— Ты это сейчас серьёзно, Дим? — голос Анны дрогнул, но она не отводила взгляда.
— Абсолютно, — спокойно ответил Дмитрий, глядя в окно, где тусклый ноябрьский свет лениво скользил по мокрым стёклам. — Я просто хочу понимать, почему мой сын совсем не похож на меня.
Она медленно опустила ложку в чашку. Кофе давно остыл, но запах горечи в ноздрях смешался с чем-то ещё — с унижением.
— Ты снова об этом?
— Не «снова», — он повернулся к ней. — Просто я не могу это игнорировать. Каждый, кто видит Максима, говорит одно и то же: весь в тебя. Даже цвет глаз, даже жесты. Ни одной моей черты.
Анна встала из-за стола.
— Ну и что? Хочешь, чтобы я ему волосы покрасила в твой цвет, чтобы ты успокоился?
Он не ответил. В этом молчании было всё — усталость, раздражение, недоверие, которое уже пустило корни где-то глубоко внутри.
Анна подошла к окну, провела ладонью по запотевшему стеклу. С улицы тянуло холодом. Сырой ноябрь накрыл город, дворы потемнели, листья давно превратились в грязную кашу под ногами.
— Я не понимаю, откуда в тебе это взялось, — тихо сказала она. — Мы живём вместе почти пять лет. Ты знаешь меня лучше всех. Как можно подумать, что я тебе изменяла?
— Я не говорю, что ты изменяла, — Дмитрий подчеркнул каждое слово, — я говорю, что у меня есть сомнения.
— Разница небольшая.
Он вздохнул, провёл рукой по лицу.
— Послушай, я просто хочу быть уверенным. Мама тоже говорит, что ребёнок совсем не в меня.
Анна резко обернулась.
— А, вот оно что. Мама сказала. Конечно. Я думала, мы уже выросли из этого, Дмитрий.
Он промолчал.
— Понимаешь, когда каждый день тебе твердят одно и то же, — наконец произнёс он, — поневоле начинаешь задумываться.
— И ты задумался. Вместо того чтобы сказать матери, чтоб она не лезла в нашу жизнь, — сказала Анна, и голос её стал холодным. — Ты просто решил поверить.
Она пошла на кухню, громко открыла кран. Вода шумела, заполняя паузу, в которой повисло всё недосказанное.
Дмитрий медленно встал, подошёл к ней, опёрся руками о столешницу.
— Я не хочу ссориться. Я просто хочу знать правду.
— Правда в том, что ты предал меня, — ответила она, не оборачиваясь. — Даже если ещё не понимаешь этого.
Ещё месяц назад они жили почти спокойно. Максим, их сын, только начал ползать, ломал всё подряд, тащил игрушки в рот, сбрасывал чашки со стола. Анна уставала, не высыпалась, но старалась держаться. Дмитрий работал инженером в строительной фирме, приходил поздно, уставший, с запахом сигарет и цементной пыли. Всё было как у всех. Пока не вмешалась Валентина Павловна — его мать.
Она появилась внезапно, как всегда, без звонка. Сумка с продуктами, громкий голос, вечная критика.
— Ну что, Аннушка, ты опять в халате? — бросила она с порога. — Молодая женщина, а выглядишь, как домработница.
— У меня ребёнок, Валентина Павловна, — спокойно ответила Анна. — Не до нарядов.
— Да-да, ребёнок, — покачала та головой, осматривая комнату. — А кто порядок наводить будет? Тут игрушки кругом, бутылочки…
Анна сдержала раздражение, как могла.
— Когда Максим спит — убираю.
— А Дима где?
— На работе.
— Всё время на работе, — вздохнула свекровь. — Бедный мальчик. Сидит, вкалывает, а тут даже полки пыльные.
Анна сжала зубы. Молча протёрла стол, потом взяла сына на руки, чтобы не слышать.
— Ну покажи внука, — смягчилась Валентина Павловна, подходя ближе. — Ой, какой славный… только вот, не пойму, на кого похож.
— На себя похож, — буркнула Анна.
— М-м, — неопределённо протянула свекровь. — Глазки серые, как у тебя. Нос маленький, губки тонкие… Не наш тип совсем.
Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Что вы хотите этим сказать?
— Да ничего, — ответила свекровь с притворной невинностью. — Просто замечаю. У нас все кареглазые были, и Дима, и отец его, и дед. А тут — сероглазый. Интересно просто.
