Серебряная свадьба — это не шутки. Четверть века, как с куста. Стол ломился, Надежда расстаралась: холодец прозрачный, как слеза, оливье тазик, селёдка под шубой, буженина домашняя, всё как у людей. Гостей было человек двадцать: родня, соседи, коллеги с работы.
Виктор, муж Надежды, сидел во главе стола, на нём был новый костюм.
— Ну, — поднялся кум Толик. — За молодых! Чтоб ещё двадцать пять лет душа в душу! Горько!
— Горько! — подхватили гости, жуя бутерброды с икрой.
Надежда потянулась к мужу для поцелуя, Виктор вдруг отстранился резко.
— Подожди, Надька, не спеши.
Он встал, пошатываясь, бросил вилку с звоном на тарелку. В зале стало тихо, даже тётя Маша, которая громко чавкала холодцом, замерла.
— Тост хочу сказать, — прохрипел Виктор. — Итоговый.
Зинаида Петровна, свекровь, сидевшая по правую руку, довольно кивнула, ждала этого момента двадцать лет.
— Ну что, Надька, — Виктор обвел гостей мутным взглядом. — Двадцать пять лет я тебя терпел, горбатился, чтобы тебя кормить и детей твоих… кукушат.
Надежда побледнела так, что стала сливаться с белой скатертью.
— Витя, ты чего? Перепил?
— А того! — Виктор стукнул кулаком по столу, рюмки подпрыгнули. — Надоело мне! Я, мужики, на развод подаю, прямо завтра и квартиру делить не буду.
— Это как это? — подал голос сын Слава, сидевший в конце стола. — Пап, ты больной? Какую квартиру?
— Молчи, внебрачный ребёнок! — заорал Виктор, брызгая слюной. — Ты мне не сын! И Ленка не дочь! Я давно подозревал! У нас в роду, Смирновых, носы прямые, греческие! А у вас картошкой! Вся деревня смеялась, что я чужих щенков ращу!
— Витенька прав! — встряла свекровь, сверкая глазами. — Я всегда говорила! Слава лопоухий, а у Вити уши аккуратные! Нагуляла она их, пока ты на вахтах был!
Надежда встала, руки у неё дрожали, но голос был тихим и страшным.
— Витя, сядь, не позорься.
— Нет, это ты сейчас опозоришься! — Виктор полез во внутренний карман пиджака. — Я, Надька, не дурак, подготовился, месяц назад, пока вы спали, образцы взял и в лабораторию сдал, денег отвалил кучу, но зато правду узнал!
Он вытащил белый конверт.
— Вот! Официальный документ, ДНК-тест! Сейчас мы узнаем, от кого ты их принесла, шалава! Сейчас все узнают!
Гости сидели, открыв рты, соседка баба Валя даже перекрестилась. Слава и дочь Лена смотрели на отца с ужасом и отвращением.
— Открывай! — взвизгнула Зинаида Петровна. — Читай, сынок! Пусть ей стыдно станет! Выгоним её с голой жопой на улицу!
Тост мужа: «Дети не мои, пошли вон!»
Виктор с торжествующей ухмылкой надорвал конверт. Руки у него тряслись от предвкушения, сейчас он раздавит её, уничтожит и останется один в трёшке, победителем. Достал сложенный лист бумаги, развернул, надел очки, начал читать.
В зале повисла гробовая тишина, лицо Виктора начало меняться, сначала оно стало пунцовым, потом пошло пятнами, глаза его округлились и полезли на лоб.
— Ну? — не выдержала свекровь. — Что там, Витя? Ноль процентов? Я так и знала!
Виктор молчал, медленно осел на стул.
— Витя? — испуганно спросил кум Толик. — Тебе плохо?
Надежда подошла к столу, не плакала, внутри у всё выгорело ещё пять минут назад, когда он назвал детей «кукушатами». Взяла листок.
— Давайте почитаем, — сказала она громко, чётко, как на собрании. — «Заключение генетической экспертизы, вероятность отцовства гражданина Смирнова Виктора Петровича в отношении сына Смирнова Вячеслава Викторовича составляет 99,9 процента. Вероятность отцовства в отношении дочери Смирновой Елены Викторовны составляет 99,9 процента».
