Банковская карта лежала на столе, как приговор. Мила смотрела на пластиковый прямоугольник и думала: сколько еще можно? Сколько еще она будет кормить чужих взрослых людей, которые давно забыли, что такое работа?
— Милочка, дорогая, — Вова протянул к ней руки, и она заметила, какие они стали мягкими за эти три года безделья. — Мне нужно всего пять тысяч. На бензин и кое-что по мелочи.
Она молчала. За окном моросил октябрьский дождь, и капли стекали по стеклу, словно слезы, которые текли по её щекам.
— Вова, — произнесла она тихо, но в голосе звучала злость, — знай, дорогой, я не спонсор ни тебе, ни твоим родителям.
Он замер. Рука так и осталась протянутой, а на лице отразилось недоумение.
— Что… что ты сказала?
Мила встала из-за стола. Сорок два года, директор успешной IT-компании, женщина, которая могла решить любой вопрос на работе за минуту, — и дома превратилась в банкомат для троих взрослых бездельников.
— Я сказала то, что думаю уже полгода, — она взяла карту и убрала в сумочку. — Ты не работаешь три года. Твои родители считают, что я обязана содержать их до конца дней. А тетя Зина, которая живет у нас уже восемь месяцев, даже не пытается искать съемное жилье.
Вова опустил руку. Его круглое лицо, располневшее от сытой жизни, покрылось красными пятнами.
— Мила, ты что, с ума сошла? Я твой муж! А они — семья!
— Семья? — она засмеялась, и смех этот был похож на звон разбитого стекла. — Семья — это когда все вкладываются. А не когда один человек тянет на себе четверых.
В этот момент в кухню вошла Зина — тетя Вовы, женщина лет шестидесяти, с хитрыми глазками и привычкой появляться именно тогда, когда речь заходила о деньгах.
— Что тут за крики? — она оглядела сцену театральным взглядом. — Миленька, опять у тебя нервы? Надо витаминчики попить.
— Тетя Зина, — Мила повернулась к ней, — а не пора ли вам съехать? Восемь месяцев — это уже не гостевание, это квартирантство без оплаты.
Зина ахнула и схватилась за сердце.
— Господи, да что с тобой, девочка? Я же семья! Куда мне идти-то?
— Туда же, где вы жили до того, как решили, что у Вовы богатая жена, — Мила взяла куртку. — Я ухожу на работу. А вечером мы поговорим. Всерьез.
Она вышла, хлопнув дверью, и только в лифте позволила себе дрожь в руках. Господи, как же это страшно — говорить правду после стольких лет молчания.
На работе день прошел как в тумане. Совещания, отчеты, решения — все это казалось простым по сравнению с тем, что ждало дома. В шесть вечера телефон разрывался от звонков. Сначала Вова, потом его мать Нина Петровна, потом снова Зина.
— Мила, что ты творишь? — надрывался Вова в трубке. — Мама плачет! Говорит, ты их выгоняешь!
— Не выгоняю, — спокойно ответила она, подписывая последний документ. — Просто ставлю вопрос ребром. Либо вы все начинаете работать и участвовать в семейном бюджете, либо ищете другие варианты.
— Мила, мне сорок пять! Кто меня возьмет на работу?
— Тот же, кто возьмет сорокалетнего грузчика или пятидесятилетнего охранника. Работа есть для всех, кто хочет работать.
Вечером дома собрался семейный совет. Точнее, трибунал. Вова сидел на диване, мрачный как туча. Рядом — его родители: Нина Петровна, женщина с вечно обиженным лицом, и Виктор Сергеевич, который за последние годы научился только одному — кивать жене и просить деньги. На кресле расположилась тетя Зина, изображая смертельную обиду.
— Так, — Мила села напротив, — давайте расставим точки над «и». Я зарабатываю триста тысяч в месяц. Из них восемьдесят уходит на ипотеку, сорок на коммунальные услуги, пятьдесят на еду для всех нас, двадцать на бензин для машины, которой пользуется Вова. Остается сто десять тысяч. Из них пятьдесят вы просите на «мелкие расходы», двадцать — на ваши, Нина Петровна, лекарства, десять — на сигареты Виктора Сергеевича. Мне остается тридцать тысяч на одежду, косметику, и дай бог что-то отложить.
Молчание было оглушительным.
— А теперь скажите мне, — продолжала Мила, — что каждый из вас вкладывает в этот дом? Кроме аппетита и требований?
Нина Петровна всхлипнула:
— Милочка, да как ты можешь! Мы же пенсионеры!
