– Ну что, Ариночка, тогда на том же месте, в тот же час? – голос Тамары Игоревны в трубке звучал так буднично и уверенно, будто они обсуждали еженедельный поход за продуктами, а не празднование Нового года. – Я уже Зойке позвонила, сказала, чтобы к вам собирались. Они в прошлом году так довольны остались, стол у тебя был – закачаешься!
Арина прикрыла глаза, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой, холодный комок. Пятый год. Пятый год подряд её квартира на окраине города превращалась в филиал вокзальной площади, а она сама – из хозяйки дома в бесплатного аниматора, повара и уборщицу в одном лице.
– Тамара Игоревна, мы с Костей ещё не обсуждали, – тихо проговорила она, подбирая самые нейтральные слова.
– А что тут обсуждать? – искренне удивилась свекровь. – У вас просторно, ремонт свежий, Костя на машине всех потом развезёт, кому надо. У меня-то сама знаешь, хрущёвка, не развернёшься. А у Зойки дети мелкие, всё вверх дном перевернут. У тебя идеальный вариант. Всё, доченька, не отвлекаю, дел поди полно. Готовься!
Короткие гудки. Арина так и осталась стоять с телефоном в руке, глядя в одну точку. В голове гудело. Она посмотрела на свою светлую, уютную кухню, которую с такой любовью обставляла, выбирая каждую мелочь, и представила, что здесь будет твориться тридцать первого декабря.
Липкий пол, залитый компотом племянников. Гора грязной посуды в раковине, до которой ни у кого не дойдут руки. Муж Зойки, дядя Витя, громко рассказывающий один и тот же армейский анекдот. И она, Арина, с приклеенной улыбкой, бегающая между кухней и гостиной с подносами, на которых остывает её двухдневный труд.
Вечером вернулся с работы Костя. Рослый, спокойный, он вошёл в квартиру, принеся с собой запах мороза, и с порога спросил:
– Что у нас на ужин пахнет так вкусно?
Арина молча поставила перед ним тарелку с гречкой и котлетами. Он с аппетитом принялся за еду, а она села напротив, сложив руки на столе.
– Мама твоя звонила, – начала она без предисловий.
– О, да? Что хотела? – Костя поднял на неё глаза. В его взгляде не было ни тени тревоги.
– Сказала, что Новый год они празднуют у нас. Уже и тётю Зою с семьёй пригласила.
Костя нахмурился, отложил вилку.
– Опять? Я же ей говорил, что мы хотим вдвоём.
– Говорил? Когда? – в голосе Арины прозвучал металл. – В прошлом году ты тоже «говорил». И в позапрошлом. Костя, это пятый раз.
Первый раз случился сразу после их переезда в эту квартиру. Тамара Игоревна тогда приехала «помочь» с новосельем и, оглядев просторную гостиную, всплеснула руками: «Ой, деточки, какая красота! А давайте Новый год у вас встретим? У меня тесно, а тут всем места хватит. Один разочек, а?» Арина, уставшая после ремонта и переезда, не нашла в себе сил отказать. Костя поддержал маму: «И правда, Арин, давай. Маме приятно сделаем».
Тот «один разочек» превратился в традицию. На следующий год у Тамары Игоревны «внезапно» потёк кран на кухне. Через год – «подскочило давление». В прошлом году причину уже даже не искали. «Ну а где ещё? У вас же удобнее всего!» – заявила она как о чём-то решённом.
И каждый раз Костя обещал: «Это последний раз. В следующем году точно будем вдвоём». Он искренне верил в это. Он любил Арину, но его мать обладала удивительным талантом – говорить так, что отказать ей казалось святотатством. Она не кричала, не требовала. Она просто ставила перед фактом, обволакивая свои слова заботой и безапелляционностью.
– Арин, ну ты же знаешь маму, – вздохнул Костя. – Ей откажешь – она обидится на всю жизнь. Скажет, что сын её из дома выгнал.
– Костя, это наш дом, – твёрдо сказала Арина. – И я хочу встретить праздник со своим мужем. Вдвоём. В тишине. Я хочу надеть красивое платье, а не фартук. Хочу сидеть за столом, а не курсировать между плитой и гостями с криками «кому добавки?». Я имею на это право?
