– А куда ты ставишь эту вазу? Я же просила убрать ее в шкаф, она совершенно не подходит к сервизу, – Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри у нее все кипело, как бульон на плите. Она нервно поправила передник и посмотрела на мужа, который с растерянным видом переставлял хрустальную салатницу с места на место.
– Мариш, ну какая разница? – Андрей виновато улыбнулся, и эта его привычная, извиняющаяся улыбка сегодня раздражала особенно сильно. – Лариса всегда любила эту вазу. Она говорила, что в ней оливье смотрится празднично. А раз уж мы собираемся все вместе, ради мальчишек, то почему бы не сделать так, чтобы всем было комфортно?
Марина замерла с ножом в руке. Лезвие зависло над наполовину нарезанным огурцом. Она медленно выдохнула, считая до трех, чтобы не сорваться на крик.
– Андрей, – ее голос стал пугающе тихим. – Я хочу уточнить один момент. Мы собираем гостей в моем доме. Я, твоя законная жена, готовлю стол уже вторые сутки. Я мариновала мясо, пекла коржи для торта, натирала полы. А теперь ты говоришь мне, что мы должны поставить эту безвкусную вазу, потому что ее любила твоя бывшая жена? Ты серьезно считаешь, что это нормальный аргумент?
Андрей тяжело вздохнул и опустился на стул, словно весь груз мира лежал на его плечах.
– Марин, ну не начинай, прошу тебя. Мы же договорились. У близнецов юбилей, двадцать лет парням. Это важная дата. Они хотели видеть обоих родителей. Ну что мне было делать? Сказать Ларисе, чтобы она не приходила? Она их мать. Это всего на один вечер. Посидим, поздравим, поедим торт и разойдемся. Я просто хочу, чтобы все прошло мирно, без скандалов. Ты же у меня мудрая женщина.
«Мудрая женщина». Как же Марину бесило это выражение. Обычно оно означало «удобная женщина». Та, которая промолчит, потерпит, пододвинется и сделает вид, что все в порядке, пока другие вытирают об нее ноги.
Они были женаты уже пять лет. Марина приняла Андрея с его прошлым, с его алиментами, с его бесконечными поездками к сыновьям-близнецам, которые тогда были трудными подростками. Она никогда не препятствовала их общению. Мальчики, Антон и Паша, часто бывали у них в гостях, и с ними у Марины сложились вполне ровные, дружеские отношения. Но Лариса… Лариса была отдельной главой. Громкая, безапелляционная, уверенная в том, что Андрей по-прежнему является ее собственностью, просто временно переданной в пользование другой женщине.
– Я не против мальчиков, Андрей. И я даже смирилась с тем, что ты пригласил Ларису, хотя нормальные люди отмечают такие даты в кафе, а не тащат бывших жен в дом к нынешним. Но почему я должна подстраивать сервировку под ее вкусы? Может, мне еще переодеться в то платье, которое ей нравится? Или прическу сделать, как у нее?
– Ты преувеличиваешь, – отмахнулся Андрей, вставая. – Ладно, уберу я эту вазу. Только не дуйся. Парни придут через час, Лариса с ними. У нее машина в ремонте, они ее захватят. Давай жить дружно, а? Ради праздника.
Он подошел, чмокнул ее в щеку – быстро, дежурно – и ушел в ванную бриться. Марина осталась одна посреди кухни, заставленной мисками, кастрюлями и продуктами. В духовке румянилась буженина, на плите доходил жульен. Ароматы стояли божественные, но аппетита не было совершенно. Было чувство, что она готовит поминальный обед по собственному самоуважению.
Через час в прихожей раздался шум. Громкий смех, топот, звонкие голоса.
– А где тут наш папочка? – этот голос Марина узнала бы из тысячи. Высокий, с визгливыми нотками, заполняющий собой все пространство. – Андрюша! Мы пришли!
Марина сняла передник, поправила прическу перед зеркалом в коридоре и вышла встречать гостей.
