Зоя открыла дверь квартиры и замерла на пороге. Запах чужого парфюма ударил ей в нос — тяжёлый, приторный, с нотками ванили и чего-то ещё, что она не могла определить. Этот запах не принадлежал их дому. Он был враждебным, вторгшимся. Она сбросила туфли и прошла в гостиную. То, что она увидела, заставило её сердце сжаться от холодной, отчётливой ярости.
Валерия Петровна, её свекровь, сидела на их диване. Рядом с ней лежали три больших пакета из какого-то дорогого магазина. На журнальном столике стояла кружка с чаем — её любимая кружка, та самая, с синими цветами, которую Зоя привезла из поездки в Суздаль. Валерия Петровна листала журнал, выглядя так, будто находилась в собственной гостиной.
— Добрый вечер, — произнесла Зоя, стараясь держать голос ровным.
Свекровь подняла глаза и улыбнулась. Улыбка была широкой, демонстративной, но глаза оставались холодными.
— Зоенька, наконец-то! Я уж думала, ты сегодня совсем не придёшь. Работаешь допоздна?
— У меня рабочий день до шести, — Зоя посмотрела на часы. — Сейчас половина седьмого. Вы давно здесь?
— Да так, с обеда, — Валерия Петровна махнула рукой. — Илюша мне ключи дал, сказал, заходи, мол, мама, не стесняйся. Вот я и зашла, пока он в командировке. Одной дома скучно.
Зоя почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. Илья уехал три дня назад. Значит, его мать имела доступ в их квартиру всё это время. Могла приходить, когда захочет. Рыться в их вещах, листать их жизнь, как этот глянцевый журнал.
— Понятно, — выдавила она.
— Я тут немного прибралась, — продолжала Валерия Петровна, поднимаясь с дивана. — Пыль протёрла, посуду помыла. У тебя, деточка, порядок, конечно, но всё равно женская рука нужна. Мужчины этого не замечают, а мать всегда видит.
Зоя прошла на кухню. Там действительно всё блестело. Но это была не её чистота. Это была чужая, навязчивая, оккупационная чистота. Кастрюли стояли не на своих местах. Специи были переставлены. Даже холодильник был переорганизован — йогурты, которые она всегда держала на верхней полке, переехали вниз.
— Вы не должны были этого делать, — сказала Зоя, возвращаясь в гостиную.
— Что ты, что ты! — Валерия Петровна всплеснула руками. — Мне не трудно. Я же вижу, как ты устаёшь на работе. Вот и решила помочь. Кстати, о работе. Илья мне рассказывал, что ты теперь главный бухгалтер?
— Да, с прошлого месяца, — ответила Зоя настороженно.
— Молодец, умница! — свекровь придвинулась ближе, и в её голосе появились медовые нотки. — Значит, и зарплата теперь хорошая? Илюша говорил, что у тебя теперь больше, чем у него.
Вот оно. Зоя поняла, к чему всё это ведёт. Валерия Петровна не просто так сидела здесь с обеда. Она пришла с целью.
— Зарплата нормальная, — сухо ответила Зоя.
— Ну вот и хорошо, и хорошо, — свекровь взяла один из пакетов и достала оттуда коробку. — Тогда ты не откажешь мне в маленькой просьбе. Видишь, я тут Илюше костюм купила. Хороший, шерстяной. Он у меня такой неряха, всё в джинсах ходит. А мужчина должен выглядеть солидно. Вот только костюм дорогой получился. Тридцать восемь тысяч. Ты не могла бы компенсировать? Всё равно это для твоего мужа.
Зоя смотрела на коробку. На свекровь. На её ожидающее лицо. И вдруг всё стало предельно ясно. Илья дал матери ключи. Рассказал о её повышении. О зарплате. Фактически отдал её на растерзание.
— Илья носит джинсы, потому что ему так удобно, — произнесла Зоя медленно. — И костюмы он себе покупает сам, когда нужно. А если вы решили сделать подарок сыну, это ваше решение и ваши расходы.
Лицо Валерии Петровны изменилось. Улыбка исчезла, словно её стёрли ластиком.
— То есть ты отказываешь матери мужа? — в её голосе появилась сталь.
— Я отказываю в попытке переложить на меня чужие траты, — Зоя взяла телефон. — Извините, мне нужно поработать. Располагайтесь.
Она ушла в спальню и закрыла дверь. Руки дрожали. Она написала Илье короткое сообщение: «Твоя мать три дня сидит в нашей квартире. Ты дал ей ключи и не предупредил меня. Объясни».
