— Что за истерика, Алёна? Ну пятнадцать лет, и что? Мы же не дети.
Какой праздник?
— Раздражённо бросил Павел, хлопнув дверцей шкафа.
Алёна застыла, всё ещё держа в руках открытку, купленную накануне.
Она выбирала её долго — с подсолнухами, как на их первой даче.
Тогда Павел ещё пел ей под гитару. Сейчас он даже не взглянул.
— Хрустальная свадьба, Паша. Пятнадцать лет. Мы столько прошли вместе.
Он только усмехнулся:
— Ну, прости, я не тот, кто будет заказывать воздушные шарики и рассказывать официантам, какая у нас дата. Это детский сад.
Она отвернулась, чувствуя, как подступает ком.
Он забыл. Или сделал вид, что забыл.
Может, так было проще — ничего ни праздновать, ни замечать трещины.
Как в стекле: пока не смотришь на свет, вроде всё целое.
Павел пришёл с работы позже обычного. В руках — пакет из ювелирного. Улыбнулся — впервые за много дней.
— Ну, не обижайся, — буркнул он.
— На, держи.
Она открыла коробочку.
Там был браслет — не её стиль, массивный, блестящий, явно купленный в спешке. Но хуже было не это.
— Ты что, серьёзно? — Она посмотрела на бирку, случайно оставшуюся внутри. — «Подарок для любовницы». Паша, это шутка?
Он побледнел.
— Блин… Продавец, видимо, положил не тот пакет…
— Или ты сам перепутал?
После этого Алёна стала замечать мелочи. Чужая заколка на подоконнике. Женские колготки под диваном в гостиной, где она не бывала неделями.
Он начал чаще «задерживаться» и отключать телефон. Один раз даже пришёл с царапиной на шее, от которой пахло чужими духами.
Она не закатывала истерик. Она молча стирала наволочки и убирала улики. Как будто не было их. Как будто не было и её самой.
Потом она решила — хватит!
— У нас в институте форум, — сказала она однажды утром, не глядя ему в глаза. — На выходные. В Казани. Я уеду.
— Отлично, — отозвался он.
— Наконец-то побыть дома в тишине.
Она улыбнулась. Её чемодан уже стоял у двери, но не для поездки. В тот же день она сняла номер в отеле на другом конце города. Наблюдала за квартирой через арендованную камеру. А вечером, на экране телефона, увидела, как Павел открывает дверь женщине в красном пальто.
Они даже не ждали темноты.
Алёна сидела на краю кровати в гостиничном номере, босиком, в домашней футболке. На экране — их гостиная. Он гладил той женщине волосы, потом снял рубашку. Всё происходило так буднично, будто они делали это не в её доме, не в её жизни.
И вдруг, в этой немой сцене на экране, она увидела себя со стороны — не ту, что смотрит, а ту, что позволила так с собой обойтись. Стало холодно и пусто. Не от боли — от прозрения.
«Я больше не в этом. Я — не это.»
Развод они оформили быстро. Павел не сопротивлялся, даже не просил прощения. Словно был рад, что всё случилось без истерик. Только скупо уточнил:
— Ты хочешь оставить себе квартиру?
Алёна кивнула. Суд признал её право на жильё.
Павел ушёл к той самой женщине — позже Алёна узнала, что её звали Лена, ей было двадцать семь.
Максим, их сын, поступил в университет в другом городе, но каждую неделю звонил ей. Он знал всё. Даже то, о чём она не говорила.
— Мам, ты всё сделала правильно. Я горжусь тобой, — сказал он как-то ночью. И она, впервые за долгое время, заплакала не от боли, а от облегчения.
Весной, разбирая старый шкаф, Алёна нашла коробочку с ложками. Коллекция Павла. Среди них — та самая, из хрусталя.
Её он когда-то купил на их первую годовщину — тогда она была ещё острая, почти резала ладонь.
Теперь край был стертым, мягким. От времени.
