Они привыкли, что я «должна» всем — по умолчанию. Но однажды наступает день, когда больше не должна. Никому.
- Вечная должница
Премию мне объявили внезапно. Тридцать тысяч за перевыполнение квартального плана — небольшое утешение после тех бессонных ночей, что я провела над отчётами. Начальник отдела, Пётр Сергеевич, улыбался так, будто это он лично выписал мне чек из собственного кармана.
— Элеонора Фоминична, вы у нас незаменимый сотрудник, — говорил он, пока остальные хлопали. А я не чувствовала радости. Только усталость и странное предчувствие.
Домой я возвращалась в переполненной маршрутке. Водитель, небритый мужчина с потухшим взглядом, резко тормозил на каждом светофоре, и люди недовольно переглядывались. Я держалась за поручень и думала, как сообщить мужу о премии. Почему-то хотелось промолчать.
Наш дом — панельная девятиэтажка на окраине города — встретил меня привычным запахом варёной капусты в подъезде и сломанным лифтом. «Опять придётся пешком на седьмой», — вздохнула я, поправляя сумку на плече. Дорогая итальянская кожа — единственная роскошь, которую я себе позволила за последние три года. Да и то Яков тогда неделю дулся, что я «транжирю деньги».
— Лёлечка! — муж встретил меня у двери с непривычной улыбкой. — Звонила Лариса Петровна из бухгалтерии, проболталась про твою премию. Молодец, дорогая!
Он помог снять пальто, суетливо заглядывая в глаза. Я знала этот взгляд. Так бывает только когда ему что-то нужно.
— Представляешь, мама звонила, — как бы между прочим сказал он, пока я разбирала сумки с продуктами. — У неё телевизор совсем сломался. Говорит, даже «Поле чудес» посмотреть не может.
Я промолчала, методично расставляя покупки по полкам. Плечи ныли после тяжёлой сумки, и мысленно я уже видела эту самую премию, растворяющуюся в бездонном кармане Аграфены Захаровны.
Телефон зазвонил ровно через двадцать минут.
— Элеонора! — раздался скрипучий голос свекрови. Без приветствия, без «как дела». — Мне Яша сказал, что у тебя премия. Сорок тысяч, да?
— Тридцать, — машинально поправила я.
— Неважно. Мне нужен новый телевизор в спальню. И давление у меня скачет, лекарство новое назначили, по полторы тысячи за упаковку. Я пенсионерка, откуда у меня такие деньги? А у тебя вон какая премия. Ты же в семье, должна помогать.
- Когда лопается терпение
В трубке повисла тишина. Она ждала моего привычного «конечно, Аграфена Захаровна, я завтра же всё привезу». Но что-то во мне надломилось.
— Я подумаю, — ответила я и нажала отбой.
В кухню заглянул Яков, его глаза выражали немой вопрос.
— Мама звонила? Что сказала?
— Что ей нужен телевизор. И лекарства.
— Ну так купим, правда? — он улыбнулся с облегчением. — Съездим в выходные в «М-Видео», выберем что-нибудь хорошее.
За окном накрапывал мелкий дождь. Я смотрела на капли, стекающие по стеклу, и вдруг отчётливо вспомнила прошлый месяц. Похороны мамы. Моей единственной родной души.
Звонок из больницы застал меня на совещании. «Ваша мать скончалась. Сердечная недостаточность». Я просидела остаток рабочего дня с каменным лицом, а потом как в тумане занималась похоронами. Одна. Яков был «очень занят на работе», а когда всё-таки приехал на кладбище, постоял пятнадцать минут и уехал — «срочный вызов».
В тот же вечер, когда я вернулась домой с опухшими от слёз глазами, раздался звонок. Аграфена Захаровна сообщила, что нашла «чудесную путёвку» в санаторий.
— Десять дней, всего за сорок пять тысяч, — щебетала она. — Мне надо отдохнуть от стресса. Всё-таки смерть Анны Сергеевны и меня затронула.
Она даже имя моей мамы произнесла неправильно. Анна Степановна — не Сергеевна. И какой у неё мог быть стресс, если она даже на похороны не пришла?
Тогда я молча перевела деньги. Просто чтобы от меня отстали.
— Нет, — сказала я, возвращаясь в настоящее.
— Что — нет? — Яков нахмурился.
— Не купим телевизор. И лекарства тоже пусть покупает сама.
— Лёля, ты что? — он застыл с чашкой в руке. — Мама старенькая, у неё пенсия маленькая…
— У неё пенсия шестнадцать тысяч плюс доплата за ветерана труда. И квартиру она сдаёт — ещё двенадцать тысяч.