Он смотрел на неё, и в его глазах читалась смесь сочувствия и беспомощности.
– Конечно, имеешь. Ну давай я с ней поговорю ещё раз. Постараюсь мягко всё объяснить.
Арина ничего не ответила. Она знала, чем закончится этот «мягкий» разговор. Тамара Игоревна начнёт вздыхать, жаловаться на здоровье, на одиночество, и Костя, добрый, любящий сын, снова сдастся.
На следующий день он позвонил матери. Арина слышала его приглушённый голос из соседней комнаты. Он что-то долго и виновато объяснял. А потом наступила тишина. Костя вошёл в кухню с таким лицом, будто проиграл мировую войну.
– Она сказала, что мы её не любим, – тихо произнёс он. – Что Зойка с семьёй уже подарки детям нашим купили, настроились. Сказала: «Что ж, встречайте одни, раз вам старая мать в тягость». И трубку бросила.
Арина почувствовала укол вины, но тут же задавила его. Это была классическая манипуляция, отточенная годами.
– И что ты предлагаешь? – спросила она.
– Может… всё-таки соберёмся? Ну последний-последний раз, честное слово, – он посмотрел на неё умоляюще. – Я тебе во всём помогать буду. Прямо с утра тридцатого числа возьмусь за всё.
Она смотрела на своего мужа, такого сильного и уверенного на работе, и такого слабого перед матерью, и чувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Нежность, терпение, желание идти на компромисс.
– Нет, – сказала она холодно и отчётливо. – В этот раз нет.
Две недели до Нового года прошли в ледяном молчании. Тамара Игоревна не звонила. Тётя Зоя прислала Арине сообщение: «Не ожидала от тебя такого эгоизма. Мать ведь одна». Арина его даже не открыла, удалила сразу. Костя ходил мрачнее тучи. Он пытался быть с ней ласковым, но напряжение висело в воздухе. Он чувствовал себя предателем по отношению к матери, она – по отношению к себе.
За неделю до праздника Костя не выдержал.
– Арин, давай я сниму для них столик в ресторане? – предложил он. – Оплачу всё. Пусть там соберутся.
– Они не пойдут, – покачала головой Арина. – Дело не в деньгах и не в месте. Дело в том, что твоя мама хочет праздновать «у сына дома». Она хочет быть хозяйкой положения на чужой территории. Показать всем, какой у неё замечательный сын, какая у него квартира. А я в этой схеме – просто функция.
Это было жестоко, но это была правда. Костя это понял. Он вдруг вспомнил, как в прошлом году его мать, войдя в квартиру, первым делом не поздравила Арину, а громко сказала тёте Зое: «Смотри, какой Костенька ремонт отгрохал! Всё для семьи!» И Арина, стоявшая рядом с тремя видами салатов в руках, просто потупилась.
Двадцать девятого декабря Арина взяла выходной. Она не стала составлять список из пятнадцати блюд. Она купила бутылку хорошего шампанского, икру, кусок сёмги и фрукты. Вечером, когда Костя вернулся домой, она накрыла скромный, но изысканный стол на двоих в гостиной. Зажгла свечи.
– Что это? – удивился он.
– Репетиция, – улыбнулась она. – Репетиция нашего Нового года.
Они сидели в тишине, пили вино, говорили о какой-то ерунде. И впервые за много недель напряжение начало спадать.
– Ты думаешь, она очень обиделась? – спросил Костя.
– Думаю, да, – честно ответила Арина. – Но знаешь, что я поняла? Иногда, чтобы сохранить свою семью, нужно немного обидеть кого-то другого. Даже если это твоя мама.
Тридцать первого декабря они проснулись поздно. Вместе позавтракали, посмотрели старую комедию. Никакой спешки, никакой суеты. Днём Арина запекла рыбу и сделала лёгкий салат. Костя почистил мандарины. В десять вечера позвонила его мать. Арина увидела, как напряглось лицо мужа. Он взял трубку.
