— Да пошли вы все к черту! — раздалось из кухни так громко, что даже соседи наверняка услышали.
В гостиной воцарилась мертвая тишина. Пять человек, расположившихся на диване и креслах словно хозяева дома, застыли с открытыми ртами. На журнальном столике дымились недопитые чашки кофе, рядом валялись объедки печенья и конфетные фантики.
— Что она себе позволяет? — прошипела Раиса Петровна, свекровь, поправляя седые волосы, уложенные в тугой пучок. — Да я ей покажу, как со старшими разговаривать!
Но Вера уже стояла в дверном проеме, держа в руках поднос с грязной посудой. Сорок три года жизни научили ее многому, но только сегодня она поняла: хватит терпеть.
— А ну-ка, повтори, что ты сказала! — вскочила золовка Ирина, размахивая руками. Ее ярко-красный маникюр сверкал под светом люстры.
Вера медленно поставила поднос на комод и обвела взглядом всю эту честную компанию. Свекровь Раиса Петровна — главная зачинщица семейных разборок, всегда знающая, как лучше жить другим.
Рядом с ней золовка Ирина — копия матери, только на двадцать лет моложе и в три раза наглее. На другом конце дивана устроился брат мужа Олег с женой Светой — эти двое появлялись только когда нужно было что-то выпросить или осудить. И, наконец, двоюродная сестра мужа Жанна — та самая, которая считала себя экспертом по воспитанию детей, не имея собственных.
«Интересно, — подумала Вера, — а где мой дорогой супруг? Ах да, на работе. Как удобно — оставить жену наедине с этим цирком.»
— Я сказала то, что думаю, — спокойно произнесла Вера, не повышая голоса. — Вы пришли в мой дом, нагадили тут, как свиньи в хлеву, и еще смеете мне указывать.
Раиса Петровна подскочила с дивана, словно ее ужалили.
— Как ты смеешь! Я мать твоего мужа! Этот дом…
— Этот дом куплен на мои деньги, — отрезала Вера. — На деньги, которые я зарабатывала, пока ваш драгоценный сыночек два года без работы сидел. Помните?
В комнате стало так тихо, что слышно было тиканье часов на стене. Годы молчания, терпения, улыбок через силу — все это вдруг рухнуло, как карточный домик.
— А теперь послушайте меня внимательно, — продолжила она, шагая ближе к дивану. — Вы думаете, я не помню, как вы, Раиса Петровна, при всех назвали меня «неудачной партией» для вашего сына? Или как вы, Ирина, смеялись надо мной за спиной, когда я потеряла первую беременность?
Ирина побледнела и отвела взгляд.
— Вера, ты не так поняла…
— Не так поняла? — усмехнулась Вера. — А может, я не так поняла, когда вы с мужем, — она кивнула в сторону Олега со Светой, — заняли у нас пятьдесят тысяч на «срочное лечение» и до сих пор не вернули ни копейки? Хотя новую машину купить смогли.
Олег закашлялся и стал изучать рисунок на ковре.
— Или вы, Жанна, — Вера повернулась к двоюродной сестре мужа, — считаете себя вправе критиковать, как я воспитываю своих детей, при этом сами не можете наладить отношения даже с кошкой?
Жанна открыла рот, но из него не вылетело ни звука.
Вера обошла журнальный столик и встала прямо перед свекровью. Раиса Петровна сидела, вжавшись в спинку дивана, и впервые за все время знакомства выглядела растерянной.
— А теперь о главном, — голос Веры стал тише, но от этого еще опаснее. — Я молчала пятнадцать лет. Пятнадцать лет терпела ваши подколы, советы, как мне жить, критику моей готовки, уборки, внешности. Я улыбалась, когда вы распоряжались в моем доме, как в своем, передвигали мебель, выбрасывали мои вещи, решали, что готовить на ужин.
Она сделала паузу, наслаждаясь тишиной.
— Но знаете, что меня добило сегодня? Вы пришли все вместе, устроили совет военачальников и решили, что я должна отдать вам деньги на ремонт вашей квартиры. Мои деньги. Которые я откладывала на отпуск с детьми.
— Но семья должна помогать друг другу… — начала было Раиса Петровна.
— Семья? — рассмеялась Вера, и этот смех заставил всех поежиться. — А где была эта семья, когда у меня случился нервный срыв три года назад? Когда я лежала в больнице, и некому было забрать детей из школы? Вы тогда все были очень заняты своими делами.
Вера подошла к окну и распахнула его настежь. Свежий воздух ворвался в комнату, разгоняя тяжелую атмосферу.
— А где была семья, когда мне нужна была поддержка после смерти мамы? Раиса Петровна, вы даже на похороны не пришли. Сказали, что у вас важная встреча в поликлинике.
