Утро в нашей квартире начинается с гудка мусоровоза под окнами. Я просыпаюсь, тянусь к телефону — шесть утра. Рядом посапывает Андрей, мой муж. Двадцать лет вместе, а я до сих пор не привыкла к его храпу. Встаю, шаркаю на кухню.
За окном серый двор, панельки, детская площадка с облупившейся горкой. Скоро мой юбилей — сорок пять. В голове крутится: надо бы стол накрыть, гостей позвать. Но что-то внутри щемит. Не хочу я этого шума.
— Света, ты чего там возишься? — голос Андрея из спальни, хриплый, спросонья.
— Да ничего, встаю. Тебе на работу к восьми, не забыл?
— Помню, помню. Сваришь чего-нибудь?
— Каши овсяной хочешь? С изюмом.
— Ну, давай, — бурчит он и топает в ванную.
Я ставлю кастрюлю на плиту, достаю крупу. Руки сами делают, а мысли где-то далеко. Вчера звонила мама, Галина Ивановна, просила заехать, помочь с огородом. А у меня работа, дочка-выпускница, Лерка, с экзаменами, и этот юбилей, будь он неладен. Андрей выходит, уже в рубашке, но мятой.
— Свет, погладить бы надо, — кивает на рубашку.
— Положи на гладильную доску, вечером сделаю. Лерку разбуди, а то в школу опоздает.
Он кивает, уходит в комнату дочери. Слышу, как они там переругиваются:
— Лера, вставай, мать сказала!
— Пап, ну еще пять минут!
— Какие пять? Время семь, шевелись!
Я качаю головой, размешиваю кашу. Двадцать лет с Андреем, а он все такой же — прямой, как рельса. Работает мастером на заводе, домой приходит усталый, но всегда с шуткой. Правда, в последнее время шутки реже, а молчание чаще. Я списываю на усталость. У всех так, верно?
За завтраком Лера сидит, уткнувшись в телефон. Андрей ест молча, только ложка звякает.
— Лер, ты на экзамены записалась? — спрашиваю.
— Ага, вчера. Мам, а ты чего такая хмурая?
— Да так, дел много. Юбилей скоро, думаю, как отмечать.
— Ой, да ладно тебе, — Лера машет рукой. — Позови тетю Наташу, дядю Сережу, посидите, потанцуете. Я тебе торт закажу, с кремом.
— Танцевать, — хмыкает Андрей. — Света, ты серьезно? Сорок пять — не тридцать.
Я смотрю на него, пытаюсь понять, шутит или нет. Но он уже допивает компот и встает.
— Ладно, я побежал. Вечером увидимся.
— Ага, — отвечаю, а в груди что-то сжимается.
День проходит в обычной суете. Я работаю в поликлинике, администратором в регистратуре. Люди, очереди, жалобы — все как всегда. В обед звоню маме.
— Галина Ивановна, я завтра заеду, с огородом помогу.
— Ой, Светочка, спасибо. А то спина у меня совсем не гнется. Как там Лерка? Как Андрей?
— Нормально все. Лера готовится, Андрей работает.
— Ну и слава богу. А юбилей как отмечать будешь?
— Да не знаю пока. Может, дома, с родными.
— Правильно, нечего эти рестораны. Дома душевнее.
Вечером дома пахнет ужином — Лера картошку пожарила. Андрей приходит позже, усталый, но с пакетом в руках.
— Это что? — спрашиваю.
— Да так, сюрприз к юбилею, — улыбается, но как-то натянуто. — Потом покажу.
Я киваю, не лезу. Он такой, любит сюрпризы. Помню, на тридцать лет подарил мне серьги, копил полгода. Может, и сейчас что-то придумал? Но в душе неспокойно. Что-то в его глазах не так.
— Свет, ты о чем задумалась? — спрашивает он, усаживаясь за стол.
— Да так, о своем. Как на работе?
— Как обычно. Бригада опять косячит, я за них разгребаю. А у тебя?
— Очереди, бабушки ругаются, что талоны не дают. Привычно.
Он кивает, ест молча. Лера в своей комнате, музыка играет. Я смотрю на Андрея и вдруг спрашиваю:
— Андрей, ты чего такой тихий? Что-то случилось?
— Да ничего, Свет. Устал просто.
