Звонок раздался в половине третьего ночи, и Лена поняла — это конец.
Не конец жизни, нет. Конец терпению, иллюзиям и надежде на то, что когда-нибудь станет лучше. Свекровь стояла в дверях спальни, запахивая махровый халат, и смотрела на невестку с плохо скрываемым торжеством.
— Это из ветеринарной клиники, — Галина Петровна протянула телефон, как протягивают повестку в суд. — Твоя кошка. Говорят, её сбила машина возле торгового центра. Если хочешь попрощаться — поторопись.
Лена выхватила телефон из морщинистых пальцев свекрови. Голос в трубке был молодым, усталым, профессионально-сочувствующим.
— Елена Викторовна? Ваш контакт указан на чипе животного. Британская кошка, окрас голубой, кличка Мурка. К сожалению, травмы очень серьёзные. Мы делаем всё возможное, но вам лучше приехать.
Лена не помнила, как одевалась. Не помнила, как выбежала из квартиры, оставив свекровь стоять в коридоре с этой её фирменной полуулыбкой. Не помнила, как поймала такси.
Она помнила только одно: Мурка не могла быть возле торгового центра.
Мурка вообще не выходила из квартиры уже три года. С тех пор, как они с Олегом переехали к его матери, «временно, пока ремонт». Временно растянулось на тридцать шесть месяцев. И все эти месяцы Мурка сидела в их комнате, потому что свекровь не выносила «эту блохастую тварь» в общих помещениях.
Значит, кто-то её выпустил.
Или вынес.
Ветеринарная клиника встретила Лену запахом антисептика и тусклым светом ламп. Врач — молодая женщина с усталыми глазами — провела её в операционную.
Мурка лежала на металлическом столе под капельницей. Её роскошная серая шубка была выбрита в нескольких местах, на боку темнели швы. Но она была жива. Глаза приоткрылись, когда Лена наклонилась над ней.
— Травма таза, — объясняла врач. — Внутреннее кровотечение остановили. Прогноз осторожный, но шансы есть. Она боец.
— Где её нашли? — голос Лены звучал чужим, механическим.
— Возле мусорных баков за «Лентой». Охранник увидел, вызвал нас. Судя по всему, машина задела её не сильно, но упала неудачно. Ей повезло.
Мусорные баки. Не проезжая часть. Мусорные баки.
Лена гладила тёплый бок Мурки и чувствовала, как внутри неё поднимается что-то холодное и тяжёлое. Как цемент, который заливают в форму. Застывает и превращается в броню.
Кошку не сбила машина. Кошку выбросили. Как мусор. Как ненужную вещь.
И Лена знала, кто это сделал.
Домой она вернулась под утро. Такси высадило её у подъезда, когда небо уже начинало сереть. В окнах квартиры на третьем этаже горел свет.
Ждали.
Лена поднялась по лестнице, открыла дверь своими ключами и замерла на пороге. За кухонным столом сидели двое. Свекровь в том же махровом халате, с чашкой чая в руках. И Олег. Её муж. В пижамных штанах и растянутой футболке, с помятым лицом человека, которого разбудили посреди ночи.
— Ну что? — спросила Галина Петровна, поднимая на невестку глаза. В них не было ни капли беспокойства. Только ленивое любопытство. — Как твоя крыса?
— Мурка — кошка, — машинально поправила Лена.
— Да какая разница, — свекровь отмахнулась. — Жива?
— Пока да.
— Ну вот и славно. Значит, зря переполошилась среди ночи. Садись, чаю попей. Я свежий заварила.
Лена не двинулась с места. Она смотрела на мужа. Олег избегал её взгляда, уткнувшись в свою чашку.
— Олег, — голос Лены был спокойным. Пугающе спокойным. — Ты вчера во сколько пришёл с работы?
— В семь, как обычно, — буркнул он, не поднимая глаз.
— А потом?
— Ужинал. Телевизор смотрел. Спать лёг.
— Мама была дома?
Олег дёрнул плечом.
— Мама всегда дома.
Галина Петровна поставила чашку на стол с громким стуком.
— Ленка, хватит устраивать допрос. Ты устала, нервы ни к чёрту. Иди проспись. Утром поговорим по-человечески.
Лена повернулась к свекрови. Три года. Три года она терпела эту женщину. Три года глотала оскорбления, замаскированные под «добрые советы». Три года выслушивала намёки о том, какая она плохая хозяйка, никудышная жена и вообще «не пара моему Олежеку».
— Галина Петровна, — сказала Лена, — вы вчера выходили из квартиры?
— С чего бы? — свекровь фыркнула. — Ноги болят, погода мерзкая. Сидела дома, щи варила.
— А Мурка? Вы её кормили?
— Твоя забота — твоя и корми. Я к этой твари не прикасаюсь. Мало ли какие болячки.
Лена кивнула. Медленно, задумчиво. Потом достала из кармана куртки телефон.
