— Не нравится мой праздник? Дверь открыта, я вас не держу, — спокойно сказала свекрови Вера

— Варвара Никитична, у меня всё готово, правда. Не надо ничего приносить.

Вера прижала телефон плечом к уху и продолжала резать огурцы для салата. На часах было одиннадцать утра, до прихода гостей оставалось восемь часов, а свекровь звонила уже третий раз за это утро.

— Верочка, ну что ты говоришь! Как это не надо? Я всегда делаю свой холодец на праздники. Женечка его так любит. Ты же помнишь, в прошлом году у тебя он получился жидковатый, желатин не застыл как следует.

— Я в этом году другой рецепт использовала…

— Нет-нет, я уже решила. И заливное принесу, и пирог с рыбой. У тебя же духовка маленькая, не справишься.

Вера закрыла глаза и медленно выдохнула. Семь лет. Семь лет она слушала эти нотации, семь лет кивала и соглашалась. Но сегодня должно было быть по-другому. Впервые за всё время их брака Новый год отмечали у них дома, а не у Варвары Никитичны. Вера три месяца готовила Женю к этому разговору. Три месяца убеждала, что пора иметь свои традиции.

— Варвара Никитична, я очень ценю вашу заботу, но…

— Вот и хорошо! Значит, жду вас в семь вечера. Одевайтесь потеплее, на улице минус пятнадцать.

— Простите, что? Мы же договорились, что сегодня у нас!

В трубке повисла пауза. Потом свекровь рассмеялась как-то странно, натянуто:

— Ой, Верочка, какая ты забывчивая! Мы ни о чём таком не договаривались. Женечка сам мне на прошлой неделе говорил, что придёте. Правда же, Женечка?

Вера резко обернулась. Женя стоял в дверях кухни в старых джинсах и растянутой футболке, держал в руках коробку с елочными игрушками. Лицо у него было виноватое.

— Мам, я же сказал, что в этом году мы остаемся дома…

— Что значит «остаемся»? У меня уже всё куплено! Я утку запекаю, твою любимую! Костя с Машей подарки под елку положили, для дяди Жени специально рисунки нарисовали!

— Мам…

— И Олег со Светочкой тоже придут. Всей семьей соберёмся. Или вы теперь от семьи отказываетесь?

Вера видела, как Женя сдувается на глазах. Как всегда. Каждый раз, когда дело доходило до противостояния с матерью, он сдавался. Просто опускал руки и соглашался.

— Варвара Никитична, — Вера взяла телефон в руку покрепче, — мы остаемся дома. Если хотите, приходите к нам. Я буду рада.

— Ты что, издеваешься? У меня уже стол накрыт наполовину!

— Тогда извините, но мы не придём.

Вера нажала отбой. Руки дрожали. Телефон тут же зазвонил снова, но она отклонила вызов. И ещё один. И ещё.

— Зачем ты так? — тихо спросил Женя. — Она же расстроится.

— А я не расстроюсь? — Вера повернулась к нему. — Ты обещал мне, Женя. Обещал, что поговоришь с ней. Что объяснишь.

— Я говорил! Но она… ну ты же её знаешь. Она по-другому не может.

— По-другому не может или ты ей не сказал?

Женя поставил коробку на пол и провел рукой по волосам. Жест этот Вера знала отлично — так он делал всегда, когда не хотел отвечать на прямой вопрос.

— Я говорил, — повторил он. — Просто… может, недостаточно четко.

— Недостаточно четко, — Вера усмехнулась. — Женя, тебе тридцать четыре года. Ты женат. Мы живём вместе семь лет. Когда уже будет «достаточно четко»?

— Веронь, ну не надо сейчас. Давай просто сходим к маме, отпразднуем…

— Нет.

Слово прозвучало резко, отчетливо. Вера сама удивилась своей решительности. Обычно она уступала. Потому что легче. Потому что потом Женя три дня ходил мрачнее тучи и каждый вечер названивал матери, извиняясь за жену. Но сегодня что-то щёлкнуло внутри. Как выключатель.

— Я сказала тебе ещё в сентябре, — продолжила она. — Этот Новый год мы встречаем дома. Я три дня провела в очередях, закупая продукты. Вчера до ночи готовила тесто для пирогов. Я хочу свой праздник. В своём доме.

— Но мама…

— Твоя мама может прийти к нам. Как гость. Я её приглашаю.

Телефон снова зазвонил. На этот раз Женя взял трубку сам.

— Мам, ну хватит… Да, я понимаю… Нет, мы не придём… Мама, пожалуйста… Хорошо, тогда приезжай к нам… В семь… Да… Договорились.

Он положил трубку и посмотрел на Веру:

— Она придёт к нам. Олег с семьёй тоже. Но она в ярости.

— Я заметила.

— Она сказала, что привезёт свои блюда. Всё равно уже приготовила.

Вера сжала губы. Хотела возразить, но промолчала. Маленькая победа. Пусть хотя бы так.