— Точно?
— Точно, — отрезает он и встает. — Пойду телик посмотрю.
Я остаюсь на кухне, мою посуду. В голове крутится его взгляд — тяжелый, чужой. Может, я придумываю? Двадцать лет вместе, куда уж ближе. Но что-то гложет, не отпускает.
День юбилея начинается с дождя. Я стою у окна, смотрю, как капли стекают по стеклу. Лера уже уехала в школу, Андрей ушел на работу. В квартире тихо, только часы тикают. На столе список гостей — человек десять, родня и пара подруг. Наташка, сестра моя, обещала салаты сделать, мама приедет с дачи. Я вздыхаю, берусь за уборку. Надо полы помыть, пыль протереть.
К обеду приходит Наташка, с пакетами, вся мокрая.
— Светка, с днем рождения! — обнимает меня. — Смотри, я оливье нарезала, сельдь под шубой сделала. Где холодильник?
— Давай сюда, — улыбаюсь. — Спасибо, Наташ.
— Ой, да ладно. Сорок пять — это ж не шутки! Как настроение?
— Да так, — пожимаю плечами. — Не знаю, хочу, чтоб быстрее закончилось.
— Это ты зря. Праздник же! Андрей небось подарок приготовил?
— Говорит, сюрприз. Но что-то он странный в последнее время.
— Странный? — Наташка хмурится. — В смысле?
— Молчит много, смотрит как-то… Не знаю, не по-нашему.
— Ой, Свет, не накручивай. Устал, поди. Мужики ж такие, чуть что — в себя уходят.
— Может, и так, — соглашаюсь, но осадок остается.
К вечеру квартира блестит, стол накрыт. Приезжает мама, Галина Ивановна, с банкой соленых огурцов и вязаным шарфом в подарок.
— Светочка, с юбилеем, доченька! — целует меня. — Это тебе, связала сама.
— Спасибо, мама, — обнимаю ее. — Красивый шарф.
Гости собираются к шести. Дядя Сережа, Наташкин муж, тосты заготавливает, Лера с подружкой хихикают в углу. Андрей приходит последним, с работы, в руках цветы — хризантемы.
— Свет, с днем рождения, — целует в щеку, но как-то быстро, отстраненно.
— Спасибо, — улыбаюсь, ставлю цветы в вазу.
Вечер идет своим чередом. Тосты, смех, разговоры о работе, детях, ценах. Я сижу, улыбаюсь, но внутри пустота. Андрей почти не говорит, только кивает, когда к нему обращаются. После очередного тоста он встает, поднимает рюмку.
— За Свету, — говорит. — За жену мою. Двадцать лет вместе, это ж не шутки.
Все хлопают, а я смотрю на него. Что-то в его голосе не так. Как будто он не тост говорит, а подводит итог. После ужина он уходит на балкон, курить. Я иду за ним.
— Андрей, ты чего? — спрашиваю тихо. — Весь вечер молчишь.
— Да нормально все, Свет. Праздник же, радуйся.
— А ты чего не радуешься?
Он затягивается, смотрит на улицу. Дождь все идет.
— Свет, давай не сейчас, а? Потом поговорим.
— Когда потом? — я повышаю голос. — Ты весь вечер как чужой!
— Сказал же, потом! — рявкает он и уходит в комнату.
Я стою на балконе, холод пробирает. Гости за столом ничего не заметили, смеются, едят. Лера подбегает, обнимает.
— Мам, ты чего тут? Пойдем, торт резать будем!
— Иду, — киваю, вытираю глаза. Не хватало еще перед всеми реветь.
Торт режем, все хвалят. Андрей сидит, улыбается, но глаза пустые. Я не выдерживаю, шепчу ему:
— Андрей, скажи, что случилось. Не могу так.
Он смотрит на меня, долго, тяжело. А потом выдает:
— Свет, ты уже старая, а мне женщина молодая больше подойдет. Двадцать лет тебя терпел и!
Я замираю. Гости гудят, музыка играет, а я стою, как будто меня током ударило. Он встает, берет куртку и уходит, хлопнув дверью. Все замолкают.
— Света, ты чего? — Наташка подбегает. — Что он сказал?
Я молчу, не могу слова вымолвить. Лера смотрит, глаза круглые.