— Но этого мало! — возмутился Яков.
— А мне мало моей зарплаты, — я повернулась к нему. — Последний раз, когда ты клал деньги в наш общий бюджет, был полгода назад. Твоя мать вытягивает из меня последнее. Когда умерла моя мама, никто из вас даже не предложил помощь. Я сама оплачивала всё: и гроб, и поминки, и памятник заказала.
— Сейчас не об этом разговор, — отмахнулся муж. — Давай не будем смешивать.
— А о чём разговор, Яша? О том, что я должна содержать твою мать, пока ты «копишь на машину»? Я не дам денег на телевизор. И на лекарства тоже не дам.
Телефон снова зазвонил. На этот раз — золовка.
— Леночка, привет! — сладко пропела она. — Слышала, у тебя премия хорошая. Ты же богатая у нас, выручишь? Мне нужно пятнадцать тысяч до зарплаты, туфли присмотрела…
— Нет, Карина, не выручу.
В трубке воцарилась тишина, а потом раздалось шипение:
— Ну ты и жадина! Всегда такой была! Мама права — никогда не любила нашу семью!
Я спокойно положила трубку и посмотрела на Якова.
— Знаешь, у меня завтра выходной. Поеду в банк, открою личный счёт.
- Консультация по самоуважению
Марианна Евгеньевна — наш главный бухгалтер и единственный человек, с которым я могла поговорить откровенно. В свои пятьдесят пять она выглядела как голливудская дива: идеальный макияж, стрижка каре с серебристыми прядями, всегда в туфлях на шпильке.
— Элеонора, ты наконец-то прозрела, — сказала она, когда я рассказала о вчерашнем конфликте. — Десять лет смотрю, как ты тянешь эту семейку на себе. Твой муж давно сел тебе на шею со всеми родственниками. А ты всё платишь и платишь.
Мы сидели в уютном кафе напротив нашего офиса. Я крутила в руках чашку с остывшим кофе.
— Но ведь семья… Так принято — помогать.
— Принято помогать, а не содержать, — отрезала Марианна. — Сколько за последний год ты отдала его матери?
Я быстро подсчитала в уме.
— Около двухсот тысяч… на путёвки, ремонт в ванной, новый холодильник, регулярные «подарки»…
— А сколько твой муж вложил в ваш общий бюджет?
Я опустила глаза.
— Не помню точно. Он говорит, что копит на машину.
— Копит он, — фыркнула Марианна. — Десять лет копит? А живёте вы на твои деньги. И его мать туда же — привыкла, что ты банкомат. Пора перекрывать кран, дорогая.
В тот день я сделала три вещи: открыла отдельный счёт в банке, перевела туда большую часть сбережений и записалась на консультацию к юристу.
- Решительное «нет»
Скандал разразился через неделю, когда Аграфена Захаровна явилась к нам домой с чемоданом.
— Буду жить у вас! — заявила она с порога. — У меня трубу прорвало, нужен ремонт. Я уже вызвала мастеров, завтра придут. Элеонора, тебе нужно заплатить им пятьдесят тысяч.
Яков суетился вокруг матери, помогая ей устроиться в гостевой комнате.
— Лёля, ты слышала? Нужно помочь маме с ремонтом.
Я стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди.
— Нет.
— Что значит «нет»? — свекровь повернулась ко мне, её маленькие глазки сузились. — Ты обязана помочь! Я мать твоего мужа!
— Я вам ничего не должна, Аграфена Захаровна. У вас есть деньги от сдачи квартиры. Есть пенсия. Есть сын, в конце концов. Пусть он платит.
— Да как ты смеешь! — она задохнулась от возмущения. — Яша, ты слышишь, что она говорит?!
Муж растерянно переводил взгляд с матери на меня.
— Лёля, ну нельзя так. Мама в беде, надо помочь…
— У нас с тобой общий счёт, Яша, — спокойно ответила я. — Но теперь там осталось только пятнадцать тысяч. Остальное я перевела на свой личный счёт. Если хочешь помочь маме — пожалуйста. Но из своих денег.
Лицо Якова исказилось.
— Ты что сделала?! Это же наши общие деньги!
— Нет, это мои деньги. Заработанные мной. Ты последние полгода не положил в семейный бюджет ни копейки.
Аграфена Захаровна побагровела.
— Не дала денег! — закричала она. — Совсем обнаглела! Яша, я всегда говорила, что она плохая жена!
— И не дам, — ровным голосом ответила я. — Пусть обнаглевшая свекровь заработает. Или попросит у дочери. Карина, кстати, неплохо зарабатывает в своём салоне красоты.
— Карина сама еле сводит концы с концами! — взвизгнула свекровь.