— Ваша пенсия — двадцать две тысячи на двоих. Куда она уходит?
— Ну как куда… — Виктор Сергеевич замялся. — На лекарства, на…
— На лекарства — пять тысяч максимум. Остальные семнадцать куда?
Повисла неловкая пауза.
— А ты что, следишь за нами? — вспыхнула Нина Петровна.
— Нет. Но я устала содержать четверых взрослых людей. Вова, — она повернулась к мужу, — завтра ты идешь в центр занятости. Через месяц — либо работаешь, либо мы разводимся и делим имущество.
Вова побледнел:
— Ты не можешь быть серьезной!
— Более чем. Нина Петровна, Виктор Сергеевич — с завтрашнего дня ваша пенсия идет в общий бюджет. Полностью. Не нравится — милости просим искать отдельное жилье.
— Да как ты смеешь! — взвилась свекровь. — Это наши деньги!
— А квартира — моя. И еда — моя. И коммунальные платежи — мои. Так что либо мы все равны в этом доме, либо каждый сам за себя.
Тетя Зина молчала, но глаза ее сверкали злобой.
— И вас, тетя Зина, это тоже касается. Неделя на поиск жилья. Или — десять тысяч в месяц за комнату, плюс участие в покупке продуктов.
— Девочка, — Зина заговорила вкрадчивым голосом, — да что с тобой случилось? Раньше ты была такая добрая…
— Добрая? — Мила встала. — Три года назад я была дурой. Которая думала, что любовь — это когда отдаешь все и ничего не просишь взамен. А оказалось, что любовь — это когда каждый вкладывается в общее дело. А не когда один человек — дойная корова для остальных.
Она поднялась наверх, в спальню, и заперла дверь. Сердце колотилось так, что казалось — вот-вот выпрыгнет из груди. Но впервые за три года она чувствовала себя… собой. Настоящей Милой, которая не боится сказать «нет».
Внизу начался ад. Крики, обвинения, хлопанье дверьми. Она слышала, как Нина Петровна рыдает и причитает, как Вова ходит по комнате тяжелыми шагами, как Зина что-то шепчет, явно настраивая всех против нее.
А утром… Утром случилось чудо
Вова встал в семь утра — впервые за три года — и пошел бриться. Потом надел костюм, который пылился в шкафу, и сказал:
— Я… я пойду в центр занятости.
Нина Петровна молчала за завтраком, но когда Мила уходила на работу, тихо сказала:
— Мила, я… мы с Виктором подумали. Может, действительно стоит снять что-то поменьше. Здесь вам тесно с нами.
А тетя Зина исчезла. Просто взяла свои вещи и растворилась, как утренний туман.
Через неделю Вова устроился менеджером в автосалон. Зарплата небольшая, но это было начало. Через месяц его родители сняли однокомнатную квартиру на другом конце города.
— Знаешь, — сказал Вова однажды вечером, — я думал, ты меня разлюбила.
— А я думала, что ты разлюбил себя, — ответила Мила. — И нас вместе с собой.
Они сидели на кухне, пили чай и планировали отпуск — впервые за три года у них появились деньги на путешествие.
— Прости меня, — сказал он. — Я был дураком.
— Мы оба были дураками, — улыбнулась она. — Я — потому что позволяла. Ты — потому что пользовался.
— А теперь?
— А теперь мы — семья. Настоящая. Где каждый отвечает за себя и за общее дело.
За окном светило солнце, и Мила подумала: иногда нужно разрушить то, что кажется семьей, чтобы построить то, что семьей является на самом деле.
Прошло полгода
Мила возвращалась с работы в прекрасном настроении — компания получила крупный контракт, а впереди маячил долгожданный отпуск в Греции. Вова встретил ее в прихожей с букетом роз и загадочной улыбкой.
— Что за праздник? — удивилась она.
— Садись, — он провел ее на кухню. — У меня новости.
Мила насторожилась. За полгода она научилась различать интонации мужа, и эта — не предвещала ничего хорошего.
— Помнишь Андрея Михайловича, моего бывшего начальника? — Вова крутил в руках чашку. — Он предложил мне потрясающую возможность.
— Какую именно?
— Франшизу! Сеть быстрого питания. Всего-то нужно пятьсот тысяч на старт, и через год мы будем миллионерами!
Мила почувствовала, как внутри все сжимается в комок.
— Вова, у нас нет пятисот тысяч.
— Есть! — глаза мужа загорелись знакомым блеском. — Ты можешь взять кредит под залог квартиры! Или продать свою долю в компании! Мила, это же шанс всей жизни!
