— Лена, ты не психуй сразу, — голос Сергея по телефону был тягучим, как разогретый мёд. Таким он всегда становился, когда он собирался сказать что-то, от чего хотелось лезть на стену.
Елена стояла у плиты и помешивала суп. Суп был из разряда «быстренько перекусить, пока совещание не началось», а не «уютный семейный ужин». Впрочем, последние пару лет вообще всё было «быстренько» — особенно её терпение.
— Не психуй? — она бросила ложку в раковину, обрызгав край халата. — Я ещё даже не знаю, что ты сейчас скажешь, а мне уже хочется разнести этот телефон в щепки. Ну?
— Кирилл… в общем, у него проблемы.
— Угу. Какой внезапный поворот! — Елена зажмурилась. — Угадаю. Он опять остался без работы, девушка выгнала, и он теперь как кочевник с пакетом из «Магнита», ищет, где бы свить гнёздышко?
— Ну… что-то типа того, — голос мужа стал виновато-бархатным. — Он сейчас у мамы, но ты же знаешь, у неё сердце…
— И язык. Язык у неё куда острее, чем у стоматолога с похмелья, — процедила Елена и вытерла руки полотенцем, будто пыталась стереть с себя этот разговор. — Сергей, нет. Просто нет. Даже не начинай.
— Лена, ну послушай…
— Я СЛУШАЮ. Каждый раз. И каждый раз этот… этот «гений» обещает «встать на ноги», «всё изменить», «начать с чистого листа». У него уже целый блокнот этих чистых листов, только он на них даже буквы не пишет. Максимум — крошки от сухариков оставляет.
— Он твой деверь, — мягко сказал Сергей.
— А ты мой муж. Был, по крайней мере, до этого разговора. Знаешь, я не выходила замуж за твою семейную коммуну с лозунгом «поможем бездарю вместе». У меня, между прочим, работа. Ответственная. Люди от меня зависят. И я не могу ходить по дому и бояться, что Кирилл опять разлил пиво на мой ноутбук.
Сергей замолчал. Это была его фирменная пауза. Он думал, что если молчать, женщина сама всё решит, и лучше для него.
— Ты ведь понимаешь, ему сейчас очень тяжело… — наконец выдохнул он.
— А мне легко, да? Мне не тяжело жить с ощущением, что в собственной квартире я как в проходном дворе? Где каждый может зайти, пожить, выпить, потупить в телек и наобещать, как он «завтра идёт на собеседование»?
— Лена, это временно. Совсем чуть-чуть.
— Как его «временно» в прошлый раз? Девять месяцев, Сергей. Девять. Я почти выносила его, только родов не было. Вышвырнули — и опять по кругу?
— Мама просила…
Ага. Вот и корень. Мама. Валентина Петровна. Женщина с лицом коменданта и интонацией, от которой у собеседников начиналась изжога.
— Конечно. А мама не хочет его себе насовсем? Скажи ей, что я разрешаю. Пусть он ест её котлеты, лежит на её диване и обещает пойти в Яндекс.Такси водителем уже с понедельника.
Сергей вздохнул. Сильно. Драматично. Так, как будто это он каждый вечер вёл корпоративный отчёт, а не гонялся за акциями на диване.
— Лена, у тебя каменное сердце.
— Зато оно не растекается, как желе, при каждом нытье твоего брата, — резко ответила она. — И вообще, у меня Zoom через пять минут. Надо сделать вид, что в доме нет драмы.
Она закончила разговор, не дожидаясь ответа. Бросила телефон на диван, села за стол и тупо смотрела в кружку с холодным кофе. Он тоже остывал от этого разговора — как и она сама.
Вечером всё повторилось. Только теперь — вживую. В прихожей раздался звонок, потом ключ в замке. Ключ. У них с Сергеем были общие, но Валентина Петровна знала, как незаметно размножить ключи и раздать их «кому надо».
— Привет, деточка, — голос Валентины Петровны звучал так ласково, что в нём сразу хотелось найти капкан.
— Мама? — Елена вышла в коридор в трико и футболке. Вид у неё был далеко не радушный.
— Да вот… решили зайти, — протянула свекровь и потеснила Елену в коридоре. Следом за ней вошёл Кирилл. С двумя пакетами, один из которых явно был из «Красного & Белого».
— Привет, Лена. Давно не виделись! Ты всё такая… — он оглядел её с улыбкой, — целеустремлённая.
— Надеюсь, ты сюда не жить, а так, на минутку, зашёл? — спокойно спросила Елена, хотя внутри всё сжималось.