— Да? А новая шуба за сто тысяч — это от бедности? — усмехнулась я. — Знаете, Аграфена Захаровна, я десять лет терпела. Хватит. Можете оставаться у нас, пока не закончится ремонт. Но денег я не дам.
Я развернулась и пошла в спальню. За спиной раздались рыдания свекрови и утешающий голос Якова.
Следующие две недели превратились в холодную войну. Аграфена Захаровна демонстративно падала в обморок, когда я проходила мимо. Яков не разговаривал со мной, только передавал через записки требования матери. Телефон разрывался от звонков родственников мужа.
— Как ты можешь так обращаться со старым человеком! — кричала в трубку тётя Якова.
— Всегда знала, что ты чёрствая эгоистка! — вторила ей двоюродная сестра.
Я молча слушала и клала трубку.
На работе Марианна поддерживала меня:
— Держись, Элеонора. Это проверка твоей силы воли. Они привыкли, что ты всегда уступаешь. Сейчас будут давить со всех сторон, но нельзя сдаваться.
А давление усиливалось. Аграфена Захаровна не собиралась возвращаться в свою квартиру, хотя прошло уже две недели. Каждое утро я заставала её на кухне, демонстративно принимающую «таблетки для сердца».
— Из-за тебя у меня давление подскочило до двухсот, — заявляла она, закатывая глаза. — Скоро в могилу сведёшь старуху!
Я молча готовила себе завтрак, упаковывала ланч-бокс и уходила на работу. Каждый день, возвращаясь домой, находила какие-то новые «доказательства» моей черствости.
- Семейный совет
Однажды вечером, открыв дверь квартиры, я услышала голоса из гостиной. Аграфена Захаровна собрала «семейный совет» — приехали Карина с мужем и двоюродная сестра Якова с супругом.
— А вот и она! — торжествующе воскликнула свекровь, когда я вошла. — Полюбуйтесь на эту бессердечную женщину! Мать родную по миру пустила!
Я спокойно прошла в комнату и села в кресло.
— Добрый вечер всем. Какая неожиданная встреча.
— Элеонора, это переходит все границы, — начала Карина. — Мама живёт у вас уже две недели, а ты даже ремонт не оплатила!
— А почему я должна его оплачивать? — поинтересовалась я. — У твоей мамы есть сын, есть дочь. Почему платить должна я?
— Потому что у тебя есть деньги! — выпалила Карина.
— У тебя тоже есть деньги, — парировала я. — И у твоего мужа. И у Якова. Почему никто из вас не помогает?
В комнате повисла тяжёлая тишина.
— Элеонора, ты что, нас не любишь? — дрожащим голосом спросила свекровь. — Я тебя как дочь принимала…
Я подняла взгляд. В голове внезапно всплыл тот день, когда умерла моя мама. Как я сидела одна в больничном коридоре, а потом так же одна оформляла документы в морге. И как вечером Аграфена Захаровна позвонила не выразить соболезнования, а попросить денег на путёвку.
— Нет, вы меня никогда не любили, — спокойно ответила я. — Для вас я была только кошельком. И знаете что? Больше я им не буду.
Я достала из сумки папку с документами и положила на журнальный столик.
— Что это? — подозрительно спросил Яков.
— Выписка из банка за последние пять лет. Я подсчитала все траты на твою семью. Получилось около миллиона рублей. Сюда входят путёвки для твоей матери, ремонт в её квартире, бытовая техника, одежда, лекарства. Даже тот планшет, который ты подарил Карине «от себя» на прошлый день рождения, куплен на мои деньги.
— Ты всё посчитала?! — возмутилась Карина. — Как мелочно!
— Не мелочно, а практично, — я повернулась к Якову. — Ты хоть понимаешь, что я содержала не только тебя, но и всю твою семью? При этом когда умерла моя мама, никто из вас даже не предложил помощь. Ни моральную, ни материальную.
— При чём тут это? — закричала Аграфена Захаровна. — Твоя мать никогда не просила у нас денег!
— Потому что у неё было чувство собственного достоинства, — ответила я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Она никогда не требовала, не манипулировала, не закатывала истерик. В отличие от вас.
Я встала.
— Аграфена Захаровна, у вас есть ровно три дня, чтобы вернуться в свою квартиру. Яков, тебе решать — или ты мой муж, и мы начинаем жить как семья, где оба вкладываются, или…
— Или что? — он вскочил с дивана. — Ты мне угрожаешь?
— Нет, просто ставлю перед фактом. Я больше не буду банкоматом для твоей семьи.