Анна не выдержала:
— Валентина Павловна, оставьте свои «интересно» при себе.
Та обиделась, сжала губы, но через минуту уже сидела на диване и рассматривала старые фотографии сына.
— Вот смотри, Аннушка, Димочка в три месяца. Видишь, какой круглолицый? А твой Максим — вытянутый весь, как ты.
Анна молчала. Внутри всё кипело, но спорить было бессмысленно.
Когда вечером пришёл Дмитрий, мать сразу начала с места в карьер:
— Димочка, я вот смотрю на Максима — ни одной твоей черты! Это же странно, правда?
— Мама, хватит, — устало сказал он, бросая куртку на стул.
— Я просто хочу, чтобы ты не жил с розовыми очками! Женщины — они бывают разными.
Анна, услышав это из соседней комнаты, поняла: началось.
С тех пор всё пошло под откос. Дмитрий стал задумчивым, холодным. Сидел вечерами за ноутбуком, листал какие-то сайты, потом смотрел на сына и словно что-то высчитывал. Иногда подходил к Максиму, присматривался, проводил пальцем по его щеке.
— У тебя на левой щеке родинка есть, знаешь? — говорил тихо.
— У меня тоже есть, — напоминала Анна. — В чём проблема?
Он не отвечал. Просто уходил на кухню, делал себе чай и долго сидел там в темноте.
Анна пыталась вернуть прежнюю лёгкость, но всё выглядело натянуто. За ужином они почти не разговаривали. Максим смеялся, стучал ложкой по столу, а между взрослыми стояла стена.
— Дмитрий, может, съездим к моим родителям на выходные? Они скучают.
— Не сейчас, — коротко отвечал он.
— Почему?
— Устал.
Она понимала — дело не в усталости. Просто он избегал общения, избегал её.
В одну из ночей, когда Максим наконец заснул, Анна вышла на кухню и увидела, как Дмитрий сидит за телефоном. На экране — какой-то форум. Заголовок бросился в глаза: «Как узнать, мой ли ребёнок. Тест ДНК. Личный опыт».
Анна застыла на месте.
— Ты серьёзно это читаешь?
Дмитрий вздрогнул, повернулся.
— Ты чего бродишь по ночам?
— Ты что, собираешься проверять отцовство?
Он поднял взгляд, усталый, тяжёлый.
— Я просто читаю. Для информации.
— Для информации? — Анна усмехнулась. — Какая информация тебе нужна? Ты хочешь, чтобы тебе бумажка подтвердила, что твой сын — твой сын?
Он не ответил.
— Потрясающе, — прошептала она. — Пять лет вместе, три года попыток забеременеть, два месяца бессонных ночей, и ты — «для информации».
Анна взяла из холодильника бутылку воды, открыла, отпила. Руки дрожали.
— Знаешь, Дим, ты можешь всё проверить. Только потом уже ничего не проверишь. Ни доверие, ни семью.
Она вышла из кухни, оставив его одного в полумраке.
На следующее утро свекровь снова пришла. Как будто почувствовала запах ссоры.
— Ну что, дети, вы там не ругаетесь? — спросила с фальшивым смехом. — Я ж вижу, у вас что-то не то.
— Всё нормально, мама, — отозвался Дмитрий.
— Ага, конечно, — протянула она и посмотрела на Анну с прищуром. — Я же мать, я вижу.
— Может, перестанете подливать масла в огонь? — не выдержала Анна.
— Я? Подливать? Да я наоборот! Я хочу помочь!
— Мне не нужна ваша помощь, — отрезала Анна.
Дмитрий нервно встал.
— Хватит, обе! Мне это надоело!
Он хлопнул дверью и ушёл, оставив их в кухне друг против друга.
— Вот видишь, — ядовито сказала Валентина Павловна. — Довела мужика.
Анна молчала. Не было больше сил. Ни спорить, ни оправдываться. Только усталость и какой-то глухой страх внутри — страх, что всё, что они строили, рассыпается, и она ничего не может сделать.
В тот вечер Дмитрий вернулся поздно. Анна уже уложила сына, сидела в полутьме с кружкой чая. Он вошёл тихо, будто крадучись, снял куртку, долго возился с телефоном.
— Мы поговорим? — спросила она.
— О чём?
— О нас.
Он пожал плечами.
— Говори.
— Что с тобой происходит? Почему ты стал чужим?
— Может, потому что ты стала другой? — бросил он, не глядя.