Она села на пол, глядя на эту ложку. И вдруг поняла: всё прошло. Боль, вина, желание доказать что-то или вернуть. Она больше не режет.
Жизнь вернулась медленно. Через чашку кофе на балконе. Через субботние рынки, где она выбирала себе цветы. Через книги на ночь и тёплые лампы вместо холодного люстра-света. Через голос Максима в телефоне:
— Мам, я написал колонку для журнала. Про сильных женщин. Там есть про тебя.
Она улыбнулась. Сильная? Нет. Просто уставшая быть слабой.
Однажды, после лекции, к ней подошла Люся — знакомая по старым временам, всегда резкая, с тяжёлым взглядом.
— Слушай, у меня к тебе странная просьба, — начала та, нервно вертя в руках сумку.
— Мне кажется, мой Сергей мне изменяет. Хочу проверить.
Ты… могла бы с ним пообщаться? Просто поболтать. Посмотреть, как он реагирует.
Алёна опешила.
— Ты хочешь, чтобы я устроила проверку?
— Только посмотри. Я тебе всё расскажу. Это как… игра.
Ну? Ты же понимаешь, как это — не знать правду.
И почему-то Алёна согласилась. Не из любопытства. Из усталости. Она видела в Люсе себя прежнюю — настороженную, униженную, вцепившуюся в тень любви, как в последнюю соломинку.
С Сергеем они встретились в кафе — якобы случайно, под предлогом, что Алёна интересуется тренингами, которые он проводил для малого бизнеса. На самом деле это была часть «задания» Люси, но и ему самому стало любопытно, кто та женщина, о которой подруга вдруг начала говорить с таким нажимом.
Он был вежлив, немного отстранён. Разговаривал с ней легко, не флиртовал, но и не избегал.
— Вы давно с Люсей? — спросила она как бы вскользь.
Он пожал плечами.
— Пять лет. Но в последнее время у нас как-то… натянуто всё. Она стала другой. Сомневается во мне, проверяет. Наверное, не верит, что я всё ещё рядом по своей воле.
Прошёл месяц. Люся требовала отчётов: «Ну что он? Писал? Смотрел? Ты ему нравишься?»
А Алёна тем временем разговаривала с Сергеем обо всём: о книгах, родителях, скуке в браке, потерях, надежде. Однажды он тихо сказал:
— Я знаю, что ты — часть её проверки. Догадывался с самого начала.
Но остался, потому что ты — настоящая. Рядом с тобой не хочется быть на чеку.
Алёна замолчала. И не стала оправдываться.
Скоро после этого разговора Сергей собрал вещи и переехал от Люси. Он ничего не объяснял. Просто ушёл.
Несколько недель они с Алёной не виделись — она не хотела быть причастной к разрушению, не хотела казаться той, кто забирает чужое.
Но однажды он пришёл. Без звонка. С букетом, с усталым взглядом и тихим: «Можно?»
Она только кивнула.
Когда Люся всё узнала, она кричала. Била чашки, обвиняла её в предательстве, в том, что разрушила их пару.
— Ты у меня украла! — кричала она, глотая слёзы.
— Я ничего не крала, Люся. Он просто ушёл.
И не к кому-то, а от тебя, — тихо ответила Алёна.
— Иногда люди уходят, потому что не хотят больше быть в клетке.
Даже если клетка — золотая.
Люся больше не звонила.
Сергей стал приходить. Сначала — просто посидеть, выпить кофе.
Потом — остаться.
Потом — остаться дольше. Появился ключ. Зубная щётка. Утренний смех и вечерние разговоры. Он переехал к ней почти незаметно, как будто всегда был частью этой квартиры.
Алёна не обещала ему вечность. Только утро и вечер. Только честность. Только то, что у неё есть.
Иногда она смотрела, как он читает газету, и думала:»Я не знаю, навсегда ли это. Но я знаю, что сейчас — мне спокойно. А это уже праздник.»