Ответ пришёл через десять минут: «Мам просто хотела помочь. Не преувеличивай. Поговорим, когда вернусь».
Зоя выключила телефон. Поговорим. Конечно, поговорим.
Когда она вышла из спальни через час, Валерия Петровна всё ещё была в квартире. Она сидела на том же диване, но выражение её лица стало жёстче, злее.
— Зоя, давай начистоту, — сказала она, когда та появилась. — Ты считаешь, что раз теперь много зарабатываешь, то можешь вести себя высокомерно? Забыла, кто тебя в эту семью привёл?
— Меня никто не приводил, — ответила Зоя. — Я вышла замуж за Илью. Не за вас.
— Замуж за моего сына! — голос свекрови зазвенел. — А значит, стала частью нашей семьи. И должна вести себя соответственно. Уважать старших. Помогать.
— Уважение — это не выдача денег по требованию, — Зоя села в кресло напротив. — И помощь — это не уборка чужой квартиры без спроса.
Валерия Петровна встала. Она была выше Зои, и сейчас использовала это преимущество, нависая над ней.
— Ты обнаглела, девочка. Совсем обнаглела. Но я тебе скажу одну вещь. Мой сын заслуживает лучшего. Заслуживает жену, которая не только деньги зарабатывает, но и семью уважает. Которая понимает, что мать — это святое.
— Мать — это святое, когда она ведёт себя как мать, — Зоя поднялась тоже. Теперь они стояли друг напротив друга. — А не как контролёр и сборщик дани.
Тишина была оглушительной. Валерия Петровна побелела. Она схватила свои пакеты, сунула коробку с костюмом обратно.
— Передай Илье, что он знает, где меня найти. Когда захочет поговорить с настоящей семьёй.
Она вышла, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла в окнах.
Зоя осталась стоять посреди гостиной. Она не чувствовала победы. Она чувствовала только усталость и предчувствие чего-то плохого.
Илья вернулся через два дня. Он открыл дверь, вошёл в квартиру и сразу почувствовал атмосферу. Молчание было тяжёлым, настороженным. Зоя сидела на кухне с чашкой кофе. Она посмотрела на него, и в её взгляде не было радости встречи.
— Привет, — сказал он осторожно.
— Здравствуй, — ответила она.
Он поставил сумку, подошёл, попытался обнять её. Зоя не оттолкнула, но и не ответила на объятие. Он отступил.
— Мама звонила, — начал он. — Сказала, что вы поругались.
— Мы не ругались, — Зоя отпила кофе. — Я просто обозначила границы.
— Какие границы? — он сел напротив. — Зоя, она хотела помочь. Прибраться, пока тебя нет. Это же нормально.
— Нормально — это когда меня спрашивают, — Зоя посмотрела на него. — Ты дал ей ключи и не сказал мне. Три дня я приходила домой и обнаруживала следы чужого присутствия. Переставленные вещи. Чужой порядок. Чужие правила в моём доме.
— В нашем доме, — поправил он.
— Тогда почему решение принял только ты? — её голос оставался спокойным, но в нём звучала холодная сталь. — Почему ты рассказал ей о моей зарплате? О повышении? Почему я должна была узнать, что моя личная финансовая информация стала предметом ваших семейных обсуждений?
Илья потёр лицо руками. Он выглядел усталым, растерянным.
— Зоя, она моя мать. Я не могу ей врать.
— Я не прошу тебя врать, — она поставила чашку. — Я прошу не превращать мою жизнь в открытую книгу для чтения твоей матери. Не давать ей доступ в нашу квартиру без моего ведома. Не ставить меня в положение, когда я должна оправдываться за то, что отказалась оплачивать её подарки тебе.
— Костюм? — он нахмурился. — Она попросила денег на костюм?
— Тридцать восемь тысяч, — кивнула Зоя. — Сказала, что раз я теперь хорошо зарабатываю, то должна компенсировать.
Илья молчал. Он смотрел в стол, и Зоя видела, как в его голове идёт борьба. Он пытался найти оправдание матери. Пытался найти компромисс, который устроил бы всех. Но такого компромисса не существовало.
— Послушай, — наконец сказал он. — Мама иногда перегибает. Это правда. Но она не со зла. Она просто привыкла контролировать, заботиться. Ей трудно отпустить.