– Да, мам. С наступающим. Да. Нет, мы одни. Как договаривались, – говорил он ровным голосом, но Арина видела, как он вцепился пальцами в подлокотник кресла. – Мам, пожалуйста, давай не будем сейчас. Давай после праздников поговорим. Всего хорошего.
Он положил трубку и посмотрел на Арину.
– Она сказала, что сидит одна с Зойкой, и у них даже ёлки нет. И что она никогда не простит.
– Она не одна, она с сестрой, – спокойно заметила Арина. – А ёлку можно было купить.
Без десяти двенадцать они стояли у окна с бокалами шампанского. За окном взрывались фейерверки. Город сиял огнями.
– Знаешь, а мне хорошо, – вдруг сказал Костя. – Так спокойно. Я и забыл, как это бывает. Прости меня, Арин. Я должен был понять тебя раньше.
Она прижалась к его плечу.
– Главное, что понял сейчас.
Они встретили Новый год вдвоём. В своей квартире. Впервые за пять лет. Это был не самый весёлый, но самый счастливый и самый важный Новый год в их жизни.
После праздников Тамара Игоревна продолжала играть в молчанку. Она не отвечала на звонки Кости, демонстративно сбрасывая их. Через две недели он поехал к ней сам. Вернулся поздно, осунувшийся.
– Она меня даже на порог не пустила, – рассказал он Арине. – Открыла дверь на цепочке. Сказала, что у неё больше нет сына.
– Переживёт, – Арина сказала это без злорадства, с какой-то тяжёлой усталостью.
Прошёл месяц. Потом второй. Костя страдал, но держался. Он понял, что если сейчас даст слабину, всё вернётся на круги своя, и тогда он потеряет уже не расположение матери, а уважение жены. И, может быть, саму жену.
В начале марта, на Восьмое число, Арина купила букет тюльпанов и красивую шаль.
– Поехали, – сказала она Косте.
– Куда? – не понял он.
– К твоей маме.
Он смотрел на неё с изумлением.
– Ты уверена? Она же…
– Уверена. Мы должны попробовать. Но теперь это будет на наших условиях.
Они приехали без предупреждения. Дверь им открыла сама Тамара Игоревна. Увидев их на пороге, она поджала губы, её лицо стало жёстким, как камень.
– Чего вам? – бросила она.
– С праздником, мама, – Костя протянул ей цветы.
Арина шагнула вперёд.
– Тамара Игоревна, здравствуйте. Это вам.
Она протянула коробку с шалью. Свекровь на мгновение растерялась. Она привыкла к атакам, к обороне, к манипуляциям. Но к такому спокойному, открытому жесту она была не готова.
Она молча взяла цветы и подарок, так и не пригласив их в квартиру.
– Спасибо, – сухо сказала она и закрыла дверь.
– Ну вот, – вздохнул Костя, когда они спускались по лестнице. – Я же говорил.
– Это неважно, – ответила Арина. – Мы сделали шаг. Мы показали, что не хотим войны. Но мы не извинились. И это главное. Мы просто поздравили её с праздником.
Через неделю Тамара Игоревна позвонила сама.
– Костя, у меня лампочка в коридоре перегорела, – сказала она своим обычным повелительным тоном. – Приедь, вкрути.
Это была крошечная уступка. Маленький белый флаг. Она не извинилась, не признала свою неправоту. Она просто вернула его в свою жизнь, но уже в другой роли – не мальчика на побегушках, а взрослого сына, который может помочь.
Отношения так и не стали прежними. Теплота ушла, осталась натянутая вежливость. Тамара Игоревна больше никогда не предлагала праздновать Новый год у них. Иногда она жаловалась по телефону, что «праздники уже не те», но это была лишь тень былых баталий.
Арина знала, что они заплатили высокую цену за свой покой. Цена эта – охлаждение отношений с матерью мужа. Но глядя на Костю, который научился говорить «нет» и ставить границы, глядя на свой дом, который снова стал её крепостью, а не общественным местом, она понимала, что этот бой стоило выиграть. Потому что иногда тишина вдвоём дороже, чем шумный праздник, на котором ты чувствуешь себя чужим.