- Истерика в поликлинике
Утром Аграфена Захаровна устроила представление в поликлинике. Я узнала об этом от соседки, которая «случайно» оказалась там же.
— Твоя свекровь упала прямо в регистратуре, — сообщила она, встретив меня у подъезда. — Кричала, что невестка выживает старушку из дома, денег не даёт, кормить перестала. Врачи «скорую» вызвали.
Я кивнула и пошла дальше.
— Ты что, даже не побежишь в больницу? — ахнула соседка.
— Нет, — спокойно ответила я. — У неё есть дочь, сын и ещё куча родственников. Пусть они бегут.
Вечером меня ждал фуриозный Яков.
— Ты довольна?! — закричал он с порога. — Маму с гипертоническим кризом увезли! Врачи сказали, что ещё немного, и был бы инсульт! И всё из-за тебя!
— Неправда, — я прошла мимо него в кухню. — Из-за её собственных нервов и привычки манипулировать. Как она себя чувствует?
— Будто тебе не всё равно! — он следовал за мной по пятам. — Лежит под капельницами! Карина с ней осталась!
— Вот видишь, — я поставила чайник, — у неё есть кому о ней позаботиться.
Яков сел напротив меня, сжав кулаки.
— Я не узнаю тебя, Лёля. Что с тобой случилось? Ты стала такой… жестокой.
— Я не жестокая, — покачала я головой. — Просто перестала быть дойной коровой. И это пугает вас всех. Кстати, тебе звонили с работы? Премию дали?
Он отвёл глаза.
— Какая сейчас премия, когда мама в больнице…
— Тебе дали премию три недели назад, — спокойно сказала я. — Тридцать пять тысяч. Лариса Петровна проговорилась. Куда ты их дел?
Яков побледнел.
— Ты за мной следишь?!
— Нет, просто работаю с людьми, которые знают, кому и сколько выплачивают. Так куда делись деньги?
— Я… машину ремонтировал…
— У тебя нет машины, Яша.
Повисла тишина. Потом он вздохнул.
— Ладно, я одолжил Карине. У неё проблемы в салоне, нужно было срочно заплатить аренду.
Я кивнула.
— Видишь? Ты помогаешь сестре. Это нормально. Но почему я должна помогать твоей матери? Почему это стало моей обязанностью?
Он молчал, глядя в стол.
— Яша, я хочу, чтобы мы были семьёй. Настоящей. Где есть уважение, забота, поддержка. Но сейчас у нас этого нет. Есть только мои деньги и твои требования их отдать.
Он поднял голову. В его глазах читалась растерянность.
— Что ты предлагаешь?
— Начать с чистого листа. Общий бюджет, в который мы вкладываемся поровну. Расходы планируем вместе. Твоей маме помогаем по возможности, но без самопожертвования. И никаких манипуляций.
Телефон Якова зазвонил. Он посмотрел на экран.
— Это Карина…
— Ответь.
Он взял трубку.
— Да… Что? Но… Послушай, я не могу сейчас… Да, я понимаю, но…
Он закончил разговор и посмотрел на меня потерянным взглядом.
— Маму выписывают завтра. Карина говорит, что она не может жить одна, нужна сиделка. Стоит тридцать тысяч в месяц. Мы должны…
— Должны? — я приподняла бровь.
— Я хотел сказать… Карина просит нас помочь оплатить сиделку.
— А сама она не может?
— У неё проблемы с бизнесом…
Я покачала головой.
— Знаешь, если ты хочешь помочь — помогай. Из своих денег. Я больше не буду решать проблемы твоей семьи за свой счёт.
Яков вскочил.
— Знаешь что? Ты просто бессердечная эгоистка! Моя мать права! Тебе на всех наплевать!
Он схватил куртку.
— Я ухожу. К маме. Буду сам за ней ухаживать, раз ты такая чёрствая!
Дверь за ним захлопнулась. Я сидела в тишине, потом налила себе чаю и впервые за много лет почувствовала странное облегчение.
— Подал на развод, — сообщила я Марианне через неделю.
Мы сидели в том же кафе напротив офиса. За окном шёл первый снег.
— И как ты себя чувствуешь? — спросила она, внимательно глядя на меня.
Я задумалась.
— Свободной.
— Он что-нибудь требует?
— Половину квартиры, — усмехнулась я. — Хотя она куплена до брака на мои деньги. И ещё он намекает на алименты. Говорит, что «из-за меня потерял работу» — пришлось уволиться, чтобы ухаживать за матерью.
Марианна покачала головой.
— Совсем обнаглел. И что будешь делать?
Я достала из сумки папку.