— Илья, — Зоя наклонилась вперёд. — Ей не нужно отпускать. Потому что она никогда тебя не держала в разумных границах. Она держит тебя на поводке, и этот поводок протянут прямо в нашу квартиру, в нашу жизнь, в мой кошелёк. И ты, вместо того чтобы этот поводок обрезать, продолжаешь его удлинять. Даёшь ей ключи. Рассказываешь ей то, что должно оставаться между нами.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — в его голосе появилось раздражение. — Порвал отношения с матерью? Перестал с ней общаться?
— Я хочу, чтобы ты начал выбирать нас, — сказала Зоя тихо. — Нашу семью. Не семью, в которой ты сын, а семью, в которой ты муж. Я хочу, чтобы границы нашего дома были неприкосновенны. Чтобы моя зарплата, мои покупки, моё время и моё пространство не становились предметом обсуждения и контроля со стороны твоей матери.
Он молчал долго. Потом встал и прошёл к окну.
— Мне нужно подумать, — сказал он.
— Думай, — ответила Зоя. — Только пока ты думаешь, я приму собственное решение.
Она встала и ушла в спальню. Илья остался стоять у окна. Он смотрел на вечерний город и чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
На следующий день Зоя пришла с работы и застала дома обоих. Илью и Валерию Петровну. Они сидели на кухне и о чём-то тихо говорили. Разговор оборвался, когда она вошла.
— Добрый вечер, — сказала свекровь. Голос был ледяным. — Илья пригласил меня. Сказал, нам нужно поговорить втроём.
Зоя посмотрела на мужа. Он не встретил её взгляд.
— Хорошо, — она села на свободный стул. — Давайте поговорим.
Валерия Петровна сложила руки на столе. Она выглядела как прокурор перед зачтением обвинительного заключения.
— Зоя, я прямой человек. И скажу прямо. Ты изменилась. Получила повышение, и у тебя снесло крышу. Ты стала высокомерной, грубой. Забыла, что семья — это взаимопомощь. Илья растерян, он не понимает, что с тобой происходит. И я, как мать, не могу смотреть, как разрушается его жизнь.
— Разрушается его жизнь? — переспросила Зоя. — Интересная формулировка. Уточните.
— Ты отказалась помочь с подарком. Нагрубила мне. Выставила меня из собственного сына дома. Это нормально?
— Из дома, который я оплачиваю наполовину, — сказала Зоя. — Из дома, в котором вы появились без предупреждения, используя ключи, выданные без моего согласия. Да, я вас выставила. И я нисколько об этом не жалею.
Валерия Петровна вскинула подбородок.
— Наполовину! Вот мы и дошли до сути. Ты теперь больше зарабатываешь и считаешь, что это даёт тебе право диктовать условия. Но семья — это не бизнес, девочка. Здесь другие правила.
— Какие именно? — Зоя не повышала голоса. — Правила, по которым вы можете приходить когда угодно, требовать деньги, копаться в моих вещах и контролировать каждый мой шаг? Такие правила?
— Я не контролирую! — голос свекрови зазвенел. — Я забочусь!
— Ваша забота выглядит как вторжение, — Зоя посмотрела на Илью. Он молчал, сжав челюсти. — Илья, ты пригласил свою мать, чтобы она высказала мне всё это. Ты согласен с её словами?
Он поднял глаза. В них была мука, растерянность, но не было решимости.
— Я просто хочу, чтобы вы поняли друг друга, — пробормотал он. — Чтобы нашли общий язык.
— Общий язык, — повторила Зоя. Она встала. — Хорошо. Тогда давайте найдём. Валерия Петровна, я не буду оплачивать ваши подарки Илье. Не буду впускать вас в эту квартиру без предупреждения. Не буду обсуждать с вами свои финансы. И не буду терпеть вашего присутствия в решениях, которые касаются только меня и Ильи. Это мои условия. Можете их принять, можете нет. Мне всё равно.
Свекровь вскочила. Её лицо исказилось от ярости.
— Ты совсем очумела! Как ты смеешь так со мной разговаривать!
— Точно так же, как вы разговариваете со мной, — Зоя шагнула к двери. — С той лишь разницей, что я делаю это в своём доме. А теперь прошу вас покинуть его. И верните ключи.
Повисла тишина. Валерия Петровна смотрела на Илью. Зоя смотрела на Илью. Он сидел, сжав кулаки, и молчал. Молчал долго. Слишком долго.
— Илья, — позвала его мать. — Скажи ей.