— У меня действительно были дела…
— Дела! — Вера резко обернулась. — У вас всегда есть дела, когда нужно что-то дать. Но когда нужно что-то взять — вы тут как тут, всей гурьбой.
Ирина попыталась встать, но Вера жестом остановила ее.
— Сиди. Я еще не закончила. Ты, Ирина, постоянно жалуешься на свою жизнь. Муж плохой, работа не та, дети не слушаются. А знаешь, почему? Потому что ты привыкла, что тебе все должны. Как и твоя мамочка.
— Не смей трогать мою мать!
— А что я такого сказала? Правду? — Вера села в кресло напротив дивана, устраиваясь удобнее. — Давайте поговорим о правде. Вы все считаете меня удобной. Тихой, покладистой, готовой на все ради мира в семье. Но знаете что? Мне надоело быть удобной.
Она встала и подошла к шкафу, достала оттуда толстую папку.
— Вот здесь, — она помахала папкой в воздухе, — я веду учет всех ваших долгов. Олег со Светой — сто двадцать тысяч за пять лет. Раиса Петровна — восемьдесят тысяч, не считая подарков, которые я покупала от имени вашего сына. Ирина — шестьдесят тысяч, плюс я полгода оплачивала ей репетитора для дочки.
Тишина стала оглушительной.
— И это только деньги, — продолжила Вера. — А сколько времени, нервов, здоровья я потратила на то, чтобы угодить вам всем? Сколько раз отменяла свои планы, чтобы нянчиться с вашими проблемами?
Жанна наконец решилась заговорить:
— Вера, мы же не специально…
— Не специально? — Вера рассмеялась. — А помнишь, Жанна, как ты при детях сказала, что их мама — плохая хозяйка, потому что не умеет печь торты? Моя десятилетняя дочь потом две недели пыталась научиться готовить, чтобы «не расстраивать тетю Жанну».
Жанна потупилась.
— А вы, Олег со Светой, помните, как убеждали моего мужа, что мне не стоит идти учиться на курсы повышения квалификации? Мол, зачем женщине лишние знания, лучше дома сидеть. А потом удивлялись, почему у меня маленькая зарплата.
Света что-то пробормотала под нос, но Вера не дала ей договорить.
— Хватит! — она хлопнула ладонью по столу. — Я наговорилась. Пятнадцать лет молчала, теперь ваша очередь слушать.
Вера прошлась по комнате, собирая разбросанные вещи гостей — пакеты, сумки, куртки.
— А теперь самое интересное. Вы знаете, что мой муж просил развода три месяца назад?
Все разом повернулись к ней с удивлением.
— Не знали? — улыбнулась Вера. — А я отказалась. Знаете, почему? Потому что не хотела доставлять вам удовольствие. Не хотела, чтобы вы злорадствовали и говорили: «А мы же предупреждали, что она ему не пара».
Раиса Петровна побледнела.
— Но теперь я приняла решение, — Вера подошла к каждому и вручила их вещи. — Мы разводимся. И знаете, что это значит?
Никто не ответил.
— Это значит, что через месяц вы все будете иметь дело не со мной, а с судебными приставами. Потому что я подаю на всех вас в суд за невозвращенные долги. У меня есть все расписки, все доказательства.
— Ты не посмеешь! — выпалила Ирина.
— Посмотрим, — спокойно ответила Вера. — А еще я переписываю эту квартиру на детей. И подаю заявление о том, что вам запрещается появляться здесь без моего разрешения.
— Но дети…
— Дети будут видеться с отцом и с вами по расписанию, которое утвердит суд. И без моего присутствия — у меня больше нет времени на ваши игры.
Вера открыла входную дверь и встала рядом с ней.
— А теперь — все вон из моего дома. И больше не смейте сюда приходить без приглашения.
Олег первым поднялся с дивана.
— Вера, ты же понимаешь, что портишь отношения с семьей…
— Какие отношения? — удивилась Вера. — У нас никогда не было отношений. У нас была система, где я давала, а вы брали. Но система сломалась.
Один за другим они проходили мимо нее к выходу. Раиса Петровна остановилась в дверях.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она. — Мой сын не останется с такой…
— Ваш сын уже сделал свой выбор, когда попросил развода, — перебила ее Вера. — А я сделала свой — когда решила наконец начать жить для себя и своих детей.
Дверь закрылась за последним «гостем». Вера прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Наконец-то настала тишина.
Она подошла к зеркалу в гостиной и посмотрела на себя. Сорок три года. Седые пряди в темных волосах. Усталые глаза. Но в этих глазах впервые за долгое время горел огонек — не злости, а решимости.
«Интересно, — подумала она, — а что, если я покрашу волосы в тот рыжий цвет, который мне всегда нравился? Раиса Петровна говорила, что это вульгарно. Значит, точно покрашу.»