— Помнишь, я ходила к юристу? Вот результат. Все документы на квартиру, выписки из банка, доказательства, что я единолично оплачивала ипотеку и содержала семью. Плюс свидетельские показания, включая твои, что Яков не вкладывался в общий бюджет. Юрист говорит, что шансов у него нет.
— Умница, — Марианна улыбнулась. — А что с Аграфеной?
— Она теперь живёт у Карины. Оказывается, когда пришлось реально ухаживать за матерью, энтузиазм Якова быстро угас. Теперь они с сестрой по очереди «мучаются».
Я отпила кофе.
— Знаешь, самое интересное: когда стало ясно, что денег от меня больше не будет, Аграфена Захаровна вдруг «выздоровела». Устроилась консьержкой в соседний подъезд — восемь тысяч в месяц. И квартиру свою сдаёт уже не за двенадцать, а за пятнадцать.
— Видишь? — Марианна рассмеялась. — Бабуля оказалась не так беспомощна, как притворялась.
— Да, — кивнула я. — И знаешь что? Я рада за неё. Может, хоть сейчас научится жить по средствам и уважать чужие границы.
Мой телефон завибрировал. Сообщение от Якова: «Можно я заеду за своими вещами сегодня?»
Я быстро набрала ответ: «С 7 до 8 вечера. Ключи оставь на тумбочке».
— Он приедет за вещами, — сказала я Марианне. — Сегодня всё закончится.
— Не закончится, — она покачала головой. — Будут ещё попытки давить, манипулировать, взывать к твоей совести. Готовься.
— Я готова, — улыбнулась я. — Больше никто не заставит меня чувствовать себя виноватой за то, что я не хочу отдавать свои деньги.
Вечером я сидела в гостиной, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял не только Яков, но и Карина.
— Нам надо поговорить, — заявила Карина, проходя в квартиру без приглашения. — Элеонора, это уже переходит все границы!
Я спокойно закрыла дверь и прошла в гостиную.
— У вас есть час, чтобы Яков собрал вещи. Говорите, что хотели.
Карина плюхнулась в кресло, демонстративно закинув ногу на ногу. На ней были новые дорогие сапоги, которые я видела в последнем каталоге ЦУМа — тысяч за двадцать, не меньше. «Проблемы с бизнесом», как же.
— Ты расколола нашу семью, — начала она обвинительную речь. — Мама теперь живёт у меня, представляешь, какая нагрузка? Мне приходится готовить на троих, убирать…
— И что ты хочешь от меня? — перебила я. — Чтобы я взяла Аграфену Захаровну обратно?
— Нет! — вскинулась Карина. — Но ты могла бы хотя бы деньгами помочь! В конце концов, ты всё-таки жена Яши!
Яков тем временем прошёл в спальню и начал собирать вещи. Я слышала, как он открывает и закрывает ящики комода.
— Пока ещё жена, — кивнула я. — Но скоро этот статус изменится. И знаешь, что я тебе скажу, Карина? Твоя мать — это твоя и Якова ответственность. Не моя.
— Да как ты можешь! — она вскочила. — После всего, что мама для тебя сделала!
Я удивлённо приподняла брови.
— И что же она для меня сделала?
Карина запнулась.
— Ну… приняла тебя в семью! Любила как дочь!
— Неужели? — я усмехнулась. — Твоя мать ни разу не назвала меня по имени правильно первые два года. Всё время говорила «Алёна» вместо «Элеонора». На нашей свадьбе она заявила всем гостям, что «Яшенька мог найти и получше». Когда я заболела воспалением лёгких три года назад, она не то что не пришла помочь — она позвонила и потребовала, чтобы Яков ехал чинить ей кран, потому что «у невестки всё равно постельный режим, а кран важнее».
Карина растерянно заморгала.
— Но ведь мама…
— Твоя мама видела во мне только источник денег, — твёрдо сказала я. — И ты тоже. Сколько раз ты занимала у меня «до зарплаты»? Пятнадцать? Двадцать? И сколько раз вернула? Ни одного.
В комнату вошёл Яков с большой спортивной сумкой.
— Я почти закончил, — буркнул он. — Осталось несколько вещей из ванной…
— Яша, ты слышишь, что она говорит?! — воскликнула Карина. — Она обвиняет нас в том, что мы использовали её!
Яков остановился, глядя куда-то в сторону.
— Карин, хватит… — тихо сказал он. — Давай просто заберём вещи и уйдём.
— Что значит «хватит»?! — возмутилась сестра. — Ты сам говорил, что она скряга и жадина! Что она должна помогать маме, а не копить деньги неизвестно на что!
Я перевела взгляд на мужа.