— Ну, знаешь, как получится… — промямлил Кирилл, ставя пакеты в угол. — Мама сказала, вы не против…
— Мама много чего говорит, — отрезала Елена. — Мама сказала, что ипотека – это зло. Но при этом ты с радостью переезжаешь в мою трёшку, где всё оплачено.
— Леночка, — Валентина Петровна вмешалась, сжав губы. — Не будь такой резкой. Кириллу негде жить. Он в трудной ситуации.
— А я в лёгкой? — вспыхнула Елена. — У меня проекты, встречи, команда. А теперь, судя по всему, ещё и “ребёнок с особыми потребностями” в лице взрослого мужчины на шее?
— Я взрослый, между прочим, — обиделся Кирилл, — и я сказал, что надолго не задержусь.
— Это ты и в прошлый раз говорил. Помнишь? Потом начались игры на приставке, ночные тусовки и пятно от кетчупа на моих белых стульях.
— Ты слишком зациклена на контроле, Лен, — хмыкнула свекровь. — Может, стоит расслабиться, впустить семью в сердце?
— Я впустила. И они устроили там шашлыки.
В дверях показался Сергей, и тишина на секунду стала гулкой.
— Ну, вы уже поговорили? — спросил он, не глядя в глаза жене.
— Поговорили. Только я не уверена, что теперь это наш дом. Скорее — чей-то пункт временного размещения, — сказала Елена и пошла в спальню, резко закрыв за собой дверь.
Сергей вздохнул, Кирилл пожал плечами, Валентина Петровна громко поставила свою сумку на пол и направилась на кухню.
А за дверью спальни Елена прислонилась к стене и закрыла глаза. Не плакала. Пока. Просто слушала, как в её личное пространство проникает чужая жизнь, как будто у неё на глазах сносили стены её крепости и ставили там диван для «родного человечка».
И почему, чёрт возьми, в брачном договоре не предусмотрены пункты про безработных родственников?
— Я всё это выброшу, слышишь? — голос Елены сорвался на визг, когда она распахнула дверцу шкафа и вытащила оттуда вонючую футболку с героическим принтом «GTA Forever». — Вот это, вот это, и особенно вот ЭТО! — Она встряхнула вещь перед носом Сергея. — Что это делает в МОЁМ шкафу, Сергей?!
Он сидел на краю кровати, босиком, в домашней майке, и выглядел как подросток, застуканный за курением.
— Лен, ну ты опять… Это же просто вещи. Он попросил немного места. Всего на время.
— «На время» уже второй месяц! — Елена швырнула футболку на пол, словно это была не вещь, а проклятие. — Место? МЕСТО?! Да он разложил свои носки в ванной, свои энергетики в холодильнике и своё… блядское равнодушие ко всему — в воздухе!
Сергей поднялся, поднял футболку с пола, нервно расправляя ткань.
— Ты можешь не орать, а? Он слышит.
— Вот именно, что слышит! Может, наконец, задумается! — Елена подлетела к двери, распахнула её, как хозяйка кареты перед казнью. — КИРИЛЛ!
Из кухни донеслось нечто между икотой и чавканьем.
— А? — лениво откликнулся он. — Чё там?
— Приди, пожалуйста. Мы поговорим. Как взрослые люди, ага?
Кирилл появился в проёме. В тапках. В её тапках. В её оранжевых пушистых тапках с мордами котов.
— Прости, что в твоих… Удобные просто, — хмыкнул он. — А что случилось?
— Ты живёшь у нас уже семь недель, — спокойно сказала Елена, хотя у неё уже сводило скулы от напряжения. — И всё это время ты не сделал ровным счётом НИЧЕГО. Ни работы, ни попыток съехать, ни хотя бы помыть за собой тарелку.
Кирилл склонил голову, как в школьные годы перед учительницей биологии.
— Я ищу, Лена. Вот честно. Просто ты же знаешь — сейчас рынок сложный…
— Я знаю, что ты каждый вечер с пивом и «Нетфликсом». Даже мой кот был бы продуктивнее, если бы умел печатать лапами.
— У вас же нет кота.
— Вот именно! Потому что даже кот бы ушёл от этой атмосферы.
— Лена, ну ты перегибаешь, — вмешался Сергей. — Мы же говорили, что он скоро найдёт жильё.
— Ага, мы говорили. А знаешь, что я нашла вчера? — Она метнулась к тумбочке и вытащила из ящика маленький свёрток. — Вот это.
Кирилл прищурился. Его брови поползли вверх.
— Это… презерватив?
— Да, Кирилл. Презерватив. В моём диване. В МАТЕРИАЛЬНОМ смысле — в щели между подушками! Ты понимаешь, что ты здесь не просто поселился, а устроил проходной двор?!