В прихожей было тесно. Близнецы, Антон и Паша, вымахавшие под два метра, пытались снять куртки. Между ними, как королева в окружении свиты, стояла Лариса. Она была в ярко-красном платье, слишком обтягивающем для ее комплекции, и с укладкой, на которую ушло полбаллона лака.
– О, Марина, здравствуй, – бросила она небрежно, даже не глядя на хозяйку дома. Она уже высматривала Андрея. – А мы тут с подарками! Андрюша, иди скорее сюда, помоги маме сумку донести, там банки с соленьями!
Андрей выскочил из комнаты, сияющий и суетливый.
– Привет, бойцы! С днём рождения! – он обнял сыновей, похлопал их по спинам. – Лара, привет. Зачем соленья? У нас стол ломится.
– Ой, знаю я ваши столы, – Лариса картинно закатила глаза, наконец соизволив обратить внимание на Марину. – Марина, наверное, опять все по диетическим рецептам делала? Без соли, без жира? А мальчикам нужно нормально поесть. Я вот огурчики привезла свои, помидорчики, грибочки. И, кстати, холодец сварила. Настоящий, на свиных ножках, а не то желе из курицы, которое ты в прошлый раз подавала.
Марина почувствовала, как щеки заливает краска. В прошлый раз, полгода назад, Лариса тоже была здесь – забирала сыновей. И тогда она раскритиковала всё, до чего дотянулась.
– Здравствуйте, Лариса, – вежливо, но холодно произнесла Марина. – Проходите. Еды всем хватит. И холодец у меня сегодня говяжий, прозрачный, как слеза.
– Ну-ну, попробуем, – хмыкнула бывшая жена и по-хозяйски прошла в гостиную, даже не спросив, куда можно пройти. – Ой, а диван вы так и не поменяли? Андрюша, я же тебе говорила еще год назад, этот цвет сюда не идет. Он старит комнату. И шторы эти… Мрачновато как-то. У нас, помнишь, в той квартире, всегда светло было, тюль легкий висел.
Андрей семенил за ней, держа в руках пакеты с банками.
– Ларис, ну нам нравится. Уютно же.
– Уютно – это когда душа поет, а тут как в склепе, – вынесла вердикт гостья и плюхнулась на «неправильный» диван. – Мальчики, идите руки мыть! Марина, а ты чего стоишь? Накрывай давай, мужики голодные.
Марина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. «Спокойно, – сказала она себе. – Только ради Андрея. Только ради того, чтобы не портить парням праздник».
Она молча ушла на кухню. Андрей прибежал через минуту.
– Мариш, ну ты не обижайся на нее, – зашептал он, хватая тарелки. – У нее характер такой, ты же знаешь. Она не со зла. Просто привыкла командовать. Давай я помогу салаты вынести.
– Не надо, я сама, – отрезала Марина.
Застолье началось ужасно. Лариса уселась по правую руку от Андрея, подвинув стул так близко, что их локти почти соприкасались. Близнецы сели напротив. Марине досталось место с краю, ближе к выходу, словно она была официанткой, присевшей отдохнуть.
– Ну, за моих орлов! – провозгласил тост Андрей, поднимая бокал. – Двадцать лет! Как один день пролетели!
– И не говори, Андрюшенька, – подхватила Лариса, перебивая его. – Помнишь, как ты меня в роддом вез? Гололед был страшный, машина не заводилась, ты бегал вокруг «Жигулей» в одной рубашке, смешной такой, перепуганный! А потом под окнами стоял, кричал «Кто? Кто?». Ой, смеху было!
Она рассмеялась громко, заливисто, положив руку на плечо Андрея. Тот смущенно улыбнулся, погружаясь в воспоминания.
– Да, было время… Молодые были, глупые.
– А помнишь, как Пашка первый раз в лужу упал в новом костюмчике? Мы тогда шли к твоей маме на юбилей. Ты его схватил, а он ревет, весь в грязи! Мы его в фонтане отмывали!