— Вот, значит, как ты обо мне отзываешься…
Яков наконец посмотрел мне в глаза. В его взгляде была смесь вины и раздражения.
— А что ты хотела? Ты изменилась, Лёля. Стала холодной, расчётливой…
— Я не изменилась, — покачала я головой. — Я просто перестала позволять вам садиться мне на шею. И вам это не понравилось.
Телефон Карины зазвонил. Она раздражённо глянула на экран.
— Мама звонит. Наверное, опять с требованиями, — вздохнула она, и в этот момент я увидела на её лице то же выражение усталости, какое, должно быть, годами видели окружающие на моём.
Карина ответила, и по комнате разнёсся визгливый голос Аграфены Захаровны:
— Где вас носит?! Я тут одна сижу, голодная! Ты обещала в шесть быть, а уже восьмой час! И почему до сих пор не купила мне новый утюг?! Я же сказала — мой сломался!
— Мама, мы скоро будем, — устало ответила Карина. — С утюгом подожди до завтра, ладно?
— Какое «подожди»?! — возмутилась Аграфена Захаровна. — Ты знаешь, сколько у меня глажки накопилось?! Я человек аккуратный, не могу в мятом ходить! Сегодня же чтоб был утюг!
Карина отключила телефон и тяжело вздохнула.
— Вот так постоянно. То утюг, то миксер, то ещё что-нибудь…
Я молча смотрела на неё. Впервые за все годы нашего знакомства я почувствовала к ней что-то похожее на сочувствие.
— Тяжело, да? — спросила я тихо.
Карина встретилась со мной взглядом. На мгновение с её лица слетела вся спесь.
— Невыносимо, — прошептала она. — Она постоянно чего-то требует. И ничем не довольна. Что бы я ни делала — всё не так…
— Я знаю, — кивнула я. — Я жила с этим десять лет.
В комнате повисла тишина. Яков переводил взгляд с меня на сестру, и на его лице отражалось какое-то новое понимание.
— Карин, я закончу тут сам, — вдруг сказал он. — Ты езжай к маме, успокой её. Я привезу утюг по дороге.
Карина кивнула, поднялась и, не глядя на меня, направилась к выходу. У двери она остановилась.
— Знаешь, Элеонора, — сказала она, не оборачиваясь, — я никогда не думала, что скажу это, но… мне жаль. Правда жаль.
Дверь за ней закрылась. Мы с Яковом остались одни.
— Сочувствую твоей сестре, — искренне сказала я. — Ей будет непросто.
Яков сел на диван, обхватив голову руками.
— Я не понимал… — пробормотал он. — Даже не задумывался, каково тебе было всё это время…
— Потому что тебе было удобно не задумываться, — я села в кресло напротив. — Ты позволял матери требовать от меня всё больше и больше. И сам привык, что я всегда всё оплачиваю.
Он поднял на меня глаза. В них стояли слёзы.
— Лёль, может, ещё можно что-то исправить? Я… я был неправ. И мама… она действительно привыкла жить за чужой счёт. Но мы могли бы начать заново…
Я покачала головой.
— Нет, Яша. Слишком поздно. Я уже не чувствую к тебе того, что было раньше. Да и ты изменился в моих глазах. Нельзя склеить разбитую чашку и сделать её такой же прочной, как раньше.
— Но я люблю тебя, — его голос дрогнул.
— Любишь? — я грустно улыбнулась. — Мне кажется, ты просто понял, что потерял надёжный источник денег и комфорта. Теперь тебе придётся самому заботиться и о себе, и о маме.
Он опустил голову.
— И что теперь?
— Теперь мы разведёмся. Цивилизованно, без скандалов. Квартира останется мне — она была куплена до брака на мои деньги. Тебе я ничего не должна, ты сам это знаешь.
— А мама? — тихо спросил он.
— А что мама? Она твоя мать, не моя. Ты и Карина должны о ней заботиться. Но учти: если ты позволишь ей сесть тебе на шею так же, как она сидела на моей — ты никогда не будешь счастлив.
- Новая жизнь
Прошло полгода. Наш развод завершился быстро и без особых споров — Яков даже не пытался на что-то претендовать, видимо, наконец осознав, насколько неправильной была вся ситуация.
Я встретила их случайно в торговом центре — Якова, Карину и Аграфену Захаровну. Они сидели в кафе, и свекровь что-то эмоционально доказывала, размахивая руками. Карина демонстративно смотрела в телефон, а Яков сосредоточенно изучал меню, словно пытаясь спрятаться за ламинированными страницами.
Я хотела незаметно пройти мимо, но Аграфена Захаровна заметила меня.
— Яша, смотри! Твоя бывшая! — воскликнула она достаточно громко, чтобы слышали соседние столики.
