— Ты совсем с ума сошла?! Это вообще мой дом или уже ваш штаб по распродаже моего имущества?! — голос Дарьи был хриплым после ночной смены, но звучал так, что даже батареи отопления будто притихли.
Максим дёрнулся, как школьник у доски. Алла Викторовна поджала губы, сверля Дарью взглядом, а мужчина в костюме, аккуратный до тошноты, неловко кашлянул.
— Да вы… вы неправильно всё поняли… — начал он, но Дарья резко перебила:
— Я поняла всё максимально правильно. Вы — риелтор. Вы — в моей квартире. И вы уже “оценили” её без моего присутствия. Вопрос только один: кто вам дал право?
За окнами тихо сыпал мелкий декабрьский снег. Сырой, грязный, тот самый, что завтра превратится в серую кашу под ногами. За ночь город как будто устал вместе с ней. И вот теперь, вместо горячего душа и кровати — это шоу с “семейным бизнес-планом”.
Алла Викторовна театрально подняла подбородок.
— Дарья, не будь такой драматичной. Максим всё тебе объяснит. Мы же хотим как лучше. Всё в семью, всё на благо. Тут не о тебе одной речь.
— А о ком? — Дарья кивнула в сторону двери. — Может, о призраке? Или о вашем сыночке-игромане, который, простите, вот уже какой год “ищет себя” исключительно в компьютерном кресле?
Из комнаты донёсся приглушённый звук уведомления — телефон Максима снова зажужжал на столе. Он судорожно его перевернул экраном вниз.
— Дарь, давай без оскорблений… — пробормотал он. — Женя тут ни при чём…
— Он как раз при всём. При каждой проблеме. При каждом вашем “надо помочь семье”. Только почему-то всегда за МОЙ счёт.
Риелтор нервно сложил папку.
— Если я не вовремя, я могу… — начал он.
— Вы очень вовремя. Сейчас как раз тот самый момент, когда вы выходите вон. Быстро. И не забывайте, что частная собственность — это не игрушки, — её голос стал ледяным, как лестничная клетка в хрущёвке.
Алла Викторовна вскинула руки.
— Вот видишь, Максим?! Она сразу агрессию включает! А если вы поженитесь, как ты с ней жить-то будешь? Она же слова матери даже слушать не хочет!
— А вы не мать мне, — Дарья шагнула вперёд. — И решать за меня — тоже не ваша профессия.
Этот человек уже мысленно продал мою квартиру. Без меня. Без моего согласия.
Максим поднялся.
— Да подожди ты, Дарь… Никто ничего не продал. Мы просто приценивались…
— С твоей мамочкой и риелтором за чашечкой чая? Очень мило. Только вот забыли главное — хозяйку спросить.
— Ты не понимаешь атмосферу на рынке… — вмешалась Алла Викторовна, — Сейчас самый удачный момент. К весне всё подорожает, а Евгению нужно пространство. Ему тридцать лет! Ему жить негде!
— Пусть поработает тогда. Глядишь, сам себе купит что-то, — Дарья криво улыбнулась. — Хотя нет… подождите… он же “творческая личность”, да?
Максим резко стукнул ладонью по столу.
— Хватит! Ты перегибаешь!
— Нет, Максим. Я историей сегодняшнего утра тебе просто глаза открываю.
В комнате повисло напряжение, густое, как воздух в душной маршрутке. Где-то на кухне капала вода — Дарья ночью не до конца закрыла кран, и теперь каждый капающий звук будто отсчитывал что-то важное.
— Дарья, ты же умная девочка, — наконец попыталась смягчить голос Алла Викторовна. — Ты медик, у тебя тяжёлая работа. Мы наоборот хотели облегчить вам будущее. Трёхкомнатная — уют, простор, дети…
— Не вы будете решать, когда у меня будут дети. И будут ли они вообще с вашим сыном.
— Это уже слишком! — вспыхнула женщина.
— Слишком — это оценка МОЕЙ квартиры за моей спиной!
Максим снова посмотрел в пол.