Вера прошла в гостиную и принялась убирать следы незваных гостей. Грязные чашки, крошки на диване, пепел от сигарет Олега на подоконнике. Каждое движение давалось легко, словно она сбрасывала с себя невидимые цепи.
Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Муж».
— Алло, — она ответила спокойно.
— Вера, мне тут мама звонила… — голос мужа был растерянным. — Она сказала, что ты их всех выгнала и наговорила гадостей…
— Я сказала правду, — перебила его Вера. — Ту самую правду, которую ты не хочешь слышать уже пятнадцать лет.
— Но они же семья…
— Нет, — твердо произнесла Вера. — Семья — это когда любят, поддерживают, уважают. А то, что было у нас — это паразитизм. И я больше не намерена это терпеть.
— Вера, давай поговорим дома…
— Дома мы уже говорили. Три месяца назад. Тогда ты выбрал их. Теперь я выбираю себя.
Она отключила телефон и выключила звук. Пусть звонят сколько хотят.
Вера прошла на кухню и поставила чайник. Настоящий чай, из хорошей заварки, которую она прятала от гостей. В красивую чашку, которую не доставала для них из серванта. С печеньем, которое покупала только для себя.
Сидя за кухонным столом с чашкой ароматного чая, она составляла планы. Завтра — к адвокату. Послезавтра — к нотариусу. Через неделю — к парикмахеру. А еще через неделю — забрать детей из школы и поехать с ними на дачу, которую они не могли посещать, потому что «дети должны проводить выходные с бабушкой».
«Странно, — думала Вера, потягивая чай, — а я думала, что буду жалеть. Что будет тяжело и страшно. А мне легко. Впервые за столько лет — легко.»
За окном садилось солнце, окрашивая небо в розовые и золотые тона. Завтра будет новый день. Первый день ее новой жизни.
Жизни, где она сама решает, кого пускать в свой дом, как тратить свои деньги и сколько стоит ее собственное достоинство.
Вера допила чай, помыла чашку и пошла собирать вещи мужа. Пусть забирает завтра, когда детей не будет дома. А пока…
А пока она позвонит подруге Кате, с которой не виделась два года — потому что Раиса Петровна считала ее «плохим влиянием». Пригласит ее в гости. В свой дом, где теперь она сама решает, кто желанный гость, а кто — нет.
Телефон снова зазвонил. На этот раз — Ирина. Вера улыбнулась и отключила звук окончательно. Пусть звонят. Она больше не спешит никому угождать.
Время угождать закончилось. Началось время жить.
Утром Веру разбудил звонок в дверь. Она взглянула на часы — семь утра. Дети еще спали.
«Неужели уже вернулись со своими извинениями?» — подумала она, накидывая халат.
Но за дверью стояла незнакомая женщина лет шестидесяти, элегантно одетая, с внимательными серыми глазами.
— Вера Михайловна? — спросила она. — Меня зовут Екатерина Владимировна Сомова. Я нотариус. Можно войти?
Вера пропустила ее в прихожую, недоумевая.
— В чем дело? Если это касается развода, то я еще не подавала документы…
— Нет, — женщина достала из сумки папку. — Это касается наследства. Вы знали Марию Степановну Береговую?
Вера замерла. Мария Степановна… Соседка из детства, которая жила в их коммуналке. Добрая старушка, которая учила ее готовить, рассказывала сказки, защищала от пьяного отца…
— Знала, — тихо ответила Вера. — Но она умерла много лет назад. Еще когда мне было двадцать.
— Не умерла, — покачала головой нотариус. — Переехала в Москву к дальним родственникам. А месяц назад скончалась в возрасте девяноста двух лет.
Екатерина Владимировна открыла папку.
— Она оставила завещание. И вы в нем — единственная наследница.
Мир вокруг Веры закружился. Она опустилась на стул в прихожей.
— Это невозможно… Мы не виделись столько лет…
— Возможно. Более того — она следила за вашей жизнью. Знала о ваших детях, о семейных проблемах. В завещании есть личное письмо для вас.
Нотариус протянула конверт с красивым почерком: «Веронике — моей дорогой девочке».
Вера дрожащими руками вскрыла конверт.
«Моя дорогая Верочка! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Прости, что исчезла из твоей жизни так внезапно. Родственники увезли меня в Москву, обещали дать адрес для переписки, но… Ты знаешь, как бывает с обещаниями.
Я всегда помнила тебя — ту маленькую девочку, которая приносила мне чай, когда я болела, читала мне вслух книги, делилась последним куском хлеба. Ты была мне дочерью, которой у меня никогда не было.
Через частного детектива я узнавала о твоей жизни. Знаю, как ты живешь, с кем связалась, как терпишь унижения. И знаю, что ты — сильная. Просто забыла об этом.