***

К шести вечера квартира преобразилась. Небольшая двушка на четвертом этаже старой пятиэтажки сияла чистотой. Искусственная елка стояла у окна, украшенная разноцветными шарами и гирляндой. На столе в комнате — белая скатерть, которую Вера выпросила у собственной мамы, сервиз, который они с Женей получили на свадьбу и до сих пор не распаковывали.

Вера смотрела на своё творение и чувствовала странную смесь гордости и тревоги. Стол и правда получился красивый. Оливье в большом салатнике, селёдка под шубой, нарезки, запечённая курица с румяной корочкой. Не шик, не ресторан, но сделано с душой.

— Красиво, — сказал Женя, обнимая её со спины. — Извини, что я… ну, в общем, извини.

Она прижалась к нему. Хотела сказать, что всё нормально, но сказала правду:

— Я устала, Женя. Правда устала. Каждый раз одно и то же. Твоя мама решает, мы подчиняемся.

— Я постараюсь, — пообещал он. — Сегодня постараюсь быть на твоей стороне.

Вера хотела поверить. Очень хотела.

В половине седьмого раздался звонок в дверь. Первыми пришли Олег со Светланой. Дети сразу понеслись к елке, Светлана окинула комнату оценивающим взглядом.

— Ой, какая у вас маленькая елочка, — сказала она, снимая пальто. — У нас в этом году двухметровая. Еле в комнату внесли.

— Нам и такой хватает, — ответила Вера, принимая от неё пакеты с подарками.

— Ну конечно, у вас же квартирка небольшая. Мы вот в новостройку переехали, там потолки три метра. Красота!

Олег хлопнул Женю по плечу:

— Как дела, братан? Мамка уже звонила, предупреждала, что ты бунтуешь.

— Какой бунт, — Женя натянуто улыбнулся. — Просто решили дома остаться.

— Смелый ты человек, — Олег присвистнул. — Мамка такого не любит.

В семь ровно приехала Варвара Никитична. Вошла в квартиру с тремя огромными судками, лицо непроницаемое, губы сжаты в тонкую линию.

— Здравствуйте, — сухо сказала она.

— Здравствуйте, Варвара Никитична, — Вера попыталась взять судки. — Давайте я помогу.

— Не надо. Сама донесу.

Свекровь прошла на кухню, не снимая пальто. Вера пошла следом, чувствуя, как сердце ухает куда-то вниз.

— Варвара Никитична, вешалка вот здесь…

— Вижу где вешалка.

Свекровь расставила судки прямо на кухонном столе, потом повернулась и снова оглядела квартиру. Взгляд у неё был такой, словно она оценивала ущерб после потопа.

— Где это всё ставить будем? — спросила она наконец, кивая на свои судки.

— Варвара Никитична, у меня стол накрыт…

— Ну что ты, Верочка. Это мне не в тягость, а в радость. Женечка! — она повысила голос. — Иди сюда, помоги освободить место на столе.

Женя появился в дверном проёме. Посмотрел на Веру, потом на мать, потом снова на Веру.

— Мам, у нас всё готово…

— Я вижу, что готово. И что, по-твоему, мне свои блюда обратно везти? Я сегодня весь день стояла у плиты!

— Но я тоже стояла, — тихо сказала Вера.

— Ну и прекрасно! Теперь будет больше выбора. Женечка, возьми вот это, — она протянула ему судок с холодцом, — и поставь в центр стола. А курицу уберите куда-нибудь на край.

Женя взял судок. Вера смотрела, как он несёт его в комнату, как послушно сдвигает её курицу к краю стола, освобождая центральное место для материнского холодца. Внутри всё сжалось в один тугой комок.

Варвара Никитична прошла в комнату следом, наконец сняла пальто. Села во главе стола, на место, которое Вера готовила для Жени.

— Света, как дела? Дети как учатся?

— Спасибо, Варвара Никитична, хорошо. Костя по математике пятёрку получил на прошлой неделе.

— Молодец мальчик! А Маша?

— Маша рисует красиво, учительница хвалит.

— Это она в меня, — Варвара Никитична улыбнулась. — Я в детстве тоже любила рисовать. А вы, Света, ничего не готовили? Я думала, вы что-то принесёте.

— Ну как же, принесли, — Светлана достала из пакета контейнер. — Вот, салат с крабовыми палочками. Моя фирменная.

— О, прекрасно! Женя, поставь и это на стол.

Вера стояла в дверях и смотрела, как на её столе, покрытом её скатертью, расставляются чужие блюда. Как свекровь командует в её доме, как будто это она хозяйка праздника. Как Женя молча выполняет указания.

— Вера, ты что стоишь? — окликнула её Варвара Никитична. — Иди сюда, с нами посиди. Или ты всё ещё занята?

— Нет, я свободна.

Вера села. Подальше от свекрови, между Женей и Олегом. Дети шумели возле елки, рассматривали подарки. Костя потряс один из свёртков:

— Дядя Женя, а что ты нам подарил?

— После боя курантов узнаешь, — улыбнулся Женя.

