— Сними квартиру. У нас места нет, у нас Света живёт, — Тамара Васильевна произнесла это буднично, словно сообщала расписание автобусов.
Ирина стояла на пороге родительской квартиры, крепко сжимая ручку чемодана. Воздух пах знакомым ароматом маминых пирогов, но холод, исходящий от фигуры матери в дверном проеме, мгновенно погасил теплоту воспоминаний.
Она застыла, не в силах пошевелиться. Внутри разливалась пустота. Четыре года она училась в другом городе, мечтала о возвращении домой, планировала немного пожить с родителями, пока не найдет работу. И вот теперь…
— Мам, но я же ненадолго, только пока не устроюсь, — голос звучал жалко, она и сама это слышала.
— У нас одна свободная комната, и в ней Света. Ей нужно копить на квартиру, она же работает в банке. Перспективная девочка.
Конечно, Света. Всегда Света. Двоюродная сестра, дочь маминой сестры. Когда-то, восемь лет назад, они приютили её — приехавшую поступать в их город отличницу и красавицу. Тогда Ирине было четырнадцать, она училась в восьмом классе. И комната, которую она считала своей, внезапно стала «общей».
***
Воспоминания нахлынули волной. Вот Ирина слышит мамин голос: «Доченька, ты же понимаешь, Свете нужно готовиться к экзаменам. Она такая умница! Ты поспишь на раскладушке, ладно? Всего-то на время сессии».
Раскладушка осталась на четыре года.
«Посмотри, какие у Светы оценки! А ты? Тройка по физике? Бери пример с сестры!»
«Света помогает мне с уборкой, а ты опять у компьютера?»
«Света такая аккуратная, а ты вечно разбрасываешь вещи!»
Ирина помнила, как под этим постоянным сравнением угасал её интерес к учебе, к домашним делам, к общению с родителями. Отец, Юрий Петрович, добродушный и вечно занятой, просто плыл по течению. «Мать лучше знает», — говорил он, когда Ирина, глотая слезы, жаловалась на несправедливость.
Единственным спасением стало поступление в университет за пятьсот километров от дома. Ирина выбрала специальность, собрала документы, сдала экзамены — всё самостоятельно. Когда пришло время уезжать, Тамара Васильевна вздохнула: «Света вот в наш университет поступила, а ты уезжаешь. Ну поезжай, раз решила».
Звонки домой становились всё реже. В трубке звучал мамин голос: «У нас всё хорошо. Света получила повышение. Света купила новое платье. Света познакомилась с мальчиком из хорошей семьи». О том, как живёт Ирина, спрашивали вскользь.
***
— Мам, я думала, что смогу пожить дома хотя бы пару месяцев, — Ирина вернулась в реальность, пытаясь не выдать дрожь в голосе.
— Ириш, ну ты уже взрослая. Свете нужно копить на квартиру, она перспективная. А ты что? — Тамара Васильевна нахмурилась. — В общем, я всё сказала. Места нет.
Что-то внутри Ирины надломилось. Она вдруг со всей ясностью поняла: её просто вычеркнули. Не сейчас — годами раньше. Её место в сердце матери давно занято другой. Двадцать два года она пыталась заслужить любовь, которую ей не хотели давать просто так.
— Хорошо, мам. Я поняла, — Ирина впервые за долгое время произнесла эти слова без боли. Словно констатировала факт.
Она развернулась и пошла к лифту, волоча за собой чемодан. За спиной послышался мамин голос:
— Ты куда? Может зайдешь чаю попить!
Но Ирина не остановилась.
***
В небольшом сквере возле дома она достала телефон и позвонила Кате, однокурснице, с которой они вместе снимали квартиру последние два года учёбы.
— Кать, я возвращаюсь. Можно у тебя пару дней перекантоваться?
— Что случилось? — встревоженный голос подруги был как бальзам.
— Дома меня не ждали. У них Света живёт.
— Вот га дина! В смысле, не Света, а… В общем, приезжай. Я тебя жду.
Катя всё знала. Она выслушивала Иринины истории про Свету бессчётное количество раз, она вытирала её слёзы после редких звонков домой, она говорила: «Ты заслуживаешь лучшего отношения».
Ирина села на скамейку и разрыдалась — не от горя, а от какого-то странного облегчения. Чувство было похоже на то, когда вытаскиваешь занозу — больно, но знаешь, что дальше будет легче.
Она позвонила отцу:
— Пап, я уезжаю обратно.
— Как уезжаешь? — казалось, он искренне удивлён. — Ты же только приехала.
— Мама сказала, что места нет. У вас Света живёт.
Пауза.
— Ну… да. Света у нас комнату занимает… — голос отца стал неуверенным. — Может, что-то придумаем?