Оставляю тебе все, что у меня есть. Это немного, но хватит, чтобы ты наконец зажила так, как заслуживаешь. Помнишь, я всегда говорила тебе: «Никогда не позволяй другим решать за тебя, кто ты такая»!
Время пришло, девочка моя. Живи!
Твоя Мария Степановна.
P.S. В московской квартире, в спальне, за картиной висит ключ от сейфа. Там лежит еще один сюрприз.»
Вера подняла глаза на нотариуса, не веря происходящему.
— Что… что она оставила?
— Квартиру в центре Москвы, дачу в Подмосковье, и… — Екатерина Владимировна сделала паузу, — около сорока миллионов рублей на счетах в банке.
Вера почувствовала, как у нее подкашиваются ноги.
— Сорок миллионов?
— Мария Степановна много лет работала переводчиком в крупной международной компании, копила, инвестировала. Жила скромно, но была очень предусмотрительной женщиной.
В этот момент из детской комнаты выбежал десятилетний сын Веры.
— Мам, а кто к нам пришел? И почему ты плачешь?
Вера не заметила, что слезы текут по ее щекам.
— Максим, это… это очень хорошие новости, — она обняла сына. — Очень хорошие.
Через три часа, когда нотариус ушла, оставив документы и ключи от московской квартиры, Вера сидела на кухне и пыталась осмыслить происходящее. Дети ушли в школу, не зная о том, что их жизнь только что кардинально изменилась.
Зазвонил телефон. Муж.
— Вера, нам нужно поговорить, — голос его звучал виновато. — Мама сказала, что ты была неправа, но я подумал… Может, мы зря торопимся с разводом?
— Знаешь что, Андрей, — спокойно ответила Вера, — а давай не будем торопиться. Давай я сначала съезжу в Москву по делам, а потом решим.
— В Москву? Зачем?
— По наследственным делам. Мне досталась квартира от… родственницы.
— Какой родственницы? У тебя же никого не было…
— Оказывается, была. Еду завтра, вернусь через неделю.
— Но дети…
— Дети поедут со мной. Им полезно посмотреть мир.
Повесив трубку, Вера набрала номер подруги Кати.
— Катя, привет! Помнишь, ты всегда говорила, что хочешь съездить в Москву? Собирайся, вылетаем завтра!
А через неделю…
Вера стояла у окна московской квартиры, которая теперь принадлежала ей, и смотрела на Кремль. Рядом возились дети — им нравилось в Москве. Катя изучала туристические буклеты.
— Ну и что ты решила? — спросила подруга. — Остаемся тут жить или возвращаемся домой драться с родней?
Вера улыбнулась. В сейфе, кроме денег, лежала еще одна записка от Марии Степановны: «Если решишь остаться в Москве — в этом доме есть место для счастья. Если решишь вернуться — у тебя теперь есть сила это сделать. Выбор за тобой.»
— Знаешь, Катя, а давай останемся. Детям тут хорошо, мне работу в переводческом агентстве предложили… А дома пусть Раиса Петровна теперь сама решает свои проблемы.
Телефон зазвонил. Андрей.
— Вера, мама говорит, что ты совсем с ума сошла! Какое наследство, какая Москва? Возвращайся немедленно!
— Знаешь что, дорогой, — Вера посмотрела на панораму города за окном, — а я, пожалуй, не вернусь. Документы на развод пришлю по почте. А детей можешь навещать, когда захочешь. Тут, кстати, есть гостевая комната.
— Ты не можешь просто взять и уехать!
— Могу. И знаешь почему? Потому что теперь у меня есть выбор. А выбор — это свобода.
Она отключила телефон и обняла детей.
— Ну что, дорогие мои, нравится вам тут?
— Нравится! — хором ответили они. — А мы правда тут жить будем?
— Правда. И никто больше не будет говорить нам, как жить правильно, а как неправильно.
Вера подошла к портрету Марии Степановны, который висел в гостиной.
— Спасибо, — тихо сказала она. — За все. За то, что научила меня не сдаваться. За то, что показала: у каждого есть право на счастье. И за то, что дала мне силы это счастье забрать.
А в это время в их родном городе Раиса Петровна набирала номер сына.
— Андрей, что значит — она не вернется? Найди ее, верни! Кто теперь будет за вами всеми ухаживать?
Но Андрей уже отключил телефон. Он сидел в пустой квартире и впервые за много лет думал: а может, мама была не права? Может, Вера действительно заслуживала лучшего?
Только поздно было об этом думать. Слишком поздно.
А в московской квартире Вера учила детей готовить тот самый яблочный штрудель, рецепт которого ей когда-то показала Мария Степановна. И впервые за много лет чувствовала себя по-настоящему дома.
Дома — там, где тебя любят. А не там, где тебя терпят.
