— Вера, садись. Поговорить надо.
Мать убавила звук телевизора и повернулась к дочери. Вера как раз складывала детские вещи после стирки — школьная форма, носки, футболки с супергероями.
— Что случилось?
— Дарственную хочу оформить. На квартиру тёти Зои. На Лиду.
Детская майка выскользнула из рук Веры и упала на пол. Она подняла её, аккуратно сложила и положила в стопку. Руки не дрожали.
— На тётину квартиру? Почему на Лиду? — Потому что ты замужем. У тебя Игорь есть, он хорошо зарабатывает. Да и квартира у вас есть — бабушкина, которую свекровь вам отдала. А Лидочка одна, ей замуж пора выходить. Без жилья какие женихи? Мать говорила спокойно, будто обсуждала покупку хлеба. Та самая двухкомнатная квартира в новом районе, которую тётя Зоя завещала матери два года назад. Хорошая квартира, светлая, с ремонтом.
— Мам, я здесь двадцать лет живу, за тобой ухаживаю… — И что? Дочерний долг это называется. А та квартира — это наследство. Я имею право решать, кому её отдать. По коридору прошмыгнул младший сын Максим, заглянул в комнату.
— Баб, а что у нас на ужин?— Картошка с котлетами, золотко. Иди руки мой. Голос у матери сразу стал мягким, ласковым. Максим убежал, а мать снова повернулась к Вере:
— Ты меня поймёшь, когда дети твои взрослыми станут. Нужно о справедливости думать. У тебя есть жильё, муж работает, а у Лиды ничего нет. Вера взяла стопку детских вещей и пошла в детскую. Тётина квартира… Она помнила, как мать плакала на прощании с сестрой, как обещала: «Не забуду твою доброту, Зоечка».
Лида узнала о решении матери на следующий день. Пришла с работы уставшая, бросила сумку на кухонный стол.
— Лид, подойди сюда. Мать сидела с бумагами, разложенными веером. Рядом лежали её любимые очки в золотой оправе и фотография тёти Зои в рамочке.
— Дарственную оформляю на тётину квартиру. На тебя. Лида замерла с чашкой в руках. Капли воды стекали с неё на пол — кап, кап, кап.
— А Вера знает? — Знает. Вчера говорила с ней. Она поняла всё правильно. — Что сказала? — Ничего особенного. Согласилась. У неё своя жизнь устроена — муж работящий, квартира есть. А тебе эта квартира нужнее. Тётя Зоя бы одобрила — она тебя любила. Лида поставила чашку в раковину. Тётя Зоя действительно её любила, всегда говорила: «Младшенькая моя, красавица». Но завещала-то квартиру матери, не ей.
В тот вечер, когда Игорь вернулся с работы, Вера молча подала ужин. Он сразу понял — что-то не так.
— Что случилось?— Мама дарственную на Лиду оформляет. На тётину квартиру.— На ту, что тётя Зоя ей оставила? Серьёзно? Игорь отложил вилку. Он помнил тётю Зою — добрую женщину, которая всегда справедливо ко всем относилась.
— А обоснование какое?— Говорит, у нас квартира есть, мама твоя нам отдала. А Лида одна.— Так мы же твоей матери продукты покупаем, по хозяйству помогаем, за ней ухаживаем когда болеет… Вера села напротив, но к еде не притронулась.
— Игорь, а если с тобой что-то случится… Квартира же не наша, а твоей матери принадлежит.— Что за мысли? Ничего не случится. И мама потом всё равно мне завещает. Но Вера видела, как он нахмурился. В глубине души Игорь понимал — гарантий в жизни никаких нет.
Через восемь месяцев худшие опасения Веры оправдались. Игорь попал в несчастный случай на дороге — грузовик не вписался в поворот на скользкой трассе. Вера осталась с двумя детьми и долгами по кредитам.
Свекровь Галина Петровна после прощания взяла её за руку:
— Верочка, ты меня прости, но придётся вам съехать. Квартира небольшая, а мне племянница помогать будет — её с детьми поселю. Игорь раньше мне каждый месяц деньги давал на лекарства и продукты, а теперь на одну пенсию не выживу. Дам вам два месяца собраться. Вера кивнула. Обижаться на свекровь не имело смысла — старая женщина боролась за выживание.
Коммунальная квартира на Васильевском встретила их запахом чужой еды и сырости. Две маленькие комнаты, общая кухня на четыре семьи, очередь в туалет по утрам.