Результат ДНК. Шок для «рогоносца»
Свекровь открыла рот, закрыла, снова открыла, напоминала рыбу, выброшенную на берег.
— То есть как? — прошептала она. — Девяносто девять? Это… это ошибка! Ошибка лаборатории! Они перепутали пробирки!
— Нет, мама, — сказала Надежда ледяным тоном. — Это не ошибка, а паранойя ваша с Витей.
Виктор сидел, закрыв лицо руками, плечи вздрагивали. Понимал, что произошло, только что, на глазах у всей родни, друзей и соседей, унизил жену, которую обвинял 25 лет. Унизил детей, которых называл чужими и самое страшное, оказался не прав.
Думал, что этот конверт — его козырный туз, пропуск в новую, свободную жизнь без «приживалок», а это оказался приговор ему самому.
— Пап, — голос Славы дрожал от бешенства. — Ты реально сделал тест? Ты воровал у нас слюну?
— Слава, я… — Виктор поднял голову, вид у него был жалкий. — Я думал… Ну ты же не похож!
— На кого не похож? — спросила Лена, вставая. — На тебя? Слава богу, что не похож! Ты же урод моральный!
— Лена, не смей так с отцом! — взвизгнула Зинаида Петровна. — Это всё Надька подстроила! Она подкупила врачей!
Надежда рассмеялась.
— Зинаида Петровна, а вам не приходило в голову, почему они на Витю не похожи?
— Потому что не от него! — рявкнула свекровь. — У нас порода! Нос греческий, горбинка! А у них — картошки рязанские!
Надежда вздохнула, подошла к серванту, достала старый, бархатный фотоальбом.
— Я тут на днях порядок наводила, — сказала она, открывая альбом. — И нашла фото ваше, Зинаида Петровна с молодости.
Достала черно-белый снимок, на нём молодая Зинаида Петровна стояла в обнимку с мужчиной.
— Это мой муж! — гордо сказала свекровь. — Отец Вити!
— Да, это Петр Иванович, царство небесное, а вот это кто? — Надя достала другое фото групповое, соседи на пикнике.
— Это… ну, соседи, дядя Коля.
— Дядя Коля, — кивнула Надя. — Тот самый, который к вам «чай пить» заходил, когда Пётр Иванович в командировках был, вся деревня шепталась, Зинаида Петровна.
— Ты что несёшь, дрянь?! — свекровь покраснела как рак.
— А вы посмотрите, — Надя сунула фото ей под нос. — Посмотрите на дядю Колю и на Витю.
— Слушай… А ведь правда, — сказал кум, вглядываясь. — У Кольки-то нос с горбинкой был, греческий такой и подбородок ямочкой, как у Витьки.
— Точно! — подхватила баба Валя. — Колька-то бабник был известный! Он к Зинке бегал, я помню!
Зал взорвался, кто-то хихикнул, кто-то присвистнул, пазл сложился. Виктор смотрел на мать.
— Мам? — спросил он тихо. — Это правда?
— Витенька, не слушай её! Она врёт!
— А что тут слушать? — Надя захлопнула альбом. — Мои дети пошли в мою породу, рязанскую, курносые, светловолосые. А ты, Витя, пошел в дядю Колю, так что ты не на детей тест делай, а на себя и на маму. Может, узнаешь, почему у тебя нос такой «благородный».
«Твой отец — дядя Коля!»: тайна свекрови
Слава встал из-за стола.
— Ну что, «отец», ты хотел развод? Ты его получишь.
— Сынок… — пролепетал Виктор.
— Не сынок я тебе, ты меня двадцать лет внебрачным ребёнком называл. Я терпел, потому что мама просила, но теперь хватит.
Вышел из комнаты, хлопнув дверью, Лена встала следом.
— Ты нас кукушатами звал? Значит, мы тебе никто, прощай.
Ушла за братом.
В комнате остались только гости и раздавленный Виктор со своей мамой. Надежда налила себе полный бокал шампанского, выпила залпом.
