Я никогда не думала, что буду вот так сидеть на кухне и смотреть, как капли дождя стекают по стеклу. Просто сидеть. И думать.
О деньгах, представляете? Раньше я о них почти не думала. Деньги просто были. Приходили на карту дважды в месяц, красивыми круглыми суммами. А теперь я смотрю на эти капли и считаю. Каждую. Как рубли.
Дождь. Чай остыл. В квартире тихо. Непривычно тихо.
Олег уехал к маме.
«Мне нужно подумать», — сказал он. Подумать! Это после семи лет брака ему вдруг понадобилось подумать. Именно сейчас, когда я сказала «нет».
Всего одно слово. Короткое. Но как же трудно оно мне далось.
Началось всё банально. Я работала в крупной компании, делала карьеру. Олег… ну, Олег тоже работал. Иногда. Между творческими кризисами и поисками себя. Он был фотографом. Точнее, считал себя фотографом. Снимал в основном закаты и рассветы, говорил о каких-то особенных ракурсах и свете. А потом неделями обрабатывал эти фотографии, которые никто не покупал.
— Ань, ты не понимаешь! Это искусство. Оно не должно приносить деньги сразу. Должно пройти время…
Время шло. Денег не прибавлялось. Зато прибавлялась техника в нашей квартире. Дорогие объективы, фотоаппараты, какие-то фильтры и штативы. Всё это стоило безумных денег. Моих денег.
А потом появилась его мама. Вернее, она всегда была. Но как-то незаметно стала частью нашей жизни. Нашей финансовой жизни.
— Анечка, у мамы крыша потекла. Надо помочь.
— Олежек, мне нужно в санаторий. Врач настаивает!
— Аня, у мамы сломался телевизор. Ты же понимаешь, она без своих сериалов не может.
Я понимала. И платила. За крышу, за санаторий, за телевизор. Потом за ремонт в маминой квартире. Потом за новую мебель. Потом за путёвку в Турцию — «маме нужно море, у неё суставы».
А ещё была сестра Олега — Марина. С двумя детьми и без мужа.
— Анюта, ну не могу же я сестре отказать! У неё дети. Племянники мои. А им нужны зимние ботинки/летний лагерь/компьютер для учёбы…
И я не отказывала. Точнее, Олег не отказывал. А я просто платила.
Утренний кофе с привкусом усталости. Я смотрела на мужа, который увлечённо рассказывал о новой идее фотопроекта, и думала: «Когда же закончатся эти бесконечные просьбы о помощи?»
Знаете, что самое интересное? Я ведь не сразу заметила, как это всё происходило. Это было… постепенно. Как капли дождя на стекле — сначала одна, потом ещё одна, потом ещё… А потом смотришь — а стекло всё мокрое. И ничего уже не видно.
Просветление наступило в обычный день. Я сидела на работе, корпела над важным проектом. Телефон пиликнул сообщением:
«Котик, я тут присмотрел новый объектив. Всего 120 тысяч. Закажу?»
И что-то во мне щёлкнуло. Я вдруг подумала: а что, если посчитать? Просто взять и посчитать, сколько денег ушло за последний год? На маму, на сестру, на этих бесконечных родственников, которые вдруг стали такими близкими, когда у меня появилась хорошая зарплата?
Я открыла банковское приложение и начала выписывать суммы. Строчка за строчкой. Цифра за цифрой.
К вечеру у меня был готов документ. Документ, от которого меня замутило.
За год я потратила на родственников мужа больше миллиона рублей. Миллиона! Не считая трат на самого Олега, его хобби, его одежду, его гаджеты.
А что потратил он? Олег? За тот же год?
Я не нашла ни одного перевода с его карты на мою. Ни одной крупной покупки для дома. Ничего.
— Олег, нам нужно поговорить, — я встретила его вечером в коридоре. Он был в приподнятом настроении — видимо, уже заказал свой объектив.
— Конечно, зайка! О чём? — он чмокнул меня в щёку и прошёл на кухню. — Я умираю с голоду. Что у нас на ужин?
— На ужин у нас разговор, — я положила перед ним распечатанный список трат. — Вот, посмотри.
Он глянул на бумагу мельком, поднял брови.
— И что это?
— Это деньги, которые я потратила на твою семью за последний год.
— И? — он явно не понимал, к чему я веду.
— И больше я этого делать не буду.
Повисла тишина. Такая звенящая, как бывает перед грозой.