История сменялась историей. Лариса виртуозно вела разговор так, что он касался только того периода, когда они были семьей. «А помнишь наш отпуск в Гаграх?», «А помнишь, как мы обои клеили?», «А помнишь, как ты ногу сломал, а я тебя с ложечки кормила?».
Марина сидела молча, ковыряя вилкой в салате. Она была здесь лишней. Чужеродным элементом. Декорацией. Близнецы, уткнувшись в телефоны, изредка поддакивали матери. Андрей, разомлевший от вина и ностальгии, с удовольствием поддерживал беседу, совершенно забыв, что рядом сидит его нынешняя жена.
– Марина, передай хлеб, – бросила Лариса, не прерывая рассказа о том, как Андрей когда-то учил ее водить машину. – Так вот, он орет: «Тормози!», а я газ жму! Мы чуть в забор не влетели! Ой, Андрюшка, ты тогда поседел, наверное, на полголовы сразу!
– Было дело, – хохотнул Андрей. – Ты у меня всегда была гонщицей.
«Ты у меня».
Эти слова прозвучали как выстрел. Марина подняла голову и посмотрела на мужа. Он даже не заметил, что сказал. Он смотрел на Ларису с какой-то телячьей нежностью, с умилением. Конечно, ведь она напоминала ему о молодости, о времени, когда трава была зеленее.
– А салатик-то пересолен, – вдруг заявила Лариса, прервав поток воспоминаний и отправив в рот вилку с оливье. – Марина, ты влюбилась, что ли? Обычно пересаливают, когда влюбляются. Но тебе-то в кого? В мужа собственного? Ха-ха! Андрюш, попробуй мой холодец. Вот где вкус! Я чесночка не пожалела.
Она потянулась через весь стол, чтобы положить Андрею кусок своего холодца прямо в тарелку, поверх приготовленного Мариной жульена.
– Лариса, убери руку, – тихо сказала Марина.
– Что? – Лариса замерла. – Ты чего такая нервная?
– Я сказала, убери руку от тарелки моего мужа. И забери свой холодец. Здесь достаточно еды, которую приготовила я.
В комнате повисла тишина. Близнецы оторвались от телефонов. Андрей испуганно захлопал глазами.
– Марин, ты чего? – пробормотал он. – Ну положила и положила. Вкусно же…
– Ах, вкусно? – Марина медленно встала. Стул скрипнул по паркету, прозвучав как скрежет металла. – Значит, тебе вкусно то, что приготовила Лариса? Тебе весело вспоминать, как вы жили двадцать лет назад? Тебе нравится, когда в твоем доме хозяйничает другая женщина, критикует мебель, еду, твою жену?
– Ой, да брось ты, – фыркнула Лариса. – Какие мы нежные. Комплексы, что ли? Я же как лучше хочу. Советую.
– Мне не нужны твои советы, – Марина смотрела прямо в глаза бывшей жене. – И мне не нужно твое общество. Я терпела ради Андрея. Ради мальчиков. Но я вижу, что вы прекрасно справляетесь без меня. У вас тут идиллия. Воспоминания, шуточки, «наши Жигули», «наш отпуск». Вы семья. А я тут – обслуживающий персонал, который должен подать, принести и не отсвечивать.
– Мариш, прекрати, – Андрей попытался взять ее за руку, но она отдернула ладонь. – Ты все не так поняла. Мы просто вспоминали…
– Вот и вспоминайте дальше. Я вам мешать не буду.
Марина развернулась и вышла из гостиной. В спину ей прилетело громкое шептание Ларисы:
– Истеричка какая. Я же говорила тебе, Андрей, она тебе не пара. Слишком много о себе воображает.
Марина зашла в спальню. Руки дрожали, но в голове была удивительная ясность. Она достала из шкафа небольшую дорожную сумку. Бросила туда косметичку, смену белья, пижаму, планшет. Переоделась из нарядного платья, в котором чувствовала себя клоуном на чужом празднике, в удобные джинсы и свитер.
Вызвала такси через приложение. Машина должна была приехать через семь минут.