— А от бабушки мы уже знаем! — радостно выпалила Маша. — Там конструктор!

— Машенька, это же сюрприз был, — нахмурилась Варвара Никитична, но тут же смягчилась. — Ну ничего, главное, что детям радость.

Олег разлил шампанское по бокалам. Варвара Никитична придвинула к себе салат и попробовала.

— Вера, ты горошек в оливье добавляла?

— Добавляла.

— Странно. Какой-то бледный получился.

— Горошек зелёный, — спокойно ответила Вера. — Из банки.

— Я вижу, что из банки. Но обычно ярче бывает. И колбасу какую брала?

— Докторскую.

— Да? А на вкус не то. Я всегда беру только докторскую, хорошую, не экономлю.

— Я тоже не экономила, Варвара Никитична.

— Ну не знаю, может, сорт другой попался.

Светлана поддакнула:

— Да, Варвара Никитична, у вас оливье всегда особенный. Я так и не могу понять, в чём секрет.

— Никакого секрета нет, просто делать надо с душой, — Варвара Никитична снисходительно улыбнулась. — И продукты выбирать правильно.

Вера сжала руки под столом. Женя рядом напрягся, но молчал. Олег наливал себе ещё шампанского, явно не желая вмешиваться.

— А селёдка у тебя хорошая, — продолжила свекровь, накладывая себе на тарелку. — Я бы только свеклу немного по-другому нарезала. Крупновато.

— Мне нравится крупно, — Вера старалась говорить ровно.

— Ну это дело вкуса, конечно. Но мелко всё-таки нежнее. И майонеза побольше добавить надо было. Суховато получилось.

— Мама, ну хватит, — наконец не выдержал Женя. — Всё вкусно.

— Я что, ругаю? Я же добра желаю! Критика должна быть конструктивной.

— Мама…

— Женечка, не защищай. Вера у нас девочка умная, всё правильно поймёт. Правда же, Верочка?

Вера посмотрела на свекровь. Та улыбалась, но глаза оставались холодными.

— Конечно, Варвара Никитична.

До боя курантов оставалось минут сорок. Дети носились по квартире, Олег рассказывал Жене какую-то историю про работу. Вера поднялась из-за стола и пошла на кухню — нужно было достать нарезки из холодильника.

На кухне уже стояла Светлана, копалась в сумке.

— Веронь, у тебя случайно салфетки есть? Я забыла взять.

— В шкафчике слева.

Светлана полезла за салфетками, потом обернулась:

— Слушай, а ты молодец, что настояла на своём. Я бы не решилась. Варвара Никитична такая властная.

— Сегодня не лучший день это обсуждать.

— Да я ничего такого! Просто говорю. У меня, например, с ней хорошие отношения. Я всегда её слушаю, советы принимаю. Может, поэтому конфликтов нет.

Вера посмотрела на неё внимательнее:

— То есть ты хочешь сказать, что со мной конфликты из-за того, что я не слушаю?

— Ну не совсем так… Просто она старше, опытнее. Ей виднее.

— Светлана, — Вера взяла нарезку из холодильника, — я в своём доме решаю сама.

— Конечно-конечно! Я не спорю. Просто, ну, ты же понимаешь, это его мать. Женины дети будут её внуками. Может, стоит быть помягче?

— Может, стоит, — согласилась Вера. — Только вот семь лет я уже была «мягче». Результат ты видишь.

Она вернулась в комнату. Варвара Никитична как раз рассказывала детям про свою молодость:

— …и вот я тогда работала завучем. Это очень ответственная должность, между прочим. Весь коллектив на мне держался. Директор только и умел, что бумаги подписывать.

— Бабушка, а ты всех ругала? — спросил Костя.

— Не ругала, а наставляла на путь истинный. Многих благодарить меня должны, между прочим. Вот твоего папу взять. Он в детстве таким неслухом был! А я из него человека сделала.

Олег неловко рассмеялся:

— Мам, ну не при детях же.

— А что такого? Правда есть правда. Я вас с Женечкой одна растила, отец-то ваш ещё когда вы маленькие были, ушёл. И справилась! Двоих сыновей подняла, обоих на ноги поставила.

Вера села на своё место. Женя тронул её за руку под столом, но она не ответила на прикосновение.

За окном раздались первые залпы салюта. Кто-то торопился поздравить город с Новым годом пораньше.

— Скоро куранты, — сказал Олег. — Давайте к телевизору поближе.

Все переместились ближе к экрану. Дети забрались на диван, взрослые встали рядом с бокалами шампанского. Варвара Никитична устроилась в кресле, как королева на троне.

Последние секунды старого года. Бой курантов. Поздравления, чоканье бокалов, шум хлопушек. Дети кричали «Ура!» и сыпали конфетти. Олег обнял Светлану, Женя поцеловал Веру.

— С Новым годом, — прошептал он. — Прости за всё.

Вера кивнула, но ничего не ответила.