— Лена! — воскликнул Сергей, — хватит! Это же… ну, может, это старое…
— Это вчерашняя дата! — взвизгнула она. — У него ещё свидания в моём доме! А где? В комнате для гостей, на которой я, между прочим, хотела работать?!
— Ты хотела там шкаф собрать уже месяц, — буркнул Кирилл.
— Всё. Выходи.
— Куда?
— Куда хочешь. Хочешь — к маме. Хочешь — на лавку. Хочешь — в «Нетфликс» навсегда. Но ты НЕ будешь трахаться на моём диване.
Сергей бросился в глухую оборону.
— Лена, ты не можешь вот так… выгнать его, как собаку!
— Собака хотя бы предана! А твой брат — это паразит, который жрёт мою еду, тратит мою воду, портит мой вай-фай и пялится на меня утром, как будто я вторглась в его личное пространство, когда иду в трусах за кофе!
— Ну, ты реально иногда ходишь слишком вызывающе, — вставил Кирилл.
— ВЫЗЫВАЮЩЕ?! — взвыла она. — В СВОЁЙ квартире? В СВОИ трусах?
— Девочки, может, остынем? — попытался пошутить он.
— Не называй меня девочкой, Кирилл. Я женщина. Женщина, у которой заканчивается терпение, как вода в пустыне. Только вместо миража — ты.
Сергей снова встал между ними, как буклет «Примирение в семье: 10 шагов».
— Лена, прошу тебя, не устраивай сцен. Мы же семья…
— Нет, Сергей. Семья — это когда ты и я решаем, как жить. А сейчас ты стоишь на одной стороне баррикады с человеком, который вчера оставил жирное пятно на моей наволочке. Это не семья. Это утопия. Без внятных границ и с ощущением, что я живу в дурдоме.
— Мама сказала, что ты просто не умеешь делиться, — тихо сказал Сергей.
Мир замер.
— А… вот теперь всё понятно, — медленно произнесла Елена. — То есть мама уже оценила мою щедрость, да? А кто платит за аренду, за интернет, за электричество, за еду? Кто? Ты, Сергей?
Он молчал.
— Или, может, Кирилл? — она повернулась к брату. — Ты хотя бы пакет для мусора вынес за эти семь недель?
— Ну… ты же сама говорила, что тебе проще самой сделать, чем объяснять.
Елена захохотала. Громко, резко, истерично.
— Ну да. А может, мне проще вообще жить одной, чем объяснять каждому из вас, что я — не нянечка и не санитарка!
Тишина. Звенящая. Удушливая.
Елена подошла к двери.
— У тебя час, Кирилл. Собирайся. И не звони маме, пусть сама позвонит — я давно хотела ей сказать всё, что думаю.
— Ты ведь не выгонишь меня, — голос брата Сергея стал каким-то по-детски жалким. — Это же просто… слова.
— Слова — это когда тебе кто-то верит. А я больше не верю.
Она ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.
А Сергей стоял, не двигаясь. Между братом, который не понимал, что натворил, и женой, которая больше не хотела объяснять.
Кирилл ушёл через три часа. Не через час. Но Елена не сказала ни слова. Она просто смотрела, как он пакует вещи. В её любимый чемодан.
— Верни потом, — сказала она на прощание. — Хотя нет. Оставь. И ключ тоже. Я замки всё равно поменяю.
Сергей всё это время метался по квартире, как курьер без адреса. Пытался шутить, умолять, объяснять. Она молчала.
У неё закипал чайник. И она смотрела на него, как на последнего нормального мужчину в этом доме.
Телефон зазвонил в семь утра. Не раз, не два — а так, будто в него вселился дух советского будильника, решившего мстить за все проспанные пары.
Елена прищурилась, схватила трубку — на экране высветилось имя, которое в последнее время появлялось реже, чем совесть у Кирилла.
ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА.
— Что, пожар? — пробурчала Елена в трубку.
— Лена, здравствуй. Я не помешала?
Голос был медовый, как будто она не подговаривала сына против жены, а пекла блины с утра для всей округи.
— Ну раз ты уже в ухо залезла, то чего уж, мешай.
— Я тут хотела тебя попросить об одной малюсенькой вещице… Совсем крошечной. Даже, можно сказать, пустяк.
— Валентина Петровна, если вы хотите снова впарить мне Кирилла, то знайте — у меня уже аллергия на запах его дезодоранта. Он остался в подкорке. И, кстати, вызывает тошноту.
— Нет-нет, что ты! — защебетала свекровь. — Он… он уехал. Пока. Но тут такое дело… Мы с Сергеем решили — пока он ищет квартиру, ты могла бы немного помочь с деньгами. Всего тысяч сорок на аренду. Ну, если любишь мужа.