Она молчала, глядя на него. Тот же Вова. Те же мечты о легких деньгах. Только теперь он не просил пять тысяч на бензин — он требовал полмиллиона на очередную авантюру.
— Нет, — сказала она тихо.
— Что — нет?
— Нет кредиту. Нет продаже доли. Нет этой франшизе.
Лицо Вовы изменилось. Исчезла улыбка, появились знакомые красные пятна.
— Мила, ты что, совсем разумом тронулась? Это же инвестиция в наше будущее!
— Это инвестиция в твои фантазии. Где ты был, когда я строила свой бизнес? Где были твои предпринимательские таланты, когда я работала по шестнадцать часов в сутки?
— Тогда было по-другому!
— Было точно так же. Ты искал легкие пути, а я работала.
В дверь позвонили. Вова пошел открывать, и через минуту в кухню вошли… Нина Петровна и Виктор Сергеевич. Следом — тетя Зина.
— Сюрприз! — пропела Зина. — Мы все вместе решили вас навестить!
Мила почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Мила, дорогая, — Нина Петровна обняла ее липкими объятиями, — мы так соскучились! И знаешь, мы с Виктором подумали — а зачем нам тратиться на аренду, когда у вас такая большая квартира?
— А я нашла работу! — объявила Зина. — Правда, зарплата маленькая, но все же!
Мила обвела взглядом всех четверых. Они стояли, улыбались, и в их глазах светилась та же наглость, что и полгода назад.
Она поняла: они сговорились. Вова, его родители, Зина — они спланировали это представление. Франшиза была лишь предлогом, чтобы снова сделать из нее дойную корову.
— Знаете что, — Мила встала и взяла свою сумочку, — вы опоздали.
— Куда опоздали? — не понял Вова.
— На полгода. Полгода назад я была дурой, которая готова была содержать вас всех. А сегодня…
Она достала из сумочки конверт и положила на стол.
— Сегодня я подаю на развод.
Воцарилась мертвая тишина.
— Что? — прошептал Вова.
— Документы готовы. Квартиру продаю. Свою долю — половину — отдам тебе. На эти деньги можешь покупать хоть десять франшиз. А я покупаю однокомнатную квартиру и начинаю жить для себя.
— Мила, ты не можешь! — Нина Петровна схватилась за сердце. — Мы же семья!
— Нет, — Мила направилась к выходу. — Семья — это не то, что я здесь вижу. Семья — это когда люди поддерживают друг друга, а не паразитируют.
— Мила! — Вова бросился за ней. — Постой! Мы можем все обсудить!
Она обернулась. В его глазах была паника — и ни грамма любви.
— Обсуждать нечего, Вова. Я дала тебе шанс полгода назад. Ты им воспользовался, чтобы придумать новый способ меня обмануть.
— Но я же работаю! Я изменился!
— Ты работал ровно до тех пор, пока не решил, что я снова поверю в твое преображение. А потом вернулся к старому — к поискам легких денег за мой счет.
Она вышла из квартиры и закрыла дверь. За спиной осталась ее прежняя жизнь — красивая снаружи и гнилая внутри.
Прошел год
Мила сидела в своей небольшой, но уютной квартире и читала сообщение от подруги:
«Видела Вову в торговом центре. Работает промоутером, раздает листовки. Один. Родители вернулись в деревню к его сестре. Зина вышла замуж за пенсионера — нашла нового спонсора».
Она улыбнулась и отложила телефон. На столе лежал новый контракт — ее фирма выходила на международный рынок. Рядом — билет в Японию, куда она летела не в отпуск, а по делам, но это не мешало ей радоваться предстоящему путешествию.
А еще на столе стояла фотография — она с Дмитрием, коллегой, который полгода назад стал чем-то большим. Мужчиной, который никогда не просил у нее денег, зато часто сам оплачивал счет в ресторане.
— Знаешь, что я поняла? — сказала она своему отражению в зеркале. — Я не спонсор. Я партнер. И достойна быть партнером, а не банкоматом.
Телефон зазвонил. Дмитрий.
— Привет, красавица. Как насчет ужина? Сегодня плачу я.
— А завтра?
— Завтра ты. Справедливо же.
Мила засмеялась. Да, это и есть справедливость. Это и есть настоящая семья — когда каждый готов дать, потому что знает: ему тоже готовы дать взамен.
И знаете что? Она действительно никогда не пожалела о том, что однажды сказала: «Знай, дорогой, я не спонсор ни тебе, ни твоим родителям». Эта фраза изменила всю ее жизнь. К лучшему.