Она вышла в прихожую, обулась, накинула пальто. Из гостиной снова доносился смех. Лариса что-то рассказывала, Андрей хохотал. О ней, кажется, уже забыли. Думали, пошла поплакать в подушку и вернется.
Марина заглянула в дверной проем.
– Я ухожу, – громко и четко сказала она.
Все замолчали. Андрей повернулся, держа в руке рюмку.
– Куда? В магазин? Хлеб забыли?
– Нет, Андрей. Я уезжаю в отель. У меня сегодня тоже праздник – день освобождения от хамства и неуважения. Вы тут отлично проводите время своей «старой гвардией». Вот и празднуйте. Еды полный холодильник, торт на балконе. Посудомойка на кухне, таблетки под раковиной. Надеюсь, Лариса покажет мастер-класс не только по поеданию холодца, но и по мытью посуды.
– Ты с ума сошла? – Андрей вскочил, опрокинув рюмку. Водка растеклась по скатерти темным пятном. – Какой отель? Ночь на дворе! Гости сидят!
– Это твои гости, Андрей. Не мои. Счастливо оставаться. С днем рождения, мальчики.
Она вышла из квартиры и захлопнула дверь, отсекая вопли мужа и возмущенное кудахтанье Ларисы.
В такси она сначала просто смотрела в окно на мелькающие огни города. Потом позвонила в лучший спа-отель города.
– Добрый вечер, у вас есть свободный номер? Люкс или полулюкс? Отлично. Я буду через двадцать минут. И, пожалуйста, подготовьте бутылку шампанского и фруктовую тарелку в номер. И запишите меня на массаж на завтрашнее утро. Да, на самое раннее время.
В отеле было тихо и пахло дорогим парфюмом. Никакого запаха жареного лука, никакого звона вилок, никаких чужих голосов. Номер встретил ее прохладой и хрустящим белоснежным бельем.
Марина приняла душ, смывая с себя липкое ощущение этого вечера. Завернулась в мягкий халат, налила бокал холодного игристого и вышла на балкон. Город лежал внизу, сияющий и равнодушный.
Телефон начал вибрировать еще в такси, но она поставила его на беззвучный. Сейчас она посмотрела на экран. Пятнадцать пропущенных от Андрея. Три сообщения.
«Ты что устроила?»
«Вернись немедленно, перед людьми стыдно!»
«Марина, это не смешно, Лариса в шоке».
Марина усмехнулась и выключила телефон совсем. Она сделала глоток шампанского. Впервые за много лет она чувствовала себя абсолютно свободной. Ей не надо было думать, понравится ли гостям мясо, не слишком ли громко работает телевизор, не обидится ли Андрей. Она была одна, и это было прекрасно.
Утром ее разбудило солнце. Она сладко потянулась, заказала завтрак в номер – яйца бенедикт, круассаны и кофе. Потом сходила на массаж, поплавала в бассейне. Она решила продлить номер еще на сутки. Возвращаться домой не хотелось совершенно.
Включила телефон только к вечеру следующего дня. На этот раз сообщений было больше. И тон их изменился.
«Марина, ты где? Я волнуюсь».
«Парни ушли сразу после тебя. Сказали, что мы устроили цирк».
«Лариса уехала вчера вечером. Мы поругались».
«Пожалуйста, возьми трубку».
Марина набрала номер мужа.
– Алло! Маришенька! Господи, ты жива? Где ты? – голос Андрея дрожал.
– Я в отеле, Андрей. Отдыхаю.
– Прости меня, – выдохнул он. – Я дурак. Я идиот. Я все испортил.
– Рассказывай, – сухо сказала Марина. – Как прошел вечер встречи выпускников семейной жизни?
– Ужасно прошел. Просто кошмар. Как только ты ушла, Пашка встал и сказал: «Ну вы и предки, даете. Мать – хабалка, батя – тряпка. Марина нормальная тетка, а вы ее выжили». И они с Антоном ушли. Даже торт не стали есть.
