— Ты серьёзно сейчас? — Ирина стояла у окна, держа в руках телефон, и смотрела на серый декабрьский двор, где дворник без энтузиазма гонял грязный снег в кучу. — Семь человек, Лёша. Семь. В нашу двушку. За неделю до Нового года.
— Ну а что такого? — Алексей, не поднимая глаз от экрана ноутбука, продолжал что-то печатать. — Это же семья. Мама с Валентиной и их. Посидят, поздравят, поедят и разъедутся.
— «Поедят» — звучит как угроза, если честно, — усмехнулась Ирина. — Ты помнишь, сколько мы в прошлый раз выкинули на продукты? Мы потом макароны без соуса доедали, как студенты на третьем курсе.
Алексей наконец поднял глаза:
— Ты опять начинаешь?
— Нет, я продолжаю. Я это даже не заканчивала, — Ирина резко развернулась. — Ты не заметил, как твоя мама у нас «немного посидеть» превращает в полномасштабный банкет с претензиями на уровень столичного кейтеринга?
Он пожал плечами:
— Ну, она просто… своеобразная.
— Своеобразная? — Ирина горько рассмеялась. — Лёш, она в прошлый раз раскритиковала мои салаты, мой стол, даже чайник! Ты вообще слышал, как она сказала: «Надо было лучше выбирать жену, а не то, что попалось»?
Он отвёл взгляд.
— Да она так… не со зла.
— Ага. Конечно. Просто такой у неё стиль — лупить тапком по самолюбию.
На кухне тикали китайские часы с иероглифами, которые Алексей купил когда-то «по приколу». Стрелки медленно подкрадывались к девяти вечера. За окном начинали зажигаться гирлянды в соседних окнах — сентиментальные соседи готовились к Новому году. Только Ире было не до всей этой мишуры.
Ирина чувствовала: надвигается что-то тяжёлое, липкое, как грязный снежный ком под ногой.
— Послушай меня, пожалуйста, — произнесла она медленнее и тише. — Я больше не буду устраивать тут пир на весь район, потому что твоей маме захотелось «по-семейному». Я работаю, устаю. И я не нанималась бесплатной кухаркой для твоей родни.
— Ир… ну это всего один раз перед праздниками.
— Ты каждый раз так говоришь, — она устало опустилась на стул. — «Один раз». Потом ещё «один». Потом «ну не выгонять же родных». А в итоге я с тряпкой, а они с претензиями.
Он захлопнул ноутбук.
— Может, ты просто преувеличиваешь?
— Давай по фактам, — Ирина посмотрела прямо в глаза мужу. — За последний год сколько раз твои родственники ели в этой квартире?
Алексей задумался.
— Ну… раз шесть. Может, семь.
— Одиннадцать, Лёша. Я считала. Потому что каждый раз мы после этого жили на гречке и обещаниях, что «в следующем месяце полегче будет».
Он нахмурился.
— Ты реально считала?
— Конечно, считала. Потому что мне потом выкручиваться и придумывать, как дотянуть до зарплаты.
Он вздохнул и провёл рукой по лицу.
— Ладно. Я поговорю с мамой.
— Не «поговорю», а объяснишь, — жёстко сказала Ирина. — Пока мягко, по-хорошему. Потому что если не дойдёт — дальше уже я объясню. И она сильно обидится.
На этом разговор закончился. По крайней мере, Ирина на это надеялась.
Следующие несколько дней прошли тихо. Даже подозрительно тихо. Ирина ходила на работу в клинику, принимала звонки, оформляла пациентов, ловила себя на мысли, что впервые за долгое время не ждёт вечера с тревогой. Даже купила маленькую искусственную ёлку, поставила на подоконник и утром включала на ней лампочки — для настроения.
А потом в четверг, за три дня до Нового года, раздался звонок.
На экране — «Людмила П.»
Ирина закатила глаза так, что если бы это было спортом, ей дали бы золото.
— Да? — сухо ответила она.
— Ирочка, солнышко, — голос свекрови был подозрительно сладким, аж липким. — Ты, я слышала, обиделась на нас?
— Я не обижалась, Людмила Павловна. Я просто перестала быть удобной.