***

После полуночи стол постепенно приходил в беспорядок. Пустые бутылки, использованные салфетки, остатки еды на тарелках. Дети получили подарки и теперь возились с новыми игрушками в углу. Олег рассказывал какой-то анекдот, Светлана хихикала.

Вера встала, чтобы убрать грязные тарелки. На кухне она прислонилась к стене и закрыла глаза. Голова гудела от напряжения, от фальшивых улыбок, от постоянного контроля. Её праздник. Её дом. А чувствовала она себя так, словно пришла на чужую вечеринку незваной гостьей.

— Вера! — позвала из комнаты Варвара Никитична. — Где салаты стоят? Принеси ещё, Олежек добавки просит!

Вера сжала кулаки. Досчитала до десяти. Потом взяла салатницу с оливье и понесла в комнату.

— Вот, держите.

— А селёдку тоже принеси. И моё заливное. Женечка его так любит.

Вера вернулась на кухню, принесла заливное. Потом хлеб. Потом горчицу. Потом ещё что-то. Она уже не помнила, что именно. Просто ходила туда-сюда, как официантка на собственном празднике.

— Верочка, ты бы прибралась немного, — сказала Варвара Никитична, когда Вера в очередной раз появилась в дверях. — А то уже мусор накопился, некрасиво как-то.

— Варвара Никитична, сейчас праздник…

— Тем более! В моём доме никогда мусора на столе не было. Я всегда сразу убирала.

— Мам, ну хватит уже, — снова вступился Женя, но голос его звучал неуверенно.

— Что «хватит»? Я за порядок! Или мне теперь вообще рта открыть нельзя?

Вера молча взяла грязные тарелки и понесла их на кухню. Там она положила их в раковину, оперлась руками о край стола. Дышать стало тяжело, перед глазами всё плыло.

Семь лет. Семь лет замечаний. Семь лет того, что она недостаточно хороша. Готовит не так. Убирает не так. Одевается не так. Даже говорит не так.

На пороге появилась Светлана:

— Вер, ты как? Может, помочь?

— Не надо.

— Да ладно тебе, не бери в голову. Варвара Никитична просто такая, к ней привыкнуть надо.

— Я семь лет привыкаю.

— Ну так ещё немного осталось, — Светлана попыталась пошутить. — Говорят, через десять лет вообще всё равно становится.

Вера резко обернулась:

— Света, я не хочу десять лет ждать, когда мне станет всё равно на собственную жизнь!

— Тише ты! Услышат же.

— И пусть услышат!

Но Светлана уже вернулась в комнату. Вера осталась одна на кухне, среди грязной посуды и остатков праздника.

Когда она вернулась, разговор шёл о детях. Варвара Никитична рассказывала, как правильно их воспитывать:

— Главное — строгость. Без строгости ничего не получится. Я вот своих сыновей… Женечку, например, помнишь, как ты в пятом классе двойку принёс? Я тебя месяц без прогулок держала. Зато больше двоек не было.

— Мам, это было тридцать лет назад, — устало сказал Женя.

— И что? Методы правильные всегда актуальны. А сейчас вон, все дети избалованные. Родители потакают каждому капризу.

— Мы стараемся найти баланс, — осторожно заметила Светлана.

— Какой баланс? Детям нужна твёрдая рука. Вот Вера когда детей родит, сразу поймёт.

Повисла неловкая пауза. Олег прочистил горло. Женя уставился в тарелку.

— Варвара Никитична, — Вера села на своё место, — давайте не будем обсуждать мои планы.

— А что такого? Вам уже сколько? Семь лет женаты? Пора бы уже.

— Мам, это наше дело, — твёрже сказал Женя.

— Ваше, ваше, я поняла. Только Женечке уже тридцать четыре. Мужчине в таком возрасте детей иметь надо. А то потом будет поздно.

— Достаточно, — Вера встала. — Извините, пойду на балкон, подышу.

— В такой мороз? Совсем с ума сошла, — фыркнула свекровь.

Но Вера уже шла к балконной двери. Ей нужно было выйти. Немедленно. Иначе она сорвётся. Скажет что-то такое, что уже нельзя будет забрать обратно.

На балконе было действительно холодно. Минус пятнадцать превратился в минус двадцать. Вера обхватила себя руками, смотрела на ночной город. Где-то вдалеке всё ещё взрывались салюты.

За спиной открылась дверь. Женя.

— Веронь, пойдём обратно. Замёрзнешь же.

— Не хочу.

— Ну не обращай ты внимания. Она такая со всеми.

— Правда? — Вера обернулась. — Со всеми? Или только со мной?

— Ну… в общем, да, с тобой она строже. Но это потому что… переживает. Хочет как лучше.

— Семь лет, Женя. Семь лет твоя мать относится ко мне как к прислуге. Я недостаточно хорошо готовлю. Недостаточно хорошо убираю. Недостаточно хорошо выгляжу. Недостаточно хорошо работаю. И при этом я ещё и детей тебе не рожаю, представляешь?

— Она не это имела в виду…

— А что? Что она имела в виду?