— Мне из клиники переслали видео с камеры охраны, — сказала она. — Хотите посмотреть?
Тишина, повисшая в кухне, была густой, как кисель. Лена видела, как дёрнулось веко свекрови. Как побледнел Олег.
— Какое ещё видео? — голос Галины Петровны стал визгливым. — Что ты выдумываешь?
Лена не ответила. Она нажала на экран и повернула телефон так, чтобы оба видели.
На чёрно-белой записи чётко была видна женщина в тёмном пальто. Она несла переноску. Ту самую розовую переноску, которую Лена купила Мурке четыре года назад. Женщина подошла к мусорным бакам, открыла дверцу и вытряхнула содержимое. Кошка упала на асфальт, метнулась в сторону — и в этот момент из-за угла выехал автомобиль.
Лицо женщины было отчётливо видно, когда она повернулась к камере. Галина Петровна. Свекровь. В своём любимом пальто с меховым воротником.
— Это не я, — быстро сказала свекровь. — Это монтаж. Сейчас такое любой школьник может.
— Мама! — Олег вскочил из-за стола. Его лицо было серым. — Ты что сделала?
— Ничего я не делала! Это она подстроила! Твоя жена подстроила, чтобы меня опозорить!
— На видео ваше лицо, — тихо сказала Лена. — Ваше пальто. Ваши руки. И время записи — девятнадцать сорок три. Олег пришёл в семь. Значит, пока он ужинал, вы взяли мою кошку и отвезли её к мусорным бакам. Выбросили. Как мусор.
— Да потому что она и есть мусор! — взвизгнула свекровь, и маска добропорядочной пожилой женщины слетела окончательно. — Три года я терплю это животное в своём доме! Три года вонь, шерсть, эти мерзкие глаза! Она мне на тапочки гадила! Нарочно!
— Мурка ни разу не выходила из нашей комнаты, — возразила Лена. — Вы сами запретили.
— Вот именно! Потому что это зараза! Болезни всякие! А твой Олежек ещё и аллергию заработает! Я матери спасибо должна говорить, что избавила его от этой заразы!
Лена повернулась к мужу.
— Ты знал?
Олег молчал. Это молчание было красноречивее любых слов.
— Ты знал, — повторила Лена уже утвердительно. — Конечно, знал. Вы это вместе спланировали. Пока я была на работе.
— Лен, ты пойми, — Олег наконец заговорил, и его голос был жалким, просительным. — Мама права. Кошка — это же несерьёзно. Мы хотим детей завести, какие дети с животными? Шерсть, микробы. Мама говорит, что это опасно.
— Мама говорит, — эхом повторила Лена.
Она смотрела на этого человека и не узнавала его. Где тот парень, который шесть лет назад дарил ей цветы? Который смеялся над Муркиными проделками и фотографировал её для соцсетей? Который обещал любить и защищать?
Его съела эта квартира. Эта женщина с её вечными претензиями и манипуляциями. Три года Лена пыталась наладить отношения со свекровью. Три года готовила праздничные ужины, выслушивала советы, терпела придирки. А в это время свекровь методично разрушала её жизнь. И муж ей помогал.
— Сколько стоит лечение? — вдруг спросил Олег. — Мы заплатим.
— Мы? — Галина Петровна возмущённо всплеснула руками. — С какой стати? Она сама виновата! Надо было эту тварь в деревню отдать, когда я предлагала!
— Сто тысяч, — сказала Лена. — Операция, реабилитация, лекарства. Примерно сто тысяч.
— Сто тысяч?! — свекровь схватилась за сердце. — За кошку?! Да за эти деньги можно десять таких купить!
— Это не просто кошка, — голос Лены стал стальным. — Это живое существо, которое я люблю уже семь лет. Которое было со мной, когда мне было плохо. Которое мурлыкало на моих коленях, когда я плакала из-за того, что ваш сын опять выбрал маму, а не меня.
— Лен, не начинай, — поморщился Олег.
— Не начинай? — она развернулась к нему. — Я три года молчала. Три года «не начинала». А теперь начну. Твоя мать выбросила моё животное на помойку, как мусор. А ты стоишь и спрашиваешь, сколько стоит лечение. Не «как Мурка». Не «прости, что не защитил». А «сколько заплатить, чтобы ты заткнулась».
— Ты передёргиваешь!
— Нет, Олег. Я наконец-то вижу правду. Три года я была слепой. Надеялась, что когда-нибудь ты вырастешь. Что встанешь на мою сторону. Что мы станем настоящей семьёй. А ты… ты просто трус. Маменькин сынок, который боится сказать слово против.
Галина Петровна грохнула кулаком по столу.
— Да как ты смеешь! В моём доме! Оскорблять моего сына! Олег, скажи ей!
— Лена, мама расстроена, — промямлил Олег. — Давай утром всё обсудим. Когда все успокоятся.
— Нет, — Лена покачала головой. — Утром ничего не изменится. Ты по-прежнему будешь прятаться за маминой юбкой. А она по-прежнему будет считать, что имеет право распоряжаться моей жизнью.