— Не надо так… грубо. Мы же по-хорошему. Новый год, семья, уют, традиции. Мы хотим собраться все вместе… у вас.
— Нет.
Молчание на том конце повисло, как тяжёлая штора.
— В смысле «нет»?
— В прямом. Я не планирую устраивать застолье. Мы с Алексеем хотим провести этот вечер вдвоём.
— А Алексей знает, что ты так решила?
— Это НАШЕ общее решение. И если он скажет обратное — пусть сам и готовит, и убирает.
— Ты забываешься, девочка… — голос стал холодным. — Это квартира моего сына.
— Это мой дом. И я больше не живу здесь, как гость.
Повисло тяжёлое дыхание.
— Посмотрим, как ты запоёшь, когда Алексей узнает, какая ты на самом деле.
— Пусть узнаёт. Я устала изображать паиньку.
Связь оборвалась.
Ирина продолжала сидеть с телефоном в руке, сердце колотилось, но внутри вдруг стало… спокойно. Страшно — да. Но спокойно.
Она ощущала, что это только начало.
И, как назло, в эту же ночь Алексей вернулся позже обычного. Был какой-то напряжённый, задумчивый.
— Ты звонила маме? — спросил он с порога.
— Нет. Она мне.
— И?
— И я сказала «нет».
Он посмотрел на неё уже совсем по-другому:
— Зачем ты так резко?
— Потому что мягко меня не слышат.
— Ты же понимаешь, что теперь будет скандал?
— Я понимаю, что если я не скажу «стоп» — меня так и будут использовать дальше.
Он молчал.
А потом произнёс то, от чего холод пробрал до костей:
— Она сказала, что это не первый раз, когда ты так себя ведёшь. Что ты врёшь мне, манипулируешь и настраиваешь против семьи…
Ирина медленно подняла на него взгляд.
— Чего?.. — её глаза сузились. — Я вру? Это я манипулирую?
— Она сказала, что ты специально унижаешь её и хочешь рассорить меня со всеми…
И именно в этот момент Ирина поняла: самое страшное — впереди. Потому что речь идёт уже не о еде и не о празднике. А о лжи. О большой, липкой, хорошо спланированной лжи.
Она сделала шаг вперёд:
— Алексей. Посмотри на меня внимательно и ответь честно. Ты мне веришь?
В комнате повисла звенящая тишина.
И на этот вопрос он не ответил сразу.
А за окном тихо загорались новогодние огни… как будто кто-то издевался.
Алексей так и стоял в коридоре, словно его кто-то выключил и забыл включить обратно.
— Ир… — наконец произнёс он. — Дай мне подумать.
— Конечно, думай, — спокойно ответила она. — Только представь, что я — не твоя жена, а посторонний человек. И вот этот посторонний слышит, как твоя мать поливает его грязью. Ты бы на чьей стороне был?
Он медленно снял куртку, кинул её на спинку стула, словно это действие могло что-то изменить в воздухе между ними.
— Она сказала, что ты скрываешь от меня траты… Что переводишь деньги кому-то…
— КОМУ? — Ирина нервно рассмеялась. — Банку с ипотекой на Бали? Тайному любовнику из бухгалтерии? Или, может, масонам?
— Не ёрничай. Мне не смешно.
— А мне — смешно. Потому что это уже не просто наглая ложь. Это какой-то дешёвый сериал с плохим сценарием. Она сказала тебе цифры, Алексей? Конкретику?
— Нет… просто… что видела выписки. Что ты будто бы переводишь по пятнадцать-двадцать тысяч.
— Покажи мне эти «выписки», — Ирина скрестила руки. — Потому что в приложении банка я вижу только оплату за квартиру, еду и иногда на жизнь. Максимум — маникюр, который, кстати, мы не делаем с ноября.
Он достал телефон, потыкал в экран, замер.
— Мам, скинь эти скриншоты, которые ты мне показывала…
Пауза.
— Нет, сейчас.
Его лицо стало чуть бледнее.
— Она… говорит, что потом… что удалились.
Ирина прищурилась и сделала медленный шаг к нему.
— Ты хоть сам понимаешь, насколько это пахнет дешёвой манипуляцией?