— Я? Я родила тебе ребёнка, ухаживаю за ним, пока ты на работе! В чём я «другая»?
— В глазах. В поведении. Ты стала скрытной. Телефон свой прячешь.
— Прячу? Да ты с ума сошёл! Я просто устала!
— Может быть, — сказал он тихо, — а может, нет.
Анна встала.
— Знаешь что? Если ты действительно считаешь, что я тебе изменяла, то иди и сделай свой тест. Только после этого я не гарантирую, что ты вернёшься в этот дом.
Он не ответил. Лишь отвёл взгляд и вышел из комнаты.
На следующий день Анна проснулась от тишины — странной, вязкой, будто сама квартира замерла, прислушиваясь. Максим спал в кроватке, посапывал, обняв мягкого медвежонка. Дмитрия не было. Ни в спальне, ни в кухне.
На столе — записка:
«Уехал на работу пораньше. Вечером заеду. Надо поговорить.»
Эта фраза кольнула тревогой. Надо поговорить — всегда плохой знак.
Она весь день ловила себя на том, что ждёт — не просто возвращения мужа, а какого-то приговора. Максима качала машинально, кормила, гладила по спине, но мысли были только об одном. Что если он уже всё решил? Что если пошёл и сделал этот дурацкий тест?
К вечеру телефон зазвонил. На экране — Валентина Павловна.
Анна выдохнула, но ответила.
— Да, Валентина Павловна?
— А, Аннушка, добрый вечер. Ты не переживай, я просто спросить хотела: Дмитрий где? Он мне не отвечает.
— На работе вроде.
— На работе? Хм… — в трубке послышалось недоверчивое хмыканье. — А я-то думала, он поехал к тебе с утра.
— Ко мне? — Анна напряглась.
— Ну да. Он вчера заезжал ко мне, весь какой-то… задумчивый. Говорит, мол, мама, я решил разобраться окончательно. Я ему сказала — и правильно, сынок, надо знать правду.
Анна почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, сам знаешь… — протянула свекровь, явно наслаждаясь моментом. — Сейчас всё легко проверяется.
Анна молчала. Просто стояла посреди кухни, сжимая телефон.
— Валентина Павловна, если вы хотите, чтобы я сорвалась, — наконец сказала она, — то вы опоздали. Я уже всё поняла.
И отключилась.
Дмитрий вернулся поздно. Мокрый снег уже лёг на асфальт, машины проносились, поднимая грязные брызги. Он зашёл, снял обувь, повесил куртку. Вид у него был странный — уставший, но будто что-то внутри облегчённое.
Анна ждала на кухне.
— Ну, говори. Что ты сделал?
Он вздрогнул.
— Что?
— Не делай вид, что не понимаешь. Мама мне позвонила. Сказала, что ты решил «разобраться окончательно».
Он тяжело выдохнул, сел.
— Я сходил в лабораторию.
Анна засмеялась — нервно, горько.
— Конечно. А я тут, как дура, верила, что ещё можно что-то спасти.
— Я не хотел тебя обидеть, — тихо сказал он. — Просто хотел быть уверенным.
— Уверенным в чём? Что я не сплю с каждым встречным?
— Не утрируй.
— А как ещё это назвать? — она подняла на него глаза, полные боли. — Ты даже не поговорил со мной! Просто пошёл и сдал анализ. Как будто я подозреваемая, а ты следователь.
— Я не знал, как иначе, — пробормотал он. — Мама…
— Мама! — перебила Анна. — Всегда мама! Она за тебя думает, она тебе подсказывает, она тебе семью разрушает, а ты даже не замечаешь!
Он резко поднялся.
— Хватит обвинять мою мать! Она просто хочет, чтобы мне не сделали больно!
— А ты подумал, что больно мне? Что я вообще чувствую после всего этого? — голос сорвался. — Ты хоть представляешь, каково — знать, что собственный муж сомневается, твой ли ребёнок?
Он отвернулся.
— Я не знаю, что чувствую, — сказал наконец. — Я просто хочу знать правду.
— Правда в том, что ты стал чужим, Дим. И, может, даже хуже — слабым.
Он молча ушёл в спальню.
Ночью Анна не спала. Сидела в кресле у кроватки, смотрела, как спит Максим, и чувствовала, как изнутри всё выворачивается.
— За что? — шептала она себе. — Я ведь ничего плохого не сделала.
