работаю, только по-разному. Ты на стабильной работе, я… пробую себя. И ты всегда платила за квартиру, потому что могла. А я – за машину, за бензин, за поездки. Мне казалось, мы дополняем друг друга.
Он наконец поднял глаза. В них было столько растерянности, что Кате стало больно.
– А оказалось, что я просто брал у тебя. Годами. И даже не замечал.
– Ты замечал, – тихо сказала Катя. – Просто делал вид, что не замечаешь. Это удобнее.
Сергей кивнул, будто получил пощёчину, но не обиделся.
– Да. Удобнее. Мама всегда говорила: «Главное – чтобы мужчине было комфортно, а женщина подстроится». И я… подстраивался под это. Под неё. Под её ожидания. Под её «ты же мужчина, ты должен». А ты молчала и платила.
Он встал, подошёл к окну, встал рядом с Катей, но не коснулся её.
– Я позвонил в банк, – сказал он вдруг. – Пока сидел в машине. Узнал, сколько точно ты внесла за все эти годы. И сколько я. Разница… она просто убила меня, Катя. Я даже не знал, что можно так стыдно.
Катя посмотрела на него сбоку. Он стоял, опустив голову, и впервые за долгие годы выглядел не взрослым мальчиком, а мужчиной, который вдруг увидел себя со стороны.
– Я готов уйти, – сказал он тихо. – Если ты захочешь. Чемодан я собрал не для того, чтобы остаться. А чтобы ты знала – я не буду цепляться. Это твоя квартира. Ты её заслужила. Каждую копейку.
Катя почувствовала, как внутри что-то отпускает. Не сразу. Медленно, будто лёд тает.
– А если я не захочу, чтобы ты уходил?
Сергей резко обернулся.
– Правда?
– Правда, – она встала, подошла ближе. – Я не хочу развода, Сергей. Я хочу, чтобы ты вырос. Чтобы начал считать не только свои мечты, но и мои усилия. Чтобы, когда твоя мама в следующий раз скажет «поделиться», ты ответил не «конечно, мам», а «мы подумаем вместе с женой».
Он кивнул, быстро-быстро, будто боялся, что она передумает.
– Я уже ответил, – сказал он. – Когда отвёз её к тёте Нине, сказал: «Мам, квартира Катина. Она её заработала. И мы будем жить так, как решим вместе с ней. Если ты хочешь быть рядом – мы снимем тебе жильё. Или поможем с ремонтом. Но жить здесь ты не будешь. Это не моя квартира, чтобы распоряжаться».
Катя впервые за вечер улыбнулась. По-настоящему.
– И что она?
– Сначала молчала всю дорогу. Потом, когда я выгружал её вещи, сказала: «Ты меня предаёшь ради неё». А я ответил: «Нет, мама. Я просто перестал предавать жену ради тебя».
Он сделал шаг к Кате, осторожно взял её за руку.
– Я готов всё исправить. Начать платить за коммуналку, за продукты. Перевестись на более стабильную работу. Продать мотоцикл, если нужно. Я хочу остаться. Но только если ты позволишь мне остаться на твоих условиях.
Катя посмотрела на их соединённые руки. Его пальцы были холодные, её – тёплые.
– Условия простые, – сказала она. – Мы открываем общий бюджет. Ты вносишь столько же, сколько я. Мы вместе решаем, кому помогать и как. И больше никогда – слышишь, никогда – никто не говорит за меня, что делать с моим домом.
– Договорились, – он сжал её руку крепче. – И ещё… я хочу, чтобы ты знала. Я горжусь тобой. Правда. Ты сделала то, что я даже не пытался. И я… я буду стараться стать достойным тебя.
Катя кивнула. Слёзы всё-таки подступили, но теперь это были совсем другие слёзы.
Через неделю они вместе поехали к Людмиле Васильевне. Не с пустыми руками – с договором аренды однокомнатной квартиры в соседнем доме и с чеком на первый и последний месяц.
– Мам, – сказал Сергей, когда свекровь открыла дверь, – мы нашли тебе жильё. Рядом с нами. Чтобы ты могла приходить в гости, когда захочешь. Но жить мы будем каждый в своём доме.
Людмила Васильевна долго смотрела на сына, потом на невестку. В её глазах было всё – обида, удивление, усталость. Но в конце концов она взяла бумаги.
– Ладно, – сказала она тихо. – Может, так и правда лучше.
Она посмотрела на Катю.
– Спасибо, Екатерина. За то, что не прогнала совсем.
– Спасибо, что приняли наше решение, – ответила Катя.
Свекровь кивнула. И впервые за все годы назвала её просто Катей.
Прошёл месяц. Людмила Васильевна переехала в новую квартиру. Иногда приходила по воскресеньям – с пирогами, которые теперь пекла не для того, чтобы доказать своё превосходство, а просто потому что хотела. Иногда звонила и спрашивала: «Катя, а можно я к вам на часок зайду, Диму проводите надо?» – и всегда ждала ответа, а не врывалась с чемоданом.
Сергей действительно изменился. Продал мотоцикл. Перешёл на постоянную работу в крупной компании. Каждый месяц переводил на общий счёт ровно половину зарплаты. И каждый вечер, когда Катя приходила домой, встречал её словами:
– Как дела у хозяйки дома?
А она улыбалась и отвечала:
– Всё хорошо. Я дома.
И впервые за долгие годы это было правдой.