— Ир, она не могла просто так…
— МОГЛА, — отрезала Ирина. — И делает это. Потому что ей не нравится, что я не пляшу перед ней, как дрессированная. Ей удобно, когда я молчу и киваю. А теперь — всё.
Он сел на край дивана, глядя в одну точку.
— Тогда зачем ей это? Зачем врать?
— Контроль, Алексей. Ей нужно всё под себя. Чтобы ты по щелчку пальцев выполнял, а я была приложением к кухне… без права слова.
Тишина снова повисла между ними, но уже не пустая — вязкая, тревожная.
Ирина медленно подошла к кухонному столу, взяла свой телефон.
— На. Смотри всё. Всё до последней копейки.
Он начал листать историю операций. Долго. Внимательно.
— Тут… всё реально на дом… продукты… коммуналка… — прошептал он.
— Конечно, — спокойно кивнула она. — А знаешь, что тут ещё? Отсутствие переводов твоей матери, чтобы помочь хоть раз. Отсутствие денег от твоих гостей. Отсутствие благодарности. Но много их еды в нашем холодильнике, которую потом выбрасывали.
Его пальцы сжались на телефоне.
— Получается… она просто…
— Просто соврала тебе в лицо, — закончила Ирина. — Чтобы настроить против меня. В Новый год. Миленько, да?
— Зачем? — глухо спросил он.
— Потому что я перестала её слушаться.
Ирина отвернулась к окну. Во дворе дети лепили кривого снеговика, кто-то запускал хлопушки, горели гирлянды. Жизнь продолжалась, как ни в чём не бывало.
А у неё внутри всё уже было на грани.
— Завтра тридцать первое, — добавила она. — И у меня к тебе только один вопрос, Лёша. В этот Новый год ты с кем?
Он поднял голову.
— Что ты имеешь в виду?
— Очень просто. Ты идёшь к маме есть то, что она там наготовит, и поздравлять её фальшивых гостей, — или остаёшься здесь. Со мной. Без лицемерия. Без вранья.
Он встал. Подошёл.
— Я хочу встретить с тобой.
— Не потому что «надо». А потому что веришь мне, — твёрдо сказала она.
Он кивнул.
— Потому что верю.
Вечером 31 декабря в квартире было тихо. Без лишнего шума, без принудительных «семейных посиделок». На столе — лёгкие закуски, мандарины, бутылка игристого. Маленькая ёлка подмигивала огоньками.
Телефон Алексея не замолкал.
— Ты к ней едешь? — спросила Ирина, не поворачиваясь.
— Нет. Я поставил без звука.
— Даже если она приедет?
— Я не открою.
Она усмехнулась.
— Это будет самое громкое «не открою» в её жизни.
И как будто по заказу, в дверь раздался резкий звонок.
Потом ещё.
И снова.
А потом кулак ударил в дверь.
— Лёша! Открой! Я знаю, что вы там! Ты не имеешь права меня игнорировать!
Он подошёл к двери, но не открыл.
— Мама, иди домой.
С той стороны воцарилась ошеломлённая тишина.
— Ты меня выбрал… вместо неё?
— Нет, — спокойно ответил Алексей. — Я выбрал правду.
— Она тебя околдовала! — сорвалась Людмила Павловна.
— А ты меня обманула.
Ирина подошла к двери и тихо сказала сквозь закрытое полотно:
— С Новым годом вас, Людмила Павловна. В этом году я желаю вам научиться уважать других людей.
— Ты ещё пожалеешь, — прошипела свекровь.
— Возможно, — ответила Ирина. — Но точно не сегодня.
Шаги в подъезде начали удаляться.
Тишина.
А потом куранты на телевизоре отсчитали первый удар.
Один. Второй. Третий.
Алексей повернулся к Ирине.
— Прости меня… за всё.
— Главное — не повторяй.
Он осторожно обнял её.
На улице кто-то крикнул «С Новым годом!», взлетели фейерверки, и свет вспыхнул в окнах.
И впервые за долгое время Ирина почувствовала, что Новый год наступил по-настоящему. Без лжи, без унижений, без чужого диктата. Только тишина, правда — и её дом.
— Ну что, — усмехнулась она, поднимая бокал. — За честный год без цирка?
— Самый лучший тост за все времена, — кивнул Алексей.