Марина почувствовала укол удовлетворения. Мальчишки оказались умнее родителей.
– А дальше?
– А дальше Лариса начала орать. Что я воспитал неблагодарных свиней. Что ты их настроила против нее. Начала командовать, чтобы я убирал со стола. Я ей сказал, чтобы она помогла, раз уж она тут хозяйкой себя чувствовала. Она визжать начала, тарелку разбила. Ту самую, из сервиза твоей мамы.
– Лариса разбила тарелку? – голос Марины стал ледяным.
– Да… Случайно вышло. Она руками размахивала. Я не выдержал, Марин. Я ей сказал, чтобы она вызывала такси и уматывала. Мы переругались вдрызг. Она мне припомнила все: и маленькую зарплату двадцать лет назад, и мою маму, и то, что я ей жизнь испортил. В общем, я ее выставил.
Андрей помолчал, тяжело дыша в трубку.
– Я тут один сижу. Среди грязной посуды. Я ничего не убирал. Не могу. Руки опускаются. Марин, возвращайся, а? Я понял, какой я кретин. Я больше никогда… Никаких бывших в нашем доме. Клянусь.
– Посуду, говоришь, не убрал? – переспросила Марина.
– Нет. Все стоит как было.
– Вот и отлично. У тебя есть время до завтрашнего утра. Чтобы квартира блестела. Чтобы ни духу Ларисы там не было. Ни ее банок с огурцами, ни ее холодца. Выкини все это в мусорку. Если я приеду и увижу хоть крошку или услышу запах ее духов – я развернусь и подам на развод. Ты меня понял?
– Понял, Мариш. Все сделаю. Все вылижу. Только приезжай. Я тебя люблю. Я правда не хотел, чтобы так вышло. Просто хотел как лучше…
– «Как лучше» у тебя получается, когда ты думаешь головой, а не пытаешься быть хорошим для всех подряд, – жестко сказала Марина. – Я приеду завтра к обеду. И Андрей… если ты еще хоть раз позволишь кому-то критиковать меня в моем доме, я уйду не в отель. Я уйду навсегда.
Она положила трубку. За окном отеля загорались вечерние огни. Марина допила остывший кофе. Ей было немного жаль Андрея – слабохарактерного, запутавшегося в своем желании быть «правильным» отцом. Но еще больше ей было жаль себя – ту, которая терпела это годами.
Больше она терпеть не будет. Этот маленький побег в отель что-то переключил в ее голове. Она поняла, что имеет право быть главной. Не удобной, не мудрой, а просто главной в своей собственной жизни.
На следующий день, когда она вошла в квартиру, там пахло лимоном и чистящим средством. Окна были открыты настежь, выветривая дух вчерашнего скандала. Андрей, с красными от недосыпа глазами и мокрыми руками, встретил ее в прихожей.
– Я все убрал, – отчитался он, глядя на нее как побитый пес. – Даже шторы постирал, мне показалось, они лаком для волос пахли.
Марина прошла в кухню. Идеальная чистота. Никаких банок. Ваза, из-за которой начался сыр-бор, исчезла.
– А ваза где? – спросила она.
– Выкинул, – буркнул Андрей. – Вместе с холодцом. Не хочу ее больше видеть.
Марина подошла к нему, посмотрела в усталое лицо.
– Ладно, – сказала она, снимая пальто. – Ставь чайник. Будем доедать мой торт. Если, конечно, ты его не выкинул в порыве страсти.
Андрей облегченно выдохнул и обнял ее, уткнувшись носом в плечо.
– Торт оставил. Он вкусный. Я кусочек попробовал ночью, с горя. Марин, ты у меня самая лучшая. Прости дурака.
– Прощаю. Но это был последний раз, Андрей. Последний.
Они сели пить чай. Марина смотрела на мужа и понимала: иногда, чтобы сохранить семью, нужно из нее уйти. Хотя бы на пару дней. Чтобы пустое место за столом сказало больше, чем сотни слов.