Она прошла мимо них в комнату. Там было тихо и пусто. На лежанке у батареи — пусто. Миска с водой — пуста. Игрушки — разбросаны. Свекровь даже не потрудилась убрать следы своего преступления.
Лена достала чемодан. Начала складывать вещи. Методично, спокойно, как будто делала это каждый день.
— Ты что творишь? — Олег появился в дверях. — Лен, хватит. Это истерика.
— Это не истерика. Это решение.
— Какое решение? Ты посреди ночи собираешь вещи из-за какой-то кошки?
Лена остановилась. Повернулась к нему и посмотрела в глаза.
— Олег, ты слышишь себя? «Какая-то кошка». Твоя мать едва не убила живое существо. Выбросила его на помойку. И ты стоишь и говоришь мне, что это не важно.
— Мама погорячилась. Она не хотела…
— Она очень хотела. Три года хотела. И наконец сделала. А ты ей помог. Прикрыл. Промолчал.
Олег опустил глаза.
— Я не знал, что она так поступит.
— Но ты знал, что она это планировала. Она тебе говорила, правда? «Сынок, давай избавимся от этой твари». И ты кивал. Соглашался. Ждал, пока мама сделает грязную работу, чтобы потом развести руками и сказать: «Я тут ни при чём».
Его молчание было ответом.
Лена застегнула чемодан.
— Я ухожу. В клинику, к Мурке. Посижу с ней до утра. А потом сниму квартиру. Мои документы на развод получишь через неделю.
— Развод?! — из коридора раздался торжествующий голос свекрови. — Ты слышал, Олежек? Она нам угрожает! Да скатертью дорога! Давно пора было выгнать эту нахлебницу!
Лена вышла в коридор. Свекровь стояла, подбоченившись, с видом победительницы.
— Галина Петровна, — сказала Лена спокойно, — у меня есть видео. На нём чётко видно, как вы выбрасываете животное. Это статья о жестоком обращении. До двух лет.
Свекровь побледнела.
— Ты не посмеешь!
— Посмею. Если Мурка не выживет — вы ответите по полной. А если выживет — я подам гражданский иск. На лечение, моральный ущерб и всё остальное. Посмотрим, сколько стоит ваша «шутка».
— Олег! — свекровь метнулась к сыну. — Скажи ей! Она не имеет права! Это шантаж!
Олег стоял молча. Он смотрел на жену так, словно видел её впервые.
— Лен, — сказал он наконец, — может, договоримся? Без полиции?
— Договоримся? — Лена усмехнулась. — О чём? О том, что твоя мама едва не убила моего питомца, а ты просишь «без полиции»?
— Ну она же не хотела… по-настоящему…
— Она выбросила живую кошку на помойку, Олег. Что ещё нужно сделать, чтобы ты признал: твоя мать — не добрая бабушка, а жестокий человек?
Галина Петровна зарыдала. Громко, театрально, с причитаниями.
— Я ради семьи старалась! Ради внуков! Эта зараза мешала нам быть счастливыми! А ты, неблагодарная!..
Лена открыла входную дверь.
— Счастье, построенное на чужой боли — это не счастье. Это тюрьма. И я только что освободилась.
Она вышла на лестничную площадку. За спиной раздавались крики свекрови и бормотание Олега. Но она не обернулась.
Лестница была холодной и гулкой. Чемодан стучал о ступеньки. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда.
На улице занимался рассвет. Серый, промозглый, но удивительно красивый. Лена подняла лицо к небу и глубоко вдохнула.
Впервые за три года она могла дышать свободно.
Такси до клиники заняло пятнадцать минут. Лена провела их, глядя в окно на просыпающийся город. Всё было таким обычным — дворники с мётлами, первые прохожие, машины. А её жизнь перевернулась за одну ночь.
Хотя нет. Не перевернулась. Встала на место.
В клинике было тихо. Мурка спала под капельницей. Её бок мерно вздымался. Лена села рядом и положила руку на тёплую шерсть.
— Прости, — прошептала она. — Прости, что не защитила раньше. Но теперь всё будет иначе.
Кошка приоткрыла один глаз. Зелёный, мутный от лекарств, но всё ещё живой. Узнала. Слабо дёрнула хвостом.
Лена улыбнулась сквозь слёзы.
— Мы справимся, маленькая. Найдём квартиру. Только нашу. Без свекрови, без этого труса. Будем жить, как захотим.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Олега: «Мама готова извиниться. Вернись. Поговорим».
Лена смотрела на экран долгую минуту. Потом спокойно удалила сообщение.
Там, за стенами клиники, начинался новый день. И новая жизнь. Без лжи, без манипуляций, без необходимости выбирать между собой и чужими ожиданиями.
Мурка тихо замурлыкала под её рукой.
Лена знала: всё будет хорошо. Потому что рядом — тот, кто никогда не предаст. И этого достаточно.