Соседка тётя Клава сразу объяснила правила:
— После одиннадцати тишина полная. На кухне долго не стоять, другим тоже готовить нужно. И за чистотой следить — у нас здесь порядок. Максим сел на подоконник и уставился во двор. Серые пятиэтажки, облезлый детский городок, мусорные баки.
— Мам, а к бабушке мы теперь ходить будем?— Не знаю.— А тётя Лида нас в гости позовёт? В новую квартиру?— Посмотрим. Вера достала телефон и набрала мамин номер. Нужно было рассказать о переезде, попросить помочь с детьми хотя бы первое время.
Гудки. Длинные, безнадёжные гудки.
А у мамы шла размеренная жизнь. Лида вышла замуж за Серёжу и переехала в тётину квартиру. Мать гордилась правильностью своего решения.
— Видишь, как хорошо получилось? Лида счастлива, жильё есть. А Вера сама как-нибудь устроится — она сильная. Серёже новая квартира нравилась — светлая, просторная, в хорошем районе.
— Ваша тётя со вкусом ремонт делала. И расположение удачное — до метро близко. Мамин телефон лежал на столе экраном вниз. Уже неделю звонила Вера, но мать только вздыхала.
— Не могу я с ней сейчас разговаривать. Нервы сдают. Наверняка жаловаться будет, а мне и так тяжело.
Прошел год. Зимой мать поскользнулась по дороге в магазин — гололёд, реагенты не успели посыпать. Упала прямо на перекрёстке, не смогла встать. Прохожие вызвали скорую.
— Серьёзный ушиб позвоночника, — объяснил врач Лиде в больничном коридоре. — В её возрасте это опасно. Ходить сможет, но только с поддержкой. Понадобятся ходунки и постоянная помощь. Лида кивала, прижимая к животу сумочку. На шестом месяце беременности ей самой было тяжело стоять.
— А долго она в больнице пробудет?— Недели три. Потом домой, но первые месяцы ей постоянная помощь нужна будет. Лида представила, как будет каждый день ездить к матери через весь город на последних месяцах беременности, и в животе всё сжалось.
Когда мать выписали, она с трудом дошла от такси до подъезда, опираясь на новые ходунки. Поднималась на второй этаж мучительно долго — ходунки на каждую ступеньку, потом сама нога, отдохнуть.
— Лидочка, ты будешь приезжать каждый день? А то я боюсь одна с этими ходунками оставаться.— Мам, у меня беременность тяжёлая, врач покой прописал. Не могу я каждый день ездить.— А кто готовить будет? Кто продукты принесёт?— Соцработника оформим. Она всё организует. Мать села в кресло у окна, ходунки поставила рядом. Посмотрела на Лидин живот — уже заметный под пальто.
— Когда рожать-то?— Через три месяца.— Значит, я тебе не до меня будет совсем.
Соцработница тётя Марина оказалась женщиной принципиальной. Приходила строго через день, приносила хлеб, молоко, самое необходимое.
— Готовить и убираться — это не мои функции. Продукты доставить, в аптеку сходить — пожалуйста. А домашние дела — это семья должна решать. Мать передвигалась по квартире, держась за ходунки. До кухни добиралась, но готовить стоя не могла — спина болела. Ела хлеб с маслом, заваривала чай пакетиками.
Постель не меняла очень долго — тяжёлое бельё не поднять. В раковине скопилась гора немытой посуды. Квартира пахла затхлостью и запущенностью.
Лида приезжала всё реже. Сначала раз в неделю, потом раз в две недели. Живот рос, ноги отекали, врач говорил беречься.
— Мам, мне нужно готовиться к родам. Детскую обустраивать, приданое покупать.— А как же я? Мне тоже помощь нужна.— У тебя соцработница есть. И потом, ты в городе не одна живёшь. Намёк на Веру висел в воздухе. Мать поджимала губы — тема болезненная.
В мае, когда Лида родила дочку и была полностью поглощена материнством, мать решилась позвонить старшей дочери. Сидела с ходунками у телефона, долго набирала номер.
— Вера? Это я.— Мама. Как дела? Голос ровный, без тепла.
— Плохо дела. Зимой упала, теперь только на ходунках передвигаюсь. Сама ничего не могу. Лида родила, ей не до меня совсем. В трубке тишина. Где-то на фоне мальчишки смеялись, играя.