Он поднял голову. Посмотрел на Зою. На мать. И вдруг Зоя увидела в его глазах то, что искала. Страх. Он боялся матери больше, чем её потерять.
— Зоя, может, не надо так резко, — пробормотал он. — Мама не хотела ничего плохого.
И в этот момент Зоя всё поняла. Окончательно. Бесповоротно.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Тогда живите вдвоём. Разбирайтесь со своими семейными правилами без меня.
Она прошла в спальню, достала из шкафа сумку и начала складывать вещи. Руки двигались механически, автоматически. Илья ворвался следом, схватил её за руку.
— Ты что делаешь? Зоя, остановись!
— Отпусти, — она высвободила руку. — Я устала, Илья. Устала быть третьей в нашем браке. Устала от того, что твоя мать важнее меня. Что её мнение весомее. Что её комфорт ценнее моего спокойствия.
— Это не так! — он попытался обнять её, но она отстранилась.
— Тогда почему ты молчал? — в её голосе прорезалась боль. — Почему не сказал ей, что я права? Что границы нужны? Почему каждый раз, когда нужно выбрать, ты выбираешь её?
Он не ответил. Потому что ответа не было.
Зоя закрыла сумку на молнию. Обернулась к нему в последний раз.
— Когда вырастешь и научишься быть мужем, а не сыном, позвони. Может, я ещё не уйду окончательно.
Она вышла из спальни. Валерия Петровна стояла в коридоре с торжествующим лицом. Зоя прошла мимо неё, даже не взглянув.
— Далеко не убежишь! — крикнула свекровь ей вслед. — Без мужа никто не нужна!
Зоя остановилась у двери. Обернулась. Посмотрела на эту женщину, которая так долго отравляла её жизнь.
— Я нужна себе, — сказала она спокойно. — А вот вы без сына — никто. Вот в чём разница между нами.
Она вышла и закрыла дверь. Шла по лестнице, слушая, как её каблуки звонко отдаются в пустоте. На улице был вечер. Город шумел, жил своей жизнью. Зоя достала телефон, набрала номер подруги.
— Оль, можно к тебе на пару дней? Расскажу при встрече.
Она шла по освещённой улице, и с каждым шагом становилось легче. Свободнее. Будто с плеч сняли тяжёлый, душный мешок. Впереди была неизвестность. Но эта неизвестность была её собственной. Без контроля, без чужих ключей, без свекрови на диване.
Зоя улыбнулась. Впервые за долгое время.
Через месяц Илья позвонил. Голос был тихим, виноватым.
— Зоя, давай встретимся. Поговорим.
Она согласилась. Они встретились в кафе на нейтральной территории. Он выглядел плохо — осунувшийся, с тёмными кругами под глазами.
— Мама больше не приходит, — сказал он сразу. — Я забрал у неё ключи. Сказал, что так нельзя.
— Молодец, — ответила Зоя без эмоций.
— Я понял, что был неправ, — он смотрел в чашку с кофе. — Что давал ей слишком много власти. Что не защищал тебя. Прости.
— Принято, — она отпила свой чай. — Но это ничего не меняет.
Он поднял глаза.
— Почему?
— Потому что ты понял это только тогда, когда я ушла, — Зоя положила руки на стол. — Не когда я просила. Не когда объясняла. А когда потерял. И я не уверена, что завтра, через месяц, через год всё не вернётся обратно. Потому что страх перед матерью у тебя в крови.
— Я изменюсь, — он протянул руку, она не ответила на жест. — Дай мне шанс.
— Илья, — она посмотрела на него грустно. — Я дала тебе три года шансов. Каждый день. Каждый раз, когда молчала, когда терпела, когда пыталась найти компромисс. Шансы кончились.
Он молчал. Потом кивнул. Понимающе, обречённо.
— Что теперь?
— Теперь я живу своей жизнью, — Зоя встала. — А ты решай, хочешь ли научиться жить своей. Без материнского контроля, без поводка. Когда научишься, когда станешь свободным — тогда, возможно, у нас будет разговор. А пока — прощай, Илья.
Она вышла из кафе. Шла по осенней улице, вдыхая холодный воздух. Где-то внутри было грустно. Но рядом с грустью жила свобода. И свобода была сильнее.
Зоя шла домой. В свою съёмную однушку, где никто не переставлял её вещи. Где не пахло чужим парфюмом. Где не было контроля, требований и чужих правил.
Шла домой к себе. И это было самое правильное направление.