— Я думал, ты обрадуешься… — тихо сказал он.
— Чему? Тому, что меня планируют списать в общий семейный актив?
Он не ответил. Только судорожно сглотнул.
Дарья медленно обвела всех взглядом.
— У меня вопрос очень простой. Кто. Дал. Ключи.
Максим молчал.
— Ты дал моей матери ключи? — уже жёстче повторила Дарья.
Он едва заметно кивнул.
— На всякий случай…
— Вот этот “всякий случай” только что стоял здесь в костюме и считал мои квадратные метры.
Она резко выдохнула и отвернулась к окну. За стеклом подростки лепили грязного снеговика, матерились, смеялись — обычный живой двор обычного спального района. И только внутри неё всё кипело, как перегретый чайник.
— Максим, ты понимаешь, что ты только что меня предал? Не соврал. Не обидел. А именно предал.
— Я просто запутался… Я зажат между вами…
— Нет. Ты просто удобный. И для неё, и для обстоятельств. А вот я не коврик у входной двери.
Алла Викторовна поменялась в лице.
— Мы с Максимом обсудим это дома. Тебя вообще в этой схеме быть не обязано. Ты можешь остаться здесь… в своей клетушке…
— Остаться? — Дарья усмехнулась. — А Максим?
Максим поднял на неё глаза.
— Я… я не думал, что всё так закончится…
Ты уже не думаешь со мной в одном направлении, Максим. И, похоже, давно.
Она подошла к шкафу, открыла дверцу и бросила ему его куртку.
— Собирай свои вещи.
— Подожди! — Алла Викторовна шагнула ближе. — Это что, сцена? Манипуляции? Ты выгоняешь моего сына зимой?!
— На улице плюс один и маршрутки ходят. Не замёрзнет.
Максим стоял, как чужой.
— Ты правда меня выгоняешь?
— Нет. Я освобождаю свою жизнь от лишних людей.
Он медленно опустился на край дивана.
— А свадьба?..
Дарья посмотрела на него усталым, холодным взглядом.
— Свадьбы нет. И, если честно, к счастью.
Алла Викторовна ахнула, прижав ладонь ко рту.
— Ты пожалеешь, девочка…
— Я уже не жалею.
Максим поднялся и, не говоря ни слова, пошёл в коридор. Начал складывать свои вещи в рюкзак. Каждое движение — тяжёлое, как будто на него накинули лишние лет десять.
Дарья смотрела на него и вдруг поняла — внутри неё не осталось ничего тёплого. Ни сожаления. Ни любви. Только странное облегчение и сухая, холодная ясность.
Он вернулся в комнату, уже с сумкой.
— Я наберу тебе через пару дней.
— Не надо.
— Дарь…
— Не надо, Максим.
Он задержался у двери.
— Ты сильная. Я это всегда знал…
— Слишком сильная, чтобы терпеть такое.
Дверь закрылась за ним глухо. Даже не хлопнула — будто квартира выдохнула.
Алла Викторовна смотрела на Дарью так, словно хотела запомнить каждую черту.
— Ты сейчас совершаешь огромную ошибку…
— Нет, — Дарья села на край кровати. — Я как раз впервые за долгое время делаю всё правильно.
Женщина фыркнула и тоже ушла, громко цокая каблуками по лестнице.
Наступила тишина. Только тиканье часов и всё тот же капающий кран.
Дарья закрыла глаза.
Телефон вибрировал. Сообщение от коллеги:
«Ты сегодня живая вообще? Декабрьские смены убивают».
Дарья усмехнулась и ответила:
«Да норм. Просто чуть раньше, чем планировала, осталась одна. Но дышать стало легче».
Она откинулась на подушки, глядя в потолок.
И только одно не отпускало: если они решились на это сейчас — что было бы после свадьбы?
Где-то глубоко внутри возникло тревожное ощущение, как будто это была не кульминация, а только начало.
И ровно в этот момент раздался звонок в дверь.
Звонок в дверь прорезал тишину так резко, будто кто-то ножом по стеклу прошёлся.