— Что значит «не буду»? — его голос стал каким-то чужим.
— То и значит. Не буду. Больше никаких денег твоей маме на ремонты и санатории. Никаких компьютеров и лагерей твоим племянникам. И никаких объективов за 120 тысяч.
— Но… — он растерянно смотрел на меня. — Но как же так? А как же мама? У неё давление…
— У твоей мамы есть пенсия. У твоей сестры есть работа и алименты от бывшего мужа. У тебя есть руки, ноги и образование. Используйте это.
И тут начался театр. Настоящий, с драматическими монологами, слезами и заламыванием рук.
— Ты всегда была такой жадной? — Олег смотрел на меня, как на чужого человека. — Или это на работе тебя так испортили? Деньги, деньги… Ты всё меряешь деньгами! А как же семья? Разве не в этом смысл — помогать близким?
— А близкие — это только твоя мама и сестра? — тихо спросила я. — А как же моя мама? Ей тоже нужно было в санаторий. Помнишь, я говорила в прошлом году? Но у меня не осталось денег, потому что мы оплатили путёвку твоей маме в Турцию.
— Это другое! — отрезал он. — У твоей мамы есть твой брат. Пусть он помогает.
— У твоей мамы есть ты, — ответила я. — Помогай.
Он ушёл, хлопнув дверью. Вернулся через три часа, пьяный и злой. Кричал, что я предала его, что я бессердечная, что деньги меня испортили.
А потом позвонила его мама.
Вы когда-нибудь слышали, как плачет женщина, которая рассчитывала в следующем месяце поехать на море, а теперь, видимо, не поедет? Это особенный плач. С подвыванием и всхлипываниями. С обвинениями и проклятиями.
— Анечка, доченька, — сквозь слёзы причитала свекровь, — как же так? Мы же семья! Я тебя как родную дочь любила! А ты… Олежек мне всё рассказал… Как ты могла? У меня давление подскочило, я чуть в больницу не попала!
Я слушала молча. А что тут скажешь?
— Я ведь всегда тебя защищала, когда Олежек жаловался… А он, знаешь, жаловался! Говорил, что ты холодная, что не любишь его по-настоящему. А я ему:
«Нет, сынок, Аня хорошая, она просто много работает…» И вот как ты отплатила! Отвернулась от семьи в трудную минуту!
— Какую трудную минуту, Вера Николаевна? — не выдержала я. — Вы десять лет на пенсии и семь из них живёте за мой счёт. Какая тут «трудная минута»?
В трубке повисла пауза, а потом раздалось шипение:
— Да ты… да как ты смеешь… Я Олегу сразу говорила — не бери её в жёны! Чувствовала, что беда будет!
И бросила трубку.
А через полчаса позвонила Марина.
— Ты эгоистка, Анька, — безапелляционно заявила сестра мужа. — Неблагодарная эгоистка. Мы тебя в семью приняли, а ты…
— А я что? — устало спросила я.
— А ты теперь детям моим будешь объяснять, почему они в лагерь не поедут летом! — в её голосе звенели слёзы. — Они весь год ждали! У Кирилла уже друзья там появились! А ты всё разрушила!
— Марина, — как можно спокойнее произнесла я, — а где их отец? Почему он не может оплатить лагерь своим детям?
— При чём тут он?! — взвилась она. — Ты же знаешь, что алименты — это копейки! А у тебя работа хорошая, зарплата…
— У тебя тоже есть работа, — напомнила я.
— Да, но я мать-одиночка! — это был её козырь, который она всегда выкладывала в таких разговорах. — Мне тяжело одной!
— Ты не одна, Марина. У тебя есть мама, которая сидит с детьми. У тебя есть брат, который теперь, думаю, найдёт работу и будет помогать. А у меня есть своя жизнь и свои планы на деньги, которые я зарабатываю.
Она разрыдалась и тоже бросила трубку.
Я смотрела на телефон и думала: неужели я действительно такое чудовище? Может, я и правда должна помогать им всем? Может, это нормально — когда одни работают и зарабатывают, а другие просто пользуются результатами?
Нет. Не должна. Не нормально.
Это было как озарение. Как будто пелена с глаз упала. Я вдруг поняла, что годами жила в какой-то иллюзии. В мире, где меня использовали, а я считала это нормой. Где моя щедрость воспринималась как должное, а моё желание распоряжаться своими деньгами — как предательство.
Олег вернулся через два дня.
— Аня, нам надо поговорить, — тихо сказал он, проходя на кухню.