Я подошла, решив проявить вежливость.
— Здравствуйте, — кивнула я. — Как ваши дела?
Аграфена Захаровна поджала губы.
— Плохо! Этот неблагодарный сын и такая же дочь заставили меня работать! Представляешь? В моём-то возрасте!
— Мама, — устало сказал Яков, — мы просто попросили тебя продолжить работать консьержкой, раз уж ты сама устроилась…
— Чтобы самим не тратиться! — перебила она. — А я старая, больная женщина! У меня давление, суставы…
Карина закатила глаза, не отрываясь от телефона.
— Аграфена Захаровна, работа пойдёт вам на пользу, — сказала я миролюбиво. — Активность продлевает жизнь.
— Да что ты понимаешь! — она всплеснула руками. — Вот выйдешь замуж снова — по-другому запоёшь!
— Кстати, о замужестве, — вмешалась вдруг Карина, поднимая голову от телефона. — Расскажи, как у тебя дела? Говорят, ты встречаешься с кем-то?
Я улыбнулась.
— Да, с Сергеем Анатольевичем. Он заведующий отделением кардиологии в областной больнице.
— С доктором! — оживилась Аграфена Захаровна. — Это хорошо! Вот он-то тебя вразумит, чтобы ты помогала старшим!
— Вряд ли, — я покачала головой. — Сергей считает, что каждый взрослый человек должен сам заботиться о своих финансах и здоровье. А когда действительно нужна помощь — её надо просить уважительно, а не требовать.
Яков смотрел на меня со странной смесью сожаления и восхищения.
— Ты выглядишь счастливой, Лёля, — тихо сказал он.
— Я и есть счастливая, — кивнула я. — Впервые за долгие годы.
— А сколько этот доктор зарабатывает? — вдруг спросила Аграфена Захаровна. — Наверное, много! А пенсионеров у него в семье нет?
— Мама! — одновременно воскликнули Яков и Карина.
Я рассмеялась.
— Мне пора, — сказала я, глядя на часы. — Была рада встрече.
Уходя, я услышала, как Карина строго выговаривает матери:
— Мама, ты невыносима! Неужели ты не понимаешь, что именно из-за таких вопросов мы все от тебя устаём?
И, к моему удивлению, голос Аграфены Захаровны прозвучал почти виновато:
— Я просто хотела знать…
- Равные отношения
Вечером того же дня я сидела в уютном кафе с Сергеем. За окном падал снег, а в зале играла тихая музыка.
— Так ты встретила бывшего мужа? — спросил он, накрывая мою руку своей. — И как прошла встреча?
— Удивительно спокойно, — улыбнулась я. — Даже немного жаль их стало. Особенно Карину, она теперь на моём месте.
— На месте дойной коровы? — Сергей мягко сжал мою руку.
— Именно. Только она начинает осознавать, что тоже может сказать «нет».
В его глазах отражались огоньки свечи, стоящей на столе. Этот сильный, уверенный в себе мужчина появился в моей жизни три месяца назад — я попала к нему на консультацию с жалобами на учащённое сердцебиение. Оказалось, это была простая вегетососудистая дистония на фоне стресса после развода.
— Знаешь, — задумчиво произнёс Сергей, — когда моя первая жена ушла от меня, я тоже долго не мог понять, что сделал не так. Мне казалось, что я был идеальным мужем — зарабатывал деньги, не гулял, не пил.
— А что произошло?
— Она сказала примерно то же, что и ты своему Якову: «Ты не видишь во мне человека, только функцию — готовить, убирать, создавать уют». И была права. Я возвращался домой и ждал, что ужин уже на столе, рубашки выглажены, а я — центр вселенной. Я просто брал, не отдавая ничего взамен, кроме денег.
Я кивнула, понимая, о чём он говорит.
— Так часто бывает в семьях. Один даёт, другой берёт, и оба считают это нормальным, пока что-то не сломается.
— Да, но в отличие от твоего Якова, меня этот развод многому научил, — Сергей улыбнулся. — Я понял, что отношения — это баланс. И забота должна быть взаимной.
Официант принёс наш десерт — тирамису для меня и чизкейк для Сергея. Мы продолжили разговор, и я поймала себя на мысли, что впервые за долгие годы чувствую себя по-настоящему услышанной и понятой.
— У меня для тебя сюрприз, — вдруг сказал Сергей, отодвигая пустую тарелку. — Ты говорила, что мечтаешь поехать в Италию.
— Да, это моя давняя мечта, — улыбнулась я. — Тоскана, Флоренция, маленькие уютные городки…
— Я забронировал нам тур на майские праздники, — он протянул мне конверт. — Две недели, маршрут от Рима до Венеции через Тоскану и Флоренцию. Что скажешь?