Она вспоминала, как они познакомились — лето, кафе на проспекте, он тогда только устроился в строительную фирму, уверенный, открытый, со смехом, от которого у неё буквально кружилась голова. Он тогда сказал:
«Ты — человек, которому я верю сразу. Без причин.»
И вот теперь всё это — в прах.
Утром Дмитрий ушёл, не попрощавшись. Анна собрала вещи, несколько комплектов одежды Максима, документы. Позвонила маме.
— Мам, я приеду к вам.
— Что случилось?
— Потом объясню.
Мать встретила у дверей, сразу поняла всё без слов.
— Пойдём на кухню, рассказывай.
Анна села, глотнула горячего чая.
— Он сделал тест ДНК.
— Господи, — только и сказала мать. — Дурень.
— И это не всё. Его мама науськала, что ребёнок не похож. И теперь он не верит мне.
— Ты правильно, что ушла, — решительно сказала мать. — С таким жить нельзя.
Анна молча кивнула. В груди пустота, будто сердце куда-то делось.
Через несколько дней Дмитрий позвонил.
— Анна, результаты пришли.
Она долго молчала, прежде чем ответить.
— И?
— Максим мой сын. На сто процентов.
Она кивнула, хотя он не видел.
— Поздравляю. Теперь ты счастлив?
— Анна, подожди…
— Нет, Дима. Никаких «подожди». Поздно. Я не вещь, чтобы меня проверяли на подлинность.
Он пытался что-то сказать, но она повесила трубку.
Следующие недели были как в тумане. Анна привыкала к новой жизни — без мужа, без его вечного недоверия и холодных взглядов. Родители помогали, Максим рос, улыбался, делал первые попытки стоять.
Вечерами она смотрела, как он играет, и думала: «Вот ради кого я всё выдержала. Ради него.»
А Дмитрий всё звонил. Сначала каждый день, потом реже. Писал длинные сообщения, просил простить, говорил, что «мама его достала, но он сам виноват».
Анна не отвечала.
Однажды он приехал к её дому. Стоял под окнами, как подросток, с букетом. Она выглянула, увидела — и закрыла шторы.
Через пару недель пришла Валентина Павловна. Без звонка, как обычно. Мама Анны открыла дверь, и та сразу начала причитать:
— Марина, я умоляю, дай поговорить с Аннушкой! Я не хотела! Я думала, делаю как лучше!
Анна вышла из комнаты, держа сына на руках.
— Что вы хотите, Валентина Павловна?
— Попросить прощения, — всхлипнула та. — Я виновата, понимаю. Старая дура. Всё напутала. Простите меня, ради Бога.
Анна стояла, молча глядя на свекровь.
— Поздно.
— Но я ведь не со зла! Я просто… я боялась, что сын живёт с женщиной, которая… ну мало ли…
— Женщина, которая родила ему ребёнка и три года жила под вашими упрёками, — перебила Анна. — Вы разрушили семью. А теперь пришли извиняться, когда уже нечего спасать.
— Но я хочу видеть внука! — воскликнула Валентина Павловна.
Анна прижала Максима ближе.
— Нет. Вы не заслужили этого права.
— Анна, нельзя так!
— Можно. После того, как вы усомнились в его происхождении — можно всё. Прощайте.
Она закрыла дверь. Мама смотрела на неё внимательно.
— Тяжело?
— Очень. Но легче, чем терпеть ложь.
Развод прошёл быстро. Дмитрий не сопротивлялся, будто понимал, что поздно. Подписал бумаги без споров. Суд постановил: встречи с ребёнком — по выходным, алименты — тридцать процентов. Всё по закону.
Анна вышла из здания суда с ощущением, будто сбросила бетонный мешок с плеч. Не радость, нет. Просто тишина внутри.
Она устроилась на новую работу — бухгалтером в небольшом офисе. График гибкий, начальница понимающая.
— Главное, не загоняй себя, — сказала та в первый день. — Ребёнок важнее всех отчётов.
Анна благодарно кивнула. После месяцев напряжения этот простецкий человеческий тон показался ей роскошью.
Дмитрий начал приезжать по выходным. Забирал Максима в парк, приносил игрушки.
Сначала всё выглядело неловко: он не знал, о чём говорить, как держать сына. Но постепенно наладилось. Максим смеялся, когда отец подбрасывал его в воздух, и Анна понимала — в этом хоть какая-то стабильность.
Они с Дмитрием почти не разговаривали. Только по делу.
— Как спит?
— Нормально.
— Что любит есть?