— Мам, что случилось? Куда папа ушел?
— Не знаю, — шепчу. — Не знаю.
Проходит неделя. Андрей не вернулся. Живет у друга, Сереги, с работы. Я звоню ему, но он коротко отвечает: «Свет, мне надо подумать». Лера ходит мрачная, почти не говорит. Я стараюсь держаться, но внутри все рвется. На работе беру отгулы, сижу дома, перебираю старые фото. Вот мы с Андреем молодые, на свадьбе. Вот Лерка маленькая, на каруселях. Как же так?
Наташка приходит почти каждый день.
— Свет, ну что ты себя грызешь? — говорит, наливая мне компот. — Он сволочь, раз такое сказал. Бросить семью после двадцати лет!
— Наташ, я не понимаю, — шепчу. — Что я сделала не так? Может, я и правда старая?
— Да ты что! — она аж руками всплеснула. — Ты вон какая, на работе всех строишь, Лерку растишь. А он? Он кто? Мастер на заводе, и все. Без тебя бы он пропал!
— Но он же не просто так сказал. Может, у него кто-то есть?
— Есть, не есть — какая разница? Он тебя предал, Свет. Надо жить дальше.
— Как? — я смотрю на нее, глаза жжет. — Как дальше, Наташ?
— А вот так! Соберешься, Лерку в институт отправишь, себя в порядок приведешь. А он пусть катится.
Я киваю, но в душе пусто. Мама, Галина Ивановна, тоже звонит, ругает Андрея.
— Светочка, я всегда знала, что он ненадежный. Помнишь, как он на свадьбе напился? Я тогда тебе говорила — подумай!
— Мама, ну что теперь-то? — вздыхаю. — Двадцать лет прошло.
— А теперь живи для себя. И для Лерки. Она у тебя умница, в институт поступит, вы еще заживете.
Вечером Лера приходит из школы, садится рядом.
— Мам, ты как?
— Нормально, — вру. — А ты?
— Папа звонил, — говорит тихо. — Сказал, что любит меня, но с тобой не может.
Я молчу, горло сдавило. Лера смотрит в пол.
— Мам, это из-за меня?
— Нет, Лер, — обнимаю ее. — Это не из-за тебя. Это… взрослые дела.
— Но он же вернется? — голос дрожит.
— Не знаю, дочка. Не знаю.
Проходит еще неделя. Я решаю поговорить с Андреем. Звоню, прошу встретиться. Он соглашается, приезжает к подъезду. Стоит, курит, смотрит в сторону.
— Андрей, объясни, — начинаю. — Что случилось? Кто она?
— Свет, нет никакой «она», — он вздыхает. — Просто… я устал. От всего. От твоих дел, от Леркиных экзаменов, от этой квартиры. Хочу пожить для себя.
— Для себя? — я задыхаюсь. — А мы с Лерой что, не люди? Двадцать лет я для тебя жила, а ты теперь «для себя»?
— Свет, не кричи, — он морщится. — Я не говорю, что ты плохая. Просто мне нужна другая жизнь. Молодая, легкая.
— Молодая, — повторяю, и внутри все холодеет. — А я, значит, старая?
Он молчит, тушит сигарету. Я смотрю на него — чужой, незнакомый. Двадцать лет, и вот так.
— Уходи, — говорю тихо. — И не возвращайся.
Он кивает, уходит. Я стою у подъезда, дождь начинается. Но я не плачу. Не могу больше.
Дома Лера ждет, смотрит тревожно.
— Мам, что он сказал?
— Ничего, — отвечаю. — Мы с ним закончили.
Она кивает, обнимает меня. Я глажу ее по голове, и вдруг понимаю — мы справимся. Без него. Я беру телефон, звоню Наташке.
— Наташ, слушай, давай в выходные к маме на дачу? Лерку возьмем, огород покопаем.
— О, Светка, вот это дело! — смеется она. — А там, может, и сосед какой заглянет, а?
— Да ну тебя, — улыбаюсь впервые за неделю. — Пока никаких соседей. Но жить надо.
— Вот это моя Светка! — кричит Наташка. — Мы еще заживем, сестра!
Я кладу трубку, смотрю на Леру. Она улыбается, и я понимаю — мы правда справимся. Не сразу, не легко. Но справимся.