Женя молчал. Вера ждала. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда, кто-то выходил на улицу.

— Я не знаю, — наконец признался он. — Не знаю, что она имела в виду. Но она моя мать.

— А я кто? Случайная попутчица?

— Веронь…

— Ты так ни разу и не встал на мою сторону. Ни разу, Женя. Каждый раз, когда она начинает, ты молчишь. Или соглашаешься с ней. Или говоришь «не обращай внимания».

— Я не хочу выбирать между вами!

— А я не хочу быть изгоем в собственном доме! — Вера повысила голос. — Это МОЯ квартира! МОЙ праздник! Я три дня готовилась! А она приходит и всё переворачивает! Командует! Критикует! И ты ей позволяешь!

— Что я должен делать?! Выгнать собственную мать?!

— Нет. Ты должен её остановить. Сказать, что в нашем доме я хозяйка. Что у нас свои правила. Что она гостья, и пусть ведёт себя соответственно.

— Она не поймёт.

— Попробуй объяснить.

— Я же говорил…

— Недостаточно чётко! — Вера махнула рукой. — Ты всегда говоришь недостаточно чётко! Потому что боишься её обидеть!

— А тебя обидеть не боюсь, да?

Вопрос повис в морозном воздухе. Вера смотрела на мужа и вдруг поняла — он действительно так думает. Что её обидеть можно. Что она стерпит, поймёт, простит. Потому что она всегда терпела, понимала, прощала.

— Пойдём внутрь, — устало сказал Женя. — Гости ждут.

— Гости, — Вера усмехнулась. — Твоя мама не гостья, Женя. Она завоеватель.

Но она всё-таки вернулась в комнату.

***

За столом разговор перешёл на работу. Олег рассказывал про новую стройку, Светлана жаловалась на цены в магазинах. Варвара Никитична слушала вполуха, периодически вставляя свои комментарии.

— Олежек, а ты бы участок купил за городом. Вон, многие берут. И огород можно развести, и детям на свежем воздухе.

— Мам, у меня на участок денег нет.

— А если бы копил, было бы. Вот Женечка у нас молодец, копит. Правда, Женечка?

Женя кивнул, не поднимая глаз.

— И квартиру получше можете взять, — продолжила свекровь. — Эта у вас совсем маленькая. Вон, в новостройках трёшки продают недорого.

— Варвара Никитична, — Вера положила вилку, — нас наша квартира устраивает.

— Ну что ты говоришь! Как она может устраивать? Тут же двушка крошечная! Когда дети появятся, вообще некуда будет.

— Если появятся, тогда и решим.

— Какое «если»? Обязательно должны! Женечка, ты же хочешь детей?

— Мам, не сейчас.

— А когда? Вам уже за тридцать обоим! Я вот в двадцать четыре уже Олега родила!

— Времена были другие, — заметила Светлана.

— Времена-времена, — отмахнулась Варвара Никитична. — Всегда находятся отговорки. А потом жалеют. Вот увидите.

Вера встала из-за стола. Медленно, спокойно. Взяла свою тарелку и понесла на кухню. За спиной услышала:

— Опять обиделась. Такая чувствительная.

— Мам, ну хватит уже, — снова попытался вмешаться Женя.

— Что «хватит»? Я же добра желаю!

На кухне Вера остановилась у окна. Внизу всё ещё слышались взрывы салютов, где-то смеялись люди. У кого-то сейчас был праздник. Настоящий. Весёлый. А у неё — это.

Дверь на кухню открылась. Вошла Варвара Никитична.

— Вера, нам надо поговорить.

— О чём?

— О тебе. И о Женечке.

Вера обернулась. Свекровь стояла в дверях, скрестив руки на груди. Поза победителя.

— Слушаю вас.

— Ты меня не любишь. Это понятно. Я и не жду любви. Но уважение ты должна проявлять.

— Я вас уважаю, Варвара Никитична.

— Нет. Если бы уважала, не пререкалась бы. Я старше, мудрее. Я Женечку вырастила. Я знаю, что ему нужно.

— А я его жена. И тоже знаю, что ему нужно.

— Жена, — свекровь усмехнулась. — Ты хоть рубашки ему гладишь? Я видела, он в мятом на работу ходит.

— Женя взрослый мужчина. Может сам себе рубашки погладить.

— Вот именно в этом твоя проблема! Ты не понимаешь, что такое быть женой! Я вот в твоём возрасте и работала, и дом вела, и детей растила. И мужу всегда ужин готовила тёплый. И одежда у всех была поглаженная. А ты что? Целыми днями на работе пропадаешь, домой приходишь уставшая…

— Я медсестра. Я людям помогаю.

— И это прекрасно! Но семья должна быть на первом месте! Женечке нужна настоящая хозяйка, а не…

— Не что? — Вера шагнула вперёд. — Договаривайте.

— Не карьеристка, которая о себе только думает!

— Я карьеристка? — Вера рассмеялась. — Варвара Никитична, я медсестра в районной поликлинике. Какая карьера?