— Кашу и яблоки.
Иногда он пытался начать разговор:
— Анна, я всё понимаю. Я виноват. Можно как-то всё исправить?
Она молча качала головой.
— Я не прошу вернуться, просто хочу, чтобы ты знала: я люблю вас.
— Любовь без доверия — пустое слово, Дим.
Он опускал глаза.
Прошло несколько месяцев. Анна уже почти не вспоминала то, как всё рушилось. Иногда, конечно, накатывало — особенно по ночам, когда Максим спал, а за окном шёл снег. Тогда вспоминались его слова: «Мама тоже говорит, что ребёнок не похож…»
И в груди сжималось.
Но потом она смотрела на сына — такой родной, тёплый, живой — и успокаивалась.
Однажды вечером Дмитрий приехал, как обычно, но вместо привычного «привет» сказал:
— Я хочу поговорить серьёзно.
Анна насторожилась.
— О чём?
— О нас. Не сердись, просто дай сказать.
Она кивнула.
— Я знаю, что виноват. Понимаю, что поверил не тебе, а матери. И теперь вижу, какой это был идиотизм. Я разрушил то, что было самым важным.
— Поздно понял, — сказала она спокойно.
— Знаю. Но хочу, чтобы ты знала: я не переставал любить тебя. Ни дня.
— Любовь — это не слова, Дима. Это поступки. А твои поступки всё сказали за тебя.
Он опустил голову.
— Может, когда-нибудь ты простишь?
— Простить — не значит вернуться.
Он кивнул, понимая, что это конец.
Когда дверь за ним закрылась, Анна долго стояла у окна, глядя, как он уходит по двору, сутулясь под снегом.
Она не чувствовала злости. Только усталость.
— Мы справимся, малыш, — прошептала она, глядя на спящего Максима. — Вдвоём. Без лжи.
***
Прошёл почти год.
Анна жила спокойно, будто жизнь наконец выровнялась после шторма. Утром — садик, потом работа, вечером — мультики, ванна, сказка перед сном. Максим подрастал, уже говорил фразами, и когда называл её «мама, я люблю тебя», всё плохое стиралось из памяти.
С Дмитрием отношения стали ровными. Без любви, без обид — просто необходимость. Он исправно приходил по выходным, забирал сына, возвращал вовремя, приносил фрукты и конструкторы.
Иногда они обменивались короткими фразами — спокойно, по-взрослому.
— Я перевёл деньги за садик.
— Спасибо.
— Максим вырос.
— Да. Он тебя ждёт.
Они больше не касались прошлого. Как будто молчаливо решили: хоронить то, что умерло, — лучшее, что можно сделать.
Весной Анна впервые за долгое время поехала одна в город — без ребёнка. Её подруга Лена позвала на выставку фотографий.
— Ну хоть немного для себя поживи, — сказала она. — Хватит в материнстве тонуть.
Анна улыбнулась. Она и правда забыла, что значит просто быть женщиной — не мамой, не бывшей женой, а собой.
На выставке было людно, пахло кофе и мокрыми пальто. Она шла вдоль стен, рассматривала фотографии — лица, улицы, детали. Остановилась у одной — старый мужчина держит за руку мальчика, оба смеются.
Что-то кольнуло внутри.
— Красивая, правда? — рядом раздался голос.
Она обернулась — высокий мужчина, лет тридцати пяти, в тёмном пальто, с добрым, немного усталым лицом.
— Очень, — ответила она.
— Я её снял прошлым летом. Это мой отец и сын.
Анна улыбнулась.
— Получилось живо.
— Спасибо. Вы тоже фотографируете?
— Нет, я бухгалтер. Просто люблю смотреть.
Он протянул руку:
— Алексей.
— Анна.
Так началось их знакомство. Без громких слов, без искр, просто — спокойно. Они пили кофе, говорили о музыке, о работе, о детях.
Оказалось, у него тоже сын, почти ровесник Максима.
— Жена умерла три года назад, — сказал он как-то просто, без жалости к себе. — Я долго не мог ни с кем говорить. А потом понял, что жизнь всё равно идёт.
Анна кивнула. Она понимала это чувство — когда боль становится частью тебя, но перестаёт управлять тобой.
Они начали встречаться. Без пафоса. Просто гуляли с детьми — в парке, на площадке, у фонтана. Максим подружился с его мальчиком, и это стало естественным продолжением.