— Если это снова они, я клянусь, у меня закончится терпение окончательно, — пробормотала Дарья и пошла в коридор.
Она не смотрела в глазок. Просто распахнула дверь — и замерла.
На пороге стоял Евгений.
Вытянутый, помятый, в куртке не по сезону и с нервной ухмылкой на лице.
— Привет, — сказал он, будто они старые друзья, которые просто давно не виделись. — Мне мама рассказала, что тут был маленький… семейный инцидент.
Дарья несколько секунд молчала. Внутри всё холодело — не от страха, а от какого-то почти физического отвращения.
— Тебя не приглашали.
— А меня, если честно, и не останавливают такие мелочи, — он попытался заглянуть в коридор. — Можно войти? Поговорить надо.
— Стой там и говори, — отрезала она. — У тебя ровно минута, пока я не набрала отца.
Евгений усмехнулся и опёрся о косяк.
— Ну, слушай. Мамка, конечно, психанула. Максим тоже в шоке. Но ты должна понимать… всё это делалось не из злого умысла. Просто… ты такая удобная. В хорошем смысле. С квартирой, без детей, без лишних родственников.
Дарья даже тихо засмеялась от этого признания, но в этом смехе не было ни капли юмора.
— Ты сейчас всерьёз сказал, что я “удобная” из-за квартиры?
— Ну а что ты хочешь, чтобы я говорил? Что мы все резко тебя полюбили? — он пожал плечами. — Нет, Дарья. Мы просто решили, что эти метры пропадать не должны. А так — польза всем. Максим тебя более-менее терпит, мама к тебе привыкнет, я получу отдельную комнату. Идеальная схема.
— Ты так спокойно говоришь это, будто речь идёт о старой тумбочке, а не о моём доме.
— А что такого? Дом — это просто стены. А семья — это выгода, — он криво усмехнулся. — Ты же медик, разве не умеешь мыслить рационально?
— Рационально? — Дарья наклонила голову. — Тогда давай я сейчас рационально объясню. Ты сейчас разворачиваешься. И уходишь. И если я ещё раз увижу тебя у этой двери — ты познакомишься с участковым. Очень близко и надолго.
Он прищурился, разглядывая её.
— А ты изменилась… Сильной стала. Или просто злой?
— Я просто больше не дура.
— Максим пожалеет, что выбрал тебя, а не семью.
— Он её как раз и выбрал, — спокойно сказала Дарья. — И пусть живёт с этим выбором.
Евгений помолчал, потом отступил на ступеньку вниз.
— Ты думаешь, что победила сегодня?
— Я не думаю. Я знаю.
— Ну смотри, Дарья. Мама не из тех, кто легко отпускает.
— А я не из тех, кого легко забрать, — ответила она и закрыла дверь у него перед носом.
Щелчок замка прозвучал как точка в конце длинного, грязного предложения.
Она прислонилась спиной к двери и медленно сползла вниз. Сердце стучало громко, но в голове, наоборот, было удивительно ясно.
Телефон снова зажужжал.
Сообщение от Максима:
«Ты перегибала с Женей. Он просто хотел поговорить.»
Дарья смотрела на экран несколько секунд.
Потом напечатала:
«А ты перегнул с моей жизнью. Больше не пиши.»
И заблокировала номер.
В эту секунду она оборвала не только отношения. Она отрезала целый сценарий будущей жизни, в котором была просто удобным приложением к чужим проблемам.
Раздался новый звонок — уже обычный, телефонный.
— Дочь, это я, — голос отца был глухим и серьёзным. — Ты как? У тебя всё спокойно?
— Сейчас да. Но к нам приходил его брат. Только что. Уже ушёл.
На том конце провода повисло тяжёлое молчание.
— Я выезжаю, — коротко сказал он. — Сиди дома. Дверь не открывай.
— Пап, не надо паники…
— Это не паника. Это порядок, — отрезал он.
Дарья села на кухне, обхватила кружку с чаем обеими руками. Пар обжигал пальцы, но ей было даже приятно это ощущение — оно возвращало в реальность.