— Витя, — сказала она. — Ты двадцать пять лет мне мозг клевал, я терпела ради детей. Думала: ну дурак, ну ревнивый, но свой, отец всё-таки, а ты не дурак, а подлец.
— Надя, прости! — Виктор попытался схватить её за руку. — Я пьяный был! Бес попутал! Мамка накрутила! Я же люблю тебя!
— Убери руки, — Надя отдернула ладонь. — Любовь, Витя, это доверие, а ты его в лабораторию сдал, в конверте.
Посмотрела на гостей.
— Извините, люди добрые, праздника не будет.
Потом повернулась к мужу.
— Собирай вещи, Витя и маму свою прихвати, вам есть что обсудить, про греческие носы и дядю Колю.
— Куда я пойду? — взвыл Виктор. — Квартира общая!
— Общая? — Надя усмехнулась. — Ты, видать, от жадности память потерял. Квартира эта дарственная от моих родителей, ещё ще до свадьбы оформлена. Ты здесь только прописан, а за такое поведение я тебя через суд выпишу в два счёта, как бывшего члена семьи.
Это был удар ниже пояса, Виктор действительно забыл, так привык считать всё своим, что забыл: пришёл сюда в одних штанах.
Развод и девичья фамилия: «Ты здесь только прописан»
Через полчаса квартира опустела. Виктор и Зинаида Петровна уходили как побитые собаки. Виктор тащил сумку с трусами и носками, свекровь семенила следом, причитая: «Опозорили! На старости лет! Ироды!».
Гости расходились молча, стараясь не смотреть Наде в глаза, им было стыдно за то, что они сидели за этим столом и слушали этот бред. Только подруги Нади, Ленка и Светка, остались помочь убрать со стола.
— Ну ты, Надька, даёшь, — сказала Ленка, сгребая оливье в мусорное ведро. — Про дядю Колю, это ты мощно задвинула, правда, что ли?
— А кто ж её знает, — Надя пожала плечами, намыливая тарелку. — Но похож ведь, зараза, вылитый Колька и характер такой же паскудный.
Вытерла руки полотенцем, налила себе ещё бокал шампанского.
— Ну что, бабоньки, за свободу!
— За свободу! — чокнулись подруги.
Я все прощу! Слёзы под дверью
Прошел месяц. Виктор живет у мамы в двушке, в тесноте и обиде. Зинаида Петровна пилит его с утра до ночи: «Опозорил мать! Упустил квартиру! Как мы теперь жить будем на мою пенсию?».
Про дядю Колю молчит, но Виктор видит, как она прячет старые альбомы. Слава и Лена с отцом не общаются, заблокировали везде. Виктор пытался звонить, угрожать, плакать, но было бесполезно. Вчера приходил к Наде, стоял под дверью, грязный, небритый, пахнущий перегаром.
— Надь… Открой, я же люблю. Ну ошибся, с кем не бывает, я всё прощу!
— Ты простишь? — Надя рассмеялась через дверь. — Витя, у тебя совесть есть? Или её тоже дядя Коля не дал?
Открыла дверь, вынесла ему пакет.
— Вот, твои удочки старые, забыл в кладовке.
— Надь, пусти… Я исправлюсь!
— Любовь, Витя, это когда не ищут чужие черты в лицах родных детей, а ты искал двадцать пять лет, вот теперь иди и ищи смысл жизни в другом месте.
Захлопнула дверь, прислонилась спиной к двери, в квартире было тихо, никто не бубнил, не шаркал ногами, не ворчал, что суп пересолен, никто не смотрел на детей с подозрением.
Было чисто, светло и спокойно, Надя пошла на кухню, налила себе чаю, посмотрела в окно.
Там, внизу, Виктор уныло брёл к остановке, волоча удочки. Жалко ли его? Нет, дураков не жалеют, а учат. Этот урок ему обошёлся в цену квартиры и семьи, дороговато за тест ДНК, но зато результат стопроцентный.
Ну а теперь ваша очередь девочки, признавайтесь: у кого мужья тоже «породу» искали? Кто слышал эти намеки: «Ой, а в кого это он такой рыжий/ушастый/умный»?