Анна не спешила называть это «отношениями». Ей нужно было убедиться, что не повторяет старых ошибок — что снова не доверяет человеку, который потом предаст.
Но Алексей был другим. Не спрашивал, где она была, не лез в прошлое, не пытался «спасти». Просто был рядом.
Иногда звонил:
— Как день? Устала? Привезти кофе?
— Не надо.
— Всё равно привезу.
Он появлялся через двадцать минут, с двумя стаканами, тёплым смехом и тихим взглядом.
В июне Дмитрий узнал. Позвонил вечером, нервно, сбивчиво:
— Анна, мне сказали, что у тебя кто-то есть.
— Сказали? — спокойно переспросила она. — Ты теперь по слухам живёшь?
— Я просто… хотел услышать от тебя.
— Да, есть. И это не твоё дело.
В трубке повисла пауза.
— Он будет видеть Максима?
— Конечно. Они дружат.
— Я не против, — сказал он неожиданно. — Просто… береги его.
Анна кивнула, хотя он не видел.
— Берегу.
Лето выдалось жарким. Анна сняла с Максимом маленький домик у озера. Алексей приезжал по выходным. Дети бегали босиком по траве, визжали, строили «крепости» из песка.
Иногда вечерами, когда всё стихало, они сидели на веранде, слушали, как трещат сверчки.
— Странно, — сказала Анна однажды. — Год назад я думала, что всё кончилось. А оказалось, что всё только начинается.
Алексей улыбнулся:
— Так всегда. Когда кажется, что жизнь сломалась, — на самом деле она просто поворачивает в другую сторону.
Она посмотрела на него и поняла: впервые за долгое время ей спокойно. Не от того, что рядом кто-то сильный, а от того, что сама научилась держаться.
Осенью Дмитрий женился. На фотографии, которую случайно прислала Валентина Павловна, он стоял в костюме, сдержанный, но вроде бы довольный. Его новая жена — светловолосая, чуть старше Анны, с мягким лицом.
Анна долго смотрела на снимок. Потом просто удалила. Ни ревности, ни боли. Только лёгкое сожаление — не о нём, а о том, что когда-то всё могло быть иначе.
Зима пришла внезапно, с метелью и первыми праздниками Максима в садике. Он читал стишок у ёлки, сбивался, смущался, а потом гордо посмотрел на маму.
После утренника Алексей пришёл, с цветами.
— Маленький артист, — сказал он. — А ты — молодец.
Они вышли на улицу, снег хрустел под ногами.
— Анна, — сказал он тихо, — можно я задам глупый вопрос?
— Задавай.
— Ты вообще веришь ещё людям?
Она улыбнулась.
— Не всем. Но тебе — да.
Он кивнул.
— Тогда я рискну. Выходи за меня.
Она засмеялась — неожиданно легко, как будто весь прошлый год растворился в этом воздухе.
— Вот ты странный, — сказала она. — Ни ужина, ни свечей.
— Так лучше. Настоящее — без декораций.
Анна посмотрела ему в глаза. Там не было ни тени давления, ни страха, ни контроля. Только спокойствие.
— Да, — сказала она. — Я согласна.
Весной они поженились — тихо, без шумных застолий. Только родители, дети, пара друзей.
Валентина Павловна тоже пришла — с осторожной улыбкой и букетом.
— Спасибо, что пригласила, — сказала она тихо. — Я рада, что ты счастлива.
Анна кивнула.
— Я давно вас простила, Валентина Павловна. Просто мы уже другие.
Та опустила глаза и вдруг заплакала.
— Береги внука. Он чудесный.
— Обязательно.
Когда они вернулись домой после регистрации, Алексей открыл окно — весенний воздух ворвался в комнату, пахло талым снегом и ветром.
Максим бегал по квартире, крича:
— У нас теперь новая семья!
Анна смеялась.
Она подошла к окну, посмотрела на улицу, где капель звенела по подоконникам.
Когда-то этот звук казался ей одиноким. Теперь — живым.
Она взяла Алексея за руку.
— Знаешь, — сказала она, — я думала, что доверие нельзя вернуть. А оказывается, можно. Просто с другим человеком. И с собой.
Он кивнул:
— Главное, не бояться начать заново.
Анна улыбнулась.
— Я уже не боюсь.
Снаружи солнце пробивалось сквозь тучи, блестело на лужах.
Всё было по-новому — не идеально, не без ошибок, но по-настоящему.
Она обняла сына и мужа и тихо сказала:
— Дом. Наконец-то дом.