Через тридцать минут в замке снова повернулся ключ — тот новый, только установленный.
Отец вошёл в квартиру и бросил взгляд на дверь.
— Он один был?
— Один. Наглый. Всё сказал прямо. Им нужна была моя квартира. С самого начала.
Борис Степанович усмехнулся уголком губ.
— Хорошо, что они настолько глупы, что не умеют молчать. Это редкая, но очень полезная черта.
— Пап… а если бы я промолчала? Если бы согласилась?..
— Тогда ты бы уже подбирала шторы в чужую квартиру и считала чужие доли.
Дарья откинулась на спинку стула.
— Знаешь, что самое мерзкое? Я их всех почти считала семьёй.
— Почти — твоё ключевое слово, — сказал он и налил себе воды. — Слушай меня внимательно. Сейчас они не отстанут. Алла эта… она будет давить. Просить. Давить через жалость. Через Максима. Через друзей. Через “Ну вы же любили друг друга”.
— Пусть попробуют.
— Ты готова к грязи?
— После ковров в реанимации и людей без совести? Да.
Он внимательно посмотрел на неё.
— Тогда завтра едем, пишем заявление в управляющую. Ставим камеру у двери. Никаких “случайных визитов”. И скажи соседке, чтобы не открывала никому.
— Хорошо.
В этот момент в дверь снова постучали.
Единично. Спокойно. Не нагло. Не бешено.
Дарья напряглась.
Отец встал, подошёл к двери и заговорил первым:
— Кто?
— Борис Степанович, это я. Максим.
Дарья зажмурилась.
Она знала, что это он. Просто надеялась, что ошиблась.
— Чего тебе? — голос отца был холодным.
— Я хочу поговорить с Дарьей. Без скандалов. Без мамы. Без Жени. Просто вдвоём.
Дарья подошла ближе, но за дверь не взялась.
— Говори через дверь.
— Хорошо… — выдохнул он. — Я удивительно быстро понял, каким идиотом был. Пока шёл сюда. Пока смотрел на окна. Пока вспоминал, как она смеялась на кухне, как закутывалась в плед. Я предал не из-за квартиры. Я предал из-за слабости.
— Поздравляю. Диагноз поставлен верно.
— Дай мне шанс всё исправить.
— Как? Разучиться быть маминым сыном?
— Хотя бы попробовать.
— Максим, ты позволил чужой женщине распоряжаться моей жизнью, — её голос был спокойно-убийственным. — Это не лечится разговором на лестничной клетке.
— Я ушёл от них.
Тишина.
— В смысле — ушёл? — спросил отец.
— Собрал вещи. Снял комнату у коллеги. Я не вернусь туда. Ни к матери. Ни к Жене. Никогда.
Дарья смотрела в дверь, будто могла видеть его сквозь металл.
— И что? Ты теперь хочешь медаль?
— Я хочу шанс.
— А если я скажу “нет”?
— Тогда я хотя бы буду знать, что сделал последнюю попытку.
Его голос дрожал. Но Дарья больше не ощущала в этом трагедии. Только последствия.
Она посмотрела на отца. Он ничего не сказал. Только чуть повёл плечом, мол, решай сама.
— Максим…
— Я слушаю.
— Ты мне больше не нужен. Ни слабым. Ни сильным. Ни самостоятельным. Никаким.
По ту сторону двери повисло молчание. Потом тихо:
— Понял. Прости.
Шаги по лестнице. Медленные. Опускающиеся.
И — тишина.
Дарья прислонилась к стене и впервые за утро глубоко выдохнула.
— Всё, пап. Всё закончилось.
— Нет, дочь, — он положил руку ей на плечо. — Теперь только начинается. Но уже по твоим правилам.
Она посмотрела на свою квартиру. Маленькую. Неидеальную. Зато свою. Настоящую.
— И по моим замкам.
В комнате стало тихо. Спокойно. По-настоящему спокойно — впервые за долгие месяцы.
И декабрь за окном уже не казался таким серым.