— Всё равно! Работа для тебя важнее семьи!

— Моя работа даёт нам дополнительный доход. Или вы думаете, на одну Женину зарплату можно прожить?

— Можно, если экономить! Я одна двоих сыновей вырастила!

— На вашу зарплату завуча, — спокойно ответила Вера. — Которая была в два раза выше, чем у обычного учителя. И ещё была квартира, которую вам государство дало. А мы снимали пять лет, копили на первый взнос. Времена разные, Варвара Никитична.

— Ты оправдываешься! — свекровь повысила голос. — Всегда находишь отговорки! А по факту — Женечка живёт в крошечной квартирке, ходит в немытых рубашках, питается невкусной едой!

Что-то внутри Веры щёлкнуло. Окончательно. Словно порвалась последняя тонкая нить.

— Варвара Никитична, — она говорила очень тихо, но каждое слово звучало отчётливо, — выйдите из моей кухни.

— Что ты сказала?

— Я сказала — выйдите. Это моя кухня. В моей квартире. Которую мы с Женей купили на наши деньги.

— Ты как разговариваешь со старшими?

— Так, как разговаривают с людьми, которые не уважают чужие границы. Семь лет, Варвара Никитична. Семь лет я слушаю ваши замечания. Что я плохая хозяйка. Плохая жена. Недостойна вашего сына.

— Я этого не говорила!

— Говорили! Постоянно! Каждый праздник! Каждый наш визит! Сегодня я пригласила вас в гости. В ГОСТИ! А вы пришли и начали командовать! Принесли свою еду, потому что моя вам не нравится! Раскритиковали всё, до чего дотянулись! Даже мой оливье!

— Я хотела помочь…

— НЕТ! — Вера повысила голос. — Вы хотели показать, что я хуже вас! Что без вас мы не справимся! Что вы незаменимая!

В дверях появился Женя:

— Что здесь происходит?

— Твоя жена меня оскорбляет! — Варвара Никитична ткнула пальцем в Веру. — Выгоняет меня!

— Я не оскорбляю, — Вера повернулась к мужу. — Я просто говорю правду. Впервые за семь лет.

— Веронь, успокойся…

— НЕТ! Я не успокоюсь! Женя, посмотри вокруг! Это наша квартира! Наш праздник! Я готовилась три дня! А твоя мать пришла и всё испортила! Как всегда!

— Как ты можешь, — прошептала Варвара Никитична. — Я тебе как родная…

— Вы мне НЕ родная! — выпалила Вера. — Родные люди уважают друг друга! Радуются успехам друг друга! А вы радуетесь только тогда, когда я проваливаюсь! Когда у меня что-то не получается! Потому что это доказывает вашу правоту!

— Ты сошла с ума, — Варвара Никитична побледнела. — Женечка, скажи ей что-нибудь!

Женя стоял посередине кухни, растерянный. Смотрел то на мать, то на жену.

— Мам, ты правда… перегибаешь иногда.

— ЧТО?

— Ну вот оливье, например. Зачем ты придиралась? Он нормальный был.

— Я не придиралась! Я конструктивно…

— Мам, ты всегда так. С каждым блюдом. С каждой мелочью. Вера старалась, а ты…

— Значит, вы оба против меня! — Варвара Никитична схватилась за сердце. — Родного сына настроила против матери!

— Никто никого не настраивал, — устало сказала Вера. — Вы сами всё делаете.

— Я всё делаю? Я всю жизнь положила на детей! Одна их растила! А теперь вот, пожалуйста, — спасибо!

— Мама, не надо про «одна растила», — Олег появился в дверях следом за Женей. — Мы уже взрослые, хватит этим козырять.

— Ты тоже?! — Варвара Никитична оглядела сыновей. — Вы оба?!

— Мам, ты действительно иногда… перебарщиваешь, — осторожно сказал Олег. — Вот Светка мне намедни говорила…

— Светка! Вот оно что! Значит, все вы тут сговорились!

— Никто не сговаривался, — Вера шагнула вперёд. — Варвара Никитична, мне очень жаль, но я больше не могу. Не могу терпеть ваши замечания. Ваш контроль. Ваше постоянное недовольство. Я не идеальная. Но я стараюсь. И имею право на уважение. В своём собственном доме.

— Так что ты предлагаешь? — свекровь всплеснула руками. — Чтоб я вообще к вам не приходила?

— Нет. Приходите. Но как гостья. Которая уважает хозяев. Не нравится мой праздник? Дверь открыта, я вас не держу.

Повисла тишина. Где-то в комнате тихо возились дети. За окном взорвался очередной салют.

— Женечка, — Варвара Никитична повернулась к сыну, — я ухожу. Провожай меня.

— Мам…

— Я сказала — провожай!

Женя беспомощно посмотрел на Веру. Та кивнула:

— Иди.