Я открыла конверт, просмотрела брошюру с программой тура и подняла удивлённый взгляд.
— Сергей, это же… дорого. Очень дорого.
— Не переживай, — он покачал головой. — Я всё продумал. Мы оплачиваем поездку поровну. Никто никому не должен, никаких обязательств. Просто два взрослых человека, которые хотят провести время вместе.
Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Впервые мужчина предлагал мне равные отношения, а не ставил в позицию вечно дающей.
— Спасибо, — прошептала я. — Это самое лучшее предложение, которое я когда-либо получала.
- Тосканский закат
Через два месяца, сидя на террасе маленького ресторанчика в Тоскане, я написала Марианне:
«Ты была права. Жизнь действительно только начинается, когда перестаёшь быть банкоматом для других. Вчера Сергей сделал мне предложение. Я согласилась. Мы подпишем брачный контракт — это была его идея. Он говорит, что уважает мою независимость и хочет, чтобы я всегда чувствовала себя защищённой. С ним я наконец-то чувствую себя женщиной, а не ходячим кошельком».
Официант принёс нам с Сергеем бокалы с местным вином. Солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая холмы Тосканы в золотистые тона.
— За твою силу, — поднял бокал Сергей. — За то, что ты смогла сказать «нет» и начать жизнь заново.
— И за наше будущее, — я подняла свой бокал, — в котором мы будем ценить и уважать друг друга.
Вдалеке виднелись крыши маленького городка, оливковые рощи и виноградники. Жизнь раскинулась передо мной, словно эта прекрасная панорама — полная возможностей и свободы.
А на другом конце света, в маленькой квартире на окраине российского города, Аграфена Захаровна, должно быть, выпрашивала у своих детей новый чайник или путёвку в санаторий. Но это была уже не моя история. И не моя проблема.
10. Право на счастье
Через год мы с Сергеем купили небольшой дом на берегу Чёрного моря. Платили вместе, каждый свою половину — как и договаривались. Я открыла небольшой консультационный бизнес — помогала женщинам разобраться с финансами и выстроить личные границы. А Сергей продолжал работать в больнице, спасая людей и приходя домой с неизменным букетом для меня — не дорогих роз, а полевых цветов, которые я так любила.
Однажды вечером, сидя на веранде нашего дома, я получила сообщение от Карины:
«Привет. Знаю, прошло много времени, но хотела сказать спасибо. Ты научила меня говорить «нет». Мама теперь живёт в пансионате для пожилых людей. Мы с Яшей оплачиваем его поровну, плюс она сама вносит часть со своей пенсии. Представляешь, она там даже нашла себе друга — дедушку Витю, вместе на танцы ходят. А я смогла вздохнуть спокойно и наконец заняться своей жизнью. Яша, кстати, тоже женился — на хорошей женщине, которая сразу поставила чёткие границы. Думаю, он усвоил урок. Спасибо тебе ещё раз. И прости нас, если можешь».
Я показала сообщение Сергею.
— Видишь? — улыбнулся он. — Твоя история помогла не только тебе, но и им. Теперь они тоже учатся нормальным отношениям.
— Да, — я кивнула, глядя на закат. — Знаешь, что самое важное я поняла за этот год?
— Что?
— Что любовь — это не когда ты должен кому-то и не когда кто-то должен тебе. Это когда вы оба свободны и выбираете быть вместе, поддерживая друг друга.
Сергей обнял меня за плечи, и мы долго сидели так, наблюдая, как солнце исчезает за горизонтом. Впереди была целая жизнь — без долгов и обязательств, без чувства вины и манипуляций. Жизнь, в которой я наконец-то принадлежала сама себе.
И где-то глубоко внутри я знала, что моя мама гордилась бы мной. Она всегда говорила: «Доченька, никогда не позволяй никому отнимать твоё достоинство». Я выполнила её наказ. Пусть и не сразу, но выполнила.
Больше я никому не давала денег просто потому, что «должна». И это сделало меня по-настоящему богатой — не в материальном смысле, а в том, что действительно важно: свободой выбора и правом самой решать, кому и сколько я готова отдавать. И уж точно не обнаглевшей свекрови, которая считала это своим правом.
В жизни каждой женщины наступает день, когда она понимает: я больше не должна. Никому. И для меня этот день стал началом настоящего счастья.
В тот момент, когда вы говорите твёрдое «нет» тем, кто привык пользоваться вашей добротой, вы говорите решительное «да» самой себе. И это лучший подарок, который вы можете себе преподнести.