— Нет, пап. Я уже решила. Вернусь туда, где училась, найду работу.
— Ну… береги себя… — это всё, что он смог сказать.
Ирина одолжила у Кати деньги на билет. Через четыре часа она уже сидела в поезде, глядя на проплывающие мимо пейзажи. Внутри была боль, но с ней рядом поселилось новое чувство — свобода. Она больше не будет стучаться в закрытую дверь.
***
Катя встретила её на вокзале с объятиями и новостями.
— Слушай, помнишь Сергея с факультета журналистики? У него сосед съехал, он ищет, с кем комнату делить. Сходи поговори.
Через неделю Ирина уже перевезла свои вещи в небольшую комнату в квартире, где жили ещё двое студентов. Ещё через две недели она устроилась в маркетинговое агентство помощником менеджера. Зарплата была небольшой, но на жизнь и аренду хватало.
Первые месяцы дались тяжело. Ирина просыпалась по ночам от кош маров, в которых снова и снова стояла с чемоданом перед маминой дверью. Иногда она прокручивала в голове диалоги, которые могла бы сказать — колкие, злые, обличающие. Но постепенно эти мысли стали посещать её реже.
Работа затягивала. Коллеги оказались доброжелательными, и вскоре Ирина почувствовала, что её ценят здесь больше, чем ценили дома. Её предложения слушали, её идеи воплощали, её старания замечали.
— Ты молодец, Ира, — сказала как-то Марина Александровна, руководитель отдела. — У тебя хорошо получается. Будешь так продолжать — через полгода на повышение пойдешь.
Эти слова согрели больше, чем все ожидания теплого приема в родительском доме.
Постепенно пришло осознание: она больше не нуждается в одобрении Тамары Васильевны. Не расстраивается от сравнений со Светой. Её ценность не определяется тем, считают ли её «перспективной» родители.
Настоящая независимость, поняла Ирина, начинается не с денег, а с отказа жить по чужому одобрению.
***
Прошло три года. Ирина сидела в своей небольшой, но уютной съёмной квартире, которую теперь снимала одна. На стенах висели картины, которые она выбирала сама. На полках стояли книги, которые она хотела читать. В шкафу лежала одежда, которую она купила на заработанные деньги.
От родителей не было ни звонка, ни сообщения. Первые месяцы это причиняло боль, потом стало частью реальности. Она перестала ждать.
Телефон зазвонил в субботний вечер. На экране высветилось: «Мама».
Ирина застыла. Сердце заколотилось так, словно она снова стояла на родительском пороге. Палец дрогнул над зелёной кнопкой. Она глубоко вдохнула и ответила:
— Алло.
— Ирочка… Привет… — голос Тамары Васильевны звучал встревоженно, натянуто. — Как ты?
— Нормально, — коротко ответила Ирина.
— Ириш, нам тут помощь нужна. У отца операция, а я одна не справляюсь. Ты бы не могла приехать?
Ирина молчала, пытаясь осознать услышанное. Три года тишины — и вдруг звонок с просьбой о помощи. Не с извинениями, не с желанием узнать, как она живёт, а с просьбой.
— А Света где? — спокойно спросила она.
Пауза.
— Ну… У неё свои дела… Занята… Она недавно замуж вышла, они с мужем в отпуск уехали. Мы думали, ты всё-таки…
— Обратитесь к Свете, — голос Ирины оставался ровным. — Она же у вас — всё.
— Ириш, ну что ты начинаешь? Дело серьёзное! Отец болеет!
— Я сочувствую и желаю папе скорейшего выздоровления. Но приехать не смогу.
— Но почему? — в голосе матери звучало искреннее недоумение.
— Потому что три года назад вы дали понять, что мне нет места в вашей квартире и в вашей жизни. У меня теперь своя жизнь, свои обязательства. Я не могу всё бросить.
— Ириш…
— Извини, мне пора. До свидания.
Ирина нажала на красную кнопку и положила телефон на стол. Руки не дрожали. Голос не срывался. Впервые она разговаривала с матерью на равных — не умоляя о внимании, не пытаясь заслужить любовь.
Странно, но ни капли вины она не чувствовала. Три года назад она пришла к ним — голодная, уставшая, нуждающаяся в поддержке. Они закрыли дверь перед её носом. Сегодня они постучались к ней — и она имела полное право решать, открывать ли.
Конечно, отца было жаль. Но ведь он тоже никогда не вставал на её сторону. Никогда не защищал, когда мать сравнивала её со Светой. Никогда не звонил после её отъезда.
В конце концов, думала Ирина, настоящая семья — это не обязательно те, кто дал тебе жизнь. Иногда это те, кого ты выбираешь сам. А иногда — это ты сам, научившийся быть опорой для себя.
И этого достаточно.