Я кивнула. Мы сели друг напротив друга, как чужие люди.
— Я подумал над тем, что ты сказала, — начал он, глядя в стол. — И… ты права. В чём-то. Наверное, мы действительно слишком многого от тебя ожидали. Но пойми и ты — это моя семья. Я не могу от них отвернуться.
— Я не прошу тебя отворачиваться, — ответила я. — Я прошу тебя самому помогать им, если считаешь нужным. Найти работу. Нормальную работу, а не эти твои разовые фотосессии раз в полгода.
Он поморщился.
— Ты же знаешь, я не могу работать в офисе. Это не моё.
— Тогда найди то, что твоё. Но приноси деньги в семью, а не только трать.
Он долго молчал, а потом поднял глаза:
— Знаешь, мама предложила мне пожить у неё некоторое время. Подумать. И я согласился.
Сердце сжалось, но я заставила себя кивнуть:
— Хорошо. Думай.
— Ты не обиделась? — в его глазах мелькнуло удивление.
— Нет, — честно ответила я. — Я устала. И мне тоже нужно подумать — хочу ли я продолжать жить так, как мы живём последние годы.
Он встал, неловко потоптался на месте.
— Я вещи соберу…
— Собирай, — я отвернулась к окну. Дождь всё шёл и шёл, превращая мир за стеклом в размытое пятно.
Прошла неделя
Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений. Ни от Олега, ни от его мамы, ни от сестры. Как будто их всех разом стёрли из моей жизни.
А потом раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Вера Николаевна. Не заплаканная и страдающая, как обычно, а собранная и решительная.
— Здравствуй, Аня, — сухо кивнула она. — Можно войти?
Я впустила её, предложила чай. Она отказалась.
— Я ненадолго, — сказала она, устраиваясь за столом на кухне. — Хочу сразу перейти к делу.
«Вот оно, — подумала я. — Сейчас начнётся…»
Но она удивила меня.
— Олег решил подать на развод, — без предисловий сообщила свекровь. — Но перед этим хочет, чтобы вы разделили имущество.
Я моргнула от неожиданности.
— Какое имущество?
— Ну как какое! — она всплеснула руками. — Квартиру, машину, все твои сбережения. По закону при разводе всё делится пополам.
Я чуть не рассмеялась. Нет, правда.
— Вера Николаевна, — как можно спокойнее произнесла я, — эта квартира была куплена мной до брака с Олегом. Машину тоже покупала я, на свои деньги, и она оформлена на меня. А сбережения… какие сбережения? Все деньги, которые я зарабатывала, уходили на вас, на Марину, на детей и на хобби Олега.
Она побледнела.
— Не может быть… Олег говорил…
— Что говорил Олег?
— Что квартира общая… Что всё нажитое в браке должно делиться… — она растерянно заморгала. — Что у вас есть вклады…
— Нет у нас никаких вкладов, — я покачала головой. — А квартира моя. Могу документы показать, если хотите.
В глазах свекрови мелькнуло что-то… Испуг? Разочарование?
— Но как же так… — пробормотала она. — Он же… Мы же…
И тут я поняла. Вот зачем Олег «уехал подумать»! Вот почему целую неделю они все молчали! Они ждали, пока он «созреет» для развода и раздела имущества. Имущества, которого, по сути, нет.
— Вера Николаевна, — я встала, давая понять, что разговор окончен, — передайте Олегу, что, если он хочет развестись — я не против. Но делить нам нечего. Разве что его фотоаппараты и объективы, которые я ему покупала. Их он может забрать.
Она ушла, хлопнув дверью. А я осталась. С ощущением легкости, которого не испытывала уже много лет.
Знаете, иногда достаточно просто сказать «нет». Одно короткое слово — и целый мир меняется. Рушится старый, привычный, но неправильный. И появляется шанс построить новый. Свой.
Теперь дождь за окном уже не казался таким безрадостным. В каждой капле отражался свет. Будущее.
Я набрала номер мамы.
— Привет, мам. Слушай, а помнишь, ты хотела в санаторий? Давай я тебе путёвку возьму? На следующий месяц?
Телефон звякнул сообщением. От Олега:
«Мы можем поговорить?»
Я улыбнулась и отложила телефон. Поговорить? Конечно, можем. Но уже на других условиях. Потому что я больше не дам деньги в эту бездонную бочку семейных «нужд».
Дождь за окном постепенно стихал. И это было хорошим знаком.