***

Они ушли. Варвара Никитична, Женя, Олег со Светланой и детьми. Квартира опустела за пять минут. Олег бросил на Веру долгий взгляд, что-то хотел сказать, но промолчал. Светлана торопливо одевала детей. Костя спросил:

— А почему бабушка плачет?

— Тише, сынок. Потом объясню.

Дверь закрылась. Вера осталась одна в квартире, полной грязной посуды, остатков еды и недоеденного праздника. Села на диван и просто сидела. Не плакала. Просто сидела и смотрела на ёлку с горящей гирляндой.

Женя вернулся через полчаса. Вошёл тихо, прошёл в комнату, сел рядом. Молчал долго.

— Ты перегнула, — наконец сказал он.

— Я знаю.

— Мама в истерике. Олег её еле успокоил.

— Мне жаль.

— Правда?

Вера повернулась к нему:

— Нет. Если честно — нет. Мне жаль, что так вышло. Что на празднике. Что при всех. Но я не жалею о сказанном.

— Веронь…

— Женя, я так больше не могу. Понимаешь? Вообще не могу. Каждый раз, когда твоя мать приходит, я чувствую себя… маленькой. Никчёмной. Всё, что я делаю — неправильно. Всё, что говорю — глупо. Я устала доказывать, что достойна тебя.

— Ты и так достойна.

— Тогда почему ты не сказал ей это раньше? Почему семь лет я одна боролась?

Женя провёл рукой по лицу:

— Я боялся. Боялся обидеть маму. Она и так много пережила. Одна нас растила…

— Я слышала эту историю миллион раз, — устало сказала Вера. — И да, это тяжело. Я уважаю её за это. Но это не даёт ей права контролировать нашу жизнь.

— Она просто хочет как лучше.

— Для кого? Для тебя? Или для себя?

Вопрос завис в воздухе. Женя смотрел в пол.

— Не знаю, — признался он наконец. — Честно — не знаю.

Они просидели так ещё минут десять. Потом Вера встала:

— Я пойду уберу на кухне.

— Давай я помогу.

Они убирали молча. Складывали остатки еды в контейнеры, мыли посуду, вытирали стол. Механически, не глядя друг на друга. Где-то около трёх ночи закончили.

— Ложись спать, — сказала Вера. — Я ещё немного посижу.

— Веронь…

— Иди, правда. Мне надо подумать.

Женя ушёл в спальню. Вера осталась на кухне. Включила чайник, сделала себе чай. Села у окна и смотрела на спящий город.

Телефон молчал. Обычно после ссор Варвара Никитична названивала Жене, плакала в трубку, жаловалась. Но сегодня тишина.

Может, всё-таки перегнула? Может, надо было промолчать, как всегда? Стерпеть ещё один праздник, ещё одну порцию критики, ещё один вечер в роли неудачницы?

Нет. Хватит.

Утром её разбудил звонок. Тома, коллега по работе.

— Веронь, с Новым годом! Как отметила?

— Нормально.

— Серьёзно? А что-то голос у тебя странный.

— Устала просто.

— Понятно. Слушай, а ты вообще как? Я тут Олега вчера встретила в магазине. Он рассказал про вашу… ну, в общем, про ситуацию.

Вера закрыла глаза. Конечно. Деревня. К вечеру весь район будет знать.

— Тома, я не хочу это обсуждать.

— Да я не за тем звоню! Просто хотела сказать — ты молодец. Честно. Я бы на твоём месте лет пять назад взорвалась.

— Правда?

— Веронь, ну ты что! Варвара Никитична же всем жизнь портит! Олег со Светкой вон третий год развестись не могут — мамаша не даёт. Говорит, стыдно, мол. Моему Антону она тоже постоянно звонит, советы даёт непрошеные. Хорошо, что мы в другом районе живём.

Вера усмехнулась:

— Значит, я не одна такая.

— Да ты вообще героиня! Первая, кто ей в лицо правду сказал. Респект тебе.

После разговора Вера почувствовала себя чуть лучше. Встала, пошла на кухню. Женя уже сидел там с утренним видом человека, который не спал всю ночь.

— Мама звонила, — сказал он. — Три раза. Я не брал трубку.

— Почему?

— Потому что не знаю, что сказать.

Вера села напротив:

— А что ты хочешь сказать?

— Что ты права. Во всём права. Мама… она такая. Контролирует всё. Всю жизнь контролировала. Сначала нас с Олегом. Теперь вас, жён. Внуков будет контролировать. Я привык. Но ты не должна была привыкать.

— Что ты предлагаешь?

— Я позвоню ей. Поговорю. Серьёзно поговорю. Объясню, что так нельзя.

— Она не поймёт.

— Попробую. Хотя бы попробую.

Он позвонил вечером. Вера слышала обрывки разговора из соседней комнаты:

— Мам, послушай… Нет, я не выбираю… Мама, дай мне договорить… Это наш дом… Мам, пожалуйста… Я люблю вас обеих…

Разговор длился больше часа. Когда Женя вернулся, выглядел он измотанным.

— Как она?

— Плохо. Плакала. Кричала. Угрожала вообще больше к нам не приходить.