— Понятно.— Верочка, может, ты хоть иногда приедешь? Я совсем одна, никого нет. Долгая пауза.
— Мам, напомни — кому ты тётину квартиру оформила? — Лиде. Но при чём тут… — Оформила квартиру на сестру? Отлично! Пусть она за тобой и ухаживает. Короткие гудки в трубке.
Мать сидела с телефоном в руках, не веря произошедшему. Вера — её старшая, которую она растила двадцать лет — повесила трубку. Отказала родной матери в помощи.
— Бессердечная, — прошептала она в пустую комнату. — Неблагодарная. Но про Лиду плохо не думала. Лидочка только родила, у неё младенец на руках. Ей простительно быть занятой.
На следующий день позвонила соседке тёте Кате:
— Катенька, если что со мной случится, Вере не звони. Только Лиде. — А что, совсем поругались?— Да нет. Просто у Лиды ребёночек маленький, но она ближе живёт. А Вере далеко ездить.
В июне мать упала дома. Шла на кухню, ходунки зацепились за коврик. Упала, встать не смогла — ноги не слушались. Пролежала на полу до вечера.
Соседи забеспокоились к семи — слишком тихо в квартире. Тётя Катя постучала, не ответили. Вызвали слесаря.
— Лида, мать твоя упала, скорую вызвали, — тётя Катя звонила уже из больницы. — Приезжай. — Не могу. У меня грудной ребёнок, не с кем оставить. — А мать как же? — Звоните Вере. Но когда тётя Катя позвонила Вере, та ответила:
— Я приеду. Но не к матери — к врачам поговорить.
Вера пришла в больницу через час. Мать лежала в палате — бледная, испуганная, с дрожащими руками.
— Верочка… Ты всё-таки приехала.— Приехала. Мать заплакала от неожиданности и облегчения.
— Плохо мне, доченька. Совсем худо стало. Лидочка не может приехать — у неё малышка грудная. Вера сидела на стуле и смотрела на мать. Постаревшая, беспомощная, сломленная. Но в глазах всё та же уверенность — что Вера должна помочь, потому что дочь.
Вера встала.
— Мне нужно с врачами поговорить о твоём дальнейшем уходе. Вера нашла врача в коридоре.
— Доктор, моя мать может жить одна?— Нет. Нужен постоянный присмотр. Или дом престарелых. Вера вернулась в палату.
— Мам, врач сказала — тебе нужен ежедневный уход.— Ты будешь приезжать?— Нет.— Почему? Я же мать!— А квартиру кому дала? Лиде нужнее была — Лиде и ухаживать. На следующий день приехала Лида с двухмесячной дочкой.
— Мам, каждый день приезжать не смогу. Ребёнок грудной.— А кто мне поможет?— Не знаю… Может, в дом престарелых? Через три дня Вера принесла документы.
— Выбрала тебе дом престарелых. Хороший, с медицинским уходом. — Ты серьёзно? — Совершенно. Год назад ты учила быть практичной. Вот я и думаю практично.
Дом престарелых оказался уютным. Мать получила отдельную комнату, познакомилась с соседками. Лида приезжала раз в месяц.
По ночам мать думала о том дне, когда отдала квартиру младшей. Тогда казалось справедливым. Теперь понимала — справедливость это не только кому что нужнее, но и кто что заслужил.
Зимой мать позвонила Вере.
— Верочка, я поняла, что была неправа. Прости меня. Хочу свою квартиру тебе завещать. — Мам, а где ты была, когда мне с детьми некуда было идти? Когда я звонила, а ты трубку не брала? — Я… я тогда нервничала… — А теперь хочешь, чтобы я забыла и простила? Удобно получается.
Весной Лида пришла к Вере с полуторагодовалой дочкой.
— Мама свою квартиру тебе завещать хочет. Говорит, хочет вернуть прежние отношения. — Прежние отношения? А где она была, когда мне помощь нужна была? — Она поняла ошибку… — Поняла, когда сама в беде оказалась. А когда я в беде была — трубку не брала. Лида молчала. Ей нечего было возразить.
— Нельзя просто взять и вернуть то, что сам разрушил. Некоторые вещи не восстанавливаются.
Лида шла домой и думала: один неправильный выбор может разрушить семью навсегда. За окном стучал весенний дождь.
Доверие — как разбитое стекло. Склеить можно, но трещины останутся навсегда.