Елена сидела в постели с открытым ртом. Как-то сразу вспомнилось всё: как она оплачивала ипотеку, как делала ремонт, как покупала Сергею новую куртку вместо того, чтобы взять себе сапоги, потому что «он весь зиму в одной и той же ходит».
— А он где?
— Кто?
— Сергей. Муж. Который, видимо, теперь принимает семейные решения не с женой, а с мамой.
— Ну, он… у меня. Вчера вечером приехал. Он волновался за Кирилла. А ты…
— Я — что?
— Ты же выгнала брата, как собаку, Елена. Ну прости, но у меня нет других слов. Это была не ты. Это была какая-то чужая, жёсткая женщина. С обидой в голосе. С каменным лицом. Ты будто его ненавидела.
— А знаете что, Валентина Петровна? — Елена вдруг почувствовала, как её голос обострился до опасного ледяного уровня. — Вы правы. Это была чужая. Та, которая больше не хочет быть жертвой вашей доброты. Которая поняла, что в этом доме уважение получают только те, кто ничего не делает, но громче всех орёт. Вы с Сергеем — отличная пара. Мамочка и сынок. Вечная пара. Поздравляю.
— Елена, не драматизируй. Это просто временно.
— А я вас всех отпускаю. Кирилла — к его мечтам о карьере. Сергея — к вам. А себя — к жизни. Где больше нет ни ваших просьб, ни ваших манипуляций. Ни ваших «малюсеньких» одолжений.
Она нажала на красную кнопку и почувствовала, как в горле скапливается горечь.
Не обида. Не злость.
Разочарование.
Такое тягучее, как плохой кофе. Который пьёшь утром, зная, что на кухне есть нормальный, просто лень менять капсулу.
— Ну что, — сказала она сама себе, — с добрым утром, новенькая.
Через три часа в квартиру вошёл Сергей.
Без ключей — она уже сменила замки.
С чужой осторожностью — будто входил в музей, где всё вот-вот рухнет, если не дышать.
— Ты серьезно сменила замки? — удивился он, и в его голосе была обида, как у кота, которого забыли покормить.
— Да. Чтобы потом не было «я просто забыл, что ты не хочешь меня видеть». Упростим жизнь, Сергей. Без недомолвок.
Он посмотрел на неё долго. Уставший. Поседевший. Не тот, с кем она строила планы.
— Я не хотел, чтобы так вышло. Просто… я не могу бросить Кирилла.
— А я? Меня можно?
— Ты сильная. Ты справишься.
Эти слова были финальным аккордом. Как на похоронах надежды. Не комплимент, а приговор.
Ты сильная — значит, тебя можно не беречь.
Елена посмотрела на него, как смотришь на любимую кружку, которую уронили и склеили, но трещины всё равно видно.
— А знаешь, что самое страшное, Серёж? Что ты всё ещё думаешь, что любишь меня. Хотя на самом деле просто удобно живёшь рядом. Но любовь — это когда человек рядом не потому, что удобно, а потому что не может иначе. А ты смог.
Он молчал. А потом сказал то, что добило.
— Мамка звонила. Сказала, ты грубо с ней поговорила.
— Вот так. Всё кругами. Ты и она. А я — третий лишний.
Он кивнул.
И вышел.
Без хлопанья дверью. Без истерики.
Так, как уходят по-настоящему. Навсегда.
Через неделю она оформила развод.
Без скандалов.
Без адвокатов.
Он не сопротивлялся.
— Прости, — только сказал он на последней встрече.
— За что именно?
Он не ответил.
Прошёл месяц.
К ней зашёл Виталик — старый друг по институту, в которого она когда-то была безнадёжно влюблена. Он принёс кофе и тёплую пиццу.
— Ну ты как? — спросил, вглядываясь в её лицо.
— Как после гриппа. Слабость есть. Но уже не температурю.
— А он?..
— Живёт с мамой. Кирилл, говорят, так и не нашёл работу. Но зато нашёл новую девушку. Такая же безработная. Они, наверное, там счастливые.
Виталик засмеялся.
— Ты же знаешь, что ты — самая умная женщина, которую я знаю?
— Не самая. Просто та, которая наконец перестала быть глупой.
Он взял её за руку.
И в тот момент Елена поняла, что некоторые двери нужно закрывать не ради наказания, а ради спасения. Себя. Своего мира. Своих тапочек без чужих ног.
А ещё она поняла: предательство — это когда тебя заменяют в твоём собственном доме.
А разочарование — это когда ты всё ещё помнишь, как раньше верила, что тебя любят.
Но теперь она знала: сама себя она любит точно. И этого больше не отдаст никому.