— И что ты ответил?

— Что это её выбор. Но если приходит — то как гостья. С уважением к хозяевам.

— И?

— И она повесила трубку.

Вера обняла его. Он прижался к ней, и она почувствовала, как он дрожит.

— Мне страшно, — прошептал Женя. — Она моя мать. Единственная. А я её так обидел.

— Ты не обижал. Ты просто наконец сказал правду.

— А вдруг она действительно больше не придёт?

— Тогда это будет её выбор. Не твой.

Они так и сидели обнявшись, пока за окном не стемнело окончательно.

***

Две недели прошли в странной тишине. Варвара Никитична не звонила. Олег писал Жене короткие сообщения — «мама обиделась», «мама плачет», «мама говорит, что вы её бросили». Женя молчал, мрачнел с каждым днём. Вера тоже молчала. Но не сдавалась.

Потом, на третью неделю января, раздался звонок в дверь. Вера открыла и увидела Варвару Никитичну. С пирогом в руках.

— Можно войти?

— Конечно.

Они сидели на кухне, пили чай. Пирог стоял между ними на столе — яблочный, ещё тёплый. Варвара Никитична теребила край салфетки.

— Я… хотела сказать, — начала она. — Может, я действительно… иногда слишком много себе позволяю.

— Не иногда. Постоянно.

— Вера, я пытаюсь извиниться.

— Я знаю. И ценю это. Но слово «иногда» — неправда.

Свекровь вздохнула:

— Хорошо. Постоянно. Я привыкла всё контролировать. Когда работала, так было надо. Дома — тоже. Одна ведь детей растила. Приказала — сделали. По-другому не умею.

— Но я не ваш ребёнок, Варвара Никитична.

— Понимаю. Женечка мне это… очень подробно объяснил. Два часа объяснял.

— И?

— И я подумала. Может, он прав. Может, я действительно хочу контролировать то, что мне не принадлежит.

Вера посмотрела на неё внимательно. Варвара Никитична выглядела усталой. Постаревшей. Впервые за семь лет — просто пожилой женщиной, а не грозным судьёй.

— Я не обещаю, что сразу изменюсь, — продолжила свекровь. — Мне скоро шестьдесят. Характер устоялся. Но… постараюсь. Хотя бы не говорить каждую мысль вслух.

— Это уже хорошо.

— И пирог твой был неплохой, — неожиданно добавила Варвара Никитична. — На Новый год. Курица сочная получилась. Я дома пыталась так же сделать — не вышло.

Вера поперхнулась чаем. Комплимент от свекрови? Чудеса да и только.

— Спасибо.

— Не за что. Правда вкусно было.

Они допили чай. Съели по куску пирога. Потом Варвара Никитична встала:

— Мне пора. Только… Вера. Я правда не хотела тебя обидеть. Просто… боялась.

— Чего?

— Что Женечку у меня заберут. Что я стану не нужна. Всю жизнь я для них жила. Сначала для мужа, но он ушёл. Потом для детей. А теперь дети выросли. И я не знаю, кто я без них.

Вера смотрела на свекровь и вдруг поняла. Поняла по-настоящему. Не оправдала — поняла. Варвара Никитична была не злодейкой. Просто испуганной женщиной, которая теряла контроль над единственным, что давало ей смысл.

— Вы нужны, Варвара Никитична. Просто… по-другому. Не как руководитель. А как… бабушка. Советчик. Друг.

— Я не умею дружить с невестками.

— Научитесь. У нас ещё много времени.

Свекровь кивнула и ушла.

Вечером Женя вернулся с работы. Вера рассказала о визите. Он слушал молча, потом обнял её крепко:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что не сдалась. За то, что не ушла. За то, что дала нам шанс.

— Это не я дала шанс. Это твоя мама его взяла.

— Всё равно. Без тебя бы она не пришла.

Они стояли на кухне, обнявшись, пока за окном опускалась зимняя ночь. Первый снег нового года начал падать только сейчас, в середине января. Мягкий, пушистый, красивый.

— Думаешь, получится? — спросила Вера. — Наладить отношения?

— Не знаю. Но мы попробуем. И мама тоже попробует. А это уже немало.

— На Восьмое марта она нас к себе зовёт.

— И что ты сказала?

— Что приду. Если она обещает не критиковать мой салат.

Женя рассмеялся. Первый раз за две недели — по-настоящему рассмеялся. Вера тоже улыбнулась.

Да, впереди будут новые ссоры. Новые конфликты. Варвара Никитична не изменится за один день. Но что-то сдвинулось. Что-то важное. Впервые за семь лет Вера не чувствовала себя чужой в этой семье. Впервые её голос был услышан.

И это был только начало. Долгого, трудного, но возможного пути.

Оцените статью
— Не нравится мой праздник? Дверь открыта, я вас не держу, — спокойно сказала свекрови Вера
«Я отдала квартиру дочери, а теперь живу в съёмной» — исповедь матери, которая пожалела о своей щедрости